Боевые действия 7-й разведэскадрильи (ВВС 5-й армии)
Боевые действия 7-й разведэскадрильи (ВВС 5-й армии)
Евгений ИОНОВ
Заместитель командира 7-й эскадрильи по летной части Раденко К.Б. Июль 1941 г. Совершил 46 боевых вылетов. В сентябре 1941 г. при выходе из окружения попал в плен. Бежал из Хорольского концлагеря, перешел линию фронта, но, кок побывавший в плену, на фронт больше не попал. До конца войны находился в запасном авиаполку.
История этой эскадрильи описывается только со слов лётного состава. «Документацию 7-й РАЭ не удалось сохранить. Груженый ЗиС-5 по распоряжению нашего начальника штаба капитана Сорокина пришлось жечь мне, когда стало ясно, что из оврага в Куреньках, где скопились сотни машин, выбраться не удастся». (Котеленец В.И., штурман).
В значительной степени история боевых действий эскадрильи описывается со слов заместителя командира 7-Й РАЭ старшего лейтенанта Раденко К.Б.
Авиачасть формировалась из отдельных авиазвеньев, была вооружена самолетами-разведчиками Р-10. Освоение самолета проходило в 1940 г. в Павлограде. Летный состав – 13 экипажей Р-10,3 – И-15бис, 6-У-2 (два звена связи), также имелся 1 Р-5 и 1 УТИ-4. Самолёты обслуживали 20 механиков, 23 моториста. Всего в эскадрилье насчитывалось 286 человек. «Перед войной нашу эскадрилью полностью перебросили на аэродром Котовеи в 18 км от Павлограда». (Дегтянников Л.П., лётчик).
С началом войны, учитывая качественное превосходство немецкой авиации, «нам пришлось спешно пересматривать состав экипажей. подобрать людей так. чтобы они подходили своими характерами и качествами, дополняли друг друга в бою». (К.Б. Раденко, 46 б/в).
26 июня эскадрилья должна была убыть с частями 7-го корпуса. -Эскадрилья уже 23 июня отправила свой наземный эшелон в район станции Полонное-Шепетовка, где должны были подготовить летную площадку для приема самолетов. 27 июня возвратился наш наземный эшелон /…/, и мы получили новое боевое расписание, по которому эскадрилья поступала в распоряжение 5-й армии ЮЗФ с дислокацией в Чернигове. 29 июня эскадрилья произвела посадку на аэродром Осняки севернее Чернигова». 30 июня 1941 г. в район сосредоточения прибыла авиабаза эскадрильи.
По словам К.Б. Раденко, экипажи эскадрильи обеспечивали все рода войск данными о передвижении войск противника на расстоянии до 500 км от линии фронта. Разведка проводилась с аэрофотосъемкой. «Нам /…/пришлось сразу менять всю нашу бывшую практику, ибо одно дело экипажи нацеливались /…/ в основном на связь с артиллерией /…/, а [не на] разведывательные полеты по заданным маршрутам с фотографированием объектов и дорог. Полёт такой рассчитан на 4-5 часов, высота полёта 4000метров. /…/Штабом ВВС 5-й армии нам было дано три основных маршрута /…/, которые эскадрилья должна была взять под свой контроль. /…/ 1-й маршрут: Чернигов – Мозырь – Туров – Новоград-Волынский – Житомир – Чернигов. Этот маршрут составлял 740 км на 3,5 часа полёта. 2-й маршрут: Овруч – Ровно – Дубно – Славута – Шепетовка – Житомир – Новоград- Волынский – Коростенъ- Овруч. 800 км, 4 часа полёта. 3-й маршрут: Овруч – Коростенъ – Малин – Радомышлъ – Коростенъ – Ирпенъ – Чернигов. 315 км, на 2 часа полёта. /…/ Мы стали глазами командующего 5-й армией генерала М.И. Потапова /…/ [Он], имея всегда свежие данные о перегруппировках войск противника, наносил своевременно контрудары в самые чувствительные [его] места/…/». «Совсем не просто под огнем зениток с риском нарваться на истребителей, выдержать высоту и курс, чтобы получить качественные [снимки]. /…/ За самолётами- разведчиками враг усиленно охотился /…/. От зенитного огня мы. как правило, прятались в облаках, но многие из нас недостаточно владели слепыми полетами и уже через 10-15 минут вываливались из облаков как «слепые котята». Тут нас и подстерегал истребитель. Тогда мы переходили на бреющий полет, скрываясь в складках местности».
10 июля «я получил задание на разведку. Я и мой штурман Лобачев /…/, пролетая над дорогой Житомир-Радомышлъ, /…/ обнаружили крупную колонну в движении на Радомышлъ. Пройдя над [ней], мы её сфотографировали, а потом решили сбросить бомбы. /…/ По нам велся зенитный огонь. /…/Лобачев /…/успел сбросить бомбы с правой кассеты, в это время снаряд зенитки попал нам в правое крло. Разрыв /…/заклинил левую кассету и бомбы не успели выпасть, остались снятыми с замков. /…/Лобачев старался сбросить бомбы, но безуспешно. /…/ Садились в поле /…/. Но данные разведки Лобачев передал открытым текстом. /…/по нашему сигналу 62-я БАД успешно громила обнаруженную [цель] 1* . После /…/ удачной посадки с бомбами мы обнаружили, что второй снаряд нам попал в хвостовое оперение, которое превратилось в решето. Но троса управления остались целыми, и это нас спасло. И так, мы получили /…/ боевое крещение». Самолёт с помощью местных жителей и прибывшего с аэродрома Осняки техсостава был починен и перелетел на свой аэродром.
В период обороны Киева «наша эскадрилья для лучшего обеспечения войск 5-й армии и её боевых действий перебазировалась на запад, на аэродром в Овруч. Это намного приблизило нас к штабу 5-й армии /…/, что дало возможность оперативно доставлять свежие оперативные данные разведки. В Овруче /…/мы использовали разрушенные ангары, укрывая [свои самолёты/ от самолётов-[разведчиов] противника. С этого аэродрома, который находился на самом правом фланге наших наземных частей, мы действовали до 13 августа. С 14 августа мы перебазировались на аэродром Чернобыль».
24 июля на базу из своего 18-го боевого вылета не вернулся экипаж лётчика Гнута М.М. (штурман Демидов С.И.).
Раденко К.К.: «Не верилось, что это могло случиться именно с ним /…/. Гнут -умелый и, как у нас считали, отважный лётчик. С земли можно было узнать в групповом полёте, где самолёт Гнута. /…/ то придет с задания, пикирует на аэродром и с пикирования делает посадку, то подходит к аэродрому на бреющей – и совершает посадку, и всегда безукоризненно. /…/Гнут мечтал быть истребителем, но на Р-10 многое делал в бою».
«25 июля наш разведчик, производя разведку в районе Емильчино – Новоград-Волынский – Радомышль – Малин, обнаружил и сфотографировал южнее Емильчино переправу через реку Уж. скопление танков и мотопехоты, В ночь с 25 на 26 июля был получен приказ: 7-й РАЭ в составе 62-й БАД произвести вылет /…/ для уничтожения переправы. Налёт произвести с рассветом 26 июля. Мы подготовили два звена, ибо были еще задания также с 62-й БАД на других направлениях. Ведущим первого звена был мой экипаж. Мы тогда стояли в Овруче, а 62-я БАД в Осняках под Черниговом. Для уточнения выполнения задания я и капитан Трошкин вылетели на У-2 в Осняки в штаб БАД. /…/Мы знали, что будем действовать совместно с Су-2, это ближе подходило нам по скоростям, Было установлено нам – бомбить с малой высоты, уничтожать в основном ЗА противника и переправы.
В ту ночь мы совсем не ложились спать – всё уточняли бомбовую нагрузку, какие лучше брать бомбы. Штурманы уточняли маршрут и заходы на цель. Вылет произвели в 3.30. [На цель] шли па высоте 1000 м, Подлетая к Емильчино, мы увидели огненные всполохи южнее и поняли, что или мы запаздываем [или Су-2 пришли раньше], по бомбежка уже идет. Я со снижением повел свое звено. Рассветало, река просматривалась, и [по воде] мыли отдельные понтоны. Одновременно увидел на берегу зенитную пушку, которая вела огонь. Я нацелил свой самолёт на [неё] и открыл огонь, дав команду Лобачеву бомбить /…/. Только вывел самолёт, как нацелился на понтон, плывший по течению, на котором стоял тик и автомашина. Лобачев сбросил пару бомб и [сюда]. /…/ сбросили остаток бомб на разбегавшуюся колонну автомашин. Вернулись без потерь. А в 5.00 штаб ВВС 5-й армии доносил об успеш ном выполнении задания по уничтожению переправы. В конце дня мы снова вылетали в этот же район, но понтонов не обнаруживали, а войска к этой переправе все прибывали.
На следующий день, 27 июля, атаковали с высоты 400-600 метров мотопехоту противника и артиллерию в районе Симаковки, уничтожили цистерны с горючим.
Надо отметить, что успешная работа лётного состава всецело завита от технического состава, возглавляемого старшим инженером РАЭ Кокаевым, который все силы отдавал на организацию технического состава по ремонту раненых самолётов. /…/.
Хочу вспомнить один эпизод. /…/ К вечеру /…/ приземлился самолёт лейтенанта Лукашина,у которого шасси были перебиты. [Он/ приземлился на «пузо». Осмотр самолёта показал, что ремонту шасси не подлежит, [а] запасных нет. /…/ на выручку приходят механики Ласковый, Балабуха и Трубников. /…/В эскадрилье много механиков, но инженер Кокаев всегда полагался во всем на техника звена Наседкина и его «трёх богатырей». /…/ [Вскоре они] меня порадовали докладом о готовности самолёта к бою. Что же произошло? Эта четвёрка решила не разбирать [самолёт] на запчасти, а восстановить. Они решили снять шасси с Су-2, сбитого /…/ недалеко от Овруча, съездили к этим обломкам [и] сняли шасси, которые были исправны. Механикам пришлось много поработать /…/. Я стоял и смотрел, как шасси то выпускались, то поднимались, входя в свои гнезда. /…/ [Р-10] в строю!
/…/ Сложностъ работы техсостава состояла и в том, что 62-я БАД не [имела] возможности помочь нам запчастями к нашим Р-10. /…/ и нам приходилось производить ремонт любыми средствами, вплоть до [использования] простой фанеры вместо тонкой авиационной».
1* Описания этого вылета 62-й БАД – в МА 2-03.
* * *
По словам Раденко, командир эскадрильи, покрывая действия начальника штаба эскадрильи и замполита, оказавшихся в непростой ситуации паникёрами, и не желая разбирательства, добился перевода эскадрильи с ЮФ на ЮЗФ. А впоследствии парторга эскадрильи, который знал подоплеку дела и рассказал о ней члену Военного совета ЮЗФ, постарался направить на задание, не подразумевающее возврат живым…
«26 июля /…/ вылетевший в 4.00 на разведку дороги Новоград-Волынский – Коростень экипаж обнаружил передвижение войск противника. но главное- [на подлёте к] Емильчино самолёт подвергся сильному об стрелу ЗА противника, Почему он под усиленной охраной ЗА? В 8.00 задание получил экипаж Калмыкова и Гургенидзе. вылет был дан на фотографирование Емильчино. /…/ Через три часа самолёт возвратился, Калмыков доложил, что задание /…/ не выполнено из-за сильного заградительного огня по всей высоте. Федотов и Трубецкой начали Калмыкова и Гургенидзе ругать и потребовали вторичного полёта в этот район. Самолёт взлетел в 12 часов и вернулся в 16.00, но опять же безрезультатно. Калмыков докладывал, что подходил на разных высотах, пытался даже пройти на бреющем над [целью], но истребители их преследовали, и они вынуждены были уйти. Экипажу Калмыкова дали отдых, а Федотов и Трубецкой при мне говорили, что всё же он должен выполнить это задание. Если парторг не может или не хочет, то что спрашивать с других. В 18.00 Калмыков и Гургенидзе снова, уже в третий раз, пошли на задание /…/. Калмыков, улетая, почему-то сдал партийные дела своему заместителю секретаря старшему технику Наседкину, который ещё до вылета подошел ко мне и стал просить отменить его. Улетая, Калмыков как бы прощался с нами, /…/я просил [его]: если истребители нападут, уходите. [Он] ответил, что ему указали сегодня: если ты коммунист, то умри, но задание выполни. /…/ В этот день Калмыков и Гургенидзе не вернулись на базу. /…/ В тот же день никто из лётного состава за ужином не разговаривал и почти все отказались от своих 100 грамм. И наоборот, все. заметили весёлое настроение Трубецкого. По эскадрилье пошел разговор, что Калмыкова «загнали». Трубецкой на эти разговоры не реагировал никак, зато усилил контроль за прилетающими с боевого задания экипажами, все искал скрытое дезертирство. /…/ Лётный состав был очень не доволен таким обращением, стали роптать, а Ромащенко и его штурман Ковальчук отказались делать после боевого вылета посадку на свой аэродром, а сделали посадку там, где ближе к тем, кто давал задание. /…/.
Штурман Гургенидзе остался жив. Видел его в Харькове Мартынов, разговаривал с ним. И Гургенидзе сказал, что при выполнении задания над целью попали в заградительный огонь. Калмыков дал приказ включить фотоаппарат и открыть бомболюки и пошел на зенитную батарею. После этого они приблизились к Емильчино, стали сбрасывать бомбы, и тут появились истребители. Я дал сигнал Калмыкову уходить, но тот продолжал лететь по прямой, /…/истребители нас атаковали с хвоста. Ударили, как видно, из пушки, была пробита бронеспинка летчика, ибо я увидел дыру в спинке, а Калмыков не отзывался. Самолёт пикировал, падал в лес, и мне пришлось выпрыгнуть уже вблизи земли. Прыжок бьы удачным, остался жив, пришёл к своим, но в свою часть не захотел идти, ибо чувствовал, что нас специально послали на смерть».
* * *
«5 августа 1941 года /…/ не было никакого спасения от тяжелой дальнобойной! артиллерии противника. Командование вынуждено было обратиться в 7 РАЭ, чтобы они южнее Коростеня в районе ст. Гурченко, между реками Уж и Ирша, обнаружили позиции вражеской артиллерии /…/. В течение дня на выполнение задания вылетали два экипажа, но [безрезультатно]. Понимая исключительную важность задания, комэска А.А. Трошкин 2* решил сам лететь на его выполнение, с ним – его штурман Б. Гавриков. С боевой задачей наш командир справился отлично. Артиллерия противника была /…/ уничтожена. Но /…/ фашисты /…/ вызвали двух истребителей для уничтожения самолёта-корректировщика. И на глазах нашего артполка /…/ сбили наш самолёт /…/Штурман Гавриков выпрыгнул и раскрыл парашют. Его заметит [немцы] и начали расстреливать в воздухе. Наши зенитки отогнали [их] /…/раненый лейтенант Гавриков приземлился у позиций нашего артполка.
С10 августа задача резко изменилась: в основном [вели] уже не разведку войск противника на дальних подступах, а непосредственно ближних тылов /…/ на 100-200 км и за линией фронта. (Базировались на площадках Яблуновка, затем Васильков-2, Нежин – с 20 августа, Прилуки – в конце августа). Перебазирование с одной площадки на другую и беспрерывные полёты оставшихся экипажей не дали возможности сохранения связи с 62-й БАД. /…/ Из Нежина где-то после 25 августа нам пришлось снова перебазироваться в Прилуки, имея на вооружении 4 Р-10.
8 сентября экипаж Ромащенко и штурмана Ковальчука обнаружили за Бахмачем колонну танков. /…/ их вдруг обстреляли. Экипаж доложил в штабе ВВС 5-й армии [об этой колонне]. /…/ Но в штабе им не поверили, что танки у нас в тылу, чуть было не отдали под трибунал и отстранили от полётов. На Ковальчука это произвело такое впечатлен yе, что он попал в госпиталь. Позже узнали, что летал yа доразведку [экипаж] из 62-й АД /…/ он подтвердил движение танковой колонны с севера на юг.
15 сентября наш последний Р-10 улетел в Харьков с документами штаба 5-й армии и штаба фронта (лётчик мл. л-т Иванцов), а мы оказались зажатыми танками врага. К 19 сентября мы подошли к населённому пункту Пирятин, где и остановились. Танки противника [приближались] и вели огонь, а наша артиллерия изредка отвечала им /…/. А народ все прибывал и прибывал. Кто здесь командовал и кем – ничего не поймешь /…/».
Балабуха; «Мы решили пробиваться на Куреньки – не сидеть же и ждать шального снаряда, /-/в ночь с 20 на 21 сентября начальник штаба 7-й РАЭ капитан Сорокин объявил всему составу, что ночью готовится прорыв, нужны добровольцы, вооружённые гранатами. /…/По сигналу мы поползли к танкам, /…/Когда взвилась ракета, мы встали и бегом бросились к танкам, Я видел, как Ласковый влезал на танк с открытым башенным люком, затем раздался взрыв и Ласковый свалился с танка, /…/а в это время из-за танка выскочил автоматчик и дал по нам очередь. /…/ Кто-то из пробегавших мимо нас выстрелом снял автоматикам. «В этом бою погибли капитан Сорокин, механики Ласковый, Трубников, старший техник Алимбаев и др., но многие всё же вышли /…/».
В сентябре 1941 г. лётчики эскадрильи, по заданию командующего ВВС 5-й армии генерала Скрипко, вывозили документы штаба армии из окружения. 23 ноября 1941 г. 7-я КАЭ была расформирована приказом Наркома обороны. «Всего эскадрилья сделала с 4 июля по 15 сентября 1941 г. 478 боевых вылетов на разведку штурмовку, бомбёжку колонн противника и корректировку огня нашей артиллерии». По воспоминаниям штурмана звена А.П. Ковальчука, экипажи Р-10 выполняли также задачи ПВО городов Павлоград и Днепропетровск; совершили 20 вылетов (июнь-июль 1941 г.).
2* Стал командовать эскадрильей после снятия прежнего её командира Федотова.
Материал подготовлен В. Раткиным.
ИМЕНА АВИАЦИИ