Глава 12 Канское фиаско
Глава 12
Канское фиаско
В 24:00 6 июня начальник штаба 7-й армии генерал-майор Пемзель позвонил командирам 21-й танковой и 716-й пехотной дивизий и передал им приказ ОКВ: намеченную на завтра контратаку они должны провести без сучка без задоринки и выйти к береговой линии, тем самым освободив из окружения тех защитников опорных пунктов, которые еще не сложили оружия. Командир 716-й дивизии генерал Рихтер ответил: «У штаба дивизии больше нет связи с командирами полков и батальонов», поэтому ему неизвестно, какие позиции еще удерживаются его частями и подразделениями, а какие захвачены противником. На деле 716-й дивизии уже не существовало; 200 человек, уцелевших из всего ее личного состава, будут отведены в тыл через два дня.
Английская 3-я дивизия овладела большинством огневых точек противника, которые препятствовали ее продвижению в день «Д», однако наиболее мощное укрепление на ее правом фланге продолжало оказывать сопротивление. Речь идет о радиолокационном комплексе люфтваффе близ населенного пункта Дувр-ла-Деливранд: комплекс был превращен в настоящую подземную крепость. Подземная телефонная линия связывала его с Каном, так что защитники комплекса одновременно действовали в качестве артиллерийских наблюдателей. Канадцам, которые пытались взять этот комплекс, пришлось вести долгий и ожесточенный бой. Они долго очищали от противника окружавшие радары лесные массивы, «похожие на пчелиные соты – так густо их пронизывала сеть траншей, блиндажей и ходов сообщения».
21-ю танковую дивизию, которая не добилась успеха в контратаках вечером дня «Д», передали в подчинение 1-го танкового корпуса СС, которым командовал обергруппенфюрер[137] СС Зепп Дитрих. До Первой мировой войны Дитрих был подручным у мясника, затем воевал солдатом на передовой. В хаосе, наступившем после подписания перемирия, когда Германия оказалась на грани гражданской войны, Дитрих вступил в ряды фрайкора[138]. Став членом нацистской партии вскоре после ее возникновения, Дитрих в 1928 г. был назначен начальником личной охраны Гитлера, состоявшей из эсэсовцев. На базе этого охранного отряда впоследствии была сформирована 1-я танковая дивизия СС «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер», которая под командованием Зеппа Дитриха сражалась во Франции, на Балканах и на Восточном фронте. Геббельсовская пропаганда старательно создавала ему образ героя – в противовес аристократам – генералам вермахта. На фоне своих коллег по высшему генералитету СС Дитрих выглядел человеком честным и открытым, что не мешало ему проявлять крайнюю жестокость, да и особым умом и образованием он не мог похвастать. Как свидетельствовал генерал танковых войск Гейнц Эбербах, позднее сменивший Гейра фон Швеппенбурга на посту командующего танковой армейской группой «Запад», «Лейбштандарт» под командованием Дитриха уничтожила тысячи и тысячи евреев[139].
Ранним утром 6 июня, когда поступили первые сообщения о вторжении англо-американцев, Дитрих находился в штабе 1-го танкового корпуса СС в Брюсселе. Рундштедт срочно вызвал его к себе в Париж и передал под его командование 12-ю танковую дивизию «Гитлерюгенд», Учебную танковую дивизию, 21-ю танковую и остатки 716-й пехотной. На рассвете 7 июня этот корпус должен был ударить по англичанам, продвигавшимся к Кану, и сбросить их в море. Этот план сорвался из-за налетов англо-американской авиации, а также из-за опоздания к местам сосредоточения и «Гитлерюгенда», и Учебной танковой дивизии.
Поздним вечером Дитрих был уже в Сен-Пьер-сюр-Див, в штабе 21-й танковой дивизии Фейхтингера. Сам Фейхтингер в это время находился не у себя, а на КП 716-й пехотной дивизии, расположенном в подземном туннеле на окраине Кана. Узнав, что Фейхтингер позабыл взять туда с собой рацию, Дитрих взорвался. Заменявший отсутствующего командира начальник штаба дивизии полковник фон Берлихинген – потомок того самого рыцаря с железным кулаком – осмелился высказать свое мнение: двух танковых дивизий явно не хватит, чтобы сбросить в море англичан и канадцев. Дитрих без обиняков объяснил, что других соединений под рукой не имеется, а полковнику надлежит без промедления связаться с дивизией «Гитлерюгенд» и заняться совместной подготовкой плана контрудара.
Командир «Гитлерюгенда» бригаденфюрер СС Фриц Витт отправил штандартенфюрера[140] СС Курта Мейера в подземный туннель на окраине Кана – на совещание с Фейхтингером и Рихтером. Мейер, командир 25-го мотопехотного полка СС, был фанатичным нацистом, безжалостным в бою. Высокий, голубоглазый, с мужественной внешностью, он был образцом офицера-эсэсовца. Восхищавшиеся им солдаты прозвали своего командира Непробиваемым Мейером. На рассвете 7 июня ему наконец удалось отыскать штаб 716-й дивизии. Вход был буквально завален ранеными. «Мне понадобилось без малого восемь часов, чтобы до вас добраться, – сказал Мейер генералу Рихтеру. – Из них четыре часа я пролежал в придорожных кюветах, пережидая налеты англо-американской авиации. Колонны дивизии на марше несут большие потери». В дивизии «Гитлерюгенд» вражеские истребители-бомбардировщики прозвали «мясными мухами».
На совещании, внимательно изучив испещренную пометками карту, Мейер пренебрежительно отмахнулся от Фейхтингера, который считал численность противника слишком большой.
– Это все мелочи! – заявил он. – Утром мы сбросим их обратно в море.
При налете англо-американской авиации были уничтожены склады с топливом, а значит, Рихтеру предстояло пожертвовать всеми своими запасами горючего. Кроме того, Рихтер пожаловался, что ему придется передислоцировать полевой госпиталь подальше, в Фалез: хотя госпиталь был помечен хорошо заметными красными крестами, это не мешало авиации противника постоянно бомбить его или обстреливать с бреющего полета.
Значительную сумятицу вносила запутанная система подчиненности соединений в немецкой армии. За оборону побережья отвечала 7-я армия, но 1-й танковый корпус СС вошел в состав танковой армейской группы «Запад» генерала Гейра фон Швеппенбурга. Сам Гейр позднее писал об этом: «В тот момент, когда все решала быстрота действий, всего две танковые дивизии плюс одна неполного состава получали приказы из следующих штабов: 1-го танкового корпуса СС, танковой армейской группы “Запад”, 7-й армии в Ле-Мане, группы армий “Б”, штаба Западного фронта и из ОКВ».
Гейра, который (подобно Гудериану) возлагал главные надежды на массированный танковый контрудар, потряс тот эффект, которого англо-американская авиация достигла бомбардировкой основных городов: дороги, ведущие к побережью, стали непроходимыми. Гейр упорно возражал против того, чтобы развертывать танковые дивизии вблизи побережья, и до сих пор отказывался признать, что Роммель, здраво оценивший превосходство англо-американцев в воздухе, был куда более дальновидным. За подобное высокомерие Гейр был сурово наказан несколько дней спустя, когда перехваты «Ультра» позволили совершенно точно установить расположение его штаба.
К концу дня 6 июня английские генералы в секторе «Сорд», так и не сумевшие овладеть Каном, с наигранным оптимизмом утешали себя тем, что «и завтра успеем». Успешное отражение контратаки 21-й танковой дивизии породило у них совершенно не обоснованные надежды. Они ведь еще не сталкивались с «Гитлерюгендом», да и в оценке вооружения 21-й дивизии сильно ошибались: ее главной ударной силой были отнюдь не танки, а двадцать четыре 88-мм противотанковые пушки.
То ли сыграл свою роль отход 21-й дивизии, то ли постоянные удары вражеской авиации по дорогам, то ли обстрел из корабельных орудий целей, значительно удаленных от берега, но в тыловых немецких частях поползли слухи о том, что Кан пал. 7 июня начальник штаба 1-го танкового корпуса СС, чтобы пресечь распространение этих «панических слухов», разослал подразделения фельджандармерии по дорогам, ведущим в Фалез. Они окружали и разворачивали «толпы бегущих трусов, которые на Западе отвыкли воевать». Как бы то ни было, в 1-м корпусе стали глубоко презирать англичан, не сумевших нанести удар, пока немцы не успели подтянуть подкрепления.
Мало того что серьезные затруднения создало англичанам длительное сопротивление «Хиллмена», мало того что к Кану отправили мизерное количество бронетехники, но и командир британского 1-го корпуса генерал-лейтенант Джон Крокер допустил грубую ошибку. Опасаясь крупной контратаки противника восточнее реки Орн, он во второй половине дня 6 июня отвлек 9-ю пехотную бригаду от выполнения поставленной ей задачи: удара в районе между Каном и Карпике, – бросив ее вместо этого на поддержку воздушно-десантной дивизии. Эта передислокация, помимо прочего, создала опасный разрыв на стыке английской 3-й дивизии и канадцев.
7 июня наступление на Кан возобновилось; бои разгорелись у северных окраин города, у деревни Лебизе и окружающих ее лесов. Но, несмотря на мощную артиллерийскую поддержку, английская 185-я бригада понесла тяжелые потери. 21-я танковая дивизия пришла в себя и заняла господствующие высоты на подступах к Кану и дальше до Бенувиля, где мотопехота майора Ганса фон Люка не прекращала контратак на позиции 6-й воздушно-десантной дивизии.
В боях за Лебизе участвовал 2-й батальон Королевского Уорикширского полка – части, где в свое время служил Б. Монтгомери. Согласно приказу командира бригады, по затопленной дороге с высокими насыпями по обочинам двинулся взвод противотанковых орудий; пушки тянули шесть транспортеров с пулеметами «Брен». Над головами солдат велась перестрелка, а обзор был крайне ограничен. Неожиданно оказалось, что они уже в Лебизе, а вокруг – мотопехота 21-й танковой дивизии. Они объехали танк Т-IV, проследовали в тыл к немцам и остановились в поле, среди всходов пшеницы, собираясь открыть огонь из противотанковых орудий. «Приготовиться!» – крикнул лейтенант. Его солдаты, бирмингемские ребята, шутливо переругиваясь, навели орудия и открыли огонь. Но вот в транспортер командира угодил вражеский снаряд, от взрыва все попадали на землю.
Подразделение попыталось пробиться назад, к своим, однако по пути их перехватили, взяли в плен и отконвоировали в лес. Подтянутые немцы смотрели на них без всякой враждебности. Пленных спросили, чего они больше хотят: молока или вина? Потом над головами загудели снаряды с английского линкора «Уорспайт». Охранявший пленных немец обратился к лейтенанту-англичанину: «Кажется, надо бы вырыть щель, как вы думаете?» – и они вдвоем принялись за работу. Обстрел продолжался, а они сидели рядышком в укрытии, непроизвольно пригибаясь каждый раз, когда пролетал снаряд. «Через несколько дней вы окажетесь снова в море», – сказал немец. «Прошу прощения, этого не будет, – возразил лейтенант Бэннермен. – Через неделю мы войдем в Париж». Спорить дальше они не стали, а немецкий солдат показал английскому офицеру фото своей невесты. Лейтенант ответил на эту любезность, продемонстрировав фото своей жены. Он не мог отделаться от мысли, что всего полчаса назад они с немцем старались убить друг друга.
Вскоре генерал Крокер отвел 9-ю бригаду к месту прежней дислокации, правее 185-й бригады. Здесь, как и на участке, занятом канадцами, слегка всхолмленную равнину покрывали пшеничные поля, каменные крестьянские дома утопали во фруктовых садах, а в рощицах были укрыты противотанковые орудия. Фермеры загнали во дворы свой скот, уповая на то, что коровы и лошади целее будут в своих стойлах. Кое-кто наблюдал за ходом боя с чердаков, а семьи прятались в подвалах. Правда, стрельба, в том числе и орудийная, велась главным образом по домам. В деревушке Грюши, недалеко от Бюрона, из десяти домов девять были разрушены полностью или частично. Немцы растащили из крестьянских погребов сидр и кальвадос, причем некоторые перепились до потери сознания.
Отважный бросок прямо через поля к деревне Камб совершил 2-й батальон Королевских Ольстерских стрелков. Они пробились, но подоспевшее свежее подразделение дивизии «Гитлерюгенд» заставило их поспешно отступить. Ольстерским стрелкам пришлось даже своих раненых из роты Д оставить в траншее за деревней. Потом они не сомневались, что всех раненых перебили на месте молодчики из «Гитлерюгенда».
Правее позиций 9-й бригады канадцы, которые возобновили наступление на аэродром Карпике, тоже напоролись на подразделения «Гитлерюгенда». КП штандартенфюрера Мейера расположился в Арденнском аббатстве. Его полк должен был в 16:00 нанести удар западнее железной дороги Кан – Сен-Люк-сюр-Мер, а 21-я дивизия наступала восточнее дороги. Приближение же канадцев заставило Мейера принять решение о немедленном начале контратаки. Танковому батальону дивизии «Гитлерюгенд» был передан приказ: «Танки, вперед!» Они врасплох захватили канадский танковый полк – Шербрукских фузилеров, – и очень быстро отбили деревню Оти. В свою очередь, эсэсовцев из «Гитлерюгенда» тоже ожидал сюрприз: их победное продвижение было прервано искусно расположенными противотанковыми пушками канадцев. Танки отступили, но Мейер вскоре бросил их в новый бой, на этот раз за деревню Бюрон. Бои в тот день закончились кровавой ничьей: и англичане с канадцами, и немцы, ничего не добившись, прекратили атаки.
Англичане в тот день гораздо успешнее действовали в районе Байе, западнее Кана. Высланные ночью разведгруппы установили, что германское командование отвело из городка почти все свои войска. В результате Эссекский полк и Южно-Уэльский приграничный полк[141] при поддержке Шервудских егерей сумели 7 июня освободить Байе, не нанося городу серьезного ущерба. «Наше подразделение первым вошло в город, – пишет командир батальона Шервудских егерей Стэнли Кристоферсон, – и с громадным облегчением обнаружило, что немцев там почти нет, исключая отдельные огневые точки да одного-другого снайпера. Следовательно, не было нужды разрушать прекрасные старинные здания. Жители встретили нас с восторгом, приветствовали горячо, от всей души, осыпали танки цветами, а солдатам раздавали сидр и закуску».
В южной части города в одном доме держалась пулеметная точка противника. Подошел танк егерей, и после его выстрела дом загорелся. «Прошло совсем немного времени, и звон колокольчика возвестил прибытие местной пожарной команды в полном составе, с начищенными до блеска касками. Не обращая внимания на стрельбу, они вошли в дом, потушили пожар и вытащили на улицу немецких пулеметчиков».
На следующий день, 8 июня, Шервудские егеря снова влились в состав 8-й танковой бригады и двинулись дальше на юг. Обойдя стороной противотанковые орудия, они заняли возвышенность к юго-востоку от Байе, обозначенную на картах как высота 103. Она господствовала над деревнями Тийи-сюр-Сель и Фонтене-ле-Пенель – название последней английские солдаты в шутку переводили как «Пописай-в-фонтан». Самая большая опасность, которая встретилась егерям, – одиночный немецкий снайпер, который старался попасть в командиров танков, высовывавших головы из люков. Но 9 июня Шервудским егерям вместе с 6-м Даремским легким пехотным полком неожиданно пришлось отражать настоящую атаку.
На фронт прибыла наконец Учебная танковая дивизия. Ее командир генерал-лейтенант Фриц Байерляйн все еще метал громы и молнии из-за полученного от генерал-полковника Дольмана приказания двигаться по дорогам средь бела дня. Почти сразу после этого приказа, во второй половине дня 6 июня, в небе появились ракетоносцы «Тайфун» Королевских ВВС и эскадрильи американских «Лайтнингов». Дивизия потеряла немало машин. Под покровом темноты танкисты Байерляйна продолжали идти вперед – в надежде на то, что к рассвету удастся остановиться и замаскироваться, однако генерал Дольман снова приказал дивизии не останавливаться. На следующее утро в 05:30 по танкистам был нанесен новый удар с воздуха – первый за день. Танки и бронетранспортеры, кое-как закамуфлированные зелеными веточками, в поисках укрытия рванулись в леса и сады, но многие оказались на открытых местах. Как сказал сам Байерляйн, его солдаты окрестили прямую дорогу от Вира на северо-восток «беговой дорожкой для состязания с истребителями-бомбардировщиками». Генерал утверждал, что за тот день его дивизия потеряла 5 танков, 84 бронетранспортера и САУ и 130 грузовиков, хотя эти цифры наверняка следует считать сильно завышенными[142].
Утром 8 июня передовые подразделения Учебной танковой нанесли удар от Тийи-сюр-Сель к северу, и вся его мощь пришлась на егерей и стоявший ближе к Ленжевру Даремский легкий пехотный полк. «На долю нашего полка выпал кошмарный день», – записал в своем дневнике С. Кристоферсон. На высоте 103 его батальон потерял четыре танка, среди погибших оказались командир одной из рот и заместитель командира батальона капитан Кит Дуглас. Дуглас, перед тем проводивший рекогносцировку, «бросился было бежать по овражку к своему танку, но тут ему в голову угодил осколок вражеской мины». Он был сражен наповал. Среди офицеров полка, набранных из мелкопоместных дворян, Дуглас был чужим: он не увлекался охотой, не ездил верхом, не интересовался видами на урожай. Своему полку он посвятил стихотворение «Аристократы», в котором писал:
Как жить мне в родовитом этом,
Но дряхлом выводке героев – и не плакать?[143]
И все же в полку никогда не забывали Дугласа: он запомнился и своей храбростью, и своими неуклюжими манерами. В Северной Африке его перевели в штаб в Каире, и в самый разгар боев он удрал оттуда в свой батальон, рискуя попасть под трибунал за дезертирство. «Я в восторге от вас, сэр, – сказал ему денщик. – Вы такой чертяка-неудачник – еще поискать!»
А Кристоферсон в своем дневнике писал: «В бою он неизменно проявлял храбрость и часто вел за собой солдат, совершенно не заботясь о собственной безопасности. Иной раз казалось, что он поступает даже безрассудно – возможно, такому впечатлению способствовала его близорукость, вынуждавшая Дугласа носить большие очки с толстыми линзами». Дугласа похоронил под кустами, у которых он погиб, полковой капеллан Лесли Скиннер, не забывший их беседы в воскресенье накануне дня «Д», когда молодой капитан говорил о неминуемой смерти.
Еще через три дня Шервудских егерей, снова оказавшихся недалеко от высоты 103, постигла новая беда. Рядом с командирским танком (он носил имя «Робин Гуд») разорвался снаряд – как раз тогда, когда отдавались приказы подразделениям. Погибли командир полка Майкл Лейкок – брат командующего частями спецназа генерал-майора Роберта Лейкока, – его адъютант и офицер-связист, а командир разведроты и сержант-связист получили тяжелые ранения. Адъютант командира Джордж Джонс был сыном главного лесничего в поместье Лейкока. Меньше чем за неделю егеря потеряли двух командиров полка, и командование теперь по старшинству принял Кристоферсон.
Методистскому священнику Скиннеру, полковому капеллану, в те дни почти не приходилось отдыхать: он то и дело отпевал убитых, причем нередко сам выносил их тела из танков. В полку любили этого невысокого темноволосого человека с сильным йоркширским акцентом. Он щадил своих солдат и не заставлял их вытаскивать обгоревшие тела товарищей из сожженных машин. «Шерманы» работали не на дизельном топливе, а на бензине, и легко воспламенялись. Американцы прозвали их «Ронсонами» (по известной марке зажигалок), а немцы – «сковородками для томми[144]». Танкисты вообще больше всего боятся застрять в горящем танке. Командиры английских танков, чтобы скрыть свою нервозность, выработали привычку вести разговоры по рации неспешно, как бы лениво растягивая слова.
Учебная танковая дивизия не довела до конца атаку 8 июня – отчасти из-за упорного сопротивления англичан к северу от Тийи-сюр-Сель, главным же образом из-за нового приказа Зеппа Дитриха. Во второй половине дня он приказал дивизии отойти и двигаться на северо-запад, в направлении Байе. Неразбериха среди немецкого командования распыляла силы танковых соединений и мешала той стремительной атаке с выходом к берегу моря, о которой мечтал Гейр фон Швеппенбург. Позднее он сокрушался: «Мы упустили психологическое преимущество… которое позволяло нанести англичанам тяжелое поражение». Но от мысли добиться своего он еще не отказался.
К западу от Орна англичане и канадцы в течение дня 9 июня пробивались вперед, сосредоточивая силы для взятия каждой деревни, превращенной немцами в узел сопротивления. На этот же день было назначено наступление одного батальона на Камб – при поддержке полевой артиллерии и орудий английского крейсера «Даная». Бойцы 2-го батальона Королевских Ольстерских стрелков выдвинулись на исходные позиции для атаки. Вгляделись в простиравшуюся перед ними обширную холмистую равнину, сплошь покрытую полями пшеницы, – наступать предстояло по ней. Молодому взводному запомнилось, как под свист проносившихся над их головами снарядов солдаты нервозно обменивались шуточками:
– В поле я в последний раз был со своей лапушкой. Так мило было, так спокойно.
– Хочется надеяться, что с чертова корабля перестанут палить, когда мы доберемся до немцев.
– Похоже, сэр, путь нам предстоит не близкий. Может, на полдороге сделаем привал, чайку попьем?
Зеленые побеги, доходившие до бедра, издали казались подходящим прикрытием, но после начала атаки обнаружилось, что в них никак не спрятаться. «Это стало очевидным для всех, – записал лейтенант, – когда все больше наших стало спотыкаться и падать на землю». В одной роте убило всех трех взводных.
Ольстерских стрелков поддерживали танки Восточно-Йоркширского полка. Они подбили один немецкий Т-IV, но затем открыла огонь хорошо замаскированная 88-мм пушка немцев, и «Шерманы» стали вспыхивать один за другим. Проявив храбрость под пулеметным огнем противника, Ольстерские стрелки пробились к Камбу и окопались. Потом подсчитали свои потери: погибли или получили тяжелые ранения 11 офицеров и 182 сержанта и солдата.
В сумерках на подмогу обессиленному батальону подошел Собственный его королевского величества Шотландский приграничный полк, и тут немцы открыли по позициям англичан шквальный огонь из минометов. Один Джок, спасаясь от разрывов, спрыгнул в ближайший окоп, по-свойски хлопнул по плечу его обитателя и воскликнул: «Ба, Пэдди[145], сукин ты сын! А я уж не надеялся снова с тобой свидеться!» Очень быстро он обнаружил, что поприветствовал подобным образом командира Королевского Ольстерского стрелкового полка.
Предыдущей ночью населенные пункты Норе и Бретвиль-Оргейез подверглись атаке танков «Пантера», разведподразделений и мотопехоты дивизии «Гитлерюгенд». Командовал группой Непробиваемый Мейер, восседавший в коляске мотоцикла. Реджайнский стрелковый полк был готов их встретить. В мертвенном сиянии осветительных ракет противотанковые пушки наносили противнику серьезные потери. Эсэсовцам пришлось отступить.
Впрочем, большинство немецких атак 9 июня захлебнулось, хотя 1-й танковый корпус СС подтягивал на передовую все больше боевых машин в помощь мотопехоте, стремившейся овладеть исходными позициями для броска к морю. Английская и канадская полевая артиллерия, а также корабельные орудия с большим успехом расстраивали боевые порядки немецких танковых подразделений, нанося им существенный урон. Противотанковыми орудиями Реджайнского стрелкового полка была отбита очередная атака роты «Пантер». Командир немецкого танка рассказывал, как подбили его машину: «Оценивая обстановку, я посмотрел по сторонам. У танка слева сорвало башню. И сразу же громыхнул новый взрыв, и загорелась теперь уже моя машина. Огонь перекинулся на боеприпасы к пулемету, раздался сильный треск, словно горело большое полено». Он получил сильные ожоги, но сумел выскочить из танка. Уцелело лишь пять немецких танков из двенадцати. «Я готов был плакать от горя и злости», – написал об этом впоследствии один офицер дивизии «Гитлерюгенд».
Его коллегам пришлось признать: «внезапные удары», хорошо срабатывавшие на Восточном фронте, в Нормандии успеха не приносили. Перед рассветом 10 июня была предпринята еще одна лобовая атака на Норре – силами мотопехоты при поддержке ударного саперного подразделения. И снова атака захлебнулась. Позднее на поле боя обнаружили тело командира саперной роты Отто Толля. «У него была перебита артерия, и он пытался остановить кровь самодельным жгутом из ручного фонарика и ленты от своего Рыцарского креста».
Бои велись с крайним ожесточением. Обе стороны обвиняли друг друга в совершении военных преступлений. Представ после войны перед судом военного трибунала, офицеры 26-го мотопехотного полка СС из состава «Гитлерюгенда» утверждали, что расстреляли 9 июня троих пленных канадцев в отместку за расстрел немецких пленных, произошедший накануне. 8 июня к югу от Кристо подразделение танкового разведполка «Судебные инны»[146] захватило врасплох небольшую группу немцев из артполка Учебной танковой дивизии, в том числе командира полка. Англичане велели пленным садиться на броню спереди, поскольку внутри места не было. Немцы стали спорить: так они превратятся в «живой щит». Как показал впоследствии гауптман граф Клари-Альдринген, два английских офицера избили полковника Люксенбургера, ветерана, потерявшего руку на фронтах Первой мировой войны, и привязали его к одной из своих машин. Отъезжая, расстреляли из пулеметов тех, кто категорически отказался садиться на броню. Но подразделение разведполка натолкнулось на позицию немецких противотанковых пушек. Оба офицера-англичанина погибли, а полковник Люксенбургер был смертельно ранен.
Помимо этого случая, офицеры «Гитлерюгенда» пытались оправдаться и тем, что перехватили приказы канадского командования, которое предписывало своим военнослужащим не брать пленных, если это может замедлить темпы продвижения. Действительно, англичане и канадцы иной раз убивали пленных – особенно в танковых полках, которые не имели пехоты и не могли отконвоировать пленных в тыл. И все же утверждения офицеров «Гитлерюгенда» не представляются убедительными, если учесть, что в первые дни вторжения было казнено, как считается, не менее 187 солдат-канадцев. Почти все эти жертвы на совести той самой 12-й дивизии СС «Гитлерюгенд». И первых пленных они убили еще 7 июня, за день до инцидента под Кристо. Одна француженка из Кана, ходившая в Оти навестить свою престарелую тетушку, обнаружила «человек тридцать канадских солдат. Немцы их расстреляли и изрубили на части». Бойцы Королевского Виннипегского стрелкового полка позднее обнаружили, что эсэсовцы расстреляли 18 их товарищей, которые попали в плен и подвергались допросам на КП Мейера в Арденнском аббатстве. Одному пленному, майору Ходжу, отрубили голову.
В идеологическом отношении «Гитлерюгенд», вероятно, был самым фанатичным соединением в войсках СС. Многие командиры были переведены в него из 1-й танковой дивизии СС «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер». Формировались и закалялись они в ходе «расовой войны» (Rassenkrieg) на Восточном фронте. Самым злобным, кажется, был разведбатальон, командира которого, Бремера, в дивизии называли «сорвиголовой». А Непробиваемый Мейер собственноручно расстрелял под Модлином в Польше в 1939 г. пятьдесят евреев. Позднее, после вторжения Гитлера в СССР, Мейер приказал дотла сжечь одну деревушку под Харьковом. Убили всех до единого жителей. Нацистская пропаганда и бои на Восточном фронте ожесточили эсэсовцев, а разницы между Восточным фронтом и Западным они не видели. Убийство пленных здесь они считали возмездием за «террористические бомбежки» городов Германии. Как бы ни было, но на протяжении всей битвы за Нормандию вражда между канадцами и эсэсовцами из «Гитлерюгенда» образовала своего рода порочный круг.
Вскоре все немецкие штабы в Нормандии убедились в том, что им все чаще и чаще приходится прибегать к рациям. Большинство линий телефонной связи в районе вторжения было повреждено бомбежками и артобстрелами, не говоря уж о диверсиях, которые проводились бойцами Сопротивления и десантниками. Это были те «премиальные», которых с нетерпением ожидали дешифровщики Блетчли-Парка. Глава «Сикрет интеллидженс сервис» передал первый богатый улов Черчиллю[147]. Среди перехватов было донесение генерала Маркса от 8 июня. В нем говорилось, что 716-я пехотная дивизия потеряла не менее двух третей личного состава, а «у солдат наблюдаются явные признаки чрезмерного переутомления». Перехвачено было (правда, слишком поздно) и предупреждение о готовящейся в ночь на 9 июня атаке дивизии «Гитлерюгенд». На следующий день командир 2-го парашютно-десантного корпуса генерал Майндль жаловался: «большинство наземных линий телефонной связи повреждено, поэтому процесс передачи приказов существенно задерживает проведение операций». 10 июня англичане перехватили такое сообщение: «Согласно приказу главнокомандующего Западным фронтом, отданному в 10:30, с этого момента надлежит осуществлять тщательное уничтожение Шербурского морского порта». Выяснили англичане и то, что командование люфтваффе, опасаясь возможного вторжения в Бретани, приказало заблаговременно уничтожить четыре своих аэродрома там. Главной изюминкой, однако, стали два радиосообщения, в которых указывалось точное расположение штаба танковой армейской группы «Запад». Ради сохранения тайны операции «Ультра» в тот район предварительно отправили самолет-разведчик.
Главный свой удар Л. Гейр фон Швеппенбург предполагал нанести вечером 10 июня. Еще рано утром он поднялся на колокольню Арденнского аббатства на западной окраине города. Там Мейер устроил КП 25-го мотопехотного полка СС. Через окуляры бинокля Гейр снова внимательно изучил рельеф местности, знакомый ему с лета 1940 г., когда он готовил свой тогдашний 24-й корпус к вторжению в Англию. С колокольни генерал наблюдал, как английские самолеты бомбят танковый полк дивизии «Гитлерюгенд», и это лишний раз укрепило его в принятом решении: атаковать только в ночное время.
Во второй половине дня на его КП, расположившийся в замке Кэн близ Тюри-Аркура, прибыл генерал-фельдмаршал Роммель. Гейр доложил план операции. Они оба предпочли бы нанести более мощный контрудар в направлении Байе, однако это вызвало бы слишком большую задержку в сроках начала операции. Роммеля интересовало, что должно последовать за танковым контрударом. Гейр в ответ процитировал Наполеона: “s’engager puis voir”[148]. Роммель не стал возражать и уехал к себе. Гейр предупредил его, что по дорогам наносят удары истребители-бомбардировщики противника. Но ведь самой соблазнительной для них целью был его собственный штаб. Почти сразу после отъезда Роммеля поступило донесение из Учебной танковой дивизии: до 60 английских танков прорвали фронт у Бретвиль-Оргейез и двинулись в направлении Тийи-сюр-Сель. Поскольку у Гейра не было под рукой резервов, как он утверждал впоследствии, то пришлось отказаться от ночной атаки в районе Кана. На деле же для отмены этой операции имелись куда более веские причины.
К штабу подошли на малой высоте несколько эскадрилий ракетоносцев «Тайфун» Королевских ВВС, причем все командиры экипажей были тщательно проинструктированы о характере и расположении цели. За «Тайфунами» волна за волной пошли средние бомбардировщики «Митчелл». Как ни странно, ни сам штаб Гейра, ни автомобили во дворе замка не были замаскированы, как положено. Результат оказался катастрофическим. Погибли начальник штаба, а также «весь личный состав оперативного отдела и большинство офицеров, прибывших с переднего края», как писал позднее сам Гейр. Практически полностью был уничтожен батальон связи. Генерал Гейр получил ранение, но гораздо хуже он чувствовал себя из-за пережитого потрясения. Вернуться к исполнению своих обязанностей он смог лишь в конце июня.
Больше не предпринималось попыток контратаковать английскую 2-ю армию крупными силами танков – до прибытия переброшенного с Восточного фронта 2-го танкового корпуса СС. Пехотных подкреплений отчаянно не хватало – слишком много времени требовалось им, чтобы достичь линии фронта, двигаясь только по ночам. А из этого следовало, что танковые дивизии могут удерживать линию фронта, лишь разбившись на небольшие группы, так называемые Kampfgruppen. Таким образом, расчеты немцев на то, что англо-американцев удастся сбросить в море мощным ударом танкового «кулака», были полностью сорваны. Все, что было теперь в их силах, – это удерживать фронт, особенно против англичан, чтобы не допустить прорыва противника на Париж. С другой стороны, обстановка разрушила и мечты англичан о расширении своего плацдарма. Открытая равнина к юго-востоку от Кана оставалась вне их досягаемости, невозможным был и быстрый захват Кана, как мечталось Б. Монтгомери. Так в первые дни после вторжения общая обстановка более или менее стабилизировалась.
Монтгомери пришлось изменить свои взгляды на характер боевых действий, хотя впоследствии он не любил говорить на эту тему. 10 июня он, в сопровождении командующего 2-й армией генерала Демпси, встретился с генералом Брэдли. Встреча произошла в поле близ Порт-ан-Бессена, где смыкались английские и американские секторы. Расстелив на капоте своего «хамбера» карту, Монтгомери изложил план дальнейших действий с учетом внесенных коррективов. Вместо того чтобы броситься на Кан очертя голову, он теперь рассчитывал взять город в клещи. 51-я шотландская дивизия и 4-я танковая бригада должны наступать в южном направлении с плацдарма восточнее реки Орн, имея задачей овладение населенным пунктом Каньи. Одновременно 7-я танковая дивизия, выдвинувшись дальше от берега, должна обойти город справа и овладеть Эвреси. Начало операции было запланировано на тот же день, 10 июня.
Самой проблематичной частью плана было десантирование в прилегающих к Эвреси районах 1-й воздушно-десантной дивизии, резерва Монтгомери, не покидавшего пока Англию. Это предложение натолкнулось на решительные возражения Главного маршала авиации Ли-Мэллори: он утверждал, что не вправе рисковать своими транспортными самолетами, осуществляя дневную выброску десанта, с учетом немецкой зенитной артиллерии в районе Кана. О выброске же десанта ночью тоже не могло идти речи: самолетам предстояло пройти над стоящими на якоре у берегов Нормандии кораблями союзников, а командование Королевских ВМС категорически отказалось распорядиться о временном прекращении огня по воздушным целям, поскольку именно в темное время суток наносило свои удары люфтваффе. Разъяренный Монтгомери написал начальнику штаба своей 21-й армейской группы Фредди де Гинганду, который находился с частью офицеров штаба в Англии, и в письме обругал Ли-Мэллори «трусливым педиком».
Этот план обхода Кана удивительно не вяжется с характером Монтгомери, которого обычно критиковали за чрезмерную медлительность в проведении боевых операций. Быть может, оказавшись в критической обстановке, он просто предложил то, что диктовалось обстоятельствами? Или же здесь был элемент, рассчитанный на публику: отвлечь внимание от того факта, что 2-я армия не сумела выполнить поставленную ей задачу?[149] На следующий день после встречи с Брэдли, 11 июня, он снова написал де Гинганду, что главная его цель в данный момент – «отвлечь немцев силами 2-й армии с тем, чтобы дать возможность [американской] 1-й армии расширить и углубить свой плацдарм». Эта весьма скромная оценка своих действий никак не соответствует его предыдущим воинственным публичным заявлениям. «Бездействие и настроенность на оборону – преступление для любого офицера, тем более для генерала, – заявил он на совещании командующих своими объединениями и соединениями за два месяца до вторжения. – Каждый офицер и каждый солдат должны стремиться в бой, азартом сражения должны гореть их глаза». Им предстоит «наступать западнее реки Орн и развивать успех в направлениях на юг и юго-восток, обеспечить захват и создание аэродромов, а также обеспечивать восточный фланг американской 1-й армии, когда та будет брать Шербур».
Беда в том, что Монтгомери – отчасти во имя укрепления боевого духа в войсках, а отчасти из-за своей непомерной гордыни – не в силах был признать, что его расчеты оказались ошибочными. Впоследствии он вызвал негодование и недоверие у своих американских коллег, когда стал утверждать, будто по-прежнему намерен пробиваться к Фалезу, одновременно настаивая на том, что с самого начала собирался оттянуть на себя основные силы немецких танковых дивизий, чтобы дать возможность американцам позднее совершить прорыв на их участке фронта. К последнему, как видно из его письма к де Гинганду, его принудила тяжелая обстановка, и незачем было расписывать это как свою заслугу.
Обстановка же эта сложилась, конечно, не по воле Монтгомери, а из-за того, что немцы бросили против англичан свои танковые дивизии. И Рундштедт, и Роммель видели главную угрозу именно во 2-й армии. Частично такая оценка объясняется тем, что англичан они считали более опытными бойцами (впоследствии они признали, что недооценили американцев), но также и тем, что их наступление в юго-восточном направлении, на Фалез, открывало перед силами вторжения возможность прорыва на Париж. Подобная катастрофа могла отрезать от главных сил все немецкие войска в Нормандии и Бретани. С подобной оценкой соглашался даже Гитлер, пусть для него важнее было значение Парижа как политического символа. Начальник разведки 21-й армейской группы назвал это навязчивое желание Гитлера удержать во что бы то ни стало за собой столицы иностранных государств «упрямством империалиста». С решением ОКВ «блокировать противнику все прямые пути наступления на Париж» не соглашался один только Гейр фон Швеппенбург, исходивший из того, что подобное «неудачное решение вынуждает нас держать самые боеспособные и подвижные соединения во втором эшелоне».
Трудность положения англичан состояла и в том, что они, не сумев расширить свой плацдарм, не имели теперь достаточного пространства для высадки и развертывания новых дивизий, а уже начался этап наращивания сил. По этому поводу больше всех возмущалось командование Королевских ВВС, особенно когда Монтгомери пытался делать вид, будто все идет по намеченному им плану. Все расчеты авиаторов строились на том, что в первые несколько дней после высадки в Нормандии будут созданы базы для «Спитфайров» и «Тайфунов». Теперь же, из-за малой глубины плацдарма, получалось, что любой созданный союзниками аэродром будет находиться в пределах досягаемости вражеской артиллерии. Кроме того, почти не оставалось места для складов топлива, снаряжения, ремонтных мастерских, городков для личного состава, полевых госпиталей и автопарков. Все сады и поля в тылу англичан были буквально забиты до отказа. «У англичан было так тесно, что они забирались на наш участок», – сказал позднее Брэдли, тактично скрывая обуревавшее его недовольство. На американцев не произвело впечатления напыщенное заявление Монтгомери о том, что Кан – «это ключ к Шербуру». Генерал Коллинз, в задачу которого входило взятие Шербура, сухо заметил, обращаясь к О. Брэдли: «Что ж он не присылает нам этот ключ?»
Разочарованы ходом сражений были и немецкие командующие. «Распылившись с самого начала на мелочи, немцы упустили возможность пойти ва-банк: сразу все проиграть – или же все выиграть», – сокрушался начальник штаба 1-го танкового корпуса СС. По сути дела, неспособность нанести решительный контрудар на этом этапе предопределила использование немцами своих сил на протяжении почти всего периода боев за Нормандию. Их действия во многом повлияли и на тактику, избранную англичанами, как бы ни хвастал Монтгомери, будто всегда заставляет противника плясать под его дудку. Постоянные удары англо-американских наземных войск, авиации и артиллерии хотя и редко приводили к успеху, но, к большому огорчению всех командиров немецких танковых частей и соединений, не позволяли Роммелю использовать свои танковые дивизии в полную силу. Их сделали чем-то вроде пожарных команд, придавая по частям тем пехотным соединениям, которые держались из последних сил.
У немцев, таким образом, не было надежды одержать решающую победу, хотя они сохранили свою исключительную стойкость и наносили противнику чувствительные потери. Командующие английскими войсками вскоре забеспокоились: не останутся ли они без живой силы в этой войне на истощение.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.