ГЛАВА 2. Неизвестные подробности следствия по делу похищения генерала Миллера и суда над Плевицкой

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА 2.

Неизвестные подробности следствия по делу похищения генерала Миллера и суда над Плевицкой

Давайте еще раз вспомним ставшее уже легендарным заявление о готовности работать на советскую разведку. Большинство из тех, кто считает этот документ подлинным, никогда его в глаза не видело. А ведь, чтобы однозначно утверждать, нужно сравнить эту «цедулю» с другими документами, авторство которых бесспорно принадлежит Скоблину. Этого до сих пор сделано не было! Больше того, даже мысли такой ни у кого не появилось. А напрасно, если задуматься и вспомнить: а когда наши силовые органы объявили генерала Скоблина своим агентом? Ведь это произошло только лишь в начале 1990-х годов, когда срочно понадобились новые герои. К сравнению — Кима Филби таковым признали чуть ли не сразу же после его провала.

Собственно, потребность в новых героях вовсе не удивительна. Ведь в свое время самый гуманный суд в мире охарактеризовал всех ближайших ленинских соратников как «зловонную кучу человеческих отбросов». Но в этом случае Ленин, равно как и Сталин, является вершиной этой самой кучи, состоящей исключительно из врагов партии и народа, проходимцев, негодяев, карьеристов и волюнтаристов. Миллионы людей за 74 года большевистской диктатуры были свято убеждены, что служат своей Родине. Они ошиблись, поскольку были исполнителями исключительно преступных приказов многочисленных вредителей. Как таковыми-то теперь гордиться? Сложно, согласен. В этой ситуации и такой тайный агент подойдет.

Пустячок, верно?

Но таких пустяков в этом деле слишком много. Вот лишь некоторые из них.

Почему во всех исследованиях по этой теме, умышленно искажают должность Скоблина в РОВС? А ведь наоборот, должны были всенародно прославлять славных чекистов, которые завербовали самого начальника контрразведки.

Почему Скоблин, якобы скрывавшийся после своего разоблачения в Москве, не давал вообще никаких показаний о контрразведке Русского общевоинского союза, которая не могла не интересовать чекистов? А только лишь «занимался изучением испанского языка»?

Почему до сих пор доподлинно неизвестно, что именно случилось со Скоблиным?

Суд над Плевицкой лишь ещё больше запутал дело. Он проходил с таким бешеным количеством нарушений, что, читая протоколы допросов свидетелей, трудно скрыть изумление. Обвинитель занимался открытым психическим давлением на подсудимую. В протоколе этого не должно было быть, по протестам защиты, ведь это явное нарушение процессуальных норм. Или кто-нибудь возьмется доказать, что адвокат Филоненко был неграмотный? Пусть заодно и объяснит, почему после оглашения приговора в зале долго не стихали удивленные возгласы?

Может быть, кто-нибудь сможет привести статью Уголовно-процессуального кодекса Франции, согласно которой показания тех, кто доказывал невиновность Скоблина, в расчет можно было не принимать? Тогда почему из материалов суда странным образом исчезли свидетельства Савина и Трошина?

Начало было положено Антоном Ивановичем Деникиным. Одна фраза «Я всегда, вернее, с 1927 года, подозревал его в большевизанстве» — расставила все точки над «i», хотя никаких веских доказательств не было представлено. С этого момента стал Скоблин агентом Кремля. И весь процесс моментально принял нужный всем оборот — «рука французского правосудия умеет карать беспощадно». Меня лично в этом не устраивает следующий нюанс. Пройдет несколько лет, и генерал обвинит в работе на советскую разведку своего секретаря полковника Колтышева. Но сделает это в крайне странной форме: в письме дочери мимолетом заметит: «Ты, любезная моя, Мария Антоновна, не сильно доверяй этому дроздовцу. Есть у меня большое подозрение, что он “стукачок”. Сама Деникина-Грей об этом молчала почти 60 лет и незадолго до смерти вдруг вспомнила. Когда же ее спросили, где письмо, скорбно заметила: “Колтышев и украл”».

Я это к чему рассказываю-то? Чтобы всем было понятно: Антон Иванович, после операции «Трест» и похищение Кутепова, во всех был готов видеть агентов большевиков. А уж после «русской войны в Париже» эта вера настолько окрепла, что он даже своего ближайшего соратника начал подозревать. Того самого человека, которого немцы бросили в концлагерь, зная, что нет у Деникина более верного друга. Того самого человека, который повторил слова Антона Ивановича на допросе, хотя, и я в этом убежден, так не думал:

« — Расскажите о вашей дружбе с полковником Пятницким.

Никогда мы не были дружны. Я слышал его фамилию на Юге России, встречал его в Париже в Галлиполийском собрании, может быть, раз или два как-то и разговаривал, но вот уже несколько лет не только не разговариваю, но и не здороваюсь.

Почему? Разве Вы с ним политические противники?

Я политикой не занимаюсь, в политических организациях никогда не состоял, а он, если хотите, политический деятель. Но его “политику “ писания в листке “Сигнал “ — я осуждаю как недостойную звания русского офицера.

А Вы не слышали, что он работал на англичан?

Нет. Я слышал, что он работал на вас, на немцев, что, будучи редактором “Сигнала “, получал жалованье от генерала Туркула.

Ну, хорошо, а Турку л от кого получал деньги, на кого работал?

Не хочу повторять всякую болтовню.

А я настаиваю. Скажите, что слышали.

Слышал, что он работал и получал деньги от вас, от немцев.

Лот большевиков он не мог получать деньги? Или от Скоблина?

От большевиков? Не думаю, он доблестно дрался против них. А от Скоблина? Да, слышал.

Но ведь это одно и то же!..

Не совсем. Даже если и получал деньги от Скоблина, он тогда не мог знать, что тот большевистский агент, провокатор.

Ах вы, русские эмигранты, сколько провокаторов среди вас, а вы все не знаете, не думаете. Насчет Скоблина тоже не думали?

Нет, от Скоблина мы могли ожидать всего, и старые добровольцы давно уже сторонились его, не допускали в свою среду и даже не здоровались с ним» (выделено мной. — А. Г.).

Обратите внимания на важнейший нюанс. Колтышев солгал, но немцы не стали разбираться в нюансах. Во-первых, полковник был приглашен на 20-летие Корниловского ударного полка. Он прекрасно знал, как эти самые старые добровольцы «сторонились и не здоровались со Скоблиным».

А во-вторых, эти показания датированы июнем 1941 года, когда фамилия «Скоблин» была четким синонимом «предательства и службы большевикам». Отбоя от таких «свидетельств» тогда не было. Дескать, неспроста Скоблин в ресторане любил икорку с водочкой потреблять. Приучал свой организм к приятным излишествам, которые его ждали в Москве.

Для чего понадобилось Колтышеву говорить заведомую неправду? Склонен думать, что он искренне в это верил. Как верный деникинец, он всецело и во всем разделял взгляды Антона Ивановича. Раз генерал подозревал Скоблина в работе на большевиков — значит, это так и есть. С другой стороны, походник-дроздовец не очень-то походил на китайского болванчика, который только и умеет, что поддакивать.

Но это не столь важно на самом деле. Колтышев солгал. И это есть факт, как говорил один известный киногерой. И факт немаловажный!

* * *

Давайте еще вспомним, кто же такой Николай Владимирович Скоблин. Боевой генерал, последний командир Корниловского ударного полка и Корниловской ударной дивизии, кавалер ордена Николая Чудотворца, в 1930-х годах — один из лидеров контрразведки Русского общевоинского союза. Больше того, он расценивался многими военными эмигрантами как будущий председатель этой крупнейшей организации русского зарубежья. Если бы он возглавил РОВС, то ее методы моментально бы изменились. За основу была бы взята методика работы контрразведки, которую называли «Внутренняя линия»: сеть реально действующих агентов по всей территории СССР. Массовость РОВС, а в тот момент в организации было больше 30 000 чинов русской императорской армии, помноженная на новый характер борьбы, могла дать весьма неприятные для коммунистов результаты. Этого надо было избежать любой ценой.

Дискредитация генерала была выгодна слишком многим. И НТС, большинство отделений которого были созданы во Франции только благодаря «Внутренней линии» и от диктата которой «нацмальчики» мечтали избавиться. И завистникам в эмиграции, которых раздражала популярность главного корниловца. И Германии, ведь Николая Владимировича многие считали убежденным сторонником Великобритании. И, разумеется, СССР, ведь РОВС объединял самых непримиримых врагов большевизма. Словом, все только и искали случая разделаться со Скоблиным.

Он представился осенью 1937 года. Советской разведке удалась, возможно, одна из самых блестящих операций — похищение в Париже председателя Русского общевоинского союза генерала Евгения Карловича Миллера. Все было разыграно как по нотам, каждый актер назубок знал свою роль, зачастую не подозревая, что режиссеры этой пьесы сидят в Москве.

22 сентября Миллер предупредил начальника канцелярии РОВС Кусонского, что у него важная встреча. И если он с нее не вернется — вскрыть письмо, которое лежит на столе в его кабинете. Генерал Кусонский же проявил эталонную беспечность — забыл про просьбу своего начальника и вспомнил о ней только спустя 12 часов. В спешке вскрыв письмо, он прочитал, что у председателя РОВС была встреча со Скоблиным. За ним немедленно послали дежурного офицера. Николай Владимирович приехал в управление воинского союза совершенно спокойным. По воспоминаниям Кусонского, он побледнел в момент, когда ему сказали о том, что Миллер оставил записку. Это считается главным доказательством вины. То есть версия, что он сам был шокирован от преступления, даже не рассматривалась.

Затем Скоблин, воспользовавшись очередным проявлением беспечности со стороны Кусонского, сбежал и якобы прятался в квартире агента НКВД. Однако это не имеет ничего общего с реальностью. В действительности же Николай Владимирович зачем-то через весь город поехал домой к полковнику Воробьеву. Весьма странное поведение для человека, если он на самом деле является изменником. Но и этого ему показалось мало, и Скоблин решил навестить еще и полковника Кривошеева, чина «Внутренней линии». Жена последнего показала в суде, что Скоблин был взволнован, несколько раз повторив, что ему срочно нужна помощь верных корниловцев (эти показания таинственным образом из дела исчезли!). Выпив стакан воды, Николай Владимирович уехал. Больше его никто не видел.

Мне безумно нравится довод, приведенный одним из тех, кто не сомневается в виновности Скоблина. Я даже позволю себе привести его полностью: «Обвиняемый скрылся от расследования! Его побег от выяснения и даже до всякого выяснения и от расследования, и от вопросов соратников и полиции, и от любимой супруги является бегством от всякой презумпции. Его не похищало НКВД, он убежал собственными ногами. В любом случае (даже если он вдруг окажется “невиновен“ в похищении) он подлец и негодяй».

Согласитесь, прекрасно сказано! «Подлец и негодяй в любом случае!» То есть, виновен или не виновен — не имеет никакого значения — негодяй, и всё тут! И не надо даже разбираться в деталях. «Ты виноват лишь тем, что хочется мне кушать».

А между тем в деталях надо разбираться! Давайте для начала определимся в главном: стояла или не стояла на письме Миллера дата? Это ведь важнейший нюанс. Половина авторов, писавших по этой теме, отмечает, что дата была. А вторая — игнорирует этот момент в принципе. Дескать, и так понятно. А мне вот непонятно. И я могу задать еще один вопрос: если дата стояла, то чьей рукой она была проставлена? Ведь были и до этого встречи, устроенные Миллеру Скоблиным. И именно с немецкими военными. Так что письмо могло вполне быть написано месяца за три до этого.

* * *

В этой книге я много раз писал о потрясающей наивности Евгения Карловича. Однако он не был умственно неполноценным. По крайней мере, так никто не считал. Тогда объясните мне, почему в тот роковой день Миллер все делал, словно лишился рассудка? Если он подозревал, что готовится ловушка, почему он не вызвал охрану? Ладно, положим, он не доверял галлиполийцам, среди которых было много чинов «Внутренней линии». Но он мог бы обратиться к генералам Витковскому или Эрдели с просьбой сопровождать его. Однако и этого не было сделано.

Если Миллер написал письмо, предчувствуя неладное, почему он отдал его опять-таки не Витковскому или Эрдели, а Кусонскому? Не говоря уже о том, что логичнее было бы его отдать начальнику контрразведки, который именно этим и должен заниматься.

Да что мы все о Евгении Карловиче-то? Все же Скоблин у нас главный герой. Важнейшим доказательством того, что он подлец и негодяй, являлась его собственная записная книжка. Если кто запамятовал, то там содержались инструкции по расшифровке посланий. Следствие сразу сделало вывод, который потом многократно повторяло в суде: это явно шифр НКВД. А теперь вопрос: а из чего, простите, это следовало-то? Что, Закржевский не шифровал своих писем? Или Шатилов? Да у начальника штаба Врангеля кодовых псевдонимов было больше, чем паспортов у воров в законе. И все-таки вердикт: агент Москвы!

Важным свидетельством является запись в блокноте. Простите, но на ней не проставлена точная дата. Больше того, не проводилась графологическая экспертиза, что она сделана именно рукой Скоблина. Плевицкой ее не показывали, только зачитали вслух.

Казалось бы, суду не составит никакого труда доказать виновность Скоблина. Но не тут-то было. С самого первого допроса свидетелей начались странности. Начало было положено, когда следствие нашло некоего офицера Добровольческой армии, чья фамилия почему-то не сообщалась. Этот безымянный таинственный «офицер» якобы видел, как Скоблин уговаривал Миллера войти в дом, принадлежавший консульству СССР. Виновность корниловца этим разоблачающим его свидетельством полностью доказана.

Но только если не обращать внимания налетали. Во-первых, анонимный свидетель — это всегда настораживает. А во-вторых, по его собственному признанию, «офицер» этот находился примерно в 40 метрах от Скоблина. И вот с такого расстояния, к тому же еще и со спины — он умудрился узнать Скоблина. При этом он признался, что тогда солнце мешало ему хорошенько все разглядеть, но теперь он уверен!

Правдивость этого свидетельства доказывается сторонниками версии о предателе Скоблине уникальной фразой: «Он боялся мести НКВД, поэтому сохранил инкогнито». То есть капитан Ларионов, взорвавший партклуб в Ленинграде и вольготно гулявший не только по Парижу, но и по всей Европе, не боялся мести. А человек, который толком ничего не видел, законспирировался так глубоко, что даже следственные комиссии РОВС и «Внутренней линии» не смогли понять, кто он такой?!

А есть ведь и еще немаловажный момент: полиция произвела обыск в том доме. Сделано это было по личному приказу президента Франции Лебрена, к которому с такой просьбой обратилась жена похищенного генерала Миллера. Никаких следов похищения председателя Русского общевоинского союза не обнаружили.

Весьма характерны для этого дела показания Эпштейна, в магазине которого в тот день Плевицкая покупала платья и якобы создавала мужу алиби. Он сам признался, что Скоблина не видел, но из этого был сделан вывод, что генерал в тот момент похищал председателя РОВС. Однако есть весьма интересный нюанс. Эпштейн пытался разглядеть главного корниловца в окно. Сам на улицу не выходил. Но Плевицкая сразу утверждала, что машина была за углом дома и видеть ее владелец «Каролины» не мог физически. Больше того, полковник Трошин подтвердил, что он сидел в машине Скоблина в тот момент, договариваясь о том, в котором часу они поедут благодарить Миллера и Деникина за участие в полковом празднике корниловцев.

Давайте вспомним историю с показаниями Савина. Вы всерьез верите, что он мог не узнать почерк Миллера? Да, безусловно, семья настаивала, что это написал сам Евгений Карлович. Но тут есть важнейший нюанс: а вы бы на их месте что говорили? С учетом того, как психологически давили на Плевиц-кую, вполне можно предположить, что вдове Миллера сказали: вы признайте это подлинным, а уж мы вытащим из певицы показания. Тем, кто сомневается, что такое возможно, настоятельно рекомендую еще раз прочитать фрагменты допросов свидетелей.

* * *

Важным свидетельством против Скоблина принято считать и разговор в суде Плевицкой и вдовы Миллера. Дескать, жена генерала собиралась ехать искать его в Россию, где у него были два брата. Однако это происходило уже после того, как судьи решили, что Скоблин был агентом Москвы, и всячески пытались выдавить из свидетелей хоть какую-нибудь информацию о связях Николая Владимировича с Родиной. Плевицкая, оставшаяся одна против всех, уже не могла выдерживать давления и готова была бы поверить в любую версию исчезновения мужа.

У сторонников версии работы бывшего командира Корниловского ударного полка на СССР существует еще два весомых доказательства: выступление генерала Шатилова в суде и жизнь Скоблина не по средствам. Но и с этим не все так просто. Ближайший помощник Врангеля не мог сказать что-то другого. Травля идеолога «Внутренней линии» на тот момент достигла апогея. Члены НТС обвиняли и его в похищении Миллера. Бывший начальник I отдела РОВС должен был сохранить свое детище любой ценой. Это ему удалось. В деле не фигурировали фамилии Фосса, Закржевского, Ларионова… Что касается жизни Скоблина не по средствам, то тут есть два интересных момента. Впервые об этом заговорили еще в начале 1930-х годов, после выступления полковника Федосеенко. Тогда офицерский суд чести полностью оправдал Николая Владимировича. Не стоит также забывать, что генерал владел бензоколонкой, в которой заправлялось большинство таксистов из галлиполийцев. Открывал он ее на паях с Туркулом, однако главный дроздовец предпочел не говорить об этом в суде. У него и выхода другого не было. Слишком многие слышали, как он поносил «бездарную старческую головку» в обществе галлиполийцев. Генерал, сделавший едва ли не больше всех для развала РОВС, подговоривший всех членов полкового объединения во Франции выйти из союза, поддержавший НТС в травле «Внутренней линии», стал монументом веры на костях.

Есть еще, конечно, свидетельство Левитова, что корниловцы уже с начала 1930-х годов подозревали Скоблина в измене. Но стоит напомнить, что, во-первых, полковник сказал это после похищения, а во-вторых, у него был на то личный мотив: в 1931 году он отказался присоединиться к «Внутренней линии», за что и был исключен Скоблиным из Корниловского объединения. И самое главное: версию про «уже давно…» никто не подтвердил.

Осталось ответить только на последний вопрос” что же стало с Николаем Владимировичем? Он прекрасно понимал, что оправдаться ему не дадут. Слишком велик был у всех соблазн покончить раз и навсегда с «Внутренней линией», которая не подчинялась даже председателю РОВС. У Скоблина был только один шанс: поднять по тревоге всех «линейцев» из числа корниловцев и попытаться сделать хоть что-то. Только этим и можно объяснить неожиданные прогулки по ночному Парижу.

Склонен считать, что его убили сотрудники НКВД недалеко от дома Кривошеева и тайно похоронили, как и в случае с генералом Кутеповым.

Таинственно исчезнувший Скоблин должен был стать главным действующим лицом в «Русской войне в Париже», оставив истинных виновников трагедии за кулисами. Все дальнейшее превзошло самые смелые надежды Москвы. РОВС погрузился в череду скандалов и к активной работе вернулся только 22 июня 1941 года.