Операция «Карфаген»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Операция «Карфаген»

Когда я впервые соприкоснулся с таким видом разведывательной деятельности, как добыча секретной информации путем тайного проникновения в тщательно укрываемые, специально защищенные контейнеры, вализы или упаковки, находящиеся под постоянным контролем, я был поражен. Естественно, я многое знал о возможностях проникновения и изъятия содержимого из любых сейфов и других хранилищ ценностей. Но то были взломы или проникновения, следы которых были явными и практически неустранимыми. Хозяева таких похищенных ценностей или документов сразу же узнавали о свершившемся, а полицейские и сыскные службы включались догадываться. В этом состоит главное отличие разведывательного проникновения от всех прочих видов изъятий чужой собственности.

Второй особенностью ТФП является то, что проникновение совершается, как правило, не в личную собственность, а в государственную, хотя иногда и находящуюся временно в распоряжении отдельных лиц: охранников, курьеров, перевозчиков.

Как я уже отмечал на примере операции с японской дипломатической почтой, меня в те годы моей профессиональной юности поражало многое. Как сотрудники спецотдела НКВД вскрывали, казалось бы, совершенно не поддающиеся вскрытию, сложно опечатанные и прошитые тонкими шелковыми нитями пакеты; как копировали разнообразные подписи и тексты на новых упаковках, которыми заменялись поврежденные при вскрытии; как умело и с ювелирной точностью раскрывались самые замысловатые запоры и замки, развязывались и распутывались узлы на вализах, один вид которых создавал уверенность, что проникнуть в них никому, кто не уполномочен на это, не легко, а без оставления следов — невозможно.

Но вот я знакомился с копиями совершенно секретных документов японского правительства или МИД Японии, касавшихся японо-американских отношений, и понимал, откуда эти копии добыты. И добыли их так, что хозяева так и не узнали о вскрытии их дипломатических вализ нашей спецслужбой.

Но это был только один вид проникновения. Позже мне довелось узнать о том, как не только на нашей территории, а и за границей, в условиях постоянной угрозы быть замеченными местными спецслужбами наши разведчики совершали дерзкие по замыслу, необыкновенные по исполнению и немыслимые по сложности операции ТФП в самые сверхсекретные хранилища важнейших документов иностранных государств.

Одним из таких выдающихся разведывательных подвигов и было проникновение в начале 60-х годов во Франции в диспетчерский центр американской армии. Эта операция кратко описана мною в мемуарах (Павлов В. Г. Операция «Снег». М., 1996). Но тогда, рассказывая о своей разведывательной карьере, я привел эту операцию наряду с другими разнообразными делами внешней разведки, с которыми мне пришлось сталкиваться, либо лично участвовать, не анализируя детальное развитие этой сложнейшей акции, обеспечившей советской внешней разведке доступ к самым важнейшим в тот период «холодной войны» материалам американских вооруженных сил.

Поэтому сейчас, рассматривая узкую тему ТФП, изложу более подробно все стадии осуществления этой операции, выскажу свои оценки, суждения.

Дело это начиналось весьма прозаически, совершенно для разведки обыденно.

Прежде чем перейти к описанию самой операции, приведшей к замечательному финалу, кратко об одном обстоятельстве моего знакомства с этой операцией, которой я лично не занимался. Оговариваюсь, что излагать эту удивительную историю буду частично на основе того, что мне лично стало известно в силу моего должностного положения во внешней разведке, частично на основе рассказов нашего резидента в Париже Лазарева А. И., главным образом, по материалам западных источников и публиковавшимся сообщениям о судебном процессе в США над агентом-участником исполнения замысла нашей службы. Поскольку эта операция как одна из самых засекреченных во внешней разведке была мне в момент начала ее осуществления неизвестна, мое соприкосновение с нею произошло в начале 1963 года в силу, можно сказать, стечения обстоятельств.

В один из обычных дней начальник ПГУ (внешней разведки) генерал Сахаровский А. М. пригласил меня к себе и поручил исполнять его обязанности во время его недельного отсутствия. Уже более двух лет я был одним из его заместителей. Он неоднократно оставлял по очереди своих заместителей с такими поручениями на время его отпуска, командировки либо кратковременной болезни. Для меня это было не в новинку, так как я уже несколько раз оставался на короткое время за него. На этот раз Александр Михайлович особо подчеркнул, что в его отсутствие из парижской резидентуры может поступить почта с очень важными материалами особой секретности. Их нужно сразу же обработать, доставить председателю КГБ для подписи и направить в адрес только первого лица в государстве, то есть на имя лично Хрущева Н. С. Обработку этой почты нужно было поручить только тем нескольким лицам, которые этим уже занимались, в том числе лично начальнику информационной службы и двум переводчикам с английского языка.

Действительно, через несколько дней после отъезда начальника ПГУ, кажется, в конце февраля 1963 года, на мой стол легла толстая пачка документов на английском языке и перевод их на русский, вместе с препроводительной запиской на двух-трех листах на имя Хрущева Н. С. Мне надлежало завизировать эту записку, удостоверяя тем самым правильность изложенного в ней.

Взглянув на первый же документ, я был изумлен: мобилизационный план американского главного командования на случай подготовки и начала военных действий Запада против стран Варшавского Договора. В документе излагалось распределение задач и целей атомных ударов по базам, промышленным центрам и крупным городам Советского Союза и его союзников по ОВД. Определялись средства и подразделения американских ядерных сил в Европе, военные корабли и подводные лодки флота США, цели и объекты ядерных ударов, отведенные союзникам по НАТО.

В документах предусматривалось, что время ядерного нападения на нашу страну и ее союзников определится в зависимости от возникающей угрозы советского нападения, с упреждающим ударом со стороны НАТО.

Далее, что меня поразило еще больше, предусматривались, в случае продвижения советских армий в Западную Европу или еще только угрозы такого советского наступления, определенные конкретные цели ядерных ударов на территориях европейских стран — союзников США, для «создания там условий невозможности дальнейшего продвижения советских вооруженных сил». То есть, другими словами, просто уничтожение этих территорий вместе с их населением. Были в почте и другие сверхсекретные документы американского министерства обороны, адресованные как командующим подразделениям американской армии и флота в Европе, так и в НАТО.

В моем представлении это должен был быть какой-то необычный источник, способный собрать такой букет жизненно важной информации для нашего государства как военно-стратегического и оперативного значения, так и политической сверхзначимости в тот острейший период напряженной «холодной войны». Как будто все эти документы специально предназначались нам из самых сокровенных недр нашего в то время главного противника — Соединенных Штатов.

Читая внимательно, чтобы не пропустить опечатки или смысловые ошибки при переводе, сверяясь с английским текстом, я с трудом сохранял хладнокровие. Ведь то, что я до тех пор знал о бушующей в мире «холодной войне», во многом до этого момента я относил к «мобилизующим» заявлениям нашего руководства. Во всяком случае я сомневался в наличии в действительности у наших западных противников таких зверских человеконенавистнических планов, как уничтожение наших городов вместе с миллионами жителей. Когда наша внешняя разведка получала сведения о подготовке американскими милитаристами оперативных планов ядерных ударов с уничтожением сначала 10 наших городов, а затем все больше, доведя число таких целей до ста, я полагал, что это могло быть только устрашающим пропагандистским актом как со стороны американцев, так и преувеличением нашей пропаганды.

Теперь же на меня со страниц настоящих американских серьезных документов пахнуло настоящим холодом, реальностью их угроз развязать атомную войну, чтобы сжечь в ее пламени не только нашу страну, но и весь мир. Я ничего не знал об источнике получения документов внешней разведкой, но искренне поздравлял парижскую резидентуру и ее резидента, в то время еще полковника Лазарева Анатолия Ивановича, с таким серьезным разведывательным успехом.

Вместе с докладной на имя руководителя ЦК КПСС мне положили и письмо руководителю специального подразделения КГБ, занимавшегося криптографическими делами — 8-го Главного управления, с приложением материалов по шифрсистемам, применявшимся в армии США и НАТО. В письме подчеркивалась особая секретность источника получения этих материалов и необходимость сокращения до минимума круга лиц, допускаемых к работе с ними.

Как я убедился, не только об источнике указанных разведывательных материалов, но и о самом факте их получения во внешней разведке знали немногие. Во всяком случае, я, будучи заместителем начальника ПГУ, узнал об этом впервые и только однажды, а больше, пока действовал этот источник, ни разу не слышал о его существовании. Таков был строгий закон конспирации у нас. В дальнейшем я узнал, что и в самой парижской резидентуре об описываемой мною операции знали весьма ограниченное число лиц. Я не привожу многих подробностей обо всех обстоятельствах осуществления этого ТФП, так как не являлся участником операции да и не имел возможности обсуждать ее с теми, кто в ней участвовал. Довольно кратко вспомнили мы об этой операции в разговоре с Лазаревым, который, кстати, не особенно распространялся о деталях, поделившись со мной лишь основными моментами проводившихся резидентурой мероприятий и своими переживаниями в процессе их осуществления. Сейчас я очень сожалею, что не расспросил его подробнее, а теперь, когда его не стало (умер в 1993 году), никто уже не сможет восполнить мой рассказ. И все же его оценки и чувства того времени, как главного ответственного лица за все: за успех и за возможные неудачи в этой уникальной акции внешней разведки, я постараюсь донести до читателя.

Во время беседы с Анатолием Ивановичем уже в 1992 году, когда я знал из западных источников многие подробности об этой операции, я живо представил себе весь драматизм каждого этапа этого проникновения в американский центр. Сейчас, когда я пишу об этом, ясно вижу, сколько больших и малых барьеров и барьерчиков стояло на пути наших разведчиков в то время. Одно то, что операция была направлена против нашего главного противника того времени, да еще в самый разгар «холодной войны», свидетельствует о чрезвычайных сложностях обеспечения ее безопасности. Но кроме того, действовали наши разведчики в обстановке активного противодействия нашей резидентуре такого опытного союзника американцев, как французская спецслужба. Эта последняя постоянно вела мощное наблюдение за деятельностью парижской резидентуры.

Каждый выход или выезд разведчиков на оперативные мероприятия приходилось тщательно обставлять значительным числом ложных выходов и выездов с тем, чтобы «занять» французскую контрразведку, рассеять ее силы и внимание, отвлечь их от действительно важного выхода разведчика на дело.

Целая серия специальных операций обеспечивала безопасность того разведчика, который шел на встречу с агентом-исполнителем операции «Карфаген». Но при этом никто, кроме резидента Лазарева и оперативного работника резидентуры Иванова Ф. А., не знал ни об агенте, ни тем более о содержании и характере операции.

Конечно же, скрыть повышенную активность резидентуры и большое количество привлекавшихся сотрудников было трудно, но эта активность тщательно легендировалась другими операциями. Благо, парижская резидентура в тот период вела весьма активную разведку и была постоянно занята и без операции «Карфаген». Насколько я знал, в 60-е годы из этой резидентуры поступала ценная разведывательная информация по НАТО, а также о деятельности самой французской спецслужбы.

Вспомнил я эпизод с документами позднее, во второй половине 1965 года, когда узнал из американских газет о судебном процессе над сержантом американской армии Джонсоном Робертом Ли, который, являясь клерком диспетчерского пункта американской армии во Франции, выдавал секреты советской внешней разведке, за что был осужден на 25 лет тюрьмы. Еще позже, уже работая в Австрии, в конце 1969 года в западногерманских журналах «Штерн» и «Шпигель» я увидел опубликованными знакомые мне копии некоторых из тех документов, которые держал в своих руках шестью годами раньше, с сенсационными заголовками о том, что американцы планируют принесение в жертву в ядерной войне своих союзников. Тогда я не был удивлен появлением в прессе таких острых материалов, ибо они затрагивали жизненные интересы европейских союзников США. Было ясно, что спецслужбы американских союзников смогли добыть часть тех документов, которыми располагали американские командующие в Европе и руководство НАТО. Естественным был и шаг по опубликованию их в целях воздействия на американское правительство, тем более что это можно было свалить на советскую внешнюю разведку, поскольку сами американцы уже ранее рассказали о содержании добытых нами через Джонсона американских планов. Теперь пресса могла развернуть кампанию протеста против «зверских планов уничтожения европейских народов во имя победы над СССР».

О том, что такие безжалостные замыслы у англо-американских союзников действительно были, а не выдуманы нашей внешней разведкой сейчас, подтвердили поступившие в СМИ документальные материалы из британских архивов.

В рассекреченных в 1997 году государственным архивом документах министерства обороны Великобритании, а также в служебной переписке премьера с военным руководством страны содержатся сенсационные разоблачения о намечавшихся британскими военными планах, подобных планам Вооруженных сил США, фигурировавшим в документах, добытых внешней разведкой в операции «Карфаген».

Так, в середине 60-х годов Великобритания готовилась нанести массированный удар с помощью бактериологического и химического оружия по Китаю в качестве «меры профилактической угрозы полнометражной ядерной войны». Одновременно правительство Гарольда Макмиллана с 1963 года рассматривало своих европейских союзников по НАТО в качестве потенциальных объектов применения британских наступательных химических и бактериологических ракет (Новости разведки и контрразведки. 1997. № 5). Вот так американцы планировали сбрасывать на своих союзников атомные бомбы, а англичане посыпать их разрушенные города химическими отравляющими веществами и вирусами.

После возвращения из Австрии в конце 1970 года я проявил интерес к операции «Карфаген» и был захвачен ее романтизмом, не говоря уже о беспрецедентных результатах, не превзойденных, по моему убеждению, ни одной другой операцией внешней разведки послевоенного периода.

Операция, которую я называю именем укрепленной крепости Древнего Египта, является классическим примером ТФП с привлечением агента в качестве исполнителя самого изъятия. Поэтому считаю заслуживающим интереса читателей самое внимательное рассмотрение всего процесса ее осуществления. Операция содержит три важных аспекта разведывательной работы:

— выбор объекта ТФП;

— подбор и подготовка агента для операции;

— процесс изъятия документов.

Рассмотрим их соответственно.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.