БОЙ ЗА ДЕРЕВНЮ МОЛОТКИ
БОЙ ЗА ДЕРЕВНЮ МОЛОТКИ
История, о которой я расскажу ниже, началась необычно. 27 апреля 2010 года в адрес Дома молодежи, где я тогда работал, пришло письмо от пресс-службы Губернатора Санкт-Петербурга. Суть запроса, изложенного в письме, заключалась в следующем. В эфире «Пятого канала» с периодичностью примерно один раз в месяц выходила телевизионная программа «Диалог с городом», во время которой В. И. Матвиенко отвечала на обращения горожан по разнообразным вопросам. Среди прочих, в адрес приемной поступило письмо от жительницы Санкт-Петербурга Рощиной Тамары Ивановны. В нем она писала:
«…Мой отец погиб под Лугой в 1944 году, когда снимали окончательно блокаду Ленинграда. Я не знала, где он конкретно похоронен, потому что в похоронке было написано юго-западнее Ленинграда. А сейчас я получила более подробную похоронку, где сказано, что он похоронен в Лужском районе деревня Молотки. К сожалению, этой деревни не существует, и куда бы я ни обращалась, я не могу найти помощи для того, чтобы поехать туда и найти могилу отца…».
Ответить на запрос было необходимо в срок до 29 апреля. Первым делом, получив письмо, я открыл объединенный банк данных «Мемориал», чтобы удостовериться в том, что информация, представленная в письме, является правильной.
Действительно, согласно данным Центрального архива министерства обороны РФ, отец Тамары Ивановны, Козырев Иван Александрович, младший лейтенант 255-го стрелкового полка 123-й стрелковой дивизии, погиб 9 февраля 1944 года в бою за деревню Молотки Лужского района Ленинградской области.
Убедившись в достоверности представленных сведений, я приступил к поиску информации о местонахождении деревни Молотки. Так как в результате боевых действий деревня была разрушена и прекратила свое существование, найти место ее расположения на современных картах масштаба 1:100 000 (так называемых «километровках», один сантиметр которых соответствует километру в действительности) не представлялось возможным. Как и следовало ожидать, в интернете не удалось найти никаких упоминаний о деревне. Поэтому я решил действовать по-другому.
Согласно архивным данным, Иван Александрович до момента гибели служил в 123-й стрелковой дивизии, частями которой 12 февраля 1944 года был освобожден город Луга. Разница в несколько дней говорила о том, что деревня Молотки должна была находиться недалеко от Луги. При этом было понятно, что сектор поиска расположен севернее города, ближе к Ленинграду.
Определив район поиска, я открыл карту Ленинградской области выпуска 1942 года. В моем распоряжении были карты разных масштабов, но я остановился на «двухкилометровке», как на наиболее удобной для поиска.
Карту я начал просматривать слева направо, поэтому около получаса было потрачено безрезультатно. Кроме того, сказалось то, что я старался искать деревню ближе к дорогам, ведущим на Лугу. Дело в том, что ранее мы с нашими товарищами из отряда работали в районе поселка Мшинская, поэтому я довольно хорошо себе представлял, какие болота простирались на пути наступления наших войск. Как-то как раз в начале февраля мы ездили на слабопроходимое болото за Мшинской в поисках места гибели самолета. Снег на открытом пространстве лежал толстым слоем, который в некоторых местах доходил почти до пояса, из-за чего болото совершенно не промерзло. Каждый шаг по такой «целине» давался с трудом. При этом ноги периодически погружались в ледяную воду, чернеющую в овальных снежных провалах от ступней. В пять часов вечера стемнело. Лес, стоящий в отдалении на краю болота, слился в сплошную черную стену, еле заметную на фоне темно-серой равнины и почти черного неба. Лениво падающий снег неприятно таял на открытых участках тела и еще больше снижал видимость. К девяти часам вечера стало понятно, что самолета нам не найти. Решив возвращаться, мы очень порадовались, что захватили с собой приемник GPS, так как следы, оставленные нами в процессе прочесывания болота, причудливым образом пересекали друг друга, исключая возможность правильной ориентировки на местности. Отказавшись от идеи возвращаться по своим следам и решив идти напрямую по показаниям GPS, мы вернулись к машине, оставленной у входа в лес, в половину двенадцатого ночи. Во время этой поездки я насквозь промочил и чуть не отморозил себе ноги, необдуманно поехав на болото в «берцах»…
Наконец, изрядно постаравшись, я увидел на карте название «Молотки». Если быть откровенным, раньше я не думал, что в такой глуши во время зимнего наступления тоже шли напряженные бои. Ведь вокруг деревни расположены сплошные непроходимые болота. Каково по ним наступать?
Поработав с современной картой, к которой я смог «привязать» место расположения бывшей деревни Молотки, я предварительно определил современный вид окружающей урочище местности и возможные пути подъезда к нему, а также выделил дороги, существовавшие до 1944 года.
Деревня Молотки была разрушена в ходе боев и после войны не восстанавливалась, превратившись в урочище. В настоящее время урочище Молотки расположено на территории государственного природного заказника «Мшинское болото», в пяти километрах от ближайшего населенного пункта — деревни Большое Замошье.
Помимо уточнения местоположения деревни Молотки, также был дополнительно проведен анализ донесений о безвозвратных потерях 255-го стрелкового полка за начало февраля 1944 года. В процессе анализа этих документов было выяснено, что младший лейтенант Козырев был единственным офицером полка, погибшим в бою за деревню Молотки.
Что же касается поиска могилы Ивана Александровича, то первой моей мыслью после прочтения поступившего письма была мысль о невозможности выполнения подобной просьбы, так как, во-первых, не было достоверных указаний на то, что Иван Александрович был похоронен в деревне, а не остался лежать рядом с ней в лесу на месте своей гибели (что весьма вероятно в условиях зимнего наступления), а, во-вторых, в среднем из общего количества обнаруживаемых поисковиками останков воинов Красной армии в силу ряда причин удается опознать не более десяти процентов человек. Таким образом, даже если бы мы организовали работы в районе урочища Молотки и чудом нашли останки Ивана Александровича, с 90 — процентной вероятностью мы не смогли бы его опознать и похоронили бы как неизвестного солдата…
С такими невеселыми мыслями мы с братом начали планировать нашу первую разведывательную поездку на урочище Молотки. Рассмотрев карту местности и прикинув наиболее вероятные пути наступления наших войск, 19 мая 2010 года мы отправились в путь.
Целью выезда было уточнение современного состояния дорог, ведущих к урочищу, а также поиск с применением металлоискателя возможного места боевого столкновения, в результате которого погиб Иван Александрович.
Первоначально мы решили попробовать проехать на урочище Молотки с севера — от деревни Пелково — по лесной дороге, обозначенной на современной карте масштаба 1:50 000. Приехав в деревню, мы попытались обнаружить нужную дорогу, однако ее просто не было. В ходе общения с жителями деревни было установлено, что дороги от Пелково на Молотки никогда не существовало, хотя она отмечается на всех картах, начиная с 30-х годов XX века. Мужичок лет семидесяти, которого мы расспрашивали о том, как проехать в Молотки, рассказал услышанную им от своей матери, похожую на правду, историю о том, как в конце боев за Лужский рубеж этой дорогой хотело воспользоваться подразделение Красной армии. Лейтенант, показывая в карту, расспрашивал мать мужичка о том, где находится эта дорога. В ответ последняя заявила, что никакой дороги нет, и здесь вкралась какая-то ошибка. Пригрозив, что если дорога существует, они вернутся и ее расстреляют, лейтенант направил солдат в сторону леса. Застряв в болотах, подразделение было окружено и частично попало в плен. Позднее, проходя через деревню, угрюмый лейтенант сетовал на то, что поверил карте…
Развернувшись, мы попробовали обследовать дорогу, также ведущую к урочищу Молотки и проходящую через урочище Малое Замошье. В результате было установлено, что по указанной дороге можно проехать лишь до урочища Малое Замошье, после которого она уничтожена тяжелой техникой лесорубов, производящих незаконные вырубки леса на территории природного заказника федерального значения «Мшинское болото»…
Фрагмент карты местности вокруг деревни Молотки 1938 года. Из всех деревень, обозначенных на карте, сохранились только Пелково и Большое Замошье.
Автор на дороге Большое Замошье — Молотки.
Не сумев проехать к Молоткам с севера, мы поняли, что придется возвращаться на киевское шоссе, чтобы, проехав через Толмачево, попытаться попасть на урочище с юго-запада, со стороны деревни Большое Замошье. Приехав в деревню по разбитой грунтовой дороге, мы сориентировались и решили попробовать доехать до моста через речку Черная, также обозначенного на современной карте. В результате мы увидели, что через сто метров от деревни дорога заканчивается, а мост разрушен.
Стало понятно, что все дороги, ведущие непосредственно на урочище Молотки, в настоящий момент непроходимы для колесного автотранспорта. Посовещавшись, мы с братом решили пройти на урочище Молотки пешком по дороге, идущей от деревни по северному берегу речки Черная, попутно производя ее обследование с помощью металлоискателя.
Перебравшись по остаткам моста через речку, мы углубились в лес, ища следы старой дороги. Через несколько сотен метров нам удалось обнаружить две слабозаметные колеи, ведущие в нужном направлении. После обследования нескольких километров дороги стало понятно, что она сильно заросла сорным лесом, в нескольких местах перерезана широкими промоинами, завалена стволами упавших деревьев и частями сильно заболочена.
Таким образом, возможность установки на урочище поискового лагеря исключалась, так как тащить на себе генератор, палатки, инструменты и прочее оборудование по лесу — удовольствие сомнительное. Кроме того, на дороге в изобилии встречались следы присутствия диких животных, в том числе лосей, кабанов и медведей, а следов пребывания человека, наоборот, почти не было. Исходя из расположения дороги и предполагаемых соображений о ходе наступления, обнаружение на ней следов боевого столкновения представлялось наиболее возможным. Но, в итоге проведенного обследования, было с большой долей вероятности выяснено, что боевые действия на всем протяжении дороги от моста через речку Черная до урочища Молотки не велись. Металлоискатель за все время не обнаружил ни одного относящегося к войне предмета — только ободья от тележных колес и пальцы от гусениц сельскохозяйственной техники.
Вообще, передвигаться по дороге было крайне тяжело, так как нам постоянно приходилось то продираться сквозь густой кустарник, то перебираться через завалы толстых деревьев, то обходить по лесу участки дороги, затопленные водой. Такая ходьба с рюкзаком за спиной отнимала довольно много сил.
Примерно в полутора километрах от урочища Молотки путь нам преградила довольно широкая промоина, через которую было необходимо перепрыгивать. Стоя на ее краю, я изучал структуру размытого грунта, а брат находился в метрах трех за моей спиной. Внезапно слева послышался легкий хруст, на который я сначала даже не обратил никакого внимания, продолжая рассматривать склон промоины. Из этого сосредоточенного состояния меня вывел резкий крик брата: «Ромик! Там медведь!!!».
Повернувшись налево, я остолбенел. Прямо на нас «кабаном», то есть на четырех лапах, БЕЖАЛ бурый медведь! Огромный зверь размером с трехдверную машину «Нива» находился метрах в двадцатитридцати от нас и стремительно приближался. За считанные доли секунды я успел подумать, что вот тут нам и конец. Убегать от него было бессмысленно, так как кустарник, росший на обратной стороне дороги, не представлял для него ни малейшего препятствия, а для нас являлся сложно преодолимой преградой. На деревья тоже не было никакой надежды, так как по деревьям медведь получше нас лазает. По словам брата, такие же мысли посетили и его. Он даже начал прикидывать, в какое место можно побольнее напоследок стукнуть медведя лопатой.
По мере приближения медведя даже стало ощущаться мелкое подрагивание земли. Я уже совсем ясно различал его морду и горб, характерно перемещающийся вместе с переваливанием косых лап. Нас спасло то, что крик брата, видимо, не пришелся медведю по душе — наверно, тембром голоса. От этого медведь стал медленно тормозить, снижая скорость бега, и остановился метрах в десяти от нас, не дальше, пристально смотря в нашу сторону.
В детстве и я, и брат читали книжку рассказов Бианки о живой природе. Мне мгновенно вспомнился рассказ о том, как девочка убила медведя громким криком. Наверное, брат тоже вспомнил об этом рассказе, потому что мы, не сговариваясь, одновременно заорали, что было сил: «А-А-А-А-А!!!».
Медведю, судя по всему, не понравился наш крик. Простояв напротив нас около двадцати секунд, он повернулся и не спеша скрылся среди зарослей кустарника. Немного опомнившись и прекратив орать, я повернулся к брату и сказал: «Пошли отсюда! К черту эти Молотки!». Он был полностью со мной согласен.
Продолжая время от времени кричать, мы ускоренным шагом направились в обратную сторону. Разведывательная экспедиция провалилась. Разбирая уже дома этот случай, мы пришли к выводу, что со стороны медведя это было стопроцентное хищническое нападение. Видимо, он принял нас за маленьких лосей…
Камчатские биологи-охотоведы Владимир Николаевич Гордиенко и Татьяна Николаевна Гордиенко в своем пособии «Бурый медведь Камчатки» так описывают хищническое нападение медведя:
«…Если же медведь приближается к вам и не показывает никаких признаков стресса — это хищническое нападение. Явление редкое, но возможное. Здесь рекомендуют оказывать медведю агрессивное сопротивление. Если медведь начал охоту на вас, то спасет вас только случай.
Нападения такого рода происходят чаще в сумерках или рано утром. Определить хищническое поведение можно, если вы знаете, что медведь вас преследует какое-то время. Если, приближаясь, он не демонстрирует признаков страха или стресса, двигается к вам скорым шагом или галопом, голову держит прямо или слегка наклонив, смотрит на вас в упор. Если есть средства отпугивания или оружие — применяйте их, стойте плотной группой, создавайте сильный шум (но не высокотональными визгами и криками ужаса), можете пойти медленно медведю навстречу, машите руками и предметами над головой, давая понять, что вы его не боитесь…».
Так что нам очень повезло, что брат вовремя заметил приближающуюся угрозу, и что мы не побежали, оставшись стоять на месте. Сказался наш опыт общения с животными и массовых сражений на военно-исторической реконструкции XV века: и в том, и в другом случае, если ты побежал — значит, ты уже жертва.
Первая неудача показала, что к работам в этом районе необходимо готовиться гораздо более обстоятельно. После этой встречи в нашем походном рюкзаке в качестве обязательного атрибута появились фальшфейеры, которые мы теперь возим даже на выезды в ближайшие пригороды Петербурга. На всякий случай…
Результаты первого выезда в район урочища заставили нас серьезно задуматься о необходимости получения точной информации о боевых действиях 255-го стрелкового полка в районе бывшей деревни Молотки. Без соответствующих данных поисковые работы на местности велись бы «вслепую» и, наверняка, безрезультатно. Кроме того, в случае обнаружения на местности останков солдат, было бы невозможно определить их принадлежность к конкретному воинскому подразделению. Исходя из этих соображений, мы обратились за оперативной помощью к Виталию Тарасову — поисковику, постоянно работающему с документами в Центральном архиве Министерства обороны РФ. По нашей просьбе им были проведены работы с документами 117-го стрелкового корпуса, входившей в его состав 123-й стрелковой дивизии и входившего в состав дивизии 255-го стрелкового полка. Благодаря этому, к концу июня в нашем распоряжении оказались копии боевых донесений перечисленных подразделений за период февраля 1944 года, опираясь на информацию из которых, можно было планировать дальнейшие поисковые работы.
В полученных боевых донесениях содержались сведения о ходе боевых действий в районе деревни Молотки, которые были необходимы для более целенаправленного проведения работ.
Вот выдержка из журнала боевых действий 117-го стрелкового корпуса (орфография оригинала здесь и дальше сохранена).
«…За четыре дня противник предпринял 32 контратаки, наиболее сильные из них —
— 6.2.44 — из района МОЛОТКИ, силой до роты автоматчиков с 10-ю танками и с тремя самоходными орудиями; …
— 8.2.44 — из района МОЛОТКИ силой до роты с тремя танками / потеснил при этом подразделения 255 СП; …
— 8.2.44 — из района … в направлении дороги МОЛОТКИ — ДАЛЕКОВО силой до двух рот пехоты.
В течение четырех дней непрерывных боев войска корпуса, действуя небольшими группами днем и ночью и ведя активную разведку противника, нащупывая слабые места в системе его обороны, — изматывали его живую силу, огнем артиллерии, минометов и пехотного оружия подавляли и уничтожали его огневые точки.
За этот период противник потерял только убитыми более 1000 солдат и офицеров.
…К исходу 4-х дневных боев соединения корпуса вели бой на рубеже:
…123 стр. Ордена Ленина дивизия: … 255 СП, совершив обход с востока оз. ЧЕРНОЕ, перерезал дороги МОЛОТКИ — БОЛ. ЗАМОШЬЕ, МОЛОТКИ — ГОБЖИЦЫ и одним батальоном вышел в район — лес 300 м. юго-западнее МОЛОТКИ. В результате предпринятой противником контратаки из района МОЛОТКИ силой до роты с тремя танками, к исходу 8.2. отошел южнее р. ЧЕРНАЯ…».
В журнале боевых действий дивизии эти события описываются следующим образом:
«… 6.2.44 г.
245 сп вел бой на прежнем рубеже южн. дороги ДОЛГОВКА, ПЕЛКОВО. 272 сп преодолев огневое сопротивление противника, вышел и завязал бой с противником, обороняющимся в районе МАЛ. ЗАМОШЬЕ, МОЛОТКИ.
Противник, предпринимая контратаки мелкими группами автоматчиков из района МАЛ. ЗАМОШЬЕ, и МОЛОТКИ ведя сильный артиллерийский и минометный огонь по боевым порядкам частей продолжал удерживать занимаемый рубеж. 255 сп в р-не ПЕЛКОВО.
7.2.44 г.
Дивизия, после пятиминутного артналета в 9.30 атаковала противника и успеха не имела. Вела огневой бой с противником на прежних рубежах и отражала его контратаки.
Противник, подразделениями 31 пп (*пехотного полка) 24 пд (*пехотной дивизии), 422 пп 126 пд, 255 сап. батальона, численностью до двух батальонов, имея до 10 самоходных орудий и бронемашин, при поддержке до 2-х дивизионов артиллерии и пяти мин. батарей оказывал упорное сопротивление.
КСД (*командир стрелковой дивизии) решил: сковывая противника с фронта 245 и 272 сп ввести 255 сп из-за левого фланга в обход оз. ЧЕРНОЕ и с востока уничтожить противника в районе МОЛОТКИ, МАЛ. ЗАМОШЬЕ и прикрывая левый фланг, выйти в район ЖИЛЬЦЫ, ПЛОСКОВО.
Начало действий — 22.00.
8.2.44 г.
255 сп в течение ночи на 8.2.44 г. скрытно обошел оз. ЧЕРНОЕ, к утру перерезал дороги на юг из МОЛОТКИ и подошел юго-западнее 500 м. МОЛОТКИ. Совместная атака 255 сп и 272 сп успеха не имела. Противник силою до роты автоматчиков с тремя танками, контратакой в 11.30 из МОЛОТКИ отбросил 2/255 сп (*имеется в виду второй батальон полка) в район южн. р. ЧЕРНАЯ и освободил дорогу МОЛОТКИ — БОЛ. ЗАМОШЬЕ.
Группировка противника возросла до 15 арт. батарей и 4-х мин. батарей. Контратаки сопровождал массированным огнем, особенно активно проявляла себя артиллерия ночью.
Противник в 23.00 отошел с занимаемого рубежа.
9.2.44 г.
Части немедленно перешли в наступление, уничтожая мелкие группы прикрытия противника вышли на рубеж:
… 255 сп — захватил ПЛОСКОВО…».
Как и следовало ожидать, наиболее полная и точная информация была представлена в боевых донесениях полка. Вот часть из них.
«БОЕВОЕ ДОНЕСЕНИЕ № 59 Штаполк 255 /…/ 7.02.44 „17“ ч. „30“ м.
1. Полк, 1-м и 3-м сб. (*стрелковыми батальонами) совместно со спец. подразделениями находится в районе сосредоточения…
В районе сосредоточения подразделения полка приводят себя в порядок и для всего личного состава организован отдых, в готовности к отражению контратак согласно боевого приказа.
Связь с подразделениями полка — пешими посыльными и через офицеров связи.
Потерь личного состава подразделения полка в районе сосредоточения не имеют.
3-й стр. батальон в 16.30 7.02.44 года начал действовать согласно схемы решения.
2. Я решил: 3-м сб. действуя обходом слева 272 сп. перерезать дорогу МОЛОТКИ, БОЛ. ЗАМОШЬЕ и одной ротой 3-го сб. действовать с юго-запада на МОЛОТКИ с одновременным перехватом партизанским отрядом дорог МОЛОТКИ, ДАЛЕКОВО и МАЛ. ЗАМОШЬЕ, БОЛ. ЗАМОШЬЕ.
КОМАНДИР 255 СП
ПОДПОЛКОВНИК: — /КОЗЛОВ/…».
«БОЕВОЕ ДОНЕСЕНИЕ № 61 Штаполк 255 /…/ 8.02.44 „17“ ч. „00“ м.
1. Противник, упорно удерживая населенный пункт МОЛОТКИ оказывает сопротивление организованным ружейно-пулеметным и сосредоточенным арт. мин. огнем, предпринимая частные контратаки при поддержке артиллерии, минометов и танкеток.
В 10.00 8.02.44 года противник силою до роты пехоты с 2-мя танкетками при поддержке одной тяжелой арт. батареи предпринял контратаку из направления МОЛОТКИ вдоль тропы, идущей на ПОЛЕНОВО.
В 12.20 8.02.44 г. противник силою до роты с 2-мя танками при поддержке арт. мин. огня предпринял контратаку из направления оп. леса…
2. Полк, отражая частные контратаки на 12.00 8.02.44 года достиг рубежа:
… 3-й сб. — в 8.00 8.02.44 года 9-й ср. (*стрелковой ротой) форсировал р. ЧЕРНАЯ юго-западней 300 м. МОЛОТКИ и вышел на рубеж — лес /…/ отражая контратаку пр-ка силою до роты пехоты с танкетками и при поддержке артиллерии и минометов, неся большие потери удержать захваченного рубежа не мог и отошел на сев. оп. леса…
Связь с подразделениями полка — радио, телефон, пешими посыльными и через офицеров связи.
В результате боя полк имеет потери:
3-й стр. батальон около 15 % потерь личного состава…
3. Я решил: 1-м стр. батальоном прикрыть левый фланг и 3-м сб. овладеть МОЛОТКИ, БОЛ. ЗАМОШЬЕ и продолжать выполнять поставленную задачу…».
«БОЕВОЕ ДОНЕСЕНИЕ № 62 Штаполк 255 /…/ 9.02.44 „10“ ч. „00“ м.
1. Противник, предположительно силою до двух рот в 1.00 9.02.44. года оставил МОЛОТКИ и начал отход в направлении БОЛ. ЗАМОШЬЕ и дальше на юг, прикрывая отход мелкими группами автоматчиков.
2. Полк, 3-м сб. действуя мелкими группами обходным путем в 1.20 9.02.44 года овладел населенным пунктом МОЛОТКИ и к 3.00 9.02.44 г. 1-м и 3-м сб. вышел на рубеж БОЛ. ЗАМОШЬЕ и НОВ. ЗАМОШЬЕ и в дальнейшем преследует пр-ка в направлении ПЛОСКОВО и к 11.00 9.02.44 года головой передовых отрядов вышел на рубеж…, перекресток просек.
Связь с подразделениями полка — радио, которое работает с перерывами. Связи со штабом по РБМ не имею, ввиду отказа передатчика.
3. Я решил: продолжать выполнять поставленную задачу…».
Итак, как выяснилось из документов, основные боевые действия у деревни Молотки велись с 6 по 8 февраля, а ночью 9 февраля немцы оставили свои позиции и начали отступление, не выдержав напора наших наступавших частей. Судя по всему, атака 255-го полка с юго-западной стороны продемонстрировала возможность окружения и стала последней каплей, заставившей немцев начать отступление с наступлением темноты. Исходя из этих фактов, вероятнее всего предположить, что Иван Александрович погиб в бою за Молотки 8 февраля, и был ошибочно записан в потери полка за 9 февраля.
Чтобы быть полностью уверенными в том, что официально могилы Ивана Александровича не существует, мы отправили письменный запрос в военный комиссариат Лужского района Ленинградской области с просьбой проверить данные о нахождении учтенных воинских захоронений на месте бывшей деревни Молотки и уточнить возможное место захоронения Козырева И. А.
На этот запрос через несколько недель был получен официальный ответ, согласно информации из которого, часть личного состава 123-й стрелковой дивизии, погибшего в бою за деревню Молотки, перезахоронена не мемориале в деревне Гобжицы Лужского района, а учтенных воинских захоронений в районе урочища Молотки не расположено.
Опираясь на полученные из военкомата сведения, я провел дополнительную исследовательскую работу с объединенным банком данных «Мемориал» по выявлению информации о военнослужащих, похороненных в деревне Гобжицы. В ходе этой работы были также дополнительно выделены донесения о безвозвратных потерях состава 123-й стрелковой дивизии, относящиеся к февралю 1944 года.
Первый выезд в Молотки, спланированный с учетом полученных сведений, был осуществлен 4 июля. В этот раз мы с братом были более предусмотрительны и запаслись, как я уже упоминал, пиротехническими факелами на случай встречи с дикими животными. Кроме того, на всем протяжении пути к урочищу мы издавали громкие звуки, стуча двумя лопатами одна об другую. По ходу движения к урочищу мы повторно обследовали дорогу, надеясь обнаружить следы боевых действий, но единственным военным предметом, найденным на дороге в двухстах метрах от урочища, была стреляная гильза от патрона 7,62х54R советского производства.
Урочище Молотки предстало перед нами большим полем, густо заросшим травой по грудь высотой. Единственными свидетельствами того, что ранее на этом месте находилась деревня, были две одичавшие яблони, стоявшие посреди поля. Никаких следов воинских захоронений на месте бывшей деревни обнаружить не удалось. Пройдя по полю до одной из яблонь, мы с братом уточнили местоположение деревни, поставив метку в приемнике GPS. После этого мы начали планомерно исследовать правый берег речки юго-западнее урочища. К нашему большому разочарованию, практически никаких следов боевых действий не обнаруживалось. Единственными предметами, которые удалось найти, были гильзы от немецкого осветительного патрона и советской 45-миллиметровой танковой пушки. Ситуацию также осложняло то, что большая часть берега была заболочена вследствие деятельности бобров, устроивших плотину ниже по течению речки. Несколько часов мы потратили на исследование береговой зоны и прилегающего к ней лесного массива, но металлоискатель «молчал», показывая полное отсутствие металла в земле.
Лето 2010 года выдалось аномально жарким. В лесу стоял нагретый воздух, от которого слизистые оболочки рта быстро пересыхали, из-за чего постоянно нестерпимо хотелось пить. Активно атакующие, несмотря на жару, слепни и комары заставляли постоянно смахивать рукавом пот с лица. Отсутствие сигналов металлоискателя только добавляло раздражительности. Исключительно из-за нежелания сдаваться мы продолжали эту, как нам казалось, заранее обреченную на провал экспедицию.
Лишь под конец дня мы вышли на естественную гряду, тянущуюся от дороги вдоль берега речки и господствующую над окружающей местностью. Первыми находками стали россыпи гильз 7,92х57 немецкого производства от карабинов Маузер К-98k, хаотично расположенные у вершины гряды. При дальнейшем обследовании гряды нами было обнаружено большое количество стреляных гильз от 20-миллиметровых танковых пушек германского производства, несколько стреляных гильз от винтовки Мосина образца 1891/1930 годов, а также траки и направляющие катки от немецкой бронетехники — предположительно от легкого танка Pz I и бронетранспортера Hanomag. Стало понятно, что нами найдено место указанного в документах полка боя.
Однако, несмотря на наличие на вершине гряды явных следов боевых действий, у подножия гряды и прилегающей к ней береговой линии не удалось обнаружить никакого намека на присутствие останков погибших солдат. Следов действия артиллерии (осколков от корпусов снарядов и минометных мин, воронок от их разрывов) на северном берегу речки также не обнаружилось. Более того, на указанной территории было обнаружено лишь незначительное количество стреляных гильз, что говорило о том, что бой проходил в основном на поверхности омута, начинавшегося у конца гряды, и на левом берегу речки Черная. Для проверки этого предположения нами была организована дополнительная экспедиция, подтвердившая полученные результаты — убитых солдат следовало искать на противоположном берегу речки.
31 июля мы вдвоем с братом вновь выехали в Молотки. Устав по несколько часов продираться через завалы леса на дороге до урочища, мы решили попробовать дойти до нужного нам места по южному берегу речки.
Как оказалось, по левому берегу реки Черная проходит не отмеченная на современной карте лесовозная дорога, превратившаяся на данный момент в узкую дорожку. По ней мы достаточно быстро добрались до района, намеченного для исследования во время последней экспедиции. Интересующий нас кусок местности вытянулся вдоль реки и занимал не более пятисот метров в длину и двухсот в ширину. Начав проверку с помощью металлоискателя, мы столкнулись с той же проблемой, что и раньше — металлоискатель молчал, не обнаруживая в земле никакого металла. Единственными находками, сделанными за два часа хождения по лесу, были фрагмент стабилизатора 81-миллиметровой немецкой минометной мины и стреляная гильза 7,62х25 от пистолета ТТ. Только из чистого упрямства мы решили прочесать весь берег, по которому могла вестись стрельба прямой наводкой с насыпи. И все впустую — за час работы нам не попалось вообще ни одного металлического предмета, даже оставленной вездесущими туристами консервной банки!
Мы уже начали было собираться домой, когда, проходя в очередной раз по дороге, я обратил внимание на очень небольшое углубление в земле, заваленное стволами деревьев, оттащенных кем-то с тропинки. Проведя металлоискателем над углублением, брат услышал совсем слабый сигнал, такой, как если бы искомый предмет был очень мал или находился бы достаточно глубоко. Выкопав в этом месте ямку на один штык лопаты, мы вновь пустили в дело металлоискатель. На этот раз сигнал существенно усилился. Мы продолжили углубляться в землю, и на глубине более трех штыков лопата ткнулась в металл. Я полез руками в яму и начал обкапывать обнаруженный предмет. Немного очистив его от грунта, я понял, что ощупываю стальную сферообразную поверхность, под которой явно ощущалась пустота. «Неужели повезло?» — мелькнула в голове мысль. Я выпрямился и произнес: «Похоже, наша каска!». После этого мы начали работать с удвоенным энтузиазмом, и вскоре стало понятно, что под шлемом находятся останки солдата, так как из-под шлема показалась плечевая кость.
После того, как буря положительных эмоций немного поутихла, мы начали эксгумацию обнаруженных останков. Проверка с помощью щупа ничего не дала — высохший от жары грунт был настолько плотным, что загнать в него щуп глубже десяти сантиметров не удавалось. Тогда мы заложили шурф по площади возможного залегания останков одного человека. Дойдя до уровня нахождения шлема, мы стали натыкаться на останки. Почти сразу нам стало понятно, что в земле находятся как минимум трое военнослужащих. По обнаруженным фрагментам зимней одежды мы определили время гибели солдат — февраль 1944 года. Продолжив работу, через некоторое время мы поняли, что имеем дело с достаточно крупным санитарным захоронением, представляющим собой прямоугольную яму размерами примерно 2х5 метров и глубиной около 1 метра, а, значит, надо приостанавливать раскопки и возвращаться за подкреплением — вдвоем такое захоронение не вскрыть. Сложив извлеченные останки в пакеты, и наполовину засыпав яму, мы двинулись к выходу из леса, чтобы вернуться на следующий день.
В этот же день мы познакомились в деревне Большое Замошье с местным жителем — старичком лет под восемьдесят, который рассказал нам всю историю боя за Молотки так, как будто сам смотрел в архивные документы. Ранее я уже писал, что 255-й полк должен был перерезать дорогу из Молотков совместно с партизанами. Со слов старичка выходит, что операция почти удалась. Солдаты роты скрытно под покровом темноты преодолели речку и уже вышли к дороге, как вдруг кто-то, вроде из партизан, заметил в предрассветных сумерках немецкого часового, стоявшего на той самой гряде, господствующей над местностью. Не удержавшись, он выстрелил в часового. Попал или нет — об этом история умалчивает. Однако, после этого выстрела немцы всполошились и пригнали в тыл две танкетки, с помощью скорострельных пушек которых и поддержали контратаку, сорвавшую операцию…
Также от местного жителя нами была получена информация о том, что в 1947–1948 годах из районов урочищ Молотки и Далеково под руководством представителей Лужского РВК были перенесены (скорее всего, на мемориал в деревню Гобжицы) два неучтенных воинских захоронения. При этом в захоронении, перенесенном из района урочища Молотки, находились останки 9–12 воинов Красной армии, только двое из которых были опознаны по личным опознавательным знакам. И это всего через три года после гибели!
Как рассказал старичок, местных мужиков привлекли к работам по эксгумации убитых, пообещав, что они смогут забрать себе фляжки со спиртом, которые найдут в захоронении. И действительно, после работ мужики притащили три или четыре алюминиевых фляги, наполненные не потерявшим своих качеств спиртом. В общей сложности, согласно данным архива Лужского РВК, из захоронений были перенесены останки 35 человек.
На следующий день мы выехали из Петербурга в Молотки вместе с нашими коллегами — Андреем Конаковым из поискового отряда «МИФ» и Владимиром Аракчеевым из отряда «Пилигрим».
Доехав на машине до опушки леса, мы переоделись в рабочую одежду и двинулись в сторону урочища. День стоял солнечный, и окружающий лес выглядел приветливо. Бодрым шагом преодолев пять километров, мы прибыли на место около 11 часов утра, и, не теряя времени, приступили к работе. Первым делом было необходимо определиться с размерами захоронения, чтобы можно было вскрывать его по всей площади равномерно, а не кусок за куском.
Расчистив приблизительное место захоронения от стволов деревьев, мы еще раз попробовали пустить в дело щуп. Однако, как и следовало ожидать, за одну ночь грунт мягче не стал, поэтому от щупа было мало толку. Тогда, не мудрствуя лукаво, мы решили вскрывать всю поверхность локального углубления, первоначально принятую нами за бывшую дорожную канаву. Как оказалось позже, мы не ошиблись в своих расчетах.
Быстро перекидав верхний слой грунта, мы дошли до слоя, в котором начинались останки. После этого каждый взял себе участок для работы и приступил к планомерному тщательному перебору грунта. Первоначально у всех нас было твердое намерение произвести эксгумацию этого захоронения с применением археологического способа, однако нам пришлось внести некоторые коррективы в свои планы.
Дело в том, что, согласно воспоминаниям местного жителя, захоронение проводилось уже весной, когда трупы погибших оттаяли из-под снега. Часть из них, скорее всего, выловили из речки. Поэтому неудивительно, что тела перед захоронением были пересыпаны хлорной известью, обусловившей плохую сохранность костных останков. Из-за этого все останки пришлось сразу извлекать из земли. Правда, необходимо отметить, что в таком «позднем» захоронении был и свой плюс. Из-за этого погребаемых солдат никто не обыскивал, и теперь у нас появилась возможность установить их личности благодаря личным предметам, оставленным при них.
И действительно, в ходе эксгумации было обнаружено 9 подписанных предметов, на которых в основном, были нанесены инициалы. Однако, в связи с тем, что мы очень точно знали и дату гибели солдат, и подразделение, в котором они служили, даже неполных инициалов было достаточно для того, чтобы с большой долей вероятности идентифицировать личности убитых.
Во время эксгумации Андреем у одного из погибших был обнаружен бумажник, в котором находились частично сохранившиеся бумажные документы, в том числе удостоверение к медали «За оборону Ленинграда», письмо со штампом полевой почты 75 681 (возможно, 75 687), датированное 6.5.43, а также квитанция о приеме паспорта, выданная Фрунзенским Р.В.К. В бумажнике кроме документов находилась медаль «За оборону Ленинграда». Обнаруженные фрагменты документов были на следующий день переданы нами на экспертизу в Федеральный центр консервации библиотечных фондов, имеющий большой опыт работы со старыми бумажными носителями, в том числе извлеченными из земли. Однако, уже по частичным данным, которые удалось сразу же прочитать в обнаруженных документах, было установлено, что они принадлежали красноармейцу 255-го стрелкового полка Захарову Сергею Захаровичу 1900 года рождения, призванному на службу Фрунзенским РВК города Ленинграда 2 апреля 1942 года и числящемуся в документах полка пропавшим без вести 10 февраля 1944 года.
Эта находка очень воодушевила всех нас и заставила еще более тщательно работать, чтобы ничего не пропустить.
Среди останков Владимиру попалась алюминиевая солдатская ложка производства завода «Красный Выборжец». На ее черенке в нескольких местах были нанесены инициалы «И.П.И.». Такое сочетание инициалов позволило с большой долей вероятности предположить, что в захоронении были обнаружены останки красноармейца 255-го стрелкового полка Ильина Петра Ильича 1911 года рождения, числящегося убитым 10 февраля 1944 года в деревне Плоское, расположенной в 10 километрах от места захоронения.
Медаль «За оборону Ленинграда», принадлежавшая Захарову С. З.
Около трех часов дня к процессу эксгумации присоединились Герман Сакс и его сын Саша, а также коллеги из поискового отряда «Лужский рубеж». Они существенно нам помогли, приступив к эксгумации части захоронения, до которой у нас не дошли руки.
Полностью завершив эксгумацию примерно четверти захоронения к половине пятого вечера, мы посчитали, что до вечера успеем его полностью эксгумировать. Однако в наши планы вмешалась погода.
Около половины шестого вечера начал постепенно нарастать ветер, а вдалеке послышались первые раскаты грома. Солнце, раньше приветливо освещавшее лес вокруг, скрылось за серой пеленой, постепенно наползавшей с севера. Рассчитывая на то, что гроза пройдет стороной, мы продолжали усиленно работать, однако, заблаговременно собрали все вещи и подготовили останки к выносу из леса.
Примерно в шесть вечера резко потемнело. Шквалистый ветер пригнал свинцовые облака, периодически освещаемые вспышками молний. Все меньше становились промежутки времени, проходившие между вспышками и глухими, мощными раскатами грома. Окружающие нас ели, раньше приятно зеленевшие, почернели, превратившись в неприветливую стену. Поняв, что гроза неминуемо застанет нас в лесу, мы стали быстро собираться, чтобы идти к машине, ведь до нее еще надо было преодолеть пять километров, и не пустыми, а тяжело нагруженными.
Едва мы успели собраться, как с севера к нам стал приближаться все нарастающий шум. Еще мгновение — и стена ливня накрыла нас. Крупные капли ощутимо колотили по туловищу. Я много раз попадал под подобные дожди, однако, тот ливень был одним из самых мощных. Уже через две минуты брезент камуфляжа промок насквозь, плотно прилипнув к телу.
Хуже всего было то, что гроза подошла прямо к нам. Молнии сверкали то впереди, то позади нас. Выйдя по дороге на небольшой пригорок, с которого открывался вид на противоположный берег речки Черная, я увидел, как молния попала прямо в отдельно стоящее на берегу дерево, расположенное метрах в ста с лишним от нас. Ярчайшая вспышка ударила по глазам, сопровождаясь ужасающим треском разрываемого воздуха, подобным по силе звука взрыву снаряда. Тут все сообразили, что у каждого из нас в руках находится по металлической лопате, а у меня за спиной из рюкзака еще дополнительно торчит щуп.
Сначала мы, было, решили отложить все металлические предметы в сторону и переждать грозу подальше от них, но через примерно пятнадцать минут всем настолько надоело стоять под проливным дождем, пронизываемыми очень сильным ветром, что, несмотря ни на что, наш поход к машине возобновился. Благодаря проливному дождю, нам даже было в некоторых местах проще идти по дороге, так как никому уже не надо было обходить лужи и затопленные места — у всех ботинки все равно были заполнены водой. Измученные этим всего лишь пятикилометровым маршем, мы пришли к машине примерно в половину восьмого вечера. Так как мы не успели закончить эксгумацию захоронения, стало понятно, что завтра предстоит еще один выезд.
На следующий день поехать в Молотки смогли только я и Герман. Такое положение дел, конечно, удручало, однако мы решили, что и вдвоем справимся с оставшимся куском работы.
Выехали из Петербурга рано утром на УАЗе «буханка», приписанном к Дому молодежи. Погода вновь была солнечной, и ничто не напоминало о вчерашней грозе. Именно поэтому, когда мы приехали на опушку леса, от которой начиналась старая дорога, ведущая к месту захоронения, я не стал отговаривать Германа от затеи доехать на машине прямо до места работ. А хотя стоило…
Уже примерно через километр я понял, что надо было идти пешком — от вчерашнего ливня глинистая почва серьезно раскисла, поэтому колеса УАЗа оставляли в ней заметные колеи. Первый раз мы застряли на втором километре пути. Преодолев крутой спуск к ложбинке, по дну которой протекал ручей, машина взлетела вверх по склону и увязла в огромной луже. Потратив примерно двадцать минут на то, чтобы, подложив под колеса бревна и ветки, вытолкать ее вперед, мы продолжили свой путь.
Застряв еще два раза, и потратив на вытаскивание машины еще около полутора часов, мы все равно не отказались от идеи доехать до захоронения, однако ей не дано было осуществиться. Примерно в пятистах метрах от конечной цели дорога сузилась настолько, что машина была вынуждена идти в узком просвете между рядами елей. И все бы было ничего, если бы в этом месте на дороге не было двух очень глубоких колей, залитых до самого верха водой. Завязнув в глинистой почве, машина «села на брюхо». Все наши попытки вытолкать ее назад до небольшой полянки, находившейся метрах в десяти, не увенчались успехом. Промучившись около получаса, мы решили перекусить и идти работать, оставив машину там, где она есть.
Когда мы подошли к захоронению, было три часа дня. Погода уже начала понемногу портиться — солнечный диск скрылся в серой дымке. Не теряя времени, мы начали работу по эксгумации ранее нетронутой части захоронения, а также по окончательной зачистке до дна и стен всей площади могилы.
Во время работы Герману попался пластиковый портсигар с надписью «Бут». Позднее, проведя работу с донесениями о безвозвратных потерях полка, мы выяснили, что он, вероятно, принадлежал красноармейцу 255-го СП Буторину Дмитрию Васильевичу 1924 года рождения, числящемуся убитым 11 февраля 1944 года в деревне Плоское.
Ложка, принадлежавшая Вавилову И. Н.
Также Германом у одного из погибших была обнаружена ложка с выбитой на черенке фамилией «Вовилов». Анализ донесений позволил предположить, что в захоронении были обнаружены останки младшего сержанта 255-го полка Вавилова Ильи Николаевича 1913 года рождения, призванного Подпорожским РВК Ленинградской области и числящегося убитым 10 февраля 1944 года в десяти километрах от места обнаружения.
Среди останков солдат были также обнаружены предметы, вероятно, принадлежавшие офицеру — планшет для документов, набор цветных и химических карандашей, перьевая ручка в целлулоидном корпусе. Данное обстоятельство, а также то, что опознанные воины служили в одном подразделении с Козыревым Иваном Александровичем, позволило с высокой степенью вероятности предположить, что среди погибших может находиться и он, так как 255-й стрелковый полк потерял в районе деревни Молотки только одного офицера — Козырева И. А.
Козырев Иван Александрович с женой.
Тем временем погода окончательно испортилась. Как и день назад, с севера понемногу стала наползать темнота, усилился ветер. Понимая, что в этот раз нам нельзя отступать, мы с Германом решили работать до полной эксгумации захоронения. Натянув между молоденькими елочками небольшой тент, мы сложили под него вещи и мешки с останками.
Не успели мы закончить эту подготовку, как начался дождь. Вскоре он перерос в ливень, а зарницы, сопровождаемые глухими раскатами грома, приближались все ближе. Но, несмотря на это, мы с Германом продолжали работать.
Через полчаса гроза уже бушевала прямо над нами. Казалось, что весь воздух пропитан чернотой. Ливень глухо барабанил по капюшону камуфляжа, с одной стороны, заглушая внешние звуки, а с другой, создавая порой странные шорохи, заставлявшие оглядываться по сторонам. Мрачный потемневший ельник, шевелящийся от порывов штормового ветра, создавал неприятное ощущение движения вокруг, улавливаемое периферийным зрением. Несколько раз, при вспышках молний, озарявших пространство вокруг нас и создававших странные, угловатые, ярко очерченные тени от предметов, мне казалось, что за деревьями в нескольких метрах от меня кто-то стоит. Все это создавало неотвратимое желание поскорее закончить эксгумацию и пойти к машине.
Поэтому, когда Герман каким-то глухим, не своим голосом, сказал мне: «Рома, не торопись, добирай все основательно, а то Они нас отсюда не выпустят», мне стало совсем не по себе…
Эксгумацию мы закончили примерно в восемь часов вечера. В общей сложности, из могилы были извлечены останки приблизительно 22 человек. После этого мы дошли до места расположения еще одного предполагаемого захоронения, из которого производился перенос останков в 1947–48 годах. Обследовав его, мы удостоверились в том, что захоронение было перенесено полностью. Останков солдат в яме не было.
К моменту окончания работ гроза сместилась южнее, оставив только средней силы дождь. Лес немножко посветлел. Собрав все вещи и мешки с останками, мы двинулись к машине.