8

8

Изобличению Антонины Макаровой-Гинзбург во многом поспособствовало элементарное везение. Л. Селицкая в своём материале прослеживает эту нить:

«Одним из проявлений этого феномена было то, что московскому жителю по фамилии Панфилов (Парфёнов здесь и далее.) в 1976 году пришлось срочно собираться в заграничный вояж. Будучи человеком дисциплинированным, он по всем тогдашним правилам заполнил полагавшуюся пространную анкету, не пропустив в перечислении ни одного из родственников. Вот тут-то и выплыла загадочная деталь: все братья-сёстры его — Панфиловы, а одна почему-то Макарова. Каким, простите за каламбур, макаром так получилось? Гражданина Панфилова вызвали в ОВИР для дополнительных объяснений, при которых присутствовали и заинтересованные люди в штатском. Панфилов поведал о живущей в Белоруссии сестре Антонине.

Как обстояло дело дальше, я расскажу языком документов, любезно предоставленных мне Натальей Макаровой, референтом пресс-группы УКГБ по Витебской области. Итак, “Справка о мероприятиях по розыску “Садистки”.

“В декабре 1976 года Гинзбург B.C. выезжал в г. Москву к брату жены полковнику Советской Армии Панфилову. Настораживало, что брат носил не одинаковую фамилию с женой Гинзбурга. Собранные данные послужили основанием к заведению в феврале 1977 года на Гинзбург (Макарову) А.М. дела проверки “Садистка”. При проверке Панфилова было выяснено, что Гинзбург А.М., как указал её брат в своей автобиографии, в период войны находилась в плену у немцев. Проверка показала также, что она имеет большое сходство с ранее разыскивавшейся УКГБ но Брянской области Макаровой Антониной Макаровой, 1920 — 1922 г.р., уроженкой Московской области, бывшей медсестрой Советской Армии, объявлявшейся во всесоюзный розыск. Розыск её был прекращён УКГБ по Брянской области в связи с малым объёмом необходимых для активных мероприятий данных и смертью (якобы расстреляна немцами в числе других женщин, больных венерической болезнью). Группа больных женщин действительно была расстреляна, но Гинзбург (А. Макарову. — Авт.) немцы увезли с собой в Калининградскую область, где она и осталась после бегства оккупантов”.

Как видим из справки, времени от времени руки опускались даже у самых неутомимых оперативников, ведущих поиск неуловимой Тоньки. Правда, он тут же возобновлялся, стоило лишь открыться новым фактам в затянувшейся на 33 года истории, что и позволяет говорить о непрерывности поиска. А странные факты по делу Макаровой в 1976 году уже начали сыпаться как из рога изобилия. Контекстуально, по совокупности, так сказать, странные.

Они знали её в лицо. С учётом возникших в деле коллизий следователи решили провести с ней “зашифрованную беседу” в райвоенкомате. Вместе с Макаровой сюда же были приглашены и ещё несколько женщин, участниц Великой Отечественной войны. Разговор был об участии в боевых действиях якобы для будущих наградных дел. Фронтовички охотно вспоминали. Макарова-Гинзбург при этой беседе явно растерялась: не могла вспомнить ни командира батальона, ни сослуживцев, хотя в её военном билете указано, что 422-м санитарном батальоне провоевала с 1941 по 1944 год включительно. Далее в справке записано:

“Проверка по учетам военно-медицинского музея в г. Ленинграде показала, что Гинзбург (Макарова) А.М. в 422-м санитарном батальоне не служила. Однако неполную пенсию, куда входила и служба в рядах Советской Армии в период войны, она получала, продолжая работать старшим контролёром ОТК швейного цеха Лепельского деревообрабатывающего объединения”. Подобная “забывчивость” уже больше похожа не на странность, а, скорее, на реальную улику».

Незнание Гинзбург-Макаровой объясняется весьма просто. 422-й медико-санитарный батальон входил в состав 339-й стрелковой дивизии, которая была сформирована в сентябре 1941 г. в Северо-Кавказском военном округе в основном из уроженцев Ростовской области. В октябре дивизия вступила в бой на правом берегу реки Миус. Гинзбург-Макарова в это время находилась в вяземском окружении. А когда Антонина Макаровна работала палачом в селе Локоть, 339-я сд воевала в предгорьях Кавказа, принимала участие в освобождении Кубани и Таманского полуострова, а также в керченско-эльтигенском десанте. Словом, все это было не просто далеко, но и абсолютно ей неизвестно.

«Но любая догадка требует подтверждения, — продолжает Л. Селицкая. — Теперь следователям предстояло или получить такие подтверждения, или, наоборот, опровергнуть собственную версию. Для этого следовало показать свой объект интереса живым свидетелям преступлений Тоньки-пулемётчицы. Устроить, что называется, очную ставку — правда, в достаточно деликатном виде.

В Лепель стали тайком привозить тех, кто мог опознать женщину-палача из Локтя. Понятно, делать это приходилось очень осторожно — чтобы не поставить под удар в случае отрицательного результата репутацию уважаемой в городе “фронтовички и отличной труженицы”. То есть знать о том, что идёт процесс опознания, могла лишь одна сторона — опознающая. Подозреваемая же ни о чем не должна была догадываться.

Дальнейшая работа по делу, если говорить сухим языком вес той же “Справки о мероприятиях по розыску “Садистки”, проводилась в контакте с УКГБ но Брянской области. 24 августа 1977 года было проведено повторное опознание Гинзбург (Макаровой) прибывшими в Лепель из Брянской области Пелагеей Комаровой и Ольгой Паниной. У первой Тонька снимала осенью 1941 года в деревне Красный Колодец угол (помните рассказ о походе в Локоть за солью?), а вторая в начале 1943 года была брошена немцами в Локотскую тюрьму. Обе женщины безоговорочно признали в Антонине Гинзбург Тоньку-пулеметчицу. (…)

Правда жизни состоит в том, что 2 июня 1978 года Гинзбург (Макарову) в очередной раз опознала приехавшая из Ленинградской области женщина, бывшая сожительница начальника Локотской тюрьмы. После чего уважаемая гражданка Лепеля Антонина Макарова и была остановлена на улице вежливыми людьми в штатском».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.