Два крыла андского кондора

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Два крыла андского кондора

«Por la Raz?n o la Fuerza» — так написано на гербе и на флаге Республики Чили. Это можно перевести с испанского как «Разумом или силой» (другой вариант — «Убеждением или принуждением»). Таков девиз этого государства, история и природа которого полны сильнейших противоречий, со стороны часто воспринимающихся как несовместимые. Именно это изречение как символ чисто чилийского взгляда на мир и на жизнь я привожу в начале своего фильма, чтобы сразу обозначить его противоречивость и, может быть, как-то объяснить те противоположные оценки, которые дают нынешние чилийцы событиям истории своей страны, начиная с 11 сентября 1973 года.

Чили — одна из немногих стран мира, где необычайно развит культ государственных символов: герба и флага. Именно в первую очередь государственных, а не национальных, потому что в этой стране, в отличие от Перу или Мексики, где ещё до пришествия европейцев существовали мощные империи, созданные коренными народами, Чили — искусственно, даже насильно объединенная испанцами в колонию земля с разрозненными и зачастую враждебно друг к другу настроенными племенами. Здесь государство (колония) образовало нацию, и испанская конкиста стала началом истории страны: это объясняет отсутствие региональной розни и напряженности, соперничества между центром и окраинами.

Щит на гербе Чили с одной стороны держит андский кондор — могучая птица, символ силы и свободы; с другой — андский олень (его ещё называют гуемал), очень красивое и редко встречающееся животное. Если кондор — хищник, то гуемал — скорее жертва. Так и в истории Чили переплелись сила и жертвенность, свобода и тирания.

Государственных флагов на главной площади Сантьяго не менее двух десятков — они образуют круг и смыкаются у президентского дворца «Ла Монеда». Между резиденцией президента и зданием министерства обороны — площадь Оружия, по-испански «Plaza de Armas», где проходят военные парады. Как я уже говорил, в свой первый приезд в Сантьяго мы увидели здесь красивейший военный парад и принимавшего его генерала Пиночета.

Картина этого парада тоже вошла в первые кадры фильма. И не только потому, что шествие войск в старинной форме выглядело очень колоритно и зрелищно. Армия в истории Чили всегда занимала особое место. Созданная и вымуштрованная германскими военачальниками чилийская армия не знала поражений в войнах с соседями — Перу и Боливией, сражалась с воинственными племенами индейцев. Чили называли «землёй войны» — война была постоянным состоянием, в котором страна пребывала и в колониальную эпоху, и в сменившем её XIX веке. А европейцы, которых здесь издавна было много, прозвали эту узкую полоску земли вдоль побережья Тихого океана «Фландрией Южной Америки» (это графство с момента своего основания в IX веке беспрерывно воевало в течение пяти столетий). Гордость за прошлые военные успехи — важная часть менталитета чилийцев.

При этом в Чили, в отличие от большинства латиноамериканских государств, никогда не было военных переворотов. Армия никогда не вмешивалась в политику, сохраняла позицию «над схваткой», всегда оставаясь на страже существующего конституционного строя. Военные в течение многих лет представляли собой очень замкнутое сословие, напоминающее отдельную касту. Принося присягу чилийскому знамени, вчерашние курсанты, ставшие офицерами, клялись «всегда защищать нашу землю, наш народ, наше государство и нашего президента».

И вот 11 сентября 1973 года вековая традиция была разрушена — впервые в истории Чили армия выступила против законно избранного президента Сальвадора Альенде, человека, который называл себя социалистом, а на деле отстаивал демократические ценности. И как бы по-разному ни оценивалось значение тех событий, большинство чилийцев считают, что тогда началась война армии с собственным народом. Правда, расходятся во мнениях, кто был в этом больше виноват — народ или армия…

Но в сознании людей с тех пор закрепилась разрушительная мысль — армия из защитницы в любой момент может превратиться в карательный аппарат для убийств, казней и пыток.

И это был далеко не первый парадокс чилийской истории того времени.

Директор Института Латинской Америки при Российской академии наук профессор Владимир Давыдов, который принимал участие в нашем фильме, высказывая своё мнение с экрана, так вспоминал сентябрь 1973 года:

— Я попал в сам переворот, я находился там в течение двух недель после переворота. Я жил в гостинице «Конкистадор» на улице Эстадо, в двух кварталах от президентского дворца. Самолеты заходили практически на наши кварталы. Две недели шло сопротивление, сопротивление абсолютно неравное, погибло немало моих друзей, хороших знакомых, большинство из которых интеллигентные и не причастные к вооруженной борьбе люди.

Я хорошо помню канун переворота, это было затишье перед бурей. Мы говорили и нашим знакомым, людям, связанным с соцпартией, с левыми христианскими демократами и с коммунистами: «Ребята, что же вы делаете, если вы так будете вести себя, вас же перережут, как кур». Но они твердо говорили: «У нас демократическая страна, вы нас не понимаете, у вас свой советско-большевистский опыт, а у нас в Чили все должно быть по-другому. У нас не может быть предательства конституции, наш генералитет предан конституции, предан президенту, у нас это совершенно невозможно». История показала, что получилось совсем иначе.

Профессор Давыдов считает, что феномен правления Сальвадора Альенде Чили до сих пор до конца не понят:

— В ту пору весь мир смотрел на Чили, потому что там происходил уникальный эксперимент. Один из немногих случаев, когда левые пришли к власти электоральным путём — мирным, легитимным. Для Латинской Америки это вообще был первый пример, когда марксист стал президентом без войны и кровавой революции. При этом первое, что сделал Альенде, — постарался создать коалиционное правительство, в которое вошли представители всех партий, независимо от их лояльности к нынешнему президенту. То есть он продемонстрировал свою полную готовность к мирному диалогу со всеми, предельную открытость, призвал всех к сотрудничеству и консолидации на благо своей страны. Такого в истории ещё не было.

Но при этом было бы неправильно говорить, что в 1970 году левые взяли в Чили всю полноту власти. На самом деле — я берусь это утверждать — там было двоевластие. С одной стороны — исполнительная власть, возглавляемая президентом Сальвадором Альенде, человеком интеллигентным, уважаемым в народе и авторитетным среди политиков. С другой — парламент, который в Чили называется Национальным конгрессом, где большинство сохранялось за правыми. Поэтому часто создавалась поистине тупиковая ситуация.

Действительно, сначала христианские демократы постарались заблокировать все инициативы президента Сальвадора Альенде (который сам привлёк их в правительство) — правда, абсолютно безрезультатно. О вооружённой борьбе с марксизмом тогда ещё вроде бы никто не думал, хотя ситуация в стране была настолько взрывоопасной, что все понимали: достаточно всего лишь одного неосторожного движения левых — и в стране начнётся гражданская война.

Долго ждать не пришлось — правительство Альенде объявило о том, что вводится государственное регулирование цен, и это поставило под удар не только крупных промышленников и финансистов Чили (как это было раньше, например, при национализации шахт по добыче меди), но и представителей среднего класса. Это было той ошибкой демократичного и гуманного президента, которой ему не простили.

Уже в конце 1971 года в Чили начались забастовки, как следствие появились экстремистские и радикальные группировки. На улицах стали звучать выстрелы и взрывы, а на стенах стали появляться многозначительные надписи: «Джакарта». Теперь это слово — название столицы Индонезии — мало кому о чём говорит. А тогда оно было наполнено огромным и угрожающим смыслом. Именно в Джакарте в 1965 году произошел военный переворот — правые генералы во главе с Сухарто свергли просоветское национал-коммунистическое правительство Сукарно. В течение года в стране было фактически безвластие — коммунистов уже отстранили от власти, а генералы еще не возглавили страну. За этот год в Индонезии были убиты сотни тысяч коммунистов (американские источники указывают цифру между 300 и 400 тысячами человек). Именно на это намекали чилийцы, писавшие на стенах слово: «Джакарта».

Потом был знаменитый «кастрюльный марш» осенью того же года, когда на улицы Сантьяго вышли вовсе не голодающие женщины, а наоборот, дамы из обеспеченных семейств, не привыкшие стоять в очередях и не желавшие мириться с нехваткой продуктов первой необходимости. Это были первые признаки надвигающейся политической бури.

По-настоящему ощутимый удар по правительству Альенде правые партии нанесли лишь год спустя, осенью 1972 года. Тогда они организовали всеобщую забастовку торговцев, врачей и транспортников, среди которых были тысячи владельцев автомобилей-грузовиков.

Тогдашнюю ситуацию для нашего фильма также прокомментировал профессор Давыдов:

— Организаторы забастовок очень хорошо использовали особенности инфраструктуры Чили. Это уникальная страна, очень узкая и вытянутая вдоль океанского побережья. Транспорт движется лишь в меридианальном направлении, соответственно, если это направление прервать в любой точке, то транспорт останавливается, а вслед за этим парализуется вся экономика страны. Боевая оппозиция правительству Альенде очень умело этим воспользовалась — прервав транспортное сообщение, самый чувствительный нерв экономической жизни Чили, она добилась того, что в стране начались проблемы с доставкой продовольствия, топлива и многого другого, необходимого для нормальной жизни.

В то же время в одной из газет появился призыв перейти к новой форме государственного устройства — отказаться от политических партий и движений, передать власть в стране небольшой группе военных, которые силовыми методами смогут в короткий срок навести порядок. Сразу же после этого начались выступления боевиков крайне правой организации «Патриа и Либертад» («Родина и Свобода»). Они взрывали дороги, мосты, линии электропередач, стремясь внести в жизнь страны хаос.

После неудачи на парламентских выборах весной 1973 года оппозиция переходит к открытым силовым действиям — ничего другого не остаётся. 29 июня того же года против Альенде восстал 2-й танковый полк — восемь танков начинают обстрел дворца «Ла Монеда» (где в этот момент не было президента). Главнокомандующий сухопутными силами Карлос Пратс принял решительные меры для быстрого подавления мятежа.

Дальше снова начинаются парадоксы — почему-то военное сообщество настояло на отстранении Пратса от командования, при этом он сам рекомендовал Альенде назначить на его место «самого лояльного к президенту генерала», занимавшего до этого весьма скромный пост, — Аугусто Пиночета Угарте.

До переворота оставалось чуть больше двух месяцев. Свидетели тогдашних событий говорили нам о предчувствии надвигающейся опасности у президента Сальвадора Альенде. Вечером 10 сентября — накануне — во время ужина ему доложили, что корабли военно-морского флота вышли в море для участия в совместных учениях с ВМС США.

— Что ж, — пошутил президент. — По крайней мере, можно быть уверенными, что хотя бы эта часть вооружённых сил не примет участия в перевороте.

Тем не менее он всё же через некоторое время позвонил командующему корпусу карабинеров и приказал принять дополнительные меры безопасности. Но это было обращение за помощью к врагу. Утром следующего дня — 11 сентября — именно карабинеры (военная полиция, аналог жандармов) станут одной из главных действующих сил переворота.

К тому, что уже сказано о перевороте, можно добавить: в наш фильм вошли радиопереговоры Пиночета с другими лидерами путчистов — генералами и адмиралами, где постоянно звучат слова: «Президент Альенде». Речь шла о том, что хунта готова срочно переправить законно избранного президента вместе с его семьёй в любую из стран Южной Америки, для этого был приготовлен специальный самолёт. Иными словами, Альенде давали возможность спастись, попросту говоря — бежать. При этом Пиночет постоянно повторял: «Из «Ла Монеды» — сразу в самолёт! Сразу в самолёт! Никаких заминок. И под усиленным конвоем. Смотрите, чтобы никто другой не пролез в самолёт».

Сальвадор Альенде не мог принять такого предложения и тем более признать законным своё отстранение от поста президента. Об этом нам рассказывала и его дочь Исабель, глава Национального конгресса Чили в 2003 году — того самого конгресса, из-за разногласий с которым в 1973 году в стране возникла кризисная политическая ситуация.

— Отец остался во дворце, хотя прекрасно понимал, что рискует жизнью. Но он был таким человеком — не мог уйти, не выполнив всех обязательств перед народом, избравшим его своим президентом. Поэтому отверг предложение путчистов сложить полномочия и тем самым спасти свою жизнь.

После падения «Ла Монеды» и гибели Альенде, как мы уже знаем, над Чили опустилась ночь. В фильме приводится несколько высказываний Аугусто Пиночета осенью 1973 года:

«Мы наденем на Чили железные штаны… Армия призвана убивать… Любую демократию нужно время от времени купать в крови…»

Кстати, в фильме мы приводим и данные о рассекреченных, начиная с 2000 года, документах ЦРУ. Во многих из них прямо указывается на постоянную финансовую поддержку политических противников Альенде. Причём миллион долларов был направлен чилийским правым оппозиционерам менее чем за три недели до переворота.

Новое правительство первым делом начало приватизировать предприятия, которые Альенде национализировал, и обращать вспять прочие социалистические реформы. Но собственного экономического плана у Пиночета не было. В результате к 1975 году инфляция достигла 341 %. В этом хаосе и появилась группа экономистов, известных как «чикагские мальчики».

«Чикагские мальчики» были группой из 30 чилийцев, которые изучали экономику в университете Чикаго в период с 1955 по 1963 год. Обучаясь в аспирантуре, они стали последователями Милтона Фридмана — теоретика «полностью свободного рынка», и возвратились в Чили, будучи полностью уверенными, что свободный рынок с его неизбежной «шоковой терапией» спасёт страну. К концу 1974-го они достигли управляющих позиций в пиночетовском режиме, возглавив большинство отделов экономического планирования.

Возникшее положение дел было уникальным в мировой истории. Хотя Пиночет и был диктатором, он целиком передал экономику «чикагским мальчикам». Единственной его функцией осталось подавление политической и профсоюзной оппозиции карательными мерами. Такое разделение труда было представлено чилийскому обществу как устранение политики и политиков из управления нацией. Вместо них экономикой будут править технократы с учеными степенями, руководствуясь лучшей из существующих экономических теорий. Под этой теорией, само собой, понимался «неолиберализм» Милтона Фридмана. Считалось, что отныне политический курс будет определяться не лозунгами и не порочной демократией, но рациональной наукой.

Таким был ещё один из труднообъяснимых парадоксов чилийской истории последних трёх десятилетий XX века. До сих пор спорят — удалось ли «чикагским мальчикам» привести Чили к «экономическому чуду» или это была видимость временной стабилизации, когда после откровенной депрессии начинается рост, который кажется фантастическим (так, кстати, было и в гитлеровской Германии).

Можно было бы говорить ещё о многом, что мы увидели и узнали во время командировки в Сантьяго осенью 2003 года. Что-то вошло в фильм, что-то осталось в памяти. Но главное, что мы вынесли из работы над фильмом, — ощущение трагедии раскола народного самосознания, порождённое сокрушением жизненных устоев, перешагиванием через те нормы, которым люди следовали в течение многих лет. Такое сокрушение того, что казалось несокрушимым, наложило неизгладимый отпечаток на всю историю Чили после 1973 года.

Кстати об истории. В то время, когда мы были в Сантьяго — в 2003 году, — нам говорили, что последние три десятилетия в школьных учебниках представлены предельно кратко. Из памяти людей стереть ничего было нельзя, но никакой оценки событиям этого времени составители учебников давать не хотели (или не могли).

А несколько лет назад в мировых СМИ появились сообщения о том, что в Чили разразился скандал — в учебниках истории вместо определения «диктатура Пиночета» появилось другое, более нейтральное и мягкое — «военный режим». Это вызвало возмущение многих политиков, историков и вообще представителей разных слоёв общественности. Никто не хочет повторения ночи над Чили — но теперь одни предлагают забыть, что она была вообще, другие настаивают на том, что нельзя предавать память её жертв. Это актуально и для нашей страны, а также для многих государств мира, где сейчас стараются на все лады переписать важнейшие этапы истории человечества в XX веке.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.