«Величайшая разведывательная служба в мире»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Величайшая разведывательная служба в мире»

В феврале 1947 года английский посол предупредил действующего госсекретаря Дина Ачесона, что через шесть недель военно-экономическая помощь Англии, Греции и Турции будет прекращена. Для борьбы с угрозой коммунизма грекам на ближайшие четыре года требовалось около миллиарда долларов. Уолтер Беделл Смит передал из Москвы свою оценку ситуации: по его мнению, британские войска представляют собой единственную силу, которая не дает Греции оказаться на советской «орбите».

В США разгоралась «красная паника»[8]. Впервые со времен Великой депрессии республиканцы теперь контролировали обе палаты в конгрессе, и значительное влияние обрели такие фигуры, как сенатор из Висконсина Джозеф Маккарти и калифорнийский конгрессмен Ричард Никсон. Популярность Трумэна падала; с момента окончания войны его рейтинг на опросах общественного мнения значительно снизился. Президент изменил свое мнение о Сталине и Советах. Теперь он был убежден, что они представляют собой главное зло в мире.

Трумэн и Ачесон вызвали на совещание сенатора Артура Ванденберга, председателя Комитета по международным отношениям от Республиканской партии. (Газеты в тот день отметили, что племянник сенатора Хойт скоро будет освобожден с должности директора Центральной разведки, пробыв на ней всего восемь месяцев.) Ачесон объяснил, что коммунистический плацдарм в Греции станет угрозой всей Западной Европе. Соединенные Штаты встали перед необходимостью отыскать способ спасти свободный мир, а конгресс – соответственно, перед необходимостью оплатить все расходы.

Откашлявшись, сенатор Ванденберг повернулся к Трумэну. «Господин президент, – сказал он, – единственный способ, которым вы можете добиться цели, обратиться к народу с речью и избавить страну от опасений».

12 марта 1947 года Трумэн произнес ту самую речь, предупредив совместную сессию конгресса о том, что мир окажется перед лицом катастрофы, если Соединенные Штаты не начнут борьбу с коммунизмом за границей. Необходимо ассигновать сотни миллионов долларов, чтобы укрепить Грецию, которой сейчас «угрожает террористическая деятельность нескольких тысяч вооруженных лиц», заявил президент. Без американской помощи «беспорядки могут распространиться на Ближний Восток», народы Европы впадут в отчаяние, и на свободный мир опустится тьма. Его кредо представляло собой нечто новое: «Я полагаю, что политика Соединенных Штатов должна быть направлена на то, чтобы поддержать свободные народы, которые сопротивляются покорению вооруженными меньшинствами или давлению извне». Нападение со стороны противника США на любую нацию в мире, должно считаться нападением на сами Соединенные Штаты. В этом и состояла суть доктрины Трумэна. Конгресс приветствовал речь президента продолжительными овациями.

В Грецию потекли миллионы долларов – наряду с военными кораблями, солдатами, пушками, боеприпасами, напалмом и шпионами. Вскоре Афины превратились в один из крупнейших американских разведывательных форпостов в мире. Решение Трумэна бороться с коммунизмом за границей стало первым ясным руководством, которое американские шпионы получили от Белого дома. Они все еще испытывали недостаток в сильном командующем. Генерал Ванденберг никак не мог дождаться того момента, когда сможет, наконец, возглавить новые военно-воздушные силы, но в последние дни на посту директора Центральной разведки он сделал тайное признание горстке членов конгресса, заявив, что страна, как никогда прежде, стоит на пороге иностранных угроз. «Океаны потеряли былое географическое значение, и теперь можно сказать, что Европа и Азия граничат с Соединенными Штатами почти так же, как Канада и Мексика», – сказал он, и эти слова в несколько иной форме, но не менее зловеще, прозвучали из уст президента Буша после терактов 11 сентября.

«Во Второй мировой войне, – сказал Ванденберг, – мы должны были полагаться и слепо доверять более совершенной разведывательной службе британцев», но «Соединенным Штатам впредь никогда не следует подобострастно упрашивать какое-либо иностранное правительство дать ему «глаза» – то есть иностранную разведку, – чтобы видеть. И все-таки ЦРУ придется рассчитывать на иностранные разведывательные службы с целью лучшего понимания соответствующих наций и языков». В заключение Ванденберг сказал, что понадобится еще по крайней мере пять лет, чтобы сформировать профессиональные кадры американских шпионов. Это предупреждение было повторено слово в слово пятьдесят лет спустя, в 1997 году, директором Центральной разведки Джорджем Дж. Тенетом, который произнес эти слова еще раз после своей отставки в 2004 г.

Преемником Ванденберга и третьим по счету человеком, который занимал этот пост за последние пятнадцать месяцев, стал контр-адмирал Роскоу Хилленкеттер, приведенный к присяге 1 мая 1947 года. Хилли, как все его называли, был похож на актера, которому режиссер неправильно подобрал роль. Он не производил внушительного впечатления. Как и свои предшественники, он никогда не хотел быть директором Центральной разведки – «и, вероятно, ему никогда не следовало предлагать этот пост», – наглядно демонстрирует история ЦРУ той эпохи.

27 июня 1947 года комитет конгресса проводил секретные слушания, которые привели в конце лета к формальному созданию ЦРУ. Красноречивее всяких слов было то, что для ведения секретного семинара для нескольких избранных членов конгресса был выбран не Хилленкеттер, а Аллен Даллес – адвокат из частной юридической конторы.

Аллен Даллес обладал врожденным чувством патриотического долга. Он родился в 1893 году, в одной из лучших семей Уотертауна, штат Нью-Йорк. Его отец был пресвитерианским пастором; дедушка и дядя служили секретарями штата. Президентом его колледжа в Принстоне был Вудро Вильсон, позднее – президент Соединенных Штатов. Даллес был младшим дипломатом после Первой мировой войны и адвокатом респектабельной фирмы с Уолл-стрит в период Великой депрессии. Благодаря безупречной репутации крупного американского разведчика, сформированной на посту руководителя УСС в Швейцарии, Даллес расценивался республиканскими лидерами как директор Центральной разведки в изгнании. Аналогичным образом его брат Джон Фостер Даллес, главный представитель партии в вопросах внешней политики, считался теневым госсекретарем страны. Внешне Аллен был исключительно приветлив, мог даже похохотать от души. Но он был человеком коварным, безжалостно честолюбивым и хроническим прелюбодеем.

У дверей кабинета 1501 офисного здания в Лонгуорте дежурила вооруженная охрана; все находящиеся внутри люди поклялись хранить тайну. Сдувая пепел с трубки, словно непритязательный директор школы, поучающий непослушных школьников, Аллен Даллес описывал работу ЦРУ. По его словам, оно будет «управляться относительно небольшой, но элитной группой лиц, обладающих страстью к анонимности». Его директору потребовались бы «в высшей степени судейский характер, а также «многолетний опыт и глубокие знания». Такой человек, в принципе, мало чем отличался бы от самого Аллена Даллеса. Его главные помощники, будь они военными, «лишили бы себя прежних воинских званий и надели бы на себя обличье разведывательной службы».

У американцев есть «сырье для создания величайшей разведывательной службы в мире, – говорил Даллес. – Штат не должен слишком многочисленным»; на первое время вполне хватило бы несколько сотен хороших агентов. «Деятельность службы не должна слишком бросаться в глаза, но при этом ее не нужно чрезмерно окутывать тайнами, как обычно нравится детективам-любителям, – заверил он членов конгресса. – Все, что требуется для успеха, – это тяжелая работа, разборчивое суждение и здравый смысл».

Он никогда не говорил, чего действительно хочет: возродить тайные операции УСС времен войны.

До создания новой американской секретной службы было рукой подать. Президент Трумэн представил новую архитектуру холодной войны, подписав Закон о национальной безопасности 26 июля 1947 года. Согласно этому акту военно-воздушные силы обрели статус отдельной службы, которую возглавил генерал Ванденберг. Новый Совет национальной безопасности должен был стать распределительным щитом Белого дома для президентских решений. В соответствии с законом было также создано министерство обороны; его первому «обитателю», Джеймсу Форрестолу, было приказано объединить американские вооруженные силы. («Этот офис, – напишет Форрестол несколько дней спустя, – вероятно, будет самым большим кладбищем дохлых кошек в истории».)

В шести коротких и фрагментарных параграфах закон дал жизнь Центральному разведывательному управлению, которое было образовано 18 сентября.

Уже при рождении ЦРУ имело критические дефекты. С самого начала оно столкнулось с жесткими и непреклонными оппонентами в Пентагоне и Государственном департаменте – ведомствах, отчеты которых оно, как предполагалось, должно было координировать. Управление было у них не надзирателем, а скорее пасынком. Его полномочия были определены нечетко. Почти два года у организации не было ни формального устава, ни одобренного конгрессом бюджета. Штаб-квартира ЦРУ выживала все этого время на средства, выделенные несколькими членами конгресса.

А его секретность всегда находилась в противоречии с открытостью американской демократии. «У меня были самые мрачные предчувствия об этой организации, – писал Дин Ачесон, будущий госсекретарь, – и я предупредил президента, что в подобной ситуации ни он лично, ни Совет национальной безопасности, ни кто-либо другой не будут иметь возможности знать о том, что делает ЦРУ, и, тем более, управлять им».

В Законе о национальной безопасности ничего не говорилось о тайных операциях за границей. Он предписывал ЦРУ соотносить, оценивать и всячески углублять разведку, а также выполнять «другие связанные с разведкой функции и обязанности, относящиеся к национальной безопасности». В эти полтора десятка слов была вложена энергия, которую генерал Магрудер приберег в самом конце, когда за два за два года до этого беседовал с президентом. Со временем через эту «лазейку» провели сотни крупных секретных операций; причем более восьмидесяти в течение срока полномочий Трумэна.

Проведение секретной операции требовало прямых или подразумеваемых полномочий Совета национальной безопасности. СНБ в те дни представляли президент Трумэн, министр обороны, госсекретарь и руководители военных ведомств. Но это был недолговечный орган. Созывался он редко, а когда это случалось, то Трумэн почти никогда не присутствовал.

Он приехал на первую встречу 26 сентября, как и весьма осторожный Роскоу Хилленкеттер. Советник ЦРУ Лоуренс Хьюстон предупредил директора о растущих призывах к секретным операциям. Он сказал, что у ведомства нет никаких юридических полномочий, чтобы проводить их без явного согласия конгресса. Хилли стремился ограничить заграничные миссии ЦРУ сбором разведданных. Но здесь он потерпел неудачу. Важные решения принимались втайне, часто за завтраком по средам в доме министра обороны Форрестола.

27 сентября Кеннан направил Форрестолу подробный документ, призывающий к учреждению «партизанского корпуса». Кеннан считал, что хотя американцы могут никогда и не одобрить подобные методы, но «можно существенно укрепить нашу безопасность, если бороться с врагом его же средствами». Возбужденный Форрестол с жаром согласился. Вместе они привели в движение американскую тайную службу.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.