Глава 1. Закалка в горниле трагедии. Первые шаги по созданию инфраструктуры разведывательно-диверсионной деятельности в тылу врага (1941–1942 гг.)
Глава 1. Закалка в горниле трагедии. Первые шаги по созданию инфраструктуры разведывательно-диверсионной деятельности в тылу врага (1941–1942 гг.)
Первым специализированным органом на уровне союзного Центра стала Особая группа при народном комиссаре внутренних дел СССР, созданная его приказом от 5 июля 1941 г. № 00882. В октябре при ней же создали Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения (ОМСБОН, до 25 тыс. бойцов), призванную разворачивать партизанскую и разведывательно-диверсионную работу в ближнем и дальнем тылу агрессоров, готовить профессиональные кадры[642].
Важное место отводилось зафронтовой работе на Украине, куда Особая группа, в частности, направила в июле 1941 г. оперативные группы «Форт» В. Молодцова (Одесса), «Местные» В. Лягина (Николаев), «Максима» И. Кудри (Киев)[643]. С лета 1942 г. ОМСБОН сосредоточилась на заброске спецгрупп в украинское Полесье и Приднепровье. В целом до конца 1943 г. на базе бригады сформировали 134 зафронтовые спецгруппы (2575 участников)[644].
В суровых условиях первого периода оккупации в ряде крупных городов Украины действовали нелегальные группы (резидентуры) во главе с кадровыми сотрудниками органов госбезопасности. Широко известно имя начальника отдела сотрудника разведывательного управления НКВД-НКГБ УССР Ивана Кудри (оперативный псевдоним «Максим»), создавшего в столице Украины нелегальную резидентуру. В предвоенные годы И. Кудря в составе оперативной группы НКВД-НКГБ во Львове специализировался на разработке украинского националистического подполья, его связей с немецкими разведывательными органами. По словам старших коллег, «Кудря был прирожденный разведчик: хладнокровный, не терявший головы даже в самой сложной ситуации, отважный, терпеливый, великолепно знавший украинский язык. Кроме того, Иван отлично умел уживаться с людьми, быстро завоевывал симпатии».
Уже в конце сентября 1941 г. резидентура «Максима» провела первые диверсионные акции: взрывом уничтожили немецкую военную комендатуру, погибла группа сотрудников комендатуры и гестапо. Взлетел на воздух кинотеатр, в котором демонстрировался фильм для немецких солдат. При жестком контрразведывательном режиме И. Кудря все же сумел создать неплохие агентурные позиции. Один из оперативных источников резидента подвизался заместителем руководителя районной управы, другой занимал высокий пост в транспортном отделе городской управы. Человек «Максима» работал в киевском гестапо. Связанные с подпольем люди трудились в железнодорожных мастерских, в гараже генерального комиссариата, обслуживавшего автотранспортом немецких чиновников и высших офицеров.
В опасной коллизии был приобретен ценный информатор «Усатый» – перешедний на службу к немцам украинский националист, который проходил по разработке НКВД и лично знал Кудрю как сотрудника спецслужбы. С ним разведчик встретился в оккупированом Киеве и в напряженной психологической игре сумел убедить опасного визави (тогда уже сотрудника гестапо!) негласно помогать подполью. «Усатый» сообщил о том, что в Киеве развернут разведывательный пункт Абвера и вывел советского разведчика на его конспиративные квартиры. Перед агентурой разведпункта противника, состоявшей главным образом из предателей, оставшихся на оккупированной территории, ставились задачи по проникновению на Урал, в промышленные районы Сибири. Немецкие агенты засылались также в Москву, Подмосковье и Поволжье. Данные об этих агентах «Максим» сообщал в Центр.
Фактический заместитель «Максима» Дмитрий Соболев, оставленный в Киеве для работы в его резидентуре, выезжал с разведывательными заданиями в Ровно, где находилась штаб-квартира рейхскомиссара Украины Эриха Коха.
Негласный помощник «Максима» – прима Киевского оперного театра Раиса Окипная – установила обширные связи среди высших чинов полиции и армейских офицеров. Многие видные гитлеровские офицеры и генералы старались бывать в ее обществе и откровенно беседовали в ее присутствии о своих делах. Она сумела завоевать доверие «начальника полиции юга России» полковника Гриба, поддерживала дружескую связь с шефом украинской полиции в Киеве майором Штунде. «Максиму» удалось устроить разведчицу экономкой к заместителю генерального комиссара Киевской области фон Больхаузену. От всех этих лиц поступала исключительно важная информация, которая передавалась в Центр.
37-летняя Евгения Бремер, немка по происхождению, была лучшей подругой Раисы Окипной и по заданию «Максима» собирала сведения о военных перевозках, графике поездов, о военных грузах и специальных эшелонах. Благодаря ей работа крупнейшего в УССР Дарницкого железнодорожного узла находилась под контролем советской разведки.
«Максим» и его соратники добыли сведения о строительстве особо важного объекта под Винницей (полевой ставки А. Гитлера), о дислокации немецких воинских частей. Разведчики своими силами осуществили диверсию на железнодородном узле Дарница, пустили под откос военный эшелон. Резидентура создала 7 диверсионных групп. Правда, работе группы существенно помешало то, что в доме в центре Киева, взорванном 24 сентября 1941 г. заложенной заранее советскими саперами взрывчаткой, погибли тайник группы с документами, деньгами, шифрами, оружием, бланками, адресами явочных квартир. Лично «Максим» выявил и составил список на 87 активных пособников оккупантов. Тетрадь со списком «Шпионы и предатели, которые сейчас действуют на территории СССР», дошла до контрразведки после освобождения столицы.
В первой декаде мая 1942 г. в Киев из Москвы с большми трудностями прибыли курьеры Центра (они не смогли доставить новую рацию с запасным комплектом питания). Однако «Максим» получил материальные средства и конкретные задания Центра. Через некоторое время курьеры были отправлены на Большую землю с подробным отчетом о деятельности резидентуры.
Подпольщики распространяли листовки, которые информировали киевлян о действиях Красной армии и о партизанском движении, призывали к борьбе против оккупантов.
Интерес И. Кудри к секретному строительству под Винницей побудил его поручить Р. Окипной (уроженке этого города) найти предлог для его посещения. Как только одному из руководителей СД Киева стало известно, что Раиса Окипная пытается достать пропуск в Винницу, он вызвал к себе в кабинет особо секретного агента-фольксдойче СД «Нанетту» и поручил ей сблизиться с певицей. «Нанетта» (Наталья Грюнвальд) была тщательно проинструктирована и выдала себя за землячку актрисы. Она сумела войти в доверие к Окипной. Когда резиденту доложили, что землячка Окипной врач, заведует лабораторией городской поликлиники, Кудря рискнул использовать «Нанетту» для получения химических реактивов.
Изменница-фольксдойче Н. Грюндвальд выдала И. Кудрю, арестованного 5 июля 1942 г. Задержали и ближайших соратников – Раису Окипную, Евгению Бремер, других патриотов. В течение трех месяцев день за днем подпольщиков жестоко истязали на допросах. Один из подсажених немцами сокамерников «Максима» позже вспоминал: «Это был камень. Тело его было черным от побоев. Первые три дня он вообще не говорил. Потом он назвал себя: Иван Кондратюк, студент. Это было единственное, что удалось вытянуть из него». До сих пор нет точных данных о дне гибели «Максима». Известно лишь, что он умер, так ничего и не сказав гестаповцам, не раскрыв ни одного имени, ни одного эпизода из работы подпольщиков. Основной костяк резидентуры «Максима» сохранился, и под руководством его заместителя Д. Соболева разведчики продолжали борьбу против оккупантов[645].
Подпольная группа капитана Владимира Молодцова («Бадаева», сотрудника разведывательного управления НКГБ СССР) действовала в оккупированной румынами Одессе. Разведчик прибыл в Одессу 19 июля 1941 г. с документами на имя инженера горноспасательной службы Павла Бадаева. Ранее для диверсионной и разведывательной работы в Одессе и ее пригородах были оставлены два диверсионно-разведывательных отряда. Один из них, в составе 31 человека, расположился в пригородных катакомбах села Нерубайское, другой, почти такой же численности, разместился на конспиративных квартирах в Одессе. Их и возглавил разведчик.
Первая боевая операция под руководством Молодцова прошла 16 октября. Выйдя из катакомб, отряд открыл интенсивный ружейно-пулеметный огонь по колонне неприятеля, подходившей к селу Нерубайское, оккупанты потеряли 45 солдат и офицеров. В ноябре – декабре 1941 г. отряд провел еще ряд удачных операций. Были пущены под откос 2 воинских эшелона: группой К. Зелинского – с боевой техникой и боеприпасами (пострадало до 250 оккупантов) и группой И. Иванова – поезд особого назначения (погибло или было ранено около 300 офицеров и чиновников оккупационной администрации).
Одновременно с диверсионной работой отряды занимались разведкой – систематически передавалась советскому командованию информация о расположении военных объектов противника и дислокации воинских частей, а также велась антифашистская агитация. Дерзкая диверсия, взрыв в комендатуре во время совещания руководящего состав оккупантов, уничтожил до 140 офицеров, включая коменданта города и префекта полиции.
По данным подпольщиков советская авиация нанесла ряд удачных бомбовых ударов. Информация резидентуры докладывалась Государственному комитету обороны и в Генштаб Красной армии.
8 февраля 1942 г. резидент вместе со связной Тамарой Межигурской пробрался из катакомб в город, но обратно не вернулся. Для выяснения задержки командира и связной 12 февраля в город была направлена вторая связная Тамара Шестакова и тоже не возвратилась. Тогда, спустя некоторое время, для изучения обстановки в город вышел опытный разведчик Сергей Виноградов. Он установил, что «Бадаев» и его связные арестованы.
Румынская контрразведка, при прямом содействии предателя А. Федоровича (бывшего председателя сельсовета, командира «наземного» отряда, действовавшего в самой Одессе), в течение февраля – марта 1942 г. арестовала почти всех участников разведывательно-диверсионного отряда, который дислоцировался в г. Одессе. Из трофейных документов румынской контрразведки стало известно, что Молодцов и большинство его боевых друзей мужественно перенесли все пытки и издевательства, применяемые во время следствия.
В одном из трофейных документов сигуранцы ее офицер высоко оценил достижения агентурной деятельности Молодцова: «Особенно характерно то, что агентура Бадаева завербована из элементов, на которых наши власти ориентировались в деле восстановления нормальной экономической и культурной жизни города… Благодаря агентурной сети Бадаев мог передавать в Москву точную информацию, касающуюся дислокации войск в Одессе, расположения береговых и зенитных батарей, пунктов города, где были построены заграждения для обороны, экономического положения и настроений населения, а также списки фамилий руководителей гражданских и военных властей».
Военно-полевой суд Одесского гарнизона румынских оккупационных войск 26 июня 1942 г. приговорил В. Молодцова и 13 членов его отряда к смертной казни. Выслушав приговор военно-полевого суда и его предложение о том, что осужденные могут подать прошение на имя румынского короля и просить о помиловании, Молодцов заявил: «Мы на своей земле и у врагов помилования не просим». Ночью 3 июля 1942 г. капитана госбезопасности Владимира Молодцова и сержанта госбезопасности Тамару Межигурскую с закованными в кандалы руками отконвоировали из центральной тюрьмы в сторону еврейского кладбища румынский офицер и два солдата с собакой. Они были расстреляны и погребены в безымянной могиле. До конца июля 1942 г. всех партизан, приговоренных к смертной казни, расстреляли. 5 ноября 1944 г. В. Молодцова посмертно удостоили звания Героя Советского Союза[646].
Оккупанты, получив от предателя А. Федоровича информацию о местонахождении отряда в катакомбах, усилили блокаду, произвели минирование и завалы тех немногих выходов, которыми пользовались связные. К концу мая 1942 г. продовольственные запасы отряда кончились. На совместном заседании подпольных райкомов и командования отряда было принято решение о выходе из катакомб и перебазировании партизан в Савранские леса для продолжения борьбы с оккупантами. В Савранские леса добрались лишь единицы. Многие были схвачены карателями, осуждены и расстреляны. Из 73 участников двух разведывательно-диверсионных отрядов, действующих под руководством Молодцова, погибло 45 человек, из которых 41 человек расстрелян захватчиками, 2 – покончили с собой после невыносимых пыток и 2 убиты в бою.
Захваченный член группы горный инженер Афанасий Клименко на допросах дал признательные показания и стал осведомителем. На период нахождения под стражей он совершил несколько спусков под землю, показывая сотрудникам сигуранцы место расположения отряда и участки минирования. Выдал тайники с оружием и сейф с партизанскими документами. Убедившись в том, что пленный командир повязан по рукам и ногам сотрудничеством с органами, контрразведка инсценировала побег Клименко из тюрьмы. Впоследствии его использовали как информатора для выявления коммунистов и остатков нелегальной агентурной сети НКВД. Согласились работать с сигуранцей еще несколько арестованных подпольщиков, в том числе и радист отряда Евгений Глушков. Последний сам явился в немецкую полицию безопасности и предложил свои услуги. По заданию немецких спецслужб с августа 1942 по ноябрь 1943 г. поддерживал по рации связь с Москвой, дезинформируя о партизанском отряде и требуя прислать помощь людьми и материальными средствами. Однако уже в сентябре 1942 г. в НКВД СССР пришли в выводу, что Глушков работает под контролем, и включились во встречную дезинформационную радиоигру с противником.
После прихода советских войск, на основе изучения трофейных румынских документов, контрразведка СМЕРШ выявила и арестовала Антона Федоровича, Афанасия Клименко и других изменников Родины. Все они понесли заслуженную кару[647].
Офицер научно-технической разведки Виктор Лягин («Корнев») возглавил разведывательно-диверсионную группу «Форт» в Николаеве. Она осуществила ряд результативных диверсий на судостроительных заводах, на нафтебазах, аэродроме, подорвала три эшелона, добыла ценную разведвательную информацию. В. Лягин, захваченный оккупантами, своих соратников не выдал и был казнен 17 июля 1943 г. Всего подпольный «Николаевский центр» включал до 70 подпольщиков, которым помогало свыше 100 граждан[648].
Немало резидентур или не смогли развернуть результативную работу в силу жесткого контрразведывательного и полицейского режима противника, или же стали жертвами предателей и провокаторов. Действовавшая с сентября 1941 г. на Полтавщине резидентура «Бекаса» (М. Белоуса, 5 человек) в апреле 1942 г. была арестована, все ее участники расстреляны. Резидентуру «Днепр» Ф. Жилы («Хмары»), выброшенную в Днепропетровскую обл., выдал собственный радист, разведчики погибли в бою. В апреле 1942 г. резидентура «Мстители» А. Калина, выведенная в Николаевскую обл., была выдана доносчиком на следующий же день по прибытии и приняла последний бой.
Мужественно вела себя резидент «Марина» – Галина Астахова, до войны работавшая научным сотрудником Института языкознания АН УССР. Прибыв в Киев в июне 1943 г. для восстановления связи с агентурой, была выдана националистом Задрожнюком-Стадницким и 30 августа расстреляна. Несмотря на пытки, разведчица никого не выдала, а предателя со временем приговорили к высшей мере наказания. Судьба части разведчиков, захваченных СД или контрразведкой противника, попросту неизвестна. Так, диверсионная резидентура Ф. Евтушенко («Клименко», 3 чел.) была, как выяснилось после освобождения Киева, арестована, и судьба ее участников так и не прояснилась[649]. В целом из оствленных на оккупированной территории в первые полтора года войны 593 агентурно-разведывательных групп НКВД УССР вернулось после выполнения заданий 26[650].
Однако ряду групп повезло больше. Так, оставленная в Харькове группа агентов во главе с «Ильинским» (И. Федоровым, отмеченным орденом Красного Знамени) внедрилась в разведывательный орган абвера «Орион», подставила противнику несколько своих участников, направленных на обучение в спецшколу. Удалось собрать значительные сведения о преподавателях и выпускниках школы, немецких ДРГ, заброшенных в советский тыл[651].
Подчеркнем, что самоотверженная подпольная борьба в условиях крайне неблагоприятного для советской стороны развития событий на первом этапе войны была бы невозможна без преданности своей Родине и высоких морально-политических качеств сотрудников спецслужб, их негласных помощников из числа граждан. Красноречив в этой связи вывод сотрудников румынской разведки (Специальной службы информации) из отчета о положенни на отданной Гитлером Румынии юго-западной части территории Украины с центром в Одессе (Транснистрии) в августе 1941 – феврале 1944 гг. Как вынуждены были признать оккупанты, советская власть «сформировала необходимый человеческий материал, проникнутый коммунистической идеологией, готовый всегда и везде выполнить директивы руководства СССР… вся советская территория заселена населением с полностью измененным способом мышления, измененным под влиянием более чем 20-летнего господства коммунистической иделогии»[652].
Не случайно те же румынские оккупанты прибегали к мерам информационно-психологического противоборства. В частности, при университете в оккупированной Одессе в мае 1942 г. создали «Институт антикоммунистических исследований и пропаганды» (к нему присоединилась и группа «перекрасившихся» местных научно-педагогических кадров), под маркою которого велась спецпропаганда. Представители режима диктатора И. Антонеску, который широко практиковал террор против гражданского населения, демагогически провозгласили среди задач Института «возвращение в сознание людей великих истин – веры, настоящей свободы и других высоких идеалов человечества»[653].
Об установках руководства НКВД относительно организации сопротивления на оставляемых под натиском агрессоров землях дает представление директива Л. Берии начальнику УНКВД по Днепропетровской области Суркову от 16 сентября 1941 г. Нарком преписывал заблаговременно начать подготовку истребительных батальонов (к 19 июля в УССР сформировали 533 таких отряда с 105 252 бойцами) к партизанско-диверсионной деятельности на коммуникациях с целью препятствовать продвижению противника на восток. Ставилась задача с привлечением оперативного состава насаждать диверсионные группы на железнодорожных станциях и по две на населенный пункт, создавать диверсионные группы на аэродромах, топливных базах, электростанциях, на предприятиях. Рекомендовалось в областных центрах создавать резидентуры под руководством опытных оперработников, закладывать скрытые базы вооружения, взрывчатки, продовольствия, открывать курсы для подготовки диверсантов[654].
В конце августа 1941 г. руководство Особой группы НКВД и командование ОМСБОН приступили к формированию оперативных групп и отрядов (3–20 человек) для разведывательно-диверсионной работы в тылу противника. Командирами групп назначали кадровых сотрудников НКВД, пограничных войск, заместителями командиров по разведке подбирали лиц, имевших опыт оперативной работы[655]. Экстремальные условия начала войны, отсутствие подготовленных сотрудников и агентуры, материально-технической базы обусловили высокие потери и крайне ограниченную результативность мероприятий зафронтовой разведывательно-диверсионной деятельности на начальном этапе противоборства.
Негативно сказывался параллелизм в формировании подполья и зафронтовых групп. Подобную работу одновременно вели НКВД, армейская разведка, 8-е отделы армейских политорганов, партийные и комсомольские органы. В частности, 30 июня 1941 г. была создана Оперативная группа ЦК КП(б)У по организации партизанского движения во главе с секретарем ЦК по кадрам М. Спиваком. Однако, отмечают специалисты, ей так и не удалось наладить эффективное взаимодействие с органами НКВД, Военными советами фронтов. С 1 ноября 1941 г. группа работала при Военном совете Юго-Западного фронта, будучи частично доукомплектована сотрудниками НКВД. Только к апрелю 1942 г. ЦК КП(б)У решился полностью передать текущее управление боевой деятельностью партизан 4-му Управлению НКВД УССР[656].
Красноречивая оценка состояния этого участка деятельности НКВД-НКГБ содержалась в указаниях региональным органам НКВД первого заместителя главы НКВД СССР В. Меркулова от 22 июля 1941 г. № 252. Отмечалось, что партизанские отряды и диверсионно-разведывательные группы (ДРГ) создавались наспех, «буквально за несколько часов из лиц, которые друг друга не знают», не умеют обращаться с оружием и диверсионной техникой. Участники ДРГ не получают доходчивого инструктажа, проводников по местности, компасов и карт (!). Ощущался острый дефицит одежды и продуктов, большинство групп «в лучшем случае разваливаются, не доходя до линии фронта, а в худшем попадают в руки противника и расстреливаются»[657].
Сказывалось и то, что участники разведывательных групп нередко подбирались без надлежашей проверки их лояльности, психологической стойкости, пригодности к суровым зафронтовым условиям. Они не получали надлежащей спецподготовки, слабо изучались условия мест высадки (или переброски пешим порядком) зафронтовых групп. Достаточно сказать, что основной формой подготовки к партизанству по линии ЦК КП(б)У были трехдневные специальные курсы (в Харькове – пятидневные)[658]. Даже сами территориальные органы госбезопасности имели туманное представление о формах и методах работы контрразведки противника, о полицейском режиме. Остро не хватало средств связи, специальной техники, соответсвующего снаряжения и вооружения.
Спецслужбам Германии и Румынии удалось создать серьезные агентурные позиции в советском подполье, распространенными стали случаи добровольной сдачи врагу, измены или принуждения к ней под пытками. Успехам противника способствовало и то, что на подпольную работу оставляли непроверенных, необученных людей, исходя из занимаемых ими руководящих должностей. В результате, свидетельствует случай с арестованным впоследствие НКВД Петром Казаковым (завербованным чекистами в начале войны начальником железнодорожного депо Киев-2), он выдал врагу 6 подпольных групп, выезжал в другие города по заданию немцев для провокаторской работы (жертвами изменника стали свыше 50 попольщиков и партизан)[659].
Пожалуй, наиболее болезненным для жизнедеятельности подполья (на которое могли опереться разведгруппы НКВД) и оставленной на оседание в тылу врага агентуры стало предательство помощника секретаря ЦК КП(б)У Михаила Бурмистенко (отвечавшего от ЦК за организацию партизанско-подпольного движения, взаимодействие со спецслужбой, погибшего в окружении восточнее Киева 20 сентября 1941 г.) – Ивана Сирика[660]. С декабря 1941 г. этот партаппаратчик добровольно пошел на агентурное сотрудничество с германской военной разведкой – Абвером (его вербовал резидент Абверштелле-Киев Александр Паульзен). Изменник выдал все, что ему было известно об аппарате ЦК КП(б)У, его секретарях, и главное – о системе организации подполья и партизанского движения! Он сдал врагу персональный состав ряда областных подпольных комитетов партии (за формирование которых лично отвечал), командный состав известных ему партизанских отрядов. Рассказал о ряде школ по подготовке разведывательно-диверсионных кадров, об их слушателях, конспиративных квартирах, паролях, документной технике подполья. Предатель неоднократно внедрялся в подполье, изображая «представителя Центра», подводя под аресты и казни патриотов-нелегалов[661]. К декабрю 1943 г. 4-е Управление НКГБ УССР идентифицировало предателя.
Оставленный на должности первого секретаря Запорожского обкома КП(б)У К. Мосиевич, будучи задержан гестапо, стал агентом противника, выдал структуру и систему связи подполья, районные комитеты компартии (после войны предателя приговорили к высшей мере наказания). В Одессе «выдающуюся» роль сыграло предательство и провокаторская работа секретаря подпольного обкома КП(б)У Петровского и ряда секретарей подпольных же райкомов партии. Только к октябрю 1948 г. в Одессе органы МГБ арестовали около 90 лиц, активно работавших на оккупантов в составе подконтрольного спецслужбам Румынии и рейха «лжеподполье», включая 24 агента румынской контрразведки и Специальной службы информации и 54 предателя. В Киеве преданный изменницей-инициативницей Надеждой Джиммой Иван Кучеренко выдал весь руководимый им подпольный обком комсомола, а также и подпольный горком партии[662].
Сотрудничали с оккупантами и отдельные представители низового аппарата правящей партии большевиков, советской власти и комсомольских органов. Отмечены случаи инициативного предательства руководителей оставленных при отступлении РККА групп коммунистического подполья. Как сообщали органы НКГБ УССР, на оккупированной территории «часть бывших коммунистов и комсомольцев стала на путь заискивания и выслуживания перед немцами».
Только на Киевщине среди арестованных агентов и пособников врага оказалось 62 члена партии и 91 комсомолец. Глава НКГБ УССР С. Савченко в директиве № 2534/с от 21 декабря 1944 г. потребовал усилить оперативную разработку членов ВКП(б) и комсомольских активистов, которые добровольно явились на регистрацию в оккупационную администрацию, пошли на вербовку немецкими спецслужбами и использовались противником для создания лжепартизанских отрядов, подпольных групп-«приманок», для внедрения в антифашистское подполье, сотрудничали с Абвером, Зондерштабом «Р» (органом антипартизанской борьбы и провокаций), румынской и венгерской контрразведками[663].
По мере возрастания масштабов борьбы в тылу противника на базе Особой группы приказом НКВД СССР от 3 октября 1941 г. № 001435 создали 2-й отдел НКВД СССР, а с 10 ноября в его составе учредили зафронтовое отделение для координации работы региональных профильных подразделений. 18 января 1942 г. 2-й отдел реорганизовали в 4-е Управление НКВД СССР (зафронтовая разведывательно-диверсионная работа, оперативное обеспечение партизанского движения). «Разрушение тылов врага и организация агентурной разведки на оккупированной противником территории» – так в служебных документах лаконично определялась миссия зафронтового подразделения советской спецслужбы[664]. После воссоздания Наркомата госбезопасности СССР в апреле 1943 г. это подразделение вошло в состав НКГБ СССР и союзных республик[665].
4-й отдел НКВД УССР был непосредственно сформирован на базе Оперативной группы НКВД УССР. Он занимался, прежде всего, организацией истребительных батальонов (ИБ), предназначенных для борьбы с десантами и диверсионными группами противника в соответствии с приказом НКВД СССР от 25 августа 1941 г. № 001151, и был укомплектован на 75 % штатной положенности работниками НКВД оккупированных областей и офицерами пограничных войск НКВД.
Утвержденное упомянутым выше приказом Положение о работе 4-х отделов НКВД-УНКВД прифронтовых областей, объявленных на военном положении, достаточно четко установило функции 4-х подразделений республиканских НКВД, что имело приниципиальное значение для дальнейшего развертывания зафронтовой работы в Украинской ССР. Положение относило к компетенции 4-х отделов «повседневное руководство» партизанскими отрядами и диверсионными группами, поддержание связи с зафронтовыми формированиями, организацию агентурной разведки районов действий партизан, разведку тыла противника, организацию переправки и снабжения партизанских отрядов, разведывательный допрос военнопленных. Предписывалось координировать действия 4-го отдела с партийными органами и направлять его представителей в «штабы войсковых соединений (армий, фронта)»[666].
Расширялись и функции отдела – в них включались такие задачи, как связь с партизанскими отрядами, диверсионными группами, ИБ, перешедшими к партизанским действиям, а также агентурная разведка районов вероятных действий партизан[667]. Направление зафронтовой работы в НКВД УССР курировал заместитель наркома внутренних дел республики Тимофей Строкач.
Поступали и указания относительно приоритетов разведывательной работы. Согласно распоряжению Особой группы при главе НКВД СССР от 17 сентября 1941 г., НКВД УССР обязывался представлять в Центр точные сведения о железнодорожных сооружениях, складах боеприпасов, восстанавливаемых заводах, аэродромах, сторительстве укреплений[668].
1 ноября 1941 г., находясь в Валуйках под Луганском, НКВД рассмотрел вопрос организации работы в связи с временной оккупацией УССР. Численность 4-го отдела довели до 80 единиц, он стал дислоцироваться при штабе Юго-Западного фронта (по состоянию на 30 ноября начальником отдела служил подполковник Любитов, его предшественника майора А. Князева прикомандировали к штабу Юго-Западного фронта с 14 ноября).
На первых порах основными задачами подразделения (в части зафронтовой работы) считались:
– развертывание партизанского движения на территории республики, занятой противником;
– подготовка организационных «ядер» партизанских отрядов и диверсионных групп для оседания в районах на случай вынужденного отступления частей Красной армии;
– поддержание связи с партизанскими отрядами, действующими в тылу противника, и повышение эффективности их деятельности;
– создание баз с оружием, диверсионными средствами, питанием и обмундированием для снабжения формируемых партизанских отрядов;
– подготовка проводников-разведчиков, связников и радистов;
– оказание практической помощи областным УНКВД по формированию 4-х отделов[669].
Полученное НКВД УССР в октябре 1941 г. из Москвы «оперзадание № 1» устанавливало следующие приоритеты деятельности в тылу агрессоров:
– дезорганизация силами партизанских отрядов и диверсионных групп железнодорожных узлов и сообщения на линиях Ковель – Сарны – Коростень; Ковель – Здолбунов – Казатин; Перемышль – Львов – Тернополь – Винница;
– уничтожение жалезнодорожных и шоссейных мостов;
– вывод из строя нефтепромыслов Дрогобыча и Борислава в Прикарпатье;
– сбор сведений о социально-экономической ситуации на оккупированной территории, положении различных слоев населения и его отношении к оккупантам[670].
Параллельно свои разведывательно-диверсионные группы формировало 1-е (разведывательное) управление НКГБ-НКВД УССР, в частности, были подготовлены группы агентов (уроженцев Западной Украины) для диверсий на нефтепромыслах Бориславского бассейна. В 1941 – первой половине 1942 гг. на 4-е подразделения НКВД пришлась основная нагрузка по развертыванию и оперативному обеспечению партизанского движения.
Правда, собственно разведывательная работа за линией фронта была поставлена довольно неквалифицированно. В плане мероприятий Оперативной группы НКВД при Военом совете Юго-Западного фронта (12 ноября 1941 г.) основной формой сбора сведений в тылу врага определялись «ходоки-разведчики», которые посылались бы в областные центры и крупные города оккупированной территории. «Ходокам» планировалось поручить сбор информации по весьма широкому кругу вопросов, включая основные направления политики оккупационной администрации, экономическое положение, формы и методы фашистской пропаганды, выяснение отношения населения к противнику и дезертирам, моральное состояние немецких войск, результативность советской пропаганды, дислокация и численность вражеских войск. Оформление документов прикрытия для «ходоков» возлагалось на 4-й отдел НКВД УССР[671].
Нарастание проблемы коллаборационизма (пополнение добровольных помощников оккупантов шло как через привлечение принципиальных противников советского строя, националистов, так и за счет мстивших за притеснения, потерю родственников, имущества, а также дезертиров, приспособленцев и маргинальных элементов, уголовников) привело к инициированию НКВД УССР жестких мероприятий по физической расправе над коллаборантами. Об этом шла речь в указаниях НКВД УССР от 30 ноября 1941 г. № 3320/СВ. Подчеркивая преступный характер соучастия полицейских, старост, комендантов, бургомистров, старшин и других в карательных мероприятиях агрессоров, констатировался недостаточный характер «истребления местной фашистской администрации».
Первому управлению и 4-му отделу НКВД УССР ставились задачи силами партизан, диверсионных групп и зафронтовой агентуры «систематически истреблять» старост, руководителей полиции, агентуру спецслужб противника. Предписывалось создать «за счет новых вербовок специальные тергруппы численностью три – пять человек для выполнения заданий по истреблению фашистской администрации»[672].
Приходилось в экстремальных условиях катастрофических поражений и отступления искать организационные формы партизанского движения (увы, но мощную систему заблаговременной подготовки командиров-партизан и специалистов по работе в тылу противника, базы материального снабжения на случай «малой войны» на Украине свернули к 1937 г., уничтожили даже профильную учебную литературу[673]).
В июле – августе 1941 г. НКВД УССР сформировал из оперативных сотрудников и воинов-пограничников два «партизанских» полка 5-батальонного состава каждый общей численностью 2296 штыков. Эти части совершали рейды по тылам врага, громили гарнизоны, разрушали коммуникации. Однако под Олевском (Житомирская обл.) оккупантам удалось разгромить 1-й партизанский полк НКВД, погиб и его командир А. Чехов, почти весь 2-й полк сложил головы в Иординских болотах, комполка В. Щедрина немцы повесили в Черкассах. До декабря полки прекратили существование, на основе остатков 2-го полка создали 12 партизанских отрядов (437 бойцов)[674].
Учтя этот негативный опыт, перешли к формированию мобильных груп по 20–25 партизан. Партизанские отряды вооружались за счет истребительных батальонов, частей Юго-Западного фронта (ЮЗФ) и его тыла. Удалось наладить производство индивидуального оружия (гранат, мин, взрывчатых веществ, «ежиков» для прокалывания покрышек автомобильной техники, бутылок с горючей смесью) на предприятиях Украины. Обмундирование партизанских отрядов главным образом происходило за счет тюремного управления и Управления исправительно-трудовых лагерей НКВД, пошивочных фабрик, покупкой в скупочных магазинах и личной одежды самих партизан. Снабжение и питание партизанских отрядов производилось из отпускаемых продуктов интендантством ЮЗФ и спецторгом НКВД.0 Наспех сформированные партизанские отряды осваивали лишь 3–5-дневную учебную программу, в которую включали практические стрельбы, знакомство с иностранным оружием, тактику и изучение методов партизанской борьбы, ориентирование и чтение топокарты, подрывное дело.
Руководство спецслужбы неоднократно констатировало неудовлетоворительную работу своих региональных органов по созданию партизанства. Так, приказ НКВД УССР от 7 сентября 1941 г. № 00125 признавал, что Управление НКВД по Полтавской области так и обеспечило надлежащего исполнения директивы относительно развертывания партизанского движения, за месяц не вывело в тыл врага ни одного партизанского отряда или диверсионной группы[675]. Не оправдал себя и расчет на механическое превращение в партизан бойцов массовых истребительных батальонов (ИБ). Как отмечалось в обзоре 8-го отдела Политуправления Южного фронта (10 августа 1941 г.), в Днепропетровской и Запорожской областях уповали на автоматическое преобразование «ястребков» в партизан, в то время как росло число отказов бойцов ИБ идти в партизаны, включая добровольцев[676].
Анализ просчетов в организации «малой войны» давался, в частности, в приказе НКВД УССР от 5 февраля 1942 г. № 0012 «О состоянии работы 4 отдела УНКВД Сталинской области по организации и руководству деятельностью партизанских отрядов, истребительных и диверсионно-разведывательных групп». Отмечалось, что УНКВД по Сталинской области оставило при отходе войск 166 партизанских отрядов, значительная часть которых рассеялась, отошла вместе с армией, лишь 80 осталось на оккупированной территории. О 46 из них отсутствовали сведения, а радиосвязь поддерживалась лишь с 6 отрядами. Сам отдел не укомплектован, в нем трудятся малоопытные оперработники[677].
Даже в докладной записке НКВД УССР в Военный совет Юго-Западного фронта от 6 марта 1942 г. признавалось, и на то время, «отсутствие единого руководства партизанским движением» (оно включало тогда 241 отряд, истребивший к 1 марта 234 офицера и свыше 11 тыс. солдат противника), которым продолжали заниматься опергруппы НКВД, политотделы, разведотделы штабов армий, особые отделы НКВД армий, опергруппы ЦК КП(б)У. «На линии фронта имеется большое скопление различных представителей от всех указанных организаций, которые работают вразнобой и мешают друг другу», отмечалось в документе. По-прежнему отсутствовала «материальная база у оперативных групп НКВД УССР», а партизаны ощущали острый дефицит даже обуви[678].
Наряду с формированием партизанских отрядов НКВД УССР стремился хотя бы частично парализовать железнодорожные перевозки противника, вывести из строя крупные железнодорожные узлы. В частности, с 1 сентября по 10 ноября 1942 г. с этими целями «выбросили» на территорию восточных и Киевской областей 23 диверсионные группы из 260 человек[679].
Формируемые НКВД партизанские отряды также не обошла проблема предательства. Например, как показало следствие по делу резидента немецкой разведки М. Глухова, в сентябре 1941 г. он был назначен НКВД УССР командиром соединения партизанских отрядов. 28 сентября 1941 г. М. Глухов добровольно прибыл в немецкую комендатуру г. Яготина (Киевская обл.) и выдал места базирования своих отрядов, тайники с оружием, взрывчаткой и продовольствием, а также дал широкие показания о системе организации партизанского движения в республике. На следующий же день в Ичнянских лесах оккупанты ликвидировали по его наводке партизанский отряд в 60 человек, затем нейтрализовали партизанские отряды на Полтавщине, подпольные группы в Харькове и других городах[680].
Серьезной проблемой для советской спецслужбы стали т. н. «лжепартизанские отряды» и «лжеподполье», с которыми довелось бороться и спецгруппам НКВД-НКГБ УССР. В одной лишь Киевской области к октябрю 1948 г. чекисты разоблачили 22 лжеподпольные группы и 18 лжепартизанских отрядов, арестовав 16 немецких агентов и 15 провокаторов[681].
Взаимодействие с партизанами значительно усложняло неудовлетворительное обеспечение средствами радиосвязи. В первый год войны только до 1,5 % партизанских формирований Украины поддерживали радиосвязь с «Большой землей», контакты обеспечивались курьерами, что приводило к быстрому устареванию добытых для действующей армии разведывательных данных[682]. Однако к маю 1942 г. удалось передать партизанским отрядам (с 10 тыс. участников) 100 портативных радиостанций, создать три мощные радиостанции (две в Ворошиловграде и одну в Воронеже)[683]. При этом радиосвязь и далее оставалась проблемным местом зафронтовой работы. К 1943 г., например, было изготовлено только 120 экземпляров изобретенной в НКВД УССР РПС – «радиостанция партизанского отряда»[684].
Правда, дефицит радиотехники старались компенсировать системой связных и «конспиративных квартир». Всего за первый период войны НКВД УССР перебросил за линию фронта 2027 связных. Однако, в силу больших потерь или невозможности вернуться, в целом т. н. «курьерская связь» с партизанами и оставленными в тылу ДРГ не оправдала себя. Украину покрыли широкой сетью явочных квартир – в Киеве их оставили 64, в Харькове – 55, Одессе – 104, в Сумской области – до 100 и т. д.
Приходится признать, что просчеты в организации партизанского движения и достаточно эффективная система антипартизанских мероприятий противника обусловили во многом трагический характер партизанского движения на Украине в 1941–1942 гг. Из оставленных там до лета 1942 г. 1565 партизанских отрядов и групп (почти 35 тыс. человек) до 10 июня 1942 г. на связи с 4-м Управлением НКВД УССР находилось 111 отрядов (6896 человек). Из переброшенных в тыл врага в 1941 г. партизанских формирований выжило до 7 %[685].
Стоит принять во внимание и существенное ослабление кадрового оперативного состава НКВД республики, вызванное экстремальными условиями катастрофического начала войны. Уже к сентябрю 1941 г. 822 сотрудника НКВД УССР направили в действующую армию на должности политработников, до 1000 – на укомплектование особых отделов соединений Южного и Юго-Западного фронтов, до 500 – занималось организацией истребительных батальонов. Тогда же в огромном «котле» в районе Конотоп – Ромны – Кременчуг – Хорол – Лубны в окружении оказалось 1835 сотрудников (из них 234 начальствующего состава), вышло – лишь 388 человек. До 5 тыс. сотрудников НКВД-НКГБ УССР во время эвакуации либо попали в армию, либо отправились в тыловые районы для налаживания там функционирования аппарата ведомства (Актюбинск, Энгельс и др. города)[686].
Одной из экстреннных мер по качественному усилению кадрового потенциала зафронтовой работы стало освобожденние незаконно репрессированных до войны сотрудников спецслужб. По инициативе П. Судоплатова в лагерях отыскивали бывших сотрудников НКВД-НКГБ, необходимых для выполнения оперативно-боевых задач, перед Президиумом Верховного Совета СССР возбуждали ходатайство о досрочном их освобождении и снятии судимости. Так вышли на свободу сотни сотрудников. Помилованные тут же получали проездные документы и предписание о прибытии в распоряжение соответствующего руководителя органов госбезопасности[687].
Нельзя не учитывать и определенную помощь в подавлении партизанско-подпольного движения, которое оказали агрессорам коллаборанты и принципиальные противники советской власти. К примеру, во время гитлеровской оккупации только на Украину вернулось до 20 тыс. «раскулаченных» зажиточных крестьян. По сведениям органов НКГБ УССР, стремясь отомстить советской власти и непосредственным обидчикам, часть вернувшихся «кулаков» создавала самодеятельные группы с целью восстановления своих имущественного положения, сведения счетов с представителями власти и колхозного актива. Немало подобных групп стало на путь прямого сотрудничества с оккупационной администрацией и спецслужбами противника и, помимо расправы над обидчиками, приняло участие в карательных мероприятиях против советских партизан и подпольщиков.
Так, в Николаевской обл. УССР группа зажиточного крестьянина Д. Бузуляка «Мстители» (часть членов которой стали агентами гестапо) выдала оккупантам свыше 20 партизан и членов партии. В этом же регионе «Комитет репрессированных и обиженных советской властью и членов их семей» (объединивший несколько десятков жертв раскулачивания и депортации) вступил в сотрудничество с нацистами, по его информации каратели казнили свыше 20 участников движения сопротивления. При помощи румынской спецслужбы подобную организацию создали в Карловской сельуправе Одесской области. Всего же после изгнания противника органы госбезопасности в Украинской ССР ликвидировали 125 «антисоветских кулацких групп», арестовав 1130 человек[688].
Оккупанты щедро оплачивали измену и ловко использовали личные счеты с советской властью. «Раскулаченный» Григорий Кабак, например, стал начальником полиции г. Павлограда Днепропетровской области, лично выдал 13 партизан, за что и получил 1,5 га земли[689].
К началу 1942 г. 4-й отдел НКВД УССР вывел в тыл противника 63 партизанских отряда (4855 бойцов), подготовил еще до 80 (2409 человек), 434 отряда (12 561 человек) считались подготовленными для оседания в случае прихода оккупантов. Кроме того, подготовку прошло 285 отдельных партизанских и диверсионных групп с 1460 участниками. К октябрю в тыл противника вывели 122 партизанских отрядов (5809 бойцов)[690].
Кроме того, НКВД УССР создал при отступлении «оперативно-разведывательные группы» при штабах Южного и Юго-Западного фронтов, 6-й, 9-й, 12-й, 18-й, 21-й, 37-й, 38-й, 40-й, 56-й армий. Правда, документы 4-го Управления признают слабую подготовку ДРГ этими подразделениями, к тому же политические отделы армий «перехватывали сформированные НКВД УССР отряды и заставляли их выполнять не свойственные им функции». Временная инструкция 4-го отдела НКВД УССР об организации работы подобных групп («уполномоченных 4-го отдела» при армейских штабах) от 17 ноября 1941 г. возлагала на них:
• организацию руководства партизанскими отрядами и диверсионными группами, подготовку кадров разведчиков, связных и диверсантов;
• развертывание сети явочных квартир, приемо-передаточных пунктов для отправляющихся в тыл разведчиков и диверсантов;
• помощь подпольным партийным и советским органам, организацию «разъяснительной работы» среди населения оккупированных земель;
• подготовку, раз в 10 дней, информационных докладов[691].
Следут признать явно непосильный объем и уровень задач для небольших опергрупп. Опергруппе НКВД при штабе 12-й армии (начальник и два оперработника) удалось перебросить в тыл 10 диверсионных групп (30 человек), 20 «одиночек» и одну партизанскую группу из 13 человек. В 18-й армии теми же силами сформировали 7 диверсионных групп (21 чел.). О качестве подобранных «диверсантов» говорит статистика по опергруппе при 37-й армии, в которой из 16 агентов 10 вообще отказались идти за линию фронта[692]. Ряд спецгрупп УНКВД по Харьковской. Сталинской и Ворошиловградской областях действовали в интересах 1-го (разведывательного) Управления НКВД УССР[693].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.