Черчилль versus Рузвельт
Черчилль versus Рузвельт
Я очень уважаю британские спецслужбы. С ними было очень сложно бороться: их агенты были настоящими невидимками. По большому счету, их сила опирается на их национальные традиции. В течение веков им позволяли действовать независимо от государства.
Филипп Бобков
Истории разведывательных служб Великобритании в первой половине ХХ столетия посвящены десятки трудов; в том числе исследованию темы выявления роли Уинстона Черчилля в ведении секретных операций.
Из последних трудов стоило бы упомянуть работу Д. Стаффорда[163], который значительно расширяет наши представления, в частности, о деятельности Управления специальных операций Великобритании – секретной организации, созданной в июле 1940 года для проведения диверсий и саботажа в оккупированной нацистами Европе. «Разжечь пожар в Европе» – так определил задачу Управления специальных операций Уинстон Черчилль.
Чрезвычайно интересны факты, освещающие вопрос об источниках информации двух военных лидеров. Черчилль с первых дней своего премьерства придавал исключительное значение получению секретных сведений. К началу 1941 года значительный их объем поступал от перехвата и расшифровки кодированных сообщений Японии. По инициативе Черчилля еще в 1940 году начался ограниченный обмен информацией между военно-морскими силами и армиями Великобритании и США. Помимо официальных каналов он широко пользовался секретной информацией, получаемой в частном порядке от разных лиц, – дипломатических служб и представителей средств массовой информации. Черчилль имел обыкновение доверять в равной степени и официальным, и неофициальным источникам информации. Но эти последние не всегда могли быть достоверными.
Черчилль, как документально подтверждается в книге, на протяжении всей своей политической карьеры проявлял повышенный интерес к разведке, личным агентам, к любым возможным каналам получения информации. Во время войны доверительные отношения связывали его с С. Мензисом, главой британской секретной службы. Мензис почти ежедневно наведывался в резиденцию премьер-министра на Даунинг-стрит, 10, снабжая его самыми свежими материалами «Ультра» – расшифрованными британскими службами донесениями вермахта. Они содержали огромное количество дипломатического материала о странах «оси», нейтралах, Франции (правительство Виши и движение «Свободная Франция») и других государствах. В Азиатско-Тихоокеанском регионе Черчилль полагался на своих частных агентов, таких, как бизнесмен Хью Уилкинсон. Назначенный после Перл-Харбора британским офицером связи с вооруженными силами США на Дальнем Востоке, Уилкинсон сблизился с Д. Макартуром и регулярно снабжал Черчилля сведениями о настроениях, суждениях и намерениях американского генерала.
На первых порах Черчилль не спешил делиться со своими союзниками (в первую очередь – с американским президентом Рузвельтом[164]) всеми секретами. После того, как британские эксперты в октябре 1940 года пришли к выводу об уменьшении риска германского вторжения на Британские острова, премьер-министр сохранил этот вывод в тайне от американского президента, рассчитывая не снижать шансы на получение от Америки финансовой поддержки. У. Доновану, который в начале 1941 года посетил Лондон, Черчилль также не сообщил ни о приостановке нацистами планов вторжения, ни о самом существовании системы «Ультра».
* * *
Эта история имеет свою предысторию.
Черчилль был центральной фигурой в силу постоянного внимания и поддержки, которые он оказывал системе «Ультра» (полное название «совершенно секретно ультра») – дешифровальной системе, тайна которой оставалась неразгаданной до 1974 года. И лишь в 1974 году офицер британской разведки полковник Уинтерботем был уполномочен сообщить миру о ее существовании. Историк Гарри Хинсли, тщательно изучив материал, опубликовал многотомную книгу о британской разведке и ее базе в Блетчли-Парк[165].
В усадьбе Блетчли-Парк, в восьмидесяти километрах к северо-западу от Лондона, на протяжении пяти лет работали тысячи человек, в том числе лучшие британские ученые – преподаватели и студенты Оксфорда и Кембриджа, которых Черчилль собрал в одном месте, синтезировав, таким образом, один огромный мозг. В 1940 году там обрабатывали около двухсот пятидесяти шифровок в день, в разгар войны эта цифра возросла до трех тысяч.
А все началось с машины под названием «Энигма», с помощью которой немецкие военные в тридцатые годы зашифровывали свои сообщения и условные сигналы. Эта машина осуществляла двести миллионов преобразований каждого знака, набранного на ее клавиатуре, поэтому считалось, что в тайну ее шифра проникнуть невозможно. Однако еще польские математики, завербованные варшавскими спецслужбами, сумели расшифровать несколько сообщений, зашифрованных на «Энигме». После капитуляции Польши ключ к шифру был передан французским разведчикам, которые, в свою очередь, посвятили в его тайну британцев. С тех пор в Блетчли-Парк мужественно сражались с «Энигмой» и ее секретами, чтобы, разгадав их, получить возможность перехватывать сообщения, которыми по радио обменивались враги, главным образом ставка и командиры на местах. Таким образом, британцы регулярно получали бы сведения о расположении войск и планах операций неприятеля.
Черчиллю повезло: его переезд на Даунинг-стрит совпал с первой победой «Ультры». В конце мая 1940 года дешифровальщикам из Блетчли-Парк с помощью «Колосса», прадедушки компьютера, удалось разгадать основной код Люфтваффе. И сразу же британцы собрали богатый урожай «полезных» сведений. Весной следующего, 1941 года британские специалисты овладели кодом немецкого военного флота, а весной 1942 года – ни много, ни мало кодом вермахта. Тем не менее, следует напомнить, что успеха добивались не только британские дешифровальщики. Немецкая военная разведка проникла в тайну кода флота Ее величества в начале 1940 года и пользовалась этим целый год. А понять смысл сигналов британского торгового флота для немцев не составляло труда вплоть до 1943 года.
…Идея создания системы «Ультра» возникла не на пустом месте. Еще совсем юным военный корреспондент Черчилль, принимавший участие в подавлении восстаний на Кубе, в Индии и Южной Африке, узнал, что разведка и внезапность нападения чрезвычайно важны для успеха военной операции. Уже тогда Уинстон понял, как важно располагать сведениями о готовящихся маневрах ничего не подозревающего противника, обвести его вокруг пальца, да так, чтобы он об этом и не догадался. Вот почему Черчилль придавал такое значение донесениям шпионов и тайных агентов. В самом начале своей министерской карьеры, еще до 1914 года, Черчилль уже играл немаловажную роль в этой области. К примеру, он активно поддерживал Асквита, когда тот в 1909 году создал Бюро секретной службы, состоявшее из двух отделов – военной контрразведки (MI 5) и разведки (MI 6). В 1910 году, заняв пост министра внутренних дел, Черчилль выступил с инициативой установить наблюдение за немецкими шпионами, находившимися на британской территории.
Однако, несмотря на то, что поначалу Черчилль возлагал надежды на спецслужбы, в 1914 году, он обратил взоры в сторону новейшей на тот момент системы, основанной на научных принципах и называвшейся Sigint (сигнальная разведка). Эта система позволяла получать информацию путем расшифровки сообщений, появлявшихся на волнах вражеских радиостанций. Сразу же после начала Первой мировой войны Черчилль, бывший в то время первым лордом Адмиралтейства, вместе с несколькими наделенными богатым воображением офицерами создал службу перехвата и расшифровки сигналов германского военного флота. Специалистов-дешифровальщиков первый лорд разместил прямо в здании Адмиралтейства, в знаменитой комнате номер сорок. Надо сказать, что труженикам комнаты номер сорок трижды несказанно повезло. Они только начали работать, когда в Финском заливе потерпел кораблекрушение немецкий крейсер «Магдебург». Русские моряки нашли у одного из погибших членов экипажа образец шифров, использовавшихся в немецком флоте, и передали находку британцам. Затем, уже в Тихом океане, экипажу австралийского военного корабля удалось заполучить еще одно немецкое руководство по шифровке. И, наконец, спустя некоторое время английское рыболовное судно, на этот раз в Северном море, выловило сетями чемодан, в котором лежала книжечка с кодами, принадлежавшая члену экипажа затонувшего немецкого эскадренного миноносца. Все то время, пока Черчилль оставался первым лордом Адмиралтейства, он продолжал с увлечением наблюдать за работой специалистов из комнаты номер сорок, в ходе которой закрепилось превосходство британских дешифровальщиков над иностранными коллегами.
В 1940 году сразу же после своего назначения премьер-министром Черчилль приказал начальникам штабов полностью пересмотреть принципы работы разведки, распределения заданий, организации снабжения собранной или расшифрованной информацией. В первую очередь премьер-министр отдал распоряжение относительно «Ультры», системы, державшейся в строжайшем, тщательно охраняемом секрете. Посвященных в эту тайну людей было очень немного. Даже ближайшее окружение премьер-министра – секретари и члены его рабочей команды – не знало о существовании «Ультры». В неведении пребывали, за редким исключением, почти все министры и даже большинство военачальников. Распределением полученной информации, представлявшейся с санкции центра и тщательно просеивавшейся, руководил майор Десмонд Мортон.
Из Блетчли-Парк перехваченные и расшифрованные сообщения направлялись полковнику Стюарту Мензису, а затем на Даунинг стрит. Во время путешествий за Черчиллем повсюду возили ящик, обитый красной кожей, в котором хранились тайны «Ультры». У Черчилля вошло в привычку каждый день, будь то в Лондоне или где-либо еще, повелительно вопрошать: «Где мои яйца?» Дело в том, что дешифровальщиков из Блетчли-Парк он прозвал «гусынями, несущими золотые яйца, но никому не сообщающими об этом громким гоготаньем»[166]. И правда, для Черчилля получаемая таким путем информация была самым настоящим золотом, в большей степени способствовавшим победе в войне, нежели слитки, хранившиеся в подземельях Английского банка. Это позволяло ему тщательно отслеживать операции и стратегические планы командования оси Берлин – Рим и, следовательно, загодя готовить ответные удары. Поэтому Черчилль, в глубине души всегда остававшийся военным, все время размышлял, что-то придумывал, рассчитывал, постоянно оттачивал собственную стратегию и тактику, опираясь на неисчерпаемый источник, ежеминутно пополнявшийся новой информацией[167].
* * *
После вступления США в войну связи с Британией по линии «Ультра» и «Мэджик» активизировались. Уникальный источник информации для Черчилля составили, в числе других, расшифрованные радиограммы японского посла в Берлине Х. Осима – близкого друга Риббентропа, вхожего к Гитлеру и другим руководителям Третьего рейха. В распоряжении американцев оказался документ о беседе, состоявшейся в марте 1942 года между Осима и Риббентропом (с ним были ознакомлены англичане). Подтвердив, что нацисты готовятся предпринять новое наступление на советско-германском фронте, Риббентроп утверждал, что Германия «не намерена заключать сепаратный мир со Сталиным… Даже если предположить, что Сталин одобрит такую идею, условия мира – закрытие Мурманска, Архангельска и уступка территории – будут таковы, что он не сможет их принять»[168]. Известно, что в июле советской стороне делались намеки на возможность прекратить сопротивление, если не будет открыт второй фронт и СССР окажется не в силах продолжать борьбу. Однако после встречи со Сталиным в августе 1942 года Черчилль сообщал Рузвельту, что ни малейшей ссылки на прекращение борьбы Москвой сделано не было[169].
В июне 1942 года, когда не без поддержки англичан появилось на свет возглавляемое Донованом Управление стратегических служб (УСС), британское Управление специальных операций заключило с ним соглашение о координации и разделе сфер диверсионных операций. К зоне совместной («50 на 50») ответственности были отнесены Бирма, Малайя, Суматра, Германия, Италия, Швеция, Швейцария, Португалия и Испания. Управление стратегических операций получило преобладающее влияния в Индии, Восточной и Западной Африке и – по крайней мере, до определения стратегических задач США – в Западной Европе. Зонами ответственности УСС объявлялись районы Азии (кроме Индии), Тихий океан, Финляндия и Северная Африка[170].
В дальнейшем были достигнуты и некоторые другие договоренности. В мае 1943 году, например, руководители американской армейской разведки и британской Государственной школы кодирования и шифровального дела (в Блетчли-Парк) заключили в Вашингтоне соглашение, которое предусматривало полный обмен всей информацией, получаемой благодаря перехватам сообщений армии и авиации Германии, Италии и Японии.
В целом, серией соглашений и договоренностей Британия и США были объединены в теснейший разведывательный союз[171]. На системе разведки и шпионажа основывалась политическая «ось» Лондон – Вашингтон. Сотрудничество, однако, было отмечено большим недоверием – таково исходное положение автора при анализе позиций Рузвельта и Черчилля и их активной роли в сфере разведки. Британская разведка при поддержке Черчилля прилагала все усилия к сохранению гегемонии Британии в таких узловых регионах как Балканы, Ближний и Средний Восток, Юго-Восточная Азия. Оба политических и военных лидера избегали при этом открытых конфликтов в своих личных отношениях.
С 1944–1945 годов у спецслужб США и Великобритании формулировались общие представления о «новой угрозе» – со стороны СССР. Здесь необходимо помнить о разных взглядах президента и премьер-министра на перспективы сотрудничества с советской страной. После Ялтинской конференции, напоминает автор, Рузвельт не разделял конфронтационные тенденции политики Черчилля в отношении СССР. До самых последних дней своей жизни президент надеялся сохранить союз военных лет и полагал, что исчерпаны еще не все шансы на послевоенное партнерство со Сталиным[172].
В 1957 году Черчилль писал, что страх и ненависть относятся к числу самых худших отрицательных сторон человеческой натуры. Судя по всему, Черчилль был, бесспорно, лично храбрым человеком и как во фронтовых условиях, так и в многочисленных политических баталиях, в дипломатической дружбе-противостоянии со своими союзниками.
Действительно, Черчилль и Рузвельт избегали открытых конфликтов в своих личных отношениях. Но в конце 1950-х годов, когда прошло уже пятнадцать лет после смерти Рузвельта, Черчилль мог бы сам себе признаться, что союзнические отношения между Великобританией и Соединенными Штатами Америки во время Второй мировой войны имели и обратную сторону[173]. Черчилль видел, как за тридцать прошедших лет (с начала ХХ столетия) Соединенные Штаты стремительно рванули к «сонму» великих мировых держав, отодвигая на вторые роли Британскую империю. Черчилль понимал, что США выстраивались как государство совсем по иным, чем Англия принципам, не создавая колоний и не поддерживая их «огнем и мечем». Дружба, как говориться дружбой, «табачок врозь»: английская разведка очень эффективно действовала на территории своего союзника по антигитлеровской коалиции. Знал ли об этом американский президент. Безусловно. Но Рузвельт посчитал, что должен быть на голову выше Черчилля, и пропускать мимо мелкие уколы своего партнера (как, впрочем, и Сталина).
Стоит, хотя частично напомнить речь У. Черчилля в Фултоне в 1946 году, это удивительный сплав откровений и недоговорок, причем – откровений, выстроенных на глубоком анализе и глубоком понимании ситуации, а недоговорок – на том, что не все и не всегда стоит говорить открыто: знающий, да поймет»:
«…Президент уже сказал вам о своем желании, которое, я уверен, совпадает с вашим, – чтобы я в полной мере был волен дать вам мой честный и верный совет в эти беспокойные и смутные времена.
Я, разумеется, воспользуюсь этой предоставленной мне свободой и чувствую себя тем более вправе сделать это, что какие бы то ни было личные амбиции, которые я мог иметь в мои молодые годы, давно удовлетворены сверх моих самых больших мечтаний. Должен, однако, заявить со всей определенностью, что у меня нет ни официального поручения, ни статуса для такого рода выступления, и я говорю только от своего имени. Так что перед вами только то, что вы видите.
Поэтому я могу позволить себе, пользуясь опытом прожитой мною жизни, поразмышлять о проблемах, осаждающих нас сразу же после нашей полной победы на полях сражений, и попытаться изо всех сил обеспечить сохранение того, что было добыто с такими жертвами и страданиями во имя грядущей славы и безопасности человечества.
Соединенные Штаты находятся в настоящее время на вершине всемирной мощи. Сегодня торжественный момент для американской демократии, ибо вместе со своим превосходством в силе она приняла на себя и неимоверную ответственность перед будущим. Оглядываясь вокруг, вы должны ощущать не только чувство исполненного долга, но и беспокойство о том, что можете оказаться не на уровне того, что от вас ожидается. Благоприятные возможности налицо, и они полностью ясны для обеих наших стран. Отвергнуть их, проигнорировать или же без пользы растратить означало бы навлечь на себя бесконечные упреки грядущих времен.
Постоянство мышления, настойчивость в достижении цели и великая простота решений должны направлять и определять поведение англоязычных стран в мирное время, как это было во время войны. Мы должны и, думаю, сможем оказаться на высоте этого жесткого требования.
Когда американские военные сталкиваются с какой-либо серьезной ситуацией, они обычно предваряют свои директивы словами «общая стратегическая концепция». В этом есть своя мудрость, поскольку наличие такой концепции ведет к ясности мышления. Общая стратегическая концепция, которой мы должны придерживаться сегодня, есть не что иное, как безопасность и благополучие, свобода и прогресс всех семейных очагов, всех людей во всех странах… Чтобы обеспечить безопасность этих бесчисленных жилищ, они должны быть защищены от двух главных бедствий – войны и тирании. Всем известно страшное потрясение, испытываемое любой семьей, когда на ее кормильца, который ради нее трудится и преодолевает тяготы жизни, обрушивается проклятие войны. Перед нашими глазами зияют ужасные разрушения Европы со всеми ее былыми ценностями и значительной части Азии. Когда намерения злоумышленных людей либо агрессивные устремления мощных держав уничтожают во многих районах мира основы цивилизованного общества, простые люди сталкиваются с трудностями, с которыми они не могут справиться. Для них все искажено, поломано или вообще стерто в порошок.
Стоя здесь в этот тихий день, я содрогаюсь при мысли о том, что происходит в реальной жизни с миллионами, и что произойдет с ними, когда планету поразит голод. Никто не может просчитать то, что называют “неисчислимой суммой человеческих страданий”. Наша главная задача и обязанность – оградить семьи простых людей от ужасов и несчастий еще одной войны. В этом мы все согласны.
Наши американские военные коллеги после того, как они определили “общую стратегическую концепцию” и просчитали все наличные ресурсы, всегда переходят к следующему этапу – поискам средств ее реализации. В этом вопросе также имеется общепринятое согласие. Уже образована всемирная организация с основополагающей целью предотвратить войну. ООН, преемница Лиги Наций с решающим добавлением к ней США и всем, что это означает, уже начала свою работу. Мы обязаны обеспечить успех этой деятельности, чтобы она была реальной, а не фиктивной, чтобы эта организация представляло из себя силу, способную действовать, а не просто сотрясать воздух, и чтобы она стала подлинным Храмом Мира, в котором можно будет развесить боевые щиты многих стран, а не просто рубкой мировой вавилонской башни. Прежде чем мы сможем освободиться от необходимости национальных вооружений в целях самосохранения, мы должны быть уверены, что наш храм построен не на зыбучих песках или трясине, а на твердой скалистой основе. Все, у кого открыты глаза, знают, что наш путь будет трудным и долгим, но если мы будем твердо следовать тому курсу, которому следовали в ходе двух мировых войн (и, к сожалению, не следовали в промежутке между ними), то у меня нет сомнений в том, что, в конце концов, мы сможем достичь нашей общей цели.
Здесь у меня имеется и практическое предложение к действию… Организацию Объединенных Наций необходимо немедленно начать оснащать международными вооруженными силами. В таком деле мы можем продвигаться только постепенно, но начать должны сейчас. Я предлагаю, чтобы всем государствам было предложено предоставить в распоряжение Всемирной Организации некоторое количество военно-воздушных эскадрилий. Эти эскадрильи готовились бы в своих собственных странах, но перебрасывались бы в порядке ротации из одной страны в другую. Летчики носили бы военную форму своих стран, но с другими знаками различия. От них нельзя было бы требовать участия в военных действиях против своей собственной страны, но во всех других отношениях ими руководила бы Всемирная Организация. Начать создавать такие силы можно было бы на скромном уровне, и наращивать их по мере роста доверия. Я хотел, чтобы это было сделано после Первой мировой войны, и искренне верю, что это можно сделать и сейчас.
Однако было бы неправильным и неосмотрительным доверять секретные сведения и опыт создания атомной бомбы, которыми в настоящее время располагают Соединенные Штаты, Великобритания и Канада, Всемирной Организации, еще пребывающей в состоянии младенчества. Было бы преступным безумием пустить это оружие по течению во все еще взбудораженном и не объединенном мире. Ни один человек, ни в одной стране не стал спать хуже от того, что сведения, средства и сырье для создания этой бомбы сейчас сосредоточены в основном в американских руках. Не думаю, что мы спали бы сейчас столь спокойно, если бы ситуация была обратной, и какое-нибудь коммунистическое или неофашистское государство монополизировало на некоторое время это ужасное средство. Одного страха перед ним уже было бы достаточно тоталитарным системам для того, чтобы навязать себя свободному демократическому миру. Ужасающие последствия этого не поддавались бы человеческому воображению. Господь повелел, чтобы этого не случилось, и у нас есть еще время привести наш дом в порядок до того, как такая опасность возникнет. Но даже в том случае, если мы не пожалеем никаких усилий, мы все равно должны будем обладать достаточно разительным превосходством, чтобы иметь эффективные устрашающие средства против его применения или угрозы такого применения другими странами. В конечном счете, когда подлинное братство людей получило бы реальное воплощение в виде некоей Всемирной Организации, которая обладала бы всеми необходимыми практическими средствами, чтобы сделать ее эффективной, такие полномочия могли бы быть переданы ей.
Теперь я подхожу ко второй опасности, которая подстерегает семейные очаги и простых людей, а именно – тирании. Мы не можем закрывать глаза на то, что свободы, которыми пользуются граждане во всей Британской империи, не действуют в значительном числе стран; некоторые из них весьма могущественны. В этих государствах власть навязывается простым людям всепроникающими полицейскими правительствами. Власть государства осуществляется без ограничения диктаторами либо тесно сплоченными олигархиями, которые властвуют с помощью привилегированной партии и политической полиции. В настоящее время, когда трудностей все еще так много, в наши обязанности не может входить насильственное вмешательство во внутренние дела стран, с которыми мы не находимся в состоянии войны. Мы должны неустанно и бесстрашно провозглашать великие принципы свободы и прав человека, которые представляют собой совместное наследие англоязычного мира и которые в развитие Великой Хартии, Билля о правах, закона Хабеас Корпус, суда присяжных и английского общего права обрели свое самое знаменитое выражение в Декларации Независимости. Они означают, что народ любой страны имеет право и должен быть в силах посредством конституционных действий, путем свободных нефальсифицированных выборов с тайным голосованием выбрать или изменить характер или форму правления, при котором он живет; что господствовать должны свобода слова и печати; что суды, независимые от исполнительной власти и не подверженные влиянию какой-либо партии, должны проводить в жизнь законы, которые получили одобрение значительного большинства населения либо освящены временем или обычаями. Это основополагающие права на свободу, которые должны знать в каждом доме. Таково послание британского и американского народов всему человечеству. Давайте же проповедовать то, что мы делаем, и делать то, что мы проповедуем.
Итак, я определил две главные опасности, угрожающие семейным очагам людей. Я не говорил о бедности и лишениях, которые зачастую тревожат людей больше всего. Но если устранить опасности войны и тирании, то, несомненно, наука и сотрудничество в ближайшие несколько лет, максимум несколько десятилетий принесут миру, прошедшему жестокую школу войны, рост материального благосостояния, невиданный в истории человечества. В настоящее время, в этот печальный и оцепеняющий момент, нас угнетают голод и уныние, наступившие после нашей колоссальной борьбы. Но это все пройдет и может быть быстро, и нет никаких причин, кроме человеческой глупости и бесчеловечного преступления, которые не дали бы всем странам без исключения воспользоваться наступлением века изобилия. Я часто привожу слова, которые пятьдесят лет назад слышал от великого американского оратора ирландского происхождения и моего друга Берка Кокрана: “На всех всего достаточно. Земля – щедрая мать. Она даст полное изобилие продовольствия для всех своих детей, если только они будут ее возделывать в справедливости и мире”.
Итак, до сих пор мы в полном согласии. Сейчас, продолжая пользоваться методикой нашей общей стратегической концепции, я подхожу к тому главному, что хотел здесь сказать. Ни эффективное предотвращение войны, ни постоянное расширение влияния Всемирной Организации не могут быть достигнуты без братского союза англоязычных народов. Это означает особые отношения между Британским Содружеством и Британской империей и Соединенными Штатами. У нас нет времени для банальностей, и я дерзну говорить конкретно. Братский союз требует не только роста дружбы и взаимопонимания между нашими родственными системами общества, но и продолжения тесных связей между нашими военными, которые должны вести к совместному изучению потенциальных опасностей, совместимости вооружений и военных уставов, а также обмену офицерами и курсантами военно-технических колледжей. Это также означало бы дальнейшее использование уже имеющихся средств для обеспечения взаимной безопасности путем совместного пользования всеми военно-морскими и военно-воздушными базами. Это, возможно, удвоило бы мобильность американского флота и авиации. Это намного повысило бы мобильность вооруженных сил Британской империи, а также, по мере того как мир успокоится, дало бы значительную экономию финансовых средств. Уже сейчас мы совместно пользуемся целым рядом островов; в близком будущем и другие острова могут перейти в совместное пользование. США уже имеют постоянное соглашение об обороне с доминионом Канада, которая глубоко предана Британскому Содружеству и империи. Это соглашение более действенно, чем многие из тех, которые часто заключались в рамках формальных союзов. Этот принцип следует распространить на все страны Британского Содружества с полной взаимностью. Так и только так мы сможем, что бы ни случилось, обезопасить себя и работать вместе во имя высоких и простых целей, которые дороги нам и не вредны никому. На самом последнем этапе может реализоваться (и, я считаю, в конечном счете реализуется) и идея об общем гражданстве, но этот вопрос мы вполне можем оставить на усмотрение судьбы, чью протянутую нам навстречу руку столь многие из нас уже ясно видят.
Я уже говорил о Храме Мира. Возводить этот Храм должны труженики из всех стран. Если двое из этих строителей особенно хорошо знают друг друга и являются старыми друзьями, если их семьи перемешаны и, цитируя умные слова, которые попались мне на глаза позавчера, “если у них есть вера в цели друг друга, надежда на будущее друг друга и снисхождение к недостаткам друг друга”, то почему они не могут работать вместе во имя общей цели как друзья и партнеры? Почему они не могут совместно пользоваться орудиями труда и таким образом повысить трудоспособность друг друга? Они не только могут, но и должны это делать, иначе Храм не будет возведен либо рухнет после постройки бездарными учениками, и мы будем снова, уже в третий раз, учиться в школе войны, которая будет несравненно более жестокой, чем та, из которой мы только что вышли.
Могут вернуться времена средневековья, и на сверкающих крыльях науки может вернуться каменный век, и то, что сейчас может пролиться на человечество безмерными материальными благами, может привести к его полному уничтожению. Я поэтому взываю: будьте бдительны. Быть может, времени осталось уже мало. Давайте не позволим событиям идти самотеком, пока не станет слишком поздно. Если мы хотим, чтобы был такой братский союз, о котором я только что говорил, со всей той дополнительной мощью и безопасностью, которые обе наши страны могут из него извлечь, давайте сделаем так, чтобы это великое дело стало известным повсюду и сыграло свою роль в укреплении основ мира. Лучше предупреждать болезнь, чем лечить ее.
На картину мира, столь недавно озаренную победой союзников, пала тень. Никто не знает, что Советская Россия и ее международная коммунистическая организация намереваются сделать в ближайшем будущем и каковы пределы, если таковые существуют, их экспансионистским и верообратительным тенденциям. Я глубоко восхищаюсь и чту доблестный русский народ и моего товарища военного времени маршала Сталина. В Англии – я не сомневаюсь, что и здесь тоже, – питают глубокое сочувствие и добрую волю ко всем народам России и решимость преодолеть многочисленные разногласия и срывы во имя установления прочной дружбы. Мы понимаем, что России необходимо обеспечить безопасность своих западных границ от возможного возобновления германской агрессии. Мы рады видеть ее на своем законном месте среди ведущих мировых держав. Мы приветствуем ее флаг на морях. И прежде всего мы приветствуем постоянные, частые и крепнущие связи между русским и нашими народами по обе стороны Атлантики. Однако я считаю своим долгом изложить вам некоторые факты – уверен, что вы желаете, чтобы я изложил вам факты такими, какими они мне представляются, – о нынешнем положении в Европе.
От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике на континент опустился железный занавес. По ту сторону занавеса все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы – Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест, София. Все эти знаменитые города и население в их районах оказались в пределах того, что я называю советской сферой, все они в той или иной форме подчиняются не только советскому влиянию, но и значительному и все возрастающему контролю Москвы. Только Афины с их бессмертной славой могут свободно определять свое будущее на выборах с участием британских, американских и французских наблюдателей. Польское правительство, находящееся под господством русских, поощряется к огромным и несправедливым посягательствам на Германию, что ведет к массовым изгнаниям миллионов немцев в прискорбных и невиданных масштабах. Коммунистические партии, которые были весьма малочисленны во всех этих государствах Восточной Европы, достигли исключительной силы, намного превосходящей их численность, и всюду стремятся установить тоталитарный контроль. Почти все эти страны управляются полицейскими правительствами, и по сей день, за исключением Чехословакии, в них нет подлинной демократии. Турция и Персия глубоко обеспокоены и озабочены по поводу претензий, которые к ним предъявляются, и того давления, которому они подвергаются со стороны правительства Москвы. В Берлине русские предпринимают попытки создать квазикоммунистическую партию в своей зоне оккупированной Германии посредством предоставления специальных привилегий группам левых немецких лидеров.
После боев в июне прошлого года американская и британская армии в соответствии с достигнутым ранее соглашением отошли на Запад по фронту протяженностью почти в 400 миль на глубину, достигшую в некоторых случаях 150 миль, с тем, чтобы наши русские союзники заняли эту обширную территорию, которую завоевали западные демократии.
Если сейчас Советское правительство попытается сепаратными действиями создать в своей зоне прокоммунистическую Германию, это вызовет новые серьезные затруднения в британской и американской зонах и даст побежденным немцам возможность устроить торг между Советами и западными демократиями. Какие бы выводы ни делать из этих фактов, – а все это факты, – это будет явно не та освобожденная Европа, за которую мы сражались. И не Европа, обладающая необходимыми предпосылками для создания прочного мира.
Безопасность мира требует нового единства в Европе, от которого ни одну сторону не следует отталкивать навсегда. От ссор этих сильных коренных рас в Европе происходили мировые войны, свидетелями которых мы являлись или которые вспыхивали в прежние времена. Дважды в течение нашей жизни Соединенные Штаты против своих желаний и традиций и в противоречии с аргументами, которые невозможно не понимать, втягивались непреодолимыми силами в эти войны для того, чтобы обеспечить победу правого дела, но только после ужасной бойни и опустошений. Дважды Соединенные Штаты были вынуждены посылать на войну миллионы своих молодых людей за Атлантический океан. Но в настоящее время война может постичь любую страну, где бы она ни находилась между закатом и рассветом. Мы, безусловно, должны действовать с сознательной целью великого умиротворения Европы в рамках Организации Объединенных Наций и в соответствии с ее Уставом. Это, по моему мнению, политика исключительной важности.
По другую сторону “железного занавеса”, который опустился поперек Европы, другие причины для беспокойства. В Италии деятельность коммунистической партии серьезно скована необходимостью поддерживать претензии обученного коммунистами маршала Тито на бывшую итальянскую территорию в центре Адриатики. Тем не менее ситуация в Италии остается неопределенной. Опять-таки невозможно представить восстановленную Европу без сильной Франции. Всю свою жизнь я выступал за существование сильной Франции и никогда, даже в самые мрачные времена, не терял веры в ее будущее. И сейчас я не теряю этой веры. Однако во многих странах по всему миру вдалеке от границ России созданы коммунистические пятые колонны, которые действуют в полном единстве и абсолютном подчинении директивам, которые они получают из коммунистического центра. За исключением Британского Содружества и Соединенных Штатов, где коммунизм находится в стадии младенчества, коммунистические партии, или пятые колонны, представляют собой все возрастающий вызов и опасность для христианской цивилизации. Все это тягостные факты, о которых приходится говорить сразу же после победы, одержанной столь великолепным товариществом по оружию во имя мира и демократии. Но было бы в высшей степени неразумно не видеть их, пока еще осталось время. Озабоченность также вызывают перспективы на Дальнем Востоке, особенно в Манчжурии. Соглашение, достигнутое в Ялте, к которому я был причастен, было чрезвычайно благоприятным для России. Но оно было заключено в то время, когда никто не мог сказать, что война закончится летом или осенью 1945 года, и когда ожидалось, что война с Японией будет идти в течение 18 месяцев после окончания войны с Германией. В вашей стране вы настолько хорошо информированы о Дальнем Востоке и являетесь такими верными друзьями Китая, что мне нет необходимости распространяться на тему о положении там.
Я чувствовал себя обязанным обрисовать вам тень, которая и на Западе, и на Востоке падает на весь мир. Во время заключения Версальского договора я был министром и близким другом г-на Ллойд Джорджа, который возглавлял делегацию Великобритании в Версале. Я не соглашался со многим из того, что было там сделано, но у меня отложилось очень яркое впечатление от ситуации того времени, и мне больно сопоставлять ее с нынешней. Это были времена больших ожиданий и безграничной уверенности в том, что войн больше не будет и что Лига Наций станет всемогущей. Сегодня я не вижу и не чувствую такой уверенности и таких надежд в нашем измученном мире.
С другой стороны, я гоню от себя мысль, что новая война неизбежна, тем более в очень недалеком будущем. И именно потому, что я уверен, что наши судьбы в наших руках, и мы в силах спасти будущее, я считаю своим долгом высказаться по этому вопросу, благо у меня есть случай и возможность это сделать. Я не верю, что Россия хочет войны. Чего она хочет, так это плодов войны и безграничного распространения своей мощи и доктрин. Но о чем мы должны подумать здесь сегодня, пока еще есть время, так это о предотвращении войн навечно и создании условий для свободы и демократии как можно скорее во всех странах. Наши трудности и опасности не исчезнут, если мы закроем на них глаза или просто будем ждать, что произойдет, или будем проводить политику умиротворения. Нам нужно добиться урегулирования, и чем больше времени оно займет, тем труднее оно пойдет и тем более грозными станут перед нами опасности. Из того, что я наблюдал в поведении наших русских друзей и союзников во время войны, я вынес убеждение, что они ничто не почитают так, как силу, и ни к чему не питают меньше уважения, чем к военной слабости. По этой причине старая доктрина равновесия сил теперь непригодна. Мы не можем позволить себе – насколько это в наших силах – действовать с позиций малого перевеса, который вводит во искушение заняться пробой сил. Если западные демократии будут стоять вместе в своей твердой приверженности принципам Устава Организации Объединенных Наций, их воздействие на развитие этих принципов будет громадным и вряд ли кто бы то ни было сможет их поколебать. Если, однако, они будут разъединены или не смогут исполнить свой долг и если они упустят эти решающие годы, тогда и в самом деле нас постигнет катастрофа.
В прошлый раз, наблюдая подобное развитие событий, я взывал во весь голос к своим соотечественникам и ко всему миру, но никто не пожелал слушать. До 1933 или даже до 1935 года Германию можно было уберечь от той страшной судьбы, которая ее постигла, и мы были бы избавлены от тех несчастий, которые Гитлер обрушил на человечество. Никогда еще в истории не было войны, которую было бы легче предотвратить своевременными действиями, чем та, которая только что разорила огромные области земного шара. Ее, я убежден, можно было предотвратить без единого выстрела, и сегодня Германия была бы могущественной, процветающей и уважаемой страной; но тогда меня слушать не пожелали, и один за другим мы оказались втянутыми в ужасный смерч. Мы не должны позволить такому повториться.
Сейчас этого можно добиться только путем достижения сегодня, в 1946 году, хорошего взаимопонимания с Россией по всем вопросам под общей эгидой Организации Объединенных Наций, поддерживая с помощью этого всемирного инструмента это доброе понимание в течение многих лет, опираясь на всю мощь англоязычного мира и всех тех, кто с ним связан. Пусть никто не недооценивает внушительную силу Британской империи и Содружества. Пусть вы видите на нашем острове 46 миллионов человек, которые испытывают трудности с продовольствием, и пусть у нас есть сложности с восстановлением нашей промышленности и экспортной торговли после шести лет беззаветных военных усилий, не думайте, что мы не сможем пройти через эту мрачную полосу лишений так же, как мы прошли через славные годы страданий, или что через полвека нас не будет 70 или 80 миллионов, проживающих по всему миру и единых в деле защиты наших традиций, нашего образа жизни и тех вселенских ценностей, которые мы с вами исповедуем. Если население Британского Содружества и Соединенных Штатов будет действовать совместно, при всем том, что такое сотрудничество означает в воздухе, на море, в науке и экономике, то будет исключен тот неспокойный, неустойчивый баланс сил, который искушал бы на амбиции или авантюризм. Напротив, будет совершенная уверенность в безопасности. Если мы будем добросовестно соблюдать устав Организации Объединенных Наций и двигаться вперед со спокойной и трезвой силой, не претендуя на чужие земли и богатства и не стремясь установить произвольный контроль над мыслями людей, если все моральные и материальные силы Британии объединятся с вашими в братском союзе, то откроются широкие пути в будущее – не только для нас, но и для всех, не только на наше время, но и на век вперед».
Присмотритесь внимательно: ни разу не упомянул Рузвельта, только раз Сталина, но так, что вся слава досталась русскому народу, как, впрочем, и американскому.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.