Открытый финал эпопеи

Открытый финал эпопеи

Наргиз к Алексею вернулась. У них появилась ещё одна дочка — её назвали не по-афгански — Кристиной. Спустя несколько лет после выхода в эфир нашего фильма в одной из газет появилось интервью с ним. Вот фрагменты оттуда.

— Материальная помощь выразилась в сумме 5 тысяч рублей — на косметический ремонт квартиры, и еще столько же мне выделили, когда привез семью. Мой товарищ, Юрий Степанов, который также находился со мной в Афганистане, тоже вернулся домой — в Башкирию. Местные власти ему, еще не имевшему паспорта и гражданства, сразу выделили 3-комнатную квартиру, помогли деньгами. Обещали дать и на покупку мебели.

Мне не повезло. Пытался получить жилье через Министерство обороны, ходил в военкомат, но встретил полное равнодушие. Дежурная, столь знакомая фраза: «Мы тебя в Афган не посылали». Что же, я сам туда поехал? Сам в плен сдался?..

Ипотека мне тоже не светит. Хоть мы и молодая семья, но жена не имеет гражданства, не работает. Кредитов мне никто не даст, да и расплачиваться будет нечем. Так что я на всю жизнь остаюсь без квартиры.

С работой тоже проблемы. В совершенстве знаю фарси, но кому в Отрадном нужен переводчик? Пойти водителем на производство? Зарплата не та, да и возраст такой, что устроиться уже трудно. Придется вставать на ноги самому. Помогли родственники, удалось привлечь кое-какие свои сбережения. Вернулся на знакомое поприще — коммерцию. Стал торговать на рынке. Барышей особых нет, но семью кормлю и сам себе хозяин.

— Получается, что, вернувшись на родину, встретил непонимание и безучастие. А на чужбине случалось получать поддержку?

— Конечно. У них есть что-то вроде наших церквей — маджиды, где вся община собирается на молитву. Она знает про всех в округе и плохое, и хорошее. Ведая о моей нужде, простые крестьяне мне помогали. Убирая урожай, делились рисом, пшеницей — всем, что выращивали сами. У меня появлялись даже излишки, которые я продавал, выручая деньги на иные нужды.

— Не было опасений, что тобой заинтересуются уже наши спецслужбы?

— Они прекрасно знали, что со мной произошло. Да, я был в плену, но против своих не воевал.

— Были и такие?

— Да, я лично знал трех украинцев, которые добровольно перешли на сторону афганцев. Причины разные. У одного автомат украли, когда он на посту вздремнул. Может, пацаны подшутить хотели, но он испугался тюрьмы и сбежал. Некоторые не выдержали издевательств старослужащих и стали открыто воевать против советских войск, имея свободное перемещение по всей территории республики. Иногда навещали нас как земляков с Союза.

— Как относились к вам партизаны?

— Простой народ там в большинстве своем неграмотный. Его настраивали против русских, делая из нас монстров. На нас приходили смотреть как в зверинец. Бригады по 160–180 человек в лагере менялись каждые 10 дней. Почти все бывали у нас. Я разговаривал с ними, объяснял, что мы такие же люди. Пришли не воевать, а помочь афганскому народу. Так оно и было: никто не построил в Афгане больше, чем русские.

Они задавали порой совсем наивные вопросы: что мы в России едим, как одеваемся… Думаю, что эти беседы, наше общение не проходили даром: в той местности, где мы жили, практически не было нападений на советские подразделения.

— В нашем восприятии афганец — это душман с огромной бородой и неизменным «калашниковым» в руках. Каким увидел ты их народ?

— В быту это простые свободолюбивые люди. Их жизнь легкой не назовешь. Кланы постоянно воюют с кем-то или друг с другом. За всю многовековую историю жителей гор никогда и никто не победил. Они не только прирожденные воины, но и труженики. Несмотря на все испытания, выпавшие на их долю, они оптимисты с неиссякаемым чувством юмора. Им присущи шутки, смех. В бою мужественны, без боязни идут на смерть.

— Ты прожил в Афганистане 22 года, считай, полжизни. Принял веру этой страны и жену. Не хотелось бы вернуться обратно?

— Здесь моя Родина. Поверьте, это не пустые слова. Проверить их можно, лишь оказавшись далеко от родной земли.

— С однополчанами встречался? Как они восприняли случившееся с тобой?

— Нормально. В коммунистическое время плен считался предательством. Я не собираюсь ни с кем спорить. Говорить можно что угодно. Но кто имеет право меня судить? Кто знает, ЧТО ТАМ БЫЛО?! Как сам «судья» повел бы себя на моем месте? Можно ли назвать предательством то, что я в плену лечил раненых, делал уколы и перевязки? Я Родине НЕ ИЗМЕНЯЛ.

* * *

Когда в войне с Ираком четырех американцев освободили из плена, на Родине их сделали национальными героями. Провожая Алексея, афганцы шутили: «Ты теперь тоже будешь героем!» Действительно, наши парни, вернувшись, были объектом пристального внимания прессы, их имена были на устах. Этим все и кончилось. Не думаю, что им нужно петь дифирамбы. Но необходимо помнить, что ТАМ они оказались не сами по себе, а по приказу родного государства. Они честно выполнили свой долг и вправе рассчитывать на взаимность.

Вот таким открытым до сих пор остаётся финал истории «русского афганца» Алексея-Рахматулло Оленина.