Из допроса Шиловой Лидии Яковлевны

Из допроса Шиловой Лидии Яковлевны

При аресте семейного дуэта Таврина-Шило и Шиловой в руках контрразведки оказались шифры, кодированные таблицы и специально оговоренные на случай провала способы оповещения.

Первый допрос радистки Шиловой проходил 8 сентября 1944 года.

Вопрос: Расскажите о порядке организации радиосвязи на приданной вам немецкой разведкой радиостанции. Какое расписание установлено по связи?

Ответ: Расписание по связи с немецкой разведкой на приданной мне радиостанции было установлено каждое нечетное число, начиная с 9 сентября 1944 года. Время работы 10.00 и 13.30 московского времени.

Вопрос: Что должно быть обязательным отражением в тексте, кроме сущности радиограммы? Должна ли быть дата, чья подпись и т. д.?

Ответ: Кроме сущности радиограммы в тексте, я обязана дать ключ для расшифровки радиограммы, который помещается между первой и второй группами текста от начала и конца радиограммы. В том случае, когда поступает от центра запрос о погоде, я обязана показать на четвертом месте от начала и конца радиограммы. Даты нет. Подпись на радиограмме шифруется.

Вопрос: Какая подпись должна быть в радиограмме и обязательна ли она?

Ответ: Подпись в радиограмме должна быть обязательна. У меня подпись предусмотрена «Л. П.» [40].

«Цеппелин» предусмотрел и другие меры предосторожности на случай провала. «Цет-Норд» разработал одну предосторожность, о которой знал только Таврин. Перед заброской в советский тыл он согласовал с немецким командованием условный сигнал, который он должен был применить в случае своего ареста советской разведкой для того, чтобы показать, что он работает под ее диктовку. Его жена, выброшенная вместе с Шило-Тавриным в качестве радистки, не знала о наличии этого условного сигнала.

Принцип шифровки условного сигнала состоял в следующем: берется слово, в котором имеются две одинаковых буквы рядом, например «русский» и «коммуна» и т. п. Для подачи сигнала немцам о работе под диктовку Таврин должен был внести в текст радиограммы два слова, начинающиеся с этих букв, например «Милая мама», «Сильный снегопад», и вставить их в определенное место радиограммы. Однако более подробно и конкретно объяснить способ кодировки условного сигнала Таврин на следствии отказался.

Шило-Таврин и его супруга содержались под стражей во Внутренней тюрьме. Вместо фамилий им для конспирации присвоили номера 35 и 22 соответственно. Первый выход в эфир состоялся 27 сентября 1944 года. Начиная с этого дня, вплоть до 15 октября, радиостанция неоднократно выходила в эфир. Однако связь с «Цеппелином» умышленно не устанавливали. 15 октября вновь вышли в эфир, слышимость была два балла, но создавали видимость, что «Центр» услышать было невозможно. Наконец, 19 октября в «Центр» радировали вслепую.

Текст был такой: «Вызывайте дольше и отчетливее. Лида плохо разбирает. Вас слышим редко, почему нерегулярно работаете. Привлеките радиста, который ее тренировал. Примите все меры, чтобы связаться…»

Прошло два дня, и «Цеппелин» ответил: «Были очень обрадованы получить от вас ответ. Вашу телеграмму 230 групп не получили. Повторите, сообщите подробно о вашем положении. Привет».

В последующие дни в СМЕРШе имитировали видимость помех в радиоэфире, демонстрируя «Цеппелину» то, что их радиограммы принять невозможно. Наконец, 26 октября связь была установлена и Таврин смог сообщить:

«Очень рад, что наконец появилась надежда. Думал, со связью уже ничего не получится. Лида совсем измучилась. Нахожусь в пригороде Москвы, поселок Ленино, Кирпичная ул., д. № 25… Сообщите, получили ли мое донесение о высадке – телеграмма 230 групп. Еще раз прошу, чтобы с Лидой работал опытный радист. Передавайте медленно. С нетерпением жду ваших сообщений. Привет всем. Л. П.».

29 октября в Москву были отправлены две радиограммы: «Прошу сообщить точно, где остался самолет и его экипаж…» и «Не давайте ваши телеграммы больше чем 50 групп. Повторяйте каждые имена и числа два раза. Работаю с вами сам. Мы еще сработаемся. Привет… Михель».

В ответ из Москвы пошла подробная радиограмма из 280 групп: «В первой телеграмме сообщал, что при посадке самолет врезался в деревья, потерпел аварию, только случайно все остались живы. Летчики оказались малоопытными и растерянными. Кроме того, что не сумели посадить машину, место для посадки почему-то выбрали около деревни. Вскоре после аварии в нашу сторону побежали люди. Я вынужден был действовать быстро и решительно. С трудом вытащил мотоцикл, и с Лидой немедленно отъехали от этого места, экипаж ушел на запад. Из-за плохой дороги мотоцикл отказал, его и все лишнее имущество пришлось уничтожить и двигаться лесом. С трудом добрались до Ржева, где жили 12 дней. Пытались с вами связаться. 28 сентября прибыл в Москву, сейчас живу в пригороде по сообщенному вам адресу. Пока все благополучно, изучаю возможности работы. Сообщите, где семья Лиды. Л. П.».

У СМЕРШа с «Цеппелином» завязался регулярный радиообмен. 2 ноября «Центр» послал в Москву: «Повторите ваш адрес в телеграмме № 3. Привет. Михель».

Через три дня, 5 ноября, в «Цеппелин» радировали: «Обстановка изменилась, многих людей нет. Имеющиеся люди не могут обеспечить получение пригласительного билета. Пригласительные билеты [на] торжественное заседание 6 ноября высылает Кремль по организациям специального формата с указанием фамилии. Вопрос [о] демонстрации 7 ноября неизвестен. Л. П.».

На следующий день «Цеппелин» ответил: «Сообщите о положении в Кремле и отношение Сталина и Тимошенко, и тут нам нужны постоянно донесения. Каждое донесение для нас важно». Из «Цеппелина» запросили повторить адрес, где остановились агенты…

Из Москвы в «Цеппелин» продолжали посылать «оперативные данные»: «Торжественное заседание состоялось в Кремле. Попасть не удалось. Демонстрации и народов не было». Из «Цеппелина» продолжали слать шифровки с требованием повторно сообщить обстоятельства и место крушения самолета… 23 ноября немцам радировали: «Работать в Москве оказалось гораздо труднее, чем я думал, приходится начинать все заново, подыскиваю людей. Хочу устроиться работать. Сообщите ваше мнение, прошу ответить, что с семьей Лиды. Привет. Л. П.».

СМЕРШ продолжал радиоигру, немцев «туманили».

27 ноября в «Цеппелин» отправили радиограмму: «Все телеграммы уничтожены. Содержание непонятных вами групп восстановить не могу. В телеграмме № 4 после слов «из-за плохой дороги» сообщал, что мотоцикл пришлось уничтожить. После чего прибыли во Ржев, откуда пытались с вами связаться. Л. П.».

«Цеппелин» дал задание 7 декабря: «Вашей задачей является прочно обосноваться в Москве и подготовить проведение поставленной вам задачи. Кроме того, сообщать о положении в Москве и Кремле».

В тот же день в «Цеппелин» направили тщательно подготовленную шифровку: «Точного места посадки не знаю. После аварии на другой день к вечеру вышли к деревне Баранцево 20 км южнее станции Княжьи Горы на железной дороге Ржев – Москва. От деревни Баранцево место посадки по моим расчетам не более 30 км на юг. Л. П.»

13 декабря «Цеппелин» направил Таврину две радиограммы. Первая: «Родственники находятся в безопасности, здоровы и работают; что слышно об основании комитета Власова, сумеете ли вы наладить отношения с комитетом «Свободная Германия» под руководством Зайдлица», и вторая с запоздалым предостережением: «Почему нет у вас возможности получать сведения из Кремля, что слышно про Сталина. Предупреждаю, что ваш зажигательный аппарат радиомины к концу ноября будет непригоден для пользования».

Москва отправила в «Цеппелин» три коротких радиограммы: «О Власове и Русской освободительной армии здесь знают, влияние разное, среди отдельных военных положительное, об основании комитета Власова пока ничего не слышно»; «Комитет «Свободная Германия» активно действует, сужу [по] сообщениям печати, ищу возможности наладить отношения»; «Сведений о Кремле не имею из-за отсутствия нужных людей, продолжаю искать».

Через месяц состоялся сеанс связи. Это было 19 января 1945 года. Тогда в «Цеппелин» передали: «Выезжал [на] Урал [по] личному вопросу и искал Надю, которая в начале войны эвакуировалась в Свердловск. Безуспешно, мобилизовали в армию. Об отъезде хотел предупредить вас, но Лида не могла связаться. Л. П.».

В ответ «Цеппелин» послал три радиограммы: «Зажигательный аппарат радиомины уничтожить. По выполнении доложить. Вблизи от вас работают друзья. Хотите ли для взаимной поддержки быть сведены вместе?»; «Газетные сообщения о комитете «Свободная Германия» здесь известны, передавать не нужно. Важно установить связь и сообщить о месте жительства членов, насколько они свободны»; «Сообщите, составляет ли курс новых печатных чешских денежных знаков; 5,5 чешских крон одному рублю. Повторяю 5,5 крон равны одному рублю».

Руководство советской разведки посчитало, что поспешное согласие на соединение с другой группой немецких диверсантов может вызвать у противника подозрение. Кроме того, предполагалось, что члены этой группы «друзей» являются участниками другой нашей же «радиоигры» – «Загадка»…

Вызвать подозрение у «Цеппелина» было не в интересах СМЕРШа. Дезинформация должна быть тщательно продуманной, без тени сомнения. Тут легко можно было переиграть.

27 января в «Цеппелин» направили радиограмму следующего содержания: «Зажигательный аппарат радиомины уничтожен. Относительно друзей, в зависимости от вашего решения. Если это поможет ускорению выполнения моего задания, я согласен, но чтобы люди были вами проверены и я их лично знал и им бы доверял»; «Ваша телеграмма № 3 плохо расшифровывается и мне непонятна. О чешских кронах здесь ничего не слышно. Сообщите яснее, что я должен узнать о них». «Грефе. Ваш радист быстро передает, не соблюдает пауз между группами, Лиде принимать тяжело. Прошу указать радисту [на] необходимость отчетливой работы».

31 января СМЕРШ вышел в эфир: «Краус. В час тяжелых испытаний заверяю преданности делу. Что бы ни случилось, буду добиваться выполнения поставленных мне задач и жить надеждой победы. Прошу передать приветы и лучшие пожелания всем друзьям по борьбе. Петр». Из «Центра» радировали: «Нумерацию ваших телеграмм начинайте каждый месяц с нового номера. Сокращения, употребляемые при сброске груза: сегодня сброски нет – 416; сегодня сброска – 445».

Следующий сеанс – 7 февраля. «Цеппелину» сообщили: «Последняя ваша радиограмма непонятна. О какой сброске идет речь? Если это касается друзей, которых вы имели в виду направить ко мне, то прошу вначале сообщить, кто они и знаю ли я их лично».

«Цеппелин» в тот же день прислал две шифровки: «Петр и Лида, сердечные приветы. Во всяком случае, мы победим. Может быть, победа ближе, чем мы думаем. Помогайте и не забывайте вашу клятву. Петр»; «Слушайте радиостанцию «Комитета освобождения народов России» на волне 1339 метра в 12.45, 14.00, 10.15, 19.05, 22.15 и 01.45 по моск [овскому] времени. Слушать можете только на радиоприемник, но не на вашу рацию».

Следующий сеанс состоялся 13 февраля: «Благодарим за приветы. Преданности делу не сомневайтесь. Сделаю все, что в моих силах. Петр. Слушать станцию комитета освобождения не могу из-за отсутствия приемника, который был вынужден бросить в пути».

В ответ 15 февраля 1945 года «Цеппелин» сообщил: «Вам непонятная телеграмма содержит условные обозначения, чтобы вас скорее известить в случае сброски груза».

«Цеппелину» нужно было показать, что Таврин постоянно думает о реализации плана покушения на Сталина, не сидит без дела. Для «оживления» игры в «Цеппелин» 27 февраля сообщили шифровку, передачу которой санкционировал заместитель наркома госбезопасности Кобулов: «Познакомился [с] врачом – женщиной, имеет знакомых [в] Кремлевской больнице. Обрабатываю».

Немцы дали Таврину задание: обзавестись связями с женщинами, работающими в Кремле. Интересно, как Таврин на улицах Москвы опознал бы сотрудниц Кремля, Совнаркома, ЦК ВКП (б)? По внешнему виду? Здесь немцы проявили свою некомпетентность, незнание советской действительности, порядков. Все технические сотрудники Кремля и ЦК, машинистки, официантки, судомойки и прачки, насквозь просвечивались органами НКВД, изучались их родственники, круг знакомых, многие из них имели воинские звания.

5 марта 1945 года Таврин вновь вышел в эфир и сообщил, что выходить на связь будут только для передачи особо важных сообщений, так как питание батареи на исходе, а приобрести новые нет возможности. В тот же день из «Цеппелина» пришел ответ: «Сообщите, где вы находитесь и как Лида устроилась. Какое внутриполитическое положение…»

Из-за якобы помех в эфире окончание радиограммы «Цеппелину» получить не удалось, и 9 марта пришла повторная шифровка из «Центра»:

«Сообщите, где вы находитесь и как Лида устроилась. Какое внутриполитическое положение и шансы для проработки ваших планов. Привет от Нины. Краус».

«Цеппелину» радировали: «Для лучшей маскировки телеграмм меняйте ключевые группы. Первая ключевая остается на старом месте, как вторая группа в телеграмме. Вторая образуется путем сложения первой ключевой с последней гру…»

После Победы СМЕРШ активно разыскивал предателей, изменников Родины, а также сотрудников немецких спецслужб. Так, после войны от разоблаченных и захваченных советской контрразведкой агентов «Цет-Норд» стало известно, что у немцев содержание радиограмм, поступавших от «Политова», сомнений не вызывало. Однако некоторые сотрудники германской разведки, такие, как П. П. Делле, считали «Политова» авантюристом и «неоднократно высказывали мнение о том, что он, вероятно, оказался предателем и работает по указке органов МГБ». Задержанный СМЕРШем весной 1945 года агент «Цеппелина-Норд» – Александр Джон – на допросе 15 мая также подтвердил, что германская разведка доверяла сведениям, полученным от «инженера Политова». Со слов Джона, «Политов» сообщил, что он «добился входа в Кремль и даже присутствовал на одном из совещаний правительства, но тот член правительства, которого он должен убить, отсутствовал, и применить радиобомбу ему не пришлось. В то же время действие радиобомбы было рассчитано только до 1 декабря 1944 года, и в конце ноября того же года она оказалась непригодной, поэтому штурмбаннфюрер Краус (который руководил этим делом) дал (по радио) указание уничтожить эту взрывную радиобомбу. Задание убить одного из членов правительства оставалось в силе и после 1 декабря 1944 года, но каким способом должен был осуществить тот акт «Политов» – мне неизвестно. Радисткой у «Политова» работала его жена. Последнее донесение от них было в апреле 1945 года». По имеющимся данным […], проводившаяся […] радиоигра «Туман» у ответственных работников немецкой разведки, ныне предположительно находящихся на службе у американцев и англичан, никаких сомнений не вызывала…»

Что касается радиоигры «Туман», то из-за сильных помех «Центр» пропал в эфире, как оказалось – навсегда. В марте – апреле 1945 радиоточка неоднократно пыталась установить связь, но «Цеппелин» в эфире больше не появлялся… Тем временем оперативные сотрудники НКВД и НКГБ параллельно продолжали следственные мероприятия.

Жена Шило-Политова-Таврина Шилова – настоящая фамилия Адамчик – была активным агентом. Таврин полагал, что она влюбилась в него, стала женой и согласилась сопровождать в опасном задании. На самом деле немцы приставили ее к Таврину, чтобы держать его под постоянным контролем, морально поддерживать, а в случае, если тот проявит нерешительность, откажется от исполнения теракта или же – самое страшное – решит явиться с повинной в органы НКВД, то и ликвидировать [41].

После задержания Таврина и Шиловой следствие по их делу вело НКВД и НКГБ, а радиоигру вел СМЕРШ. В ней проявил себя Григорий Федорович Григоренко. Об этом заслуженном чекисте стоит рассказать подробнее.

Григоренко Григорий Федорович (род. 1918 г.). Генерал-полковник (1982). Член партии с 1944 г. Родился в г. Зенькове Полтавской губернии в крестьянской семье. Окончил семилетнюю школу, рабфак, в 1939 г. – физико-математический факультет Полтавского пединститута, работал учителем в сельских школах, с 1940 г. – красноармеец 442 артиллерийского полка 25 стрелкового корпуса Харьковского военного округа, в том же году был направлен на работу в органы госбезопасности. В 1940–1941 гг. – помощник уполномоченного Особого отдела 151-й стрелковой дивизии. С марта по август 1941 г. – сотрудник Особого отдела 4-й воздушно-десантной бригады. Принимал участие в боях на Юго-Западном фронте, был ранен. В 1941–1942 гг. – в Особом отделе 14-й саперной бригады под Сталинградом. В 1942–1943 гг. учился на курсах при Высшей школе НКВД, после окончания был назначен в 1-й (немецкий) отдел 2 управления НКВД СССР. Входил в группу (в 1943–1946 гг. в составе Главного управления контрразведки СМЕРШ НКО СССР) по организации радиоигр с немецким командованием с помощью захваченных агентов.

В 1946–1949 гг. – заместитель начальника и начальник отделения 3 отдела 3 Главного управления (военная контрразведка) МГБ СССР. В 1949–1952 гг. – начальник отделения 5 отдела 1 управления (внешней контрразведки) МГБ. В 1952–1954 гг. – заместитель начальника 3-го, 5 (Восточного) отделов ВГУ (контрразведка по странам Ближнего, Среднего и Дальнего Востока, Юго-Восточной Азии). В 1954–1956 гг. – 1-й зам. представителя КГБ в Венгрии, где близко познакомился с послом СССР Ю. В. Андроповым. Во время антикоммунистического народного восстания 1956 г. тяжело ранен.

В 1956–1959 гг. – заместитель начальника и начальник 6 отдела 2 Главного управления КГБ, занимавшегося пресечением антисоветской деятельности эмигрантских организаций. В 1959–1963 гг. – заместитель начальника отдела «Д» (Службы активных мероприятий) при 1-м Главном управлении, начальник контрразведывательного отдела ПГУ КГБ. В 1962–1963, 1966–1969 гг. – начальник, в 1963–1964 гг. – заместитель начальника Службы № 2 (внешней контрразведки) 1 Главного управления. В 1969–1970 гг. – 1-й зам. начальника, в сентябре 1970 г. – августе 1983 г. – начальник 2 Главного управления КГБ. В 1978–1983 гг. – одновременно заместитель председателя КГБ СССР. В 1983–1989 гг. – зам. министра среднего машиностроения СССР.

Награжден орденами Ленина, Красного Знамени, Октябрьской Революции, Отечественной войны 1-й и 2-й степени, 3 орденами Красной Звезды, орденом Трудового Красного Знамени, медалями. Лауреат Государственной премии СССР (1981).

Радиоигра давала возможность узнать, не бросят ли немцы каких-либо помощников Таврину. Такое было возможно.

Контрразведчики предполагали, что в мирное время на конспиративную квартиру Таврина и Шиловой может выйти кто-либо из оставшихся в живых бывших сотрудников немецкой разведки. Поэтому с ликвидацией семейного дуэта террористов не спешили.

16 августа 1951 года П. И. Шило-Политову-Таврину было предъявлено обвинение в совершенных им преступлениях: «[…] Вопрос: Вам предъявлено обвинение по ст. 58–1 п. «б» и 58–8 УК РСФСР в том, что, являясь военнослужащим Советской Армии, вы изменили Родине и добровольно перешли к немцам, где были завербованы германской разведкой и в ночь на 5 сентября 1944 года переброшены на самолете в тыл Советской Армии со специальным заданием по центральному террору. Содержание обвинения вам понятно?

Ответ: Да, содержание обвинения мне понятно.

Вопрос: Вы признаете себя виновным?

Ответ: Признаю себя виновным только по ст. 58–1 п. «б», т. е. в том, что я, являясь командиром роты 1196 стрелкового полка 359-й стрелковой дивизии 30-й армии Калининского фронта, я 30 мая 1942 года в районе города Ржева добровольно перешел на сторону немцев, чем изменил Родине. По статье 58–8 виновным себя не признаю, так как я никогда не был намерен выполнять задание немцев по центральному террору».

1 февраля 1952 года Военной коллегией Верховного суда СССР Шило-Таврин П. И. и Шилова Л. Я. приговорены к ВМН. 28 марта Шило-Таврин был расстрелян, а 2 апреля того же года в исполнение приведен приговор в отношении Шиловой. В мае 2002 года Главная военная прокуратура отказала в реабилитации «по делу № Н-21098 в отношении Шило (он же Таврин) П. И. и Шиловой (она же Адамчик) Л. Я.». Дело по «центральному террору» и радиоигра «Туман» завершились.