Глава 12. ДЕВУШКИ ИЗ НАГАСАКИ

Глава 12.

ДЕВУШКИ ИЗ НАГАСАКИ

В ходе Крымской войны русским пришлось эвакуировать порт Петропавловск-Камчатский, который затем был полностью разорен англо-французской эскадрой.

Интересы империи потребовали резкого усиления военного присутствия на Дальнем Востоке и в Тихом океане.

8 июля 1857 г. из Кронштадта на Тихий океан ушел фрегат «Аскольд» под командованием флигель-адъютанта Унковского.

Вечером 18 июля 1858 г. в 58 милях от Шанхая фрегат «Аскольд» был настигнут сильнейшим ураганом. Ураган длился ровно сутки. Утром 20 июля экипаж приступил к восстановлению судна. Рангоут был сломан. Открылась сильная течь. Две мощные помпы с трудом удерживали уровень воды в трюме на высоте 11 дюймов (23 см).

В японском порту Нагасаки фрегат «Аскольд» прошел почти 10-месячный ремонт. На корабле началась эпидемия холеры. Четверо матросов умерли и были похоронены на берегу. По другим сведениям, умерло 13 человек. Заболевших моряков Унковский свез на берег, а японцы устроили там лазарет в местном храме. Затем и вся команда была переведена на берег, где все отдохнули и поправились. Унковский докладывал: «Благодатный нагасакский климат в продолжение одного месяца послужил благотворным средством к прекращению пагубной болезни. Устроенная русская паровая баня, при отличных климатических условиях, послужила благодетельным средством к восстановлению сил, утраченных людьми в трудном плавании в продолжение лета». Ну а корабль прошел в Нагасаки капитальный ремонт.

17 сентября 1859 г. фрегат «Аскольд» покинул Дальний Восток и 10 мая 1860 г. прибыл в Кронштадт.

Фрегат «Аскольд» был «первой ласточкой», отправленной на Тихий океан. А за ним на Дальний Восток отправились несколько отрядов русских кораблей. 19 сентября 1857 г. из Кронштадта на Тихий океан впервые в истории российского флота пошла целая эскадра под командованием капитана 1-го ранга Д.Н. Кузнецова. Она получила название 1-го Амурского отряда, в составе которого были корветы «Воевода», «Новик», «Боярин» и клипера «Джигит», «Пластун» и «Стрелок». Российско-американская компания предоставила для них судно снабжения — транспорт «Николай I».

В июле 1858 г. из Кронштадта на Тихий океан отправился второй Амурский отряд под командованием капитана 1-го ранга А.А. Попова. В его составе были корветы «Рында», «Гридень» и клипер «Опричник».

Почти через год, в конце августа 1859 г., на Тихий океан отправятся из Кронштадта новый отряд: корвет «Посадник» и клипера «Наездник» и «Разбойник». Причем, чтобы быстрей дойти до места, им было приказано идти раздельно. Впрочем, это, видимо, была формальная причина, а на самом деле это затрудняло слежение за ними британских кораблей.

11 апреля 1860 г. транспорт «Японец» бросил якорь в Новгородской гавани залива Посьет. На следующий день Лихачев осмотрел бухту и объявил ее территорией Российской империи. Собственной властью он распорядился основать пост в бухте

Новгородская и оставил там команду численностью в 21 человек под командованием лейтенанта П.Н. Назимова, которому дал специальную инструкцию. Там говорилось, что в случае появления иностранных судов надлежит поднимать русский флаг и объяснять их командирам, что бухта Новгородская и залив Посьет являются собственностью России.

Объявив район залива Посьет русской территорией, И.Ф. Лихачев рисковал лишиться чина, пенсии, а то и попасть под суд. Однако генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич, узнав о случившемся, лично написал Лихачеву: «Ты совершенный молодец, и я обнимаю тебя мысленно от всей души!.. Все письма твои я давал читать государю, и он в высшей степени доволен твоей распорядительностью и находчивостью…»

С 1859 г. русский посланник генерал-майор Н.П. Игнатьев вел трудные переговоры в столице Китая о территориальном разделении земель. Правительство богдыхана упорствовало, и Александр II решил послать в Печилийский залив эскадру с целью демонстрации Китаю серьезных намерений Российской империи, да и англичан попугать, что наши «не лыком шиты».

В связи с этим фрегат «Светлана», находившийся в Тулоне, получил секретный приказ и 7 февраля 1860 г. срочно отправился на Тихий океан. 7 мая 1860 г. фрегат прибыл в Сингапур, где его ждали клипера «Посадник» и «Наездник». Спустя 10 дней «Светлана», ведя на буксире оба клипера, вышла из Сингапура. Это было сделано для сбережения запасов угля на клиперах, куда меньших, чем на фрегате. 2 июня 1860 г. «Светлана» и клипера соединились с эскадрой Лихачева.

Кроме того, еще осенью 1859 г. из Кронштадта на Дальний Восток вышел отряд судов в составе корветов «Рында», «Новик» и клипера «Пластун». А в 1860 г. на Дальний Восток отправили корвет «Калевала», клипера «Абрек» и «Гайдамак», а также канонерскую лодку «Морж». Все суда шли раздельно. Замечу, что на «Калевале» впервые отправился в плавание семнадцатилетний кадет Морского корпуса Костя Станюкович, впоследствии знаменитый писатель.

Летом 1860 г. в Печилийском заливе у порта Таку, от которого до Пекина 150 верст, стояла эскадра в составе фрегата «Светлана», корвета «Посадник», клиперов «Джигит», «Разбойник» и «Наездник», а также транспорта «Японец».

Эскадра у ворот Пекина оказалась весьма кстати, а посланник даже приезжал 20 мая на «Джигит» советоваться с Лихачевым. Китайская сторона стала податливее, и 2 октября 1860 г. был заключен Пекинский договор, по которому неразграниченные ранее территории отошли к России.

Замечу, что речь шла не о территориях, заселенных китайцами, а о не разделенных между двумя государствами землях. Территории, официально присоединенные к России в 1858—1860 гг., были малонаселенными. Там жили негидальцы и ряд других малых народов. Никаких китайцев в этих краях не было.

Так 145 лет назад сформировались современные границы между Россией и Китаем по рекам Амуру и Уссури. Все побережье Приморья до границы с Кореей стало русским.

20 июня 1860 г. 28 солдат и 2 унтер-офицера 3-й роты 4-го линейного батальона Восточной Сибири, под командованием прапорщика Н.В. Комарова высадившиеся в первой половине дня на северный берег бухты Золотой Рог с винтового транспорта «Маньчжур» (командир капитан-лейтенант А.К. Шефнер), поставили на нем палатки и основали пост Владивосток. Расположение поста было выбрано с таким расчетом, чтобы с него всегда был виден вход из пролива Босфор Восточный в бухту Золотой Рог.

Ну а в марте 1861 г. началось строительство первой пристани будущего порта Владивосток.

Но, увы, условия базирования отрядов кораблей Балтийского флота на Дальнем Востоке и судов Сибирской флотилии были крайне неудовлетворительные.

Охотский порт был упразднен в 1850 г. Как уже говорилось, порт в Петропавловске на Камчатке перестал существовать еще в 1855 г. Постепенно Петропавловск-Камчатский начал восстанавливаться. Однако из-за своего географического положения ни Охотск, ни Петропавловск-Камчатский во второй половине XIX века не подходили в качестве военно-морской базы.

В 1855—1856 гг. был основан Николаевский пост. Там в 1858/1859 г. зимовали корветы «Новик» и «Боярин», в 1859/1860 г. — «Воевода» и «Боярин», а в 1860/1861 г. — клипер «Стрелою).

В 1860/1861 г. во Владивостокском посту зимовал корвет «Гридень».

Но, увы, в обоих портах не было инфраструктуры для ремонта кораблей и отдыха экипажа. 6 января 1862 г. на скотный двор Владивостокского поста залез тигр и задрал трех лошадей, а 14 сентября купец 3-й гильдии Яков Семенов и лейтенант Меншук застрелили тигра на территории Владивостокского поста.

Ну а главное, оба порта замерзали и длительный срок не имели выхода в открытый океан.

Поэтому русские политики и адмиралы лихорадочно искали незамерзающий порт для наших кораблей. Причем чем южнее, тем лучше. И дело, естественно, было не в климате, а в близости к Китаю и британским торговым коммуникациям. Один из таких портов мог быть построен на острове… Цусима в одноименном проливе. Самое интересное, что на сей остров уже претендовали «просвещенные мореплаватели».

В 1855 г. английское судно «Сарацин» произвело гидрографическую съемку островов Цусимы. Японский историк Синтаро Накамура в книге «Японцы и русские» писал: «Английский консул в Хакодате в "Памятной записке" сообщил: "Для нас срочной необходимостью является захват Цусимы и превращение ее в остров Перим" (английская военно-морская база на юге Красного моря). Еще в 1859 г. капитан английского корабля Уорд, придя в гавань Имосаки, потребовал открытия портов Цусимы для английских судов. Тогда же произошло столкновение между англичанами и местными жителями, в результате которого было убито и ранено несколько японских чиновников. Вскоре разнесся слух о том, что Англия и Франция имеют план захвата Цусимы…»[81]

Об этих событиях стало известно командиру русской эскадры на Тихом океане И.Ф. Лихачеву. 4 апреля 1860 г. он записал в своем дневнике: «По слухам… англичане имеют виды на этот остров… мы должны там их предупредить».

Хорошо понимая значение Цусимского пролива, Лихачев отправил докладные записки, адресованные главе Морского ведомства генерал-адмиралу великому князю Константину Николаевичу и управляющему Морским министерством адмиралу Н.К. Краббе с предложением опередить англичан и создать на Цусиме «военно-морскую станцию». Тогда Россия получила бы незамерзающий порт на Тихом океане, который, «как часовой на страже», стоял бы посредине Корейского пролива.

Глава Министерства иностранных дел России A.M. Горчаков в те годы панически боялся конфликта с Англией и Францией, хотя после Итальянской войны 1859 г. обстановка в Европе начала кардинально меняться, и европейские страны не только не собирались образовывать коалиции против России, как это было в 1855—1856 гг., а наоборот, всеми правдами и неправдами стремились заполучить ее в союзники в преддверии предстоящих войн за передел европейских границ. Поэтому Горчаков настоял на отклонении проекта Лихачева. 26 июля 1860 г. генерал-адмирал сообщил Лихачеву об этом решении и одновременно предложил «под его личную ответственность» попытаться заключить частную сделку с главой княжества Цусима относительно аренды участка земли для морской станции, если это не вызовет протеста центрального правительства Японии и вмешательства западных держав.

20 февраля 1861 г. по приказанию Лихачева на острова Цусима из Хакодате вышел корвет «Посадник» под командованием капитан-лейтенанта Н.А. Бирилева. 1 марта корвет бросил якорь вблизи деревни Осаки в западной части бухты Татамура (ныне залив Асо).

Главой княжества Цусима в то время был Мунэ Ёсиёри. О приходе русских он немедленно сообщил правительству бакуфу, но указаний от него долго не приходило. Главой совета старейшин бакуфу был Андо Нобумаса, а правительство при нем проводило нетвердый внешнеполитический курс, руководствуясь в основном принципом «как бы чего не вышло».

По прибытии в Цусиму Бирилев заявил, что он хотел бы вручить главе княжества послание русского императора в связи с готовящимся нападением англичан и обязательно встретиться с ним. Стремясь не обострять отношений с русскими, Мунэ Ёсиёри направил Бирилеву один то (18,039 литра) сакэ и двадцать куриц. Бирилев в качестве ответного дара передал ружье, бинокль и европейское вино.

Бирилев добился разрешения Мунэ Ёсиёри на обследование бухты Имоскака, куда корвет перешел 2 апреля. На следующий день команда сошла на берег, где была поставлена палатка и на флагштоке поднят русский флаг. Русские офицеры во главе с Бирилевым осмотрели берег и выбрали место, удобное для постройки склада и лазарета, а также ремонта корвета, поскольку необходимо было заменить фок-мачту и сделать понтоны для осмотра кормовой части корабля и дейдвудной трубы. Японские чиновники выделили в помощь русским матросам пятнадцать плотников и снабдили команду продовольствием. При входе с запада в бухту Татамура на скалистом островке Уси русские моряки установили сигнальный пост.

Лихачев дважды — 27 марта на клипере «Опричник» и 16 апреля на фрегате «Светлана» — посетил Цусиму и остался доволен действиями командира «Посадника». Бирилев в рапорте Лихачеву отметил дружелюбное отношение местного населения к русским. При рубке леса японцы указывали на лучшие деревья и помогали доставлять бревна. Очень им понравилась русская песня «Дубинушка». В начале апреля русские моряки и японские плотники приступили к строительству зданий морской станции. Предстояло построить коттедж для командира, больницы, бани, шлюпочные и угольные сараи и другие постройки. Во время отлива «заложили пристань в 20 футов ширины».

Мунэ Ёсиёри моряки подарили пару малокалиберных пушек из вооружения гребных судов. Для обучения японских мальчиков русскому языку на Цусиме была организована школа. Бирилев рапортовал, что «дружба царствовала во свей силе».

Однако, как явствует из японских источников, картина была несколько иной. 12 апреля, когда русские матросы начали высадку на берег, жители деревни по инициативе крестьянина Ясугоро попытались воспрепятствовать этому. Ясугоро был убит, двоих японцев русские взяли в плен, а остальные жители деревни разбежались. Волнение охватило весь остров, сложилась напряженная ситуация. Это событие встревожило Мунэ Ёсиёри, но он успокаивал жителей, говоря, что «это дело государственное, и следует обратиться по этому поводу к правительству бакуфу, мы направим туда гонца. Поскольку решается судьба дома Мунэ,

прошу проявить преданность, чтобы не запятнать имени дома». Как видим, японские местные власти вели двойную игру.

В мае в Цусиму приехал наконец уполномоченный правительства бакуфу Огури Тадамаса. Между ним и Бирилевым состоялась встреча. Огури вежливо потребовал ухода русских, но Бирилев отклонил требование и заявил, что «без приказа начальства из Цусимы ни за что не уйдет». Огури, напрасно прождав 13 дней, покинул Цусиму. Во время беседы Огури вручил Бирилеву документ, разрешающий встречу с главой княжества.

В конце концов Бирилев сумел договориться с главным советником князя Мураока Ооми и губернатором острова Нии Моготииро. Участники совещания подготовили проект, где, между прочим, говорилось: «Князь Тсусимский вполне желает принять покровительство России во всех отношениях, во исполнение чего если Русское Правительство признает нужным держать здесь суда, то мы согласны охотно на это, и место от Хироуры до Имосаки включительно и по указанную черту отдать в распоряжение русских судов и под защиту их всю бухту Татамура, то есть от Усисима до Обунокоси. С другими нациями никакого дела иметь не будем.

Мы просим Русское Правительство снабдить нас сколько будет можно новейшими огнестрельными оружиями, а также и просим русских обучать наших молодых офицеров новейшему военному делу… просим русских не нарушать наших древних обычаев и не стараться вскоренять их веру… Но все это мы можем выполнить только тогда, если не будет к тому препятствий со стороны нашего Правительства в Эдо» (Токио).

Однако центральное правительство Японии решительно выступило против присутствия русских. Оно дало указание губернатору Хакодате Мурагаки Авадзи вступить в переговоры с русским консулом И.А. Гошкевичем о «принятии надлежащих мер с тем, чтобы немедленно удалить русский военный корабль из Цусимы». Параллельно правительство бакуфу обратилось за посредничеством к английскому посланнику Олкоку, который в середине августа 1861 г. отправил на Цусиму своего секретаря Олифанта с отрядом из двух кораблей под командованием вице-адмирала Хоупа. Последний незамедлительно послал письма на имя Лихачева, где требовал удаления русского корабля.

В это же время Лихачев, находившийся во Владивостоке, получил письма от Гошкевича. Он сразу же решил отозвать Бирилева и с этим приказом направил на Цусиму «Опричник», о чем и сообщил в письме Гошкевичу в Хакодате.

7 сентября 1861 г. Бирилев на корвете «Посадник» покинул Цусиму. Однако там остался «Опричник», а через некоторое время пришел и клипер «Абрек». Но в конце сентября обоим клиперам также пришлось уйти с Цусимских островов.

Министерство иностранных дел России предписало консулу Гошкевичу разъяснить правительству бакуфу, что военно-морская стоянка на Цусиме была основана Лихачевым и Бирилевым без санкции русского правительства. Японское правительство выразило удовлетворение этим объяснением, и на этом инцидент был исчерпан.

Впоследствии адмирал Лихачев писал: «Одного только мы, может быть, достигли: не дали Англии захватить этот остров». Намерения англичан подтвердили результаты беседы A.M. Горчакова с британским послом лордом Нэпиром, который в ответ на просьбу русского министра иностранных дел дать обещание, что Англия «никогда не завладеет Цусимою», уклонился от ответа.

Поэтому нашим кораблям приходилось часто заходить в порты Японии — в Иокогаму и особенно в Нагасаки. Так, 10 января 1865 г. в Нагасаки зашел корвет «Варяг», где его ждал корвет «Богатырь». Кстати, на борту «Варяга» находился кадет Николаевского штурманского училища Степан Макаров, будущий знаменитый адмирал. Лишь 13 апреля 1865 г. «Варяг» покинул гостеприимный Нагасаки.

19 апреля 1866 г. «Варяг» пришел в Иокогаму, где отремонтировал винтовую раму. На время ремонта с него сняли три орудия и временно оставили их на берегу, чтобы позднее вернуться и забрать их. Но этого не случилось, и пушки до сих пор, почти 150 лет, находятся в Иокогаме. Теперь они установлены на пьедесталы в порту.

26 апреля 1865 г., приняв 59,5 тонн угля, «Варяг» ушел в Хакодате. 10 мая он пришел в залив Посьета, а оттуда — во Владивосток.

5 сентября «Варяг» и «Богатырь» пришли в Нагасаки, где пробыли до 30 сентября и пошли в Гонконг.

«Богатырь» 12 октября 1865 г. ушел на Балтику, а «Варяг» 18 февраля 1866 г. вновь зашел в Нагасаки. С перерывом «Варяг» находился в Нагасаки до 5 ноября 1866 г., а затем отправился в Кронштадт.

Как видим, Нагасаки становится неофициальной базой русских военных кораблей. В конце 1871 г. русское Морское ведомство связывает Нагасаки подводным телеграфным кабелем с портом Владивосток.

А между тем корвет «Боярин» в 1870 г. прошел тимберовку в мастерских Кронштадтского порта, а затем вернулся на Дальний Восток. В ноябре 1873 г. «Богатырь» провел ремонт котлов в Нагасаки. А в декабре того же года на ремонт в Нагасаки прибыл военный транспорт «Японец».

25 апреля (7 мая) 1875 г. министры иностранных дел России и Японии Александр Горчаков и Эномото Таксаки подписали в Петербурге договор о передаче России спорной с Японией территории Южного Сахалина, а Россия отдавала Японии Курильские острова.

Почему же в 1875 г. Россия, обладая в ту пору огромным превосходством на море (Япония практически не имела военного флота), согласилась отдать японцам все Курильские острова? Основных причин было две. Во-первых, Россия готовилась к войне с Турцией и не исключала при этом конфликта с Англией. Соответственно, Россия хотела обезопасить свои дальневосточные рубежи. Во-вторых, промышленная эксплуатация Курильских островов, по мнению царских чиновников, не сулила больших выгод. Русских рыбаков там было очень мало. Для земледелия острова вообще были непригодны. Военного значения Курильская гряда протяженностью в 1200 верст, по мнению Морского ведомства, практически не имела.

Была и еще одна причина уступки Курильских островов. В Петербургском договоре 1875 г. ни слова не говорилось о порте Нагасаки, но стороны устно договорились о расширении использования порта в интересах ВМФ России.

В сентябре 1877 г. клипер «Абрек» вывез с островов Уруп, Симушира и Шусима в Петропавловск-Камчатский 83 подданных России.

Уже в июле 1875 г. управляющий Морским министерством предписал начальнику отряда судов Тихого океана контр-адмиралу О.П. Пузино заключить контракт с японским землевладельцем Сигой о десятилетней аренде участка земли, на котором, «не выходя их ассигнованной суммы, предполагалось установить и оборудовать баню, лазарет, шлюпочный сарай и кузницу».

Замечу, что в сентябре 1879 г. в Нагасаки стояли корвет «Баян», клипер «Гайдамак» и канонерская лодка «Соболь».

30 августа 1880 г. в Нагасаки на рейсовом пассажирском пароходе прибыл известный русский писатель и публицист Всеволод Крестовский, назначенный управляющим Морским министерством на должность секретаря для военно-сухопутных сношений «при главном начальнике русских морских сил в Тихом океане».

Крестовский писал: «В два с половиной часа пополудни пароход бросил якорь. На рейде, по соседству, стояли японский и английский военные корветы, а из русских судов крейсеры: "Азия" под контр-адмиральским флагом и "Африка", иллюминированные флагами по случаю тезоименитства государя»[82].

Крестовский с двумя офицерами, переодевшись в гражданское, отъехал на берег: «Едва прошли мы сотню шагов по набережной канала, впадающего в бухту, как вдруг слышим — раздаются знакомые звуки. Несколько голосов распевают какую-то русскую песню, которая невпопад мешается со звуками шарманки, наигрывающей тоже что-то русское. Вслушиваемся, что такое? Батюшки, да это несомненный "Камаринский"! Но какими же судьбами попал он, сердечный, в Нагасаки?.. Подходим ближе, вывеска, и на ней крупными буквами надпись: "Сантк-Петербургский трактир". Из этого трактира в раскрытые настежь большие широкие окна несутся звуки "Камаринского". Десятка два наших матросов, разбившись на группы, сидят вокруг столиков, а несколько человек из них же, обнявшись друг с другом, как "кавалер с дамой", топчутся посередине комнаты, выплясывая нечто вроде вальса…

Хозяин словно каким-то собачьим нюхом почуял в нас русских и поэтому сразу на русском языке любезно приветствовал с благополучным прибытием: но уже один акцент, не говоря о физиономии, не оставил никаких сомнений насчет семитического происхождения этого джентльмена. С первого же слова он поспешил заявить, что он "з Россия, з Одестру".

— Но какими же судьбами попали вы в Нагасаки?

— Так уже мине Бог дал… Штоби быть приятным русшким матросам»[83].

31 августа флагманский доктор B.C. Кудрин пригласил Крестовского посетить вместе с ним русский госпиталь, расположенный в предместье Иноса, а заодно посмотреть и саму Иносу, которая у всех иностранцев давно уже была известна под названием «русской деревни».

Вновь предоставлю слово Крестовскому, чтобы читатель оценил колорит «русской деревни»:

«Иноса лежит против города, на северо-западной стороне Нагасакской бухты, недалеко от ее пяты. Расположена эта деревня по берегу и на скалистых взгорьях западных холмов, так что пробираться от домика к домику нередко приходится разными закоулками, по каменным ступеням, мимо бетонных заборов и скалистых глыб серого и красного гранита, но всегда среди самой разнообразной растительности. Здесь наше правительство уже несколько лет арендует у местного жителя, господина Сига, участок земли, на котором построены у нас шлюпочный сарай, поделочные мастерские и небольшой госпиталь для своих моряков. Последний помещается в двух японских домах, переделанных и приспособленных, насколько было возможно, к госпитальным требованиям руками наших матросов, под руководством командиров и судовых врачей. Госпиталь, конечно, маленький, но по мирному времени больше, пожалуй, и не требуется…

…Пошли побродить по Иносе, посмотреть, какая она такая. Ничего, деревня как деревня: ступенчатая дорога ведет легким подъемом в гору, образуя улицу, по бокам которой ютятся деревянные, большею частью одноэтажные домишки с открытыми легкими галерейками и верандочками. У лавчонок, вместо вывесок, качаются большие, продолговатые фонари, испещренные черными японскими литерами. Встречаются и русские вывески на досках с надписями: "Здесь размен денег", "Мелочная лавка" и тому подобное…

…На взгорьях разбросано несколько красивых, отдельно стоящих домиков японского стиля, около которых мелькнет иногда белая матросская фуражка офицерского "вестового". В таких домиках по большей части квартируют офицеры с русской эскадры "на семейном положении". Цена за квартиру, то есть, в сущности, за весь дом, — от 20 до 30 иен в месяц, причем домохозяева, если жильцу угодно, будут в той же цене и кормить его произведениями японской кухни.

Каждый квартирант необходимо имеет и свой собственный "экипаж", роль которого играет здесь фуне, для ежедневных сообщений с городом и судами на рейде. Фуне нанимаются тоже помесячно, обыкновенно за 30 иен, и нанятый таким образом лодочник уже во всякое время дня и ночи безусловно находится в распоряжении своего хозяина. Как бы ни засиделся офицер в городе или сколько бы ни пробыл он у себя на судне, лодочник неотлучно будет ожидать его у известной, указанной ему пристани или терпеливо качаться в своей фуне на волнах, невдалеке от левого борта судна. Это, впрочем, не представляет для него особенного неудобства, так как фуне есть не только "экипаж", но в то же время и его жилище, где под сиденьем, в ящике, да в кормовом шкафчике хранится весь необходимый ему скарбик.

Каждый из помесячных лодочников непременно сочиняет для себя свой особый флаг, под тем предлогом, чтобы хозяину приметнее была его фуне, а в сущности, ради утехи собственному самолюбию: "я, дескать, плаваю под флагом капитана такого-то", и не иначе как "капитана". Все они более или менее понимают и даже говорят несколько слов и фраз по-русски, по крайней мере, настолько, что в случае надобности можно объясниться с ними и без японского словаря.

Впрочем, знакомство с русским языком среди жителей Иносы вовсе не редкость: благодаря постоянному пребыванию на рейде русских стационеров, имеющих ежедневные сношения со "своим" берегом в Иносе, жители этой "русской деревни" уже вполне освоились с ними и в большинстве своем научились кое-как объясняться по-русски…

…На одном из холмов стоит здесь довольно большой двухэтажный дом, прозванный почему-то нашими моряками "холодным домом", хотя сам он имеет претензию называться "гостиницей «Нева»", о чем свидетельствует его вывеска. Замечательно, что эта "гостиница «Нева», с буфетом и бильярдами", содержится каким-то японским семейством исключительно для русских. А чтобы не затесался в нее какой-нибудь посетитель иной национальности, хозяева сочли за нужное прибить над входом особую доску с предупреждающими надписями по-японски, по-русски и по-английски, которые гласят, что "сюда допускаются только русские офицеры"»[84].

Увы, Крестовский из этических соображений или опасаясь царской цензуры не упомянул о том, что больше всего притягивало господ офицеров в Нагасаки. Это, говоря современным языком, секс-туризм.

Чтобы современный читатель мог понять ситуацию в Нагасаки, нужно сказать пару слов об офицерских нравах в России конца XIX века. Так, вступать в брак младшим офицерам было запрещено уставом. В Морском ведомстве исключение сделали лишь для младших офицеров, служивших в Сибирской, а позже и в Амурской флотилиях, поскольку «в местах не столь отдаленных» найти достойную невесту было практически невозможно.

Невеста должна была быть из породистой семьи, то есть из дворян, лишь в отдельных случаях делались исключения для семей интеллигенции. В свое время, изучая подшивку «Артиллерийского журнала» за 90-е гг. XIX века, я полчаса не мог понять, в чем суть скандала, когда армейский артиллерийский офицер женился на дочери мебельного фабриканта. Его за сей брак хотели выкинуть из бригады, да тут вступилась либеральная пресса.

Мало того, даже если невеста была из знатного дворянского рода, ее должны были принять в свой круг «полковые дамы» (то есть жены офицеров полка, не путать с «полковыми дамами» другого сорта). Если полковые дамы не принимали невесту или жену офицера в свой круг, то ему приходилось уходить из полка (с корабля).

Но зато в отношении неофициальных «подруг» в нашей армии и флоте в конце XIX века царил полнейший либерализм.

В заключение следует сказать, что в конце XIX века, в отличие от советского и нынешнего «демократического» времени, на русских боевых кораблях не было вертухаев-особистов, которые следили за поведением моряков.

Поэтому, сойдя на берег в Нагасаки, господа офицеры спешили не только в рестораны «Санкт-Петербург», «Кронштадт» и «Владивосток», но и в многочисленные публичные дома. Причем наиболее скромные и порядочные офицеры предпочитали вступать в брак с японками. Для этого нужно было заключить контракт с хозяйкой так называемого «чайного домика». Обычно контракт заключался на все время стоянки корабля. Женами становились 14—16-летние японские девушки. Таким образом, в течение всей стоянки капитан или мичман знал, что он в любой момент может прийти в чайный домик, где его будет ждать туземная жена, строго хранящая ему верность до самого подъема якоря корабля.

Многие офицеры все время стоянки так и жили в чайных домиках, лишь изредка появляясь на кораблях. Хозяйками чайных домиков, как правило, были японки, хотя встречались и исключения. Так, владелицей домиков в европейском стиле была Мина Рахиль Неухова-Писаревская — мещанка из Одессы.

Кто-то из моряков сложил песенку о девушках из Нагасаки с припевом:

У ней такая маленькая грудь

И губы алые, как маки.

Уходит капитан в далекий путь,

Оставив девушку из Нагасаки.

Для удобства коммерсантов обеих стран и не в последнюю очередь для наших морских офицеров компания «Мицубиси» в апреле 1886 г. организовала регулярные грузопассажирские рейсы Нагасаки — Владивосток.

Любопытно, что «русскую деревню» Иносу и ее девушек посещали не только простые офицеры, но и августейшие персоны. В 1871—1873 гг. фрегат «Светлана» совершал трехлетнее кругосветное плавание. Собственно, ничего удивительного в том не было — постоянно не менее десятка наших боевых кораблей находились в дальних плаваниях. Но на сей раз нужно было увезти из Петербурга не в меру разгулявшегося августейшего плейбоя великого князя Алексея Александровича.

Длительными запоями и беспорядочными интимными связями в семье Романовых никого не удивишь. Но Алексей, помимо всего прочего, завел серьезный роман с Александрой Жуковской — дочерью знаменитого поэта, служившей фрейлиной при его матери императрице Марии Александровне. Самое любопытное, «Сашенька» была на 8 лет старше Алексея.

Ряд историков утверждают, что в 1870 г. в Италии они вступили в тайный брак. Косвенным подтверждением служит то, что Алексей, доживший до 1909 г., имел сотни любовниц, но официально так и не женился.

Так или иначе, но лейтенанта Алексея Романова зачислили на фрегат «Светлана» и отправили в Америку. Через полтора месяца после отплытия «Светланы» в немецком городе Зальцбурге у девицы Александры Жуковской родился сын, названный Алексеем.

Фрегат «Светлана» был лучшим фрегатом российского флота. В 1870 г. он прошел тимберовку[85] в Кронштадте и взамен гладкоствольных 60-фунтовых пушек получил десять нарезных 8-дюймовых пушек обр. 1867 г. и одну 6-дюймовую пушку обр. 1867 г.

Кроме «Светланы» в состав эскадры Посьета входили корвет «Богатырь» и клипер «Абрек».

8 (20) ноября 1871 г. русская эскадра прибыла в Нью-Йорк.

И февраля 1872 г. эскадра взяла курс на Гавану. Оттуда, согласно плану, русские корабли должны были через Атлантику вернуться в Кронштадт. Но Александру II донесли, что его сын по-прежнему вспоминает о Сашеньке Жуковской. И эскадра получила приказ отправиться в кругосветное плавание по маршруту Гавана — Рио-де-Жанейро — мыс Доброй Надежды — Гонконг — Нагасаки — Владивосток.

13 октября 1872 г. фрегат бросил якорь в порту Нагасаки. На рейде его прибытия дожидались корвет «Витязь» под флагом командира свиты его императорского величества контр-адмирала Федоровского и канонерская лодка «Морж».

Великий князь Алексей пробыл в Японии до 26 ноября 1872 г., когда «Светлана» и «Витязь» взяли курс на Владивосток. Среди историков нет разногласий о посещении любвеобильным Алексеем «русской деревни». Однако деталей этих походов мемуаристы нам не оставили.

Кстати, замечу, что временные жены русских, да и других иностранных моряков не вызывали возмущения японцев.

Термином «временная жена» называли в Японии тип отношений между иностранным подданным и японской подданной, согласно которому на время пребывания иностранца в Японии он получал в пользование и содержание жену. Сами иностранцы, в частности русские офицеры, называли таких жен мусуме — от японского слова «девушка, дочь».

Любопытная история случилась с корветом «Рында». Согласно планам Морского ведомства, «Рында» должен был обследовать наши дальневосточные берега, в частности, провести топографическую съемку берегов и промер глубин в Татарском проливе. Но сей маршрут очень не понравился мичману Александру Михайловичу Романову. Он записал в своем дневнике: «Я предлагаю чудный план, чтобы нас отправили в Сан-Франциско, потом Сандвичевы, потом Таити, Новая Гвинея, Австралия, Новая Зеландия… Это надо просить прямо Алексея… Я бы устроил все это сам через адмирала начальника отряда, но дело в том, что он не может отпустить нас без разрешения свыше». (Под именем «Алексей» имеется в виду великий князь Алексей Александрович, генерал-адмирал русского флота.)

Алексей уважил кузена, и вот «Рында» вместо того, чтобы идти в Магелланов пролив, пересек Южную Атлантику и зашел на несколько дней в британский порт Кейптаун на самой оконечности африканского материка. А в Магелланов пролив отправили Степана Макарова на «Витязе». Ему пришлось обследовать

берега Приморья, Татарский пролив, пролив Лаперуза, затем он обследовал северные берега Охотского моря, Камчатки и Беринговы острова.

На «круиз» «Рынды» были подобран и соответствующий офицерский состав: лейтенанты князь М.С. Путятин и граф Н.М. Толстой; мичманы граф М.А. Апраксин и A.M. Романов.

Естественно, прибыв в 1888 г. в Нагасаки, вся эта компания рванула в Иносу. Впрочем, пусть об этом расскажет сам великий князь:

«Как только мы бросили якорь в порту Нагасаки, офицеры русского клипера "Вестник" сделали нам визит. Они восторженно рассказывали о двух годах, проведенных в Японии. Почти все они были "женаты" на японках. Браки эти не сопровождались официальными церемониями, но это не мешало им жить вместе с их туземными женами в миниатюрных домиках, похожих на изящные игрушки, с крошечными садами, карликовыми деревьями, маленькими ручейками, воздушными мостиками, микроскопическими цветами. Они утверждали, что морской министр неофициально разрешил им эти браки, так как понимал трудное положение моряков, которые на два года разлучены со своими домами…

…В то время одна вдова — японка по имени Омати-сан — содержала очень хороший ресторан в деревне Инаса вблизи Нагасаки. На нее русские моряки смотрели как на приемную мать русского военного флота. Она держала русских поваров, свободно говорила по-русски, играла на пианино и на гитаре русские песни, угощала нас крутыми яйцами с зеленым луком и свежей икрой, и вообще ей удалось создать в своем заведении атмосферу типичного русского ресторана, который с успехом мог бы занять место где-нибудь на окраинах Москвы. Но кроме кулинарии и развлечений она знакомила русских офицеров с их будущими японскими "женами". За эту услугу она не требовала никакого вознаграждения, делая это по доброте сердца. Она полагала, что должна сделать все от нее зависящее, чтобы мы привезли в Россию добрые воспоминания о японском гостеприимстве.

Офицеры "Вестника" дали в ее ресторане обед в нашу честь в присутствии своих "жен", а те, в свою очередь, привезли с собою подруг, еще свободных от брачных уз…

…Мы с любопытством наблюдали за тем, как держали себя игрушечные японочки. Они все время смеялись, принимали участие в нашем пении, но почти ничего не пили. Они представляли собой странную смесь нежности с невероятной рассудочностью. Их сородичи не только не подвергали их остракизму за связь с иностранцами, но считали их образ жизни одним из видов деятельности, открытым для их пола. Впоследствии они намеревались выйти замуж за японцев, иметь детей и вести самый буржуазный образ жизни. Пока же они были готовы разделить общество веселых иностранных офицеров, конечно, только при условии, чтобы с ними хорошо и с должным уважением обходились. Всякая попытка завести флирт с "женой" какого-нибудь офицера была бы признана нарушением существующих обычаев…

…Я часто навещал семьи моих "женатых" друзей, и мое положение холостяка становилось прямо неудобным. "Жены" не могли понять, почему этот молодой "самурай" — им объяснили, что "самурай" означало по-русски "великий князь" — проводит вечера у чужого очага вместо того, чтобы создать свой собственный уютный дом. И когда я снимал при входе в их картонные домики обувь, чтобы не запачкать на диво вычищенных полов, и входил в одних носках в гостиную, недоверчивая улыбка на ярко накрашенных губах хозяйки встречала меня. "По всей вероятности, этот удивительно высокий самурай хотел испытать верность японских «жен». Или же, быть может, он был слишком скуп, чтобы содержать «жену»! " — читалось в их глазах.

Я решил "жениться". Эта новость вызвала сенсацию в деревне Инаса, и были объявлены "смотрины" девицам и дамам, которые желали бы занять роль домоправительницы русского великого "самурая"…

…Выбор моей будущей "жены" представлял большие трудности. Все они казались одинаковыми: улыбающиеся, обмахивающиеся веерами куклы, которые с непередаваемой грацией держали чашечки с чаем. На наше приглашение их явилось не менее шестидесяти. Даже самые бывалые офицеры среди нас вставали в тупик перед таким изобилием изящества. Я не мог смотреть спокойно на взволнованное лицо Эбелинга, но мой смех был неправильно истолкован "невестами". В конце концов мое предпочтение синего цвета разрешило сомнения: я остановил свой выбор на девушке, одетой в кимоно сапфирового цвета, вышитое белыми цветами.

Теперь у меня завелся собственный дом, правда, очень скромный по размеру и убранству. Однако командир "Рынды" строго следил за тем, чтобы мы, молодежь, не слишком разленились, и заставлял нас заниматься ежедневно до шести часов вечера. Но в половине седьмого я уже был "дома" за обеденным столом в обществе миниатюрного существа. Веселость ее характера была поразительна. Она никогда не хмурилась, не сердилась и всем была довольна…

…Русские офицеры называли ее в шутку "нашей великой княгиней" — причем туземцы принимали этот титул всерьез. Почтенные японцы останавливали меня на улице и интересовались, не было ли у меня каких-либо претензий в отношении моей "жены". Мне казалось, что вся деревня смотрела на мой "брак", как на известного рода политический успех».

Во время стоянки корвета в Японии Александру Михайловичу пришло донесение от Александра III. Великому князю предписывалось в качестве члена российской императорской семьи нанести официальный визит японскому императору. 23 июня 1887 г. двадцатилетний моряк сошел с катера на пристань Иокогамы. Далее предоставим самому великому князю описать ход визита: «Прием мой в Токио и Иокогаме был обставлен с большой торжественностью. С того момента, как в Иокогамском порту прозвучал салют в 101 выстрел, в течение девяти последующих дней я перестал быть скромным мичманом с крейсера "Рында", и со мной обращались точно так же, как принимали в чопорном Потсдаме высочайших особ. Собственный поезд микадо ожидал меня в Иокогаме, и все члены правительства во главе с графом Ито, тогдашним премьер-министром, встречали меня в Токио на вокзале. Я проследовал в Императорский дворец в пышном экипаже, которому предшествовал эскадрон гвардии микадо в парадной форме.

Первая аудиенция у Императора длилась всего несколько минут. Император и Императрица приняли меня в тронной зале, окруженные блестящей свитой принцев и принцесс. Я произнес короткую речь и передал приветствие от царя. Император выразил свою радость по поводу моего пребывания в Токио и веру в русско-японскую дружбу. Обе речи были переведены переводчиком посольства. Я испытывал некоторое смущение в обществе этих людей, одетых в полную парадную форму и едва достигавших мне до плеча, и старался казаться как можно ниже ростом [рост великого князя был 190 см. — А.Ш.]. Целая неделя была посвящена осмотру достопримечательностей и военным парадам».

В течение двух лет Нагасаки служил базой, откуда «Рында» регулярно уходил в плавание и куда возвращался на стоянку для отдыха и ремонта.

15 апреля 1891 г. в порт Нагасаки прибыл крейсер «Память Азова» с наследником престола цесаревичем Николаем Александровичем. Там собралась внушительная русская эскадра — броненосные крейсера «Адмирал Нахимов» и «Владимир Мономах», клипер «Джигит», канонерские лодки «Бобр», «Манджур» и «Кореец», а также пароходы Добровольного флота «Петербург» и «Владивосток».

Надо ли говорить, что и будущий император отдал дань деревне Иноса. Однако 11 мая 1891 г. в городке Оцу на наследника было совершено покушение, и по приказу отца Николай срочно покинул Японию.

В свите цесаревича был и фотограф Владимир Менделеев — старший сын химика Дмитрия Ивановича Менделеева. Мичман Менделеев с фрегата «Память Азова», как и другие офицеры во время стоянки в порту Нагасаки, обзавелся временной женой по имени Така Хидесима. В 1893 г. она родила Владимиру девочку, назвав ее Офудзи. Она стала единственной внучкой знаменитого ученого-химика. Эта история вдохновила советского писателя Валентина Пикуля на книгу «Три возраста Окинисан».

С занятием русскими Порт-Артура самая «экзотическая» военно-морская база России постепенно прекратила свое существование.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.