8

8

В Гатчину Нина Михайловна вернулась летом 1945 г.: «Через два дня отправилась отмечаться в милицию. И задержалась там на 10 лет. Меня сразу арестовали и отвезли в Ленинград в серое здание на Литейном. За что посадили, не помню…

Зато помню моего следователя, поляка но фамилии Куксинский. Это был очень жестокий человек. на допросы вызывал ночью. Пока одного допрашивал, я стояла, прижавшись лбом к стенке, руки держала но швам. В таком положении сильно отекали ноги. Я падала на колени, а Куксинский орал: «Встать, стоять». И приставлял к затылку пистолет.

Мог схватить меня за волосы и с размаху бить лицом об стену. Потом отводил меня обратно в камеру и пристегивал наручниками к трубе, чтобы я не смогла сесть. на пятые сутки от отсутствия сна я теряла сознание. Так, под пытками, я признала себя изменницей Родины и подписала все необходимые бумаги

А ещё следователь постоянно спрашивал: “Почему тебя немцы после портрета Гитлера отпустили? Почему не расстреляли после побега?”.

Ну откуда я знаю, почему меня не убили? Почему я жива осталась?

В ноябре 45-го состоялся суд. Мне впаяли 20 лет каторжных работ по статье 58 часть 1 (измена Родине) и 10 лет — за контрреволюционную агитацию и пропаганду. После того как приговор зачитали, мне дали последнее слово. А у меня, дуры, с языка сорвалось: “Спасибо дорогому Сталину за счастливое детство и юность”. И меня сразу упекли в Кресты. А через неделю пошали по этапу…»

В пересыльно-фильтрационном лагере в Германии, до отправки на родину, Нина Михайловна, равно как и другие репатрианты, не имеющие документов, проходили проверку на предмет установления личности, а также выяснения, каким образом они попали в Германию. В период опросов офицеры-чекисты, просматривая опросные листы, незаметно для опрашиваемых должны были подчеркнуть чернилами всё, что не соответствовало действительности или вызывало сомнения, а на нолях против этих строк поставить вопросительные знаки. Затруднений в установлении личности не возникало только в тех случаях, когда у репатриантов имелись документы или когда достоверность их показаний мог подтвердить еще кто-нибудь из соотечественников, с кем находился в лагере или отбывал рабство. Опросные листы на перемещенных и освобожденных из лагерей гражданских лиц с пометкой «Нуждается в проверке» затем отправляли к дознавателям, которые проводили более детальный опрос. Дознаватели вели следственные дела. А кроме этого, в процессе углубленного опроса они вычисляли подозреваемых лиц. В этом им помогали доносы о предателях, поступавшие от самих репатриантов.

По окончании следствия дознаватели или выдавали фильтрационную справку и отправляли на родину с припиской прохождения дополнительной проверки но месту прибытия, или передавали оперативникам в отдел контрразведки для спецпроверки.

Все анкеты репатриантов отправлялись по местам их жительства, где они должны были их еще раз заполнить. Только после этого документы сравнивались, и лишь затем выявлялись разночтения, расхождения и противоречия. И вот тогда-то подозрительные лица арестовывались.

Именно так и произошло с Ниной Михайловной. В ее анкетах нашлись и разночтения, и расхождения, и противоречия. Об этом можно судить даже но ее поздним воспоминаниям. Они присутствуют и там.

В своем рассказе И. Обрезаненко Нина Михайловна поведала и том, что было после Крестов:

« — А мне терять было нечего, — сверкает тазами старушка. — Отправили меня на каторгу — сначала в Находку, потом — в Магадан. С урками сидела. Натерпелась от них. А потом работала на рудниках в женском лагере “Кармен” в посёлке Усть-Омчук. Провела там без двух месяцев десять лет.

Вскоре после смерти Сталина её освободили. Она не сразу приехала в Ленинград. Жила на поселении ещё несколько лет. Там встретила своего мужа — Павла Осипова. Фронтовик, кавалер орденов Красной Звезды, Славы… попал в лагерь, будучи обвинённым в воровстве зерна: он работал начальником фермы в Мичуринске. “Если будет делать предложение, не задумываясь, выходи!” — предупредили Нину товарки. Так она и поступила:

“Куда-то надо было голову преклонить”. К тому времени ей исполнилось 35 лет. В 36 родился первый сын. Семья жила в Гатчине все эти годы.

— Мы с ним хорошо жили, — вспоминает Нина Михайловна мужа, который умер двадцать лет назад от военных ран. — Я работала сначала в яслях, потом кондуктором в автобусе».

А вот из рассказа батюшке:

«…В марте 53-го умер Сталин. С меня сняли номера. И я снова обрела фамилию. Правда, освободили меня только осенью 54-го года. Помню, меня вызвал начальник и говорит: “В лагерь пришла телеграмма — срочно освободить”.

(Муж) Паша работал в Магадане на электростанции, а я устроилась уборщицей в баню, потом меня перевели гладильщицей. В 56-м году у нас родился сын Леня, через три года появился Саша. На Гатчину я вернулась в 1960 году. Первое время работала в яслях, потом устроилась на водоочистительный завод лаборанткой, перед пенсией трудилась в Госстрахе…»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.