Жуков – один из двигателей десталинизации

Жуков – один из двигателей десталинизации

Через несколько месяцев, когда на московских улицах стали появляться коммунисты, осужденные в период чисток 1934–1952 годов и недавно реабилитированные, встал вопрос об отношении к недавнему прошлому. Говоря упрощенно, образовались две группировки. Молотов, Ворошилов и Каганович были против излишне глубокого копания в нем. Их можно понять: у них самих руки были по локоть в крови. А Хрущев, Микоян, Булганин и Жуков стояли за открытую дискуссию о сталинских преступлениях. Жуков, военный до кончиков ногтей, думал главным образом о командирах, расстрелянных и посаженных в лагеря в период с 1937 по 1941 год. Но для начала было решено создать при Президиуме ЦК специальную комиссию, призванную в первую очередь изучить истребление 70 % членов ЦК, избранных на XVII съезде партии в 1934 году. В начале 1956 года секретарь ЦК Петр Поспелов представит отчет о ее работе на 70 страницах. Этот документ ляжет в основу доклада Хрущева, который расколет коммунистическое движение.

С 14 по 24 февраля 1956 года в Москве проходил XX съезд КПСС. Жуков присутствовал на нем в качестве кандидата в члены Президиума ЦК. 18-го числа он поднялся на трибуну и произнес речь в типичном советском стиле. Западные наблюдатели отметили, что он был единственным военным, выступившим на съезде. СССР мирная страна, повторил маршал, стремящаяся к ограничению гонки вооружений и военных расходов. Но его усилия блокируются агрессивным империалистическим лагерем, реваншистской Западной Германией и крупными капиталистическими монополиями, жаждущими сверхприбылей… Съезд заканчивал работу, когда делегатов предупредили, что завтра они должны прийти в Большой Кремлевский дворец на дополнительное закрытое заседание. Вместе с делегатами были приглашены коммунисты, пострадавшие во время чисток и недавно восстановленные в партии. Булганин открыл заседание и тут же уступил трибуну Хрущеву. Речь о «культе личности», которую тот произнес, продолжалась более двух часов. Она широко известна, поэтому мы не станем ее цитировать. В ней была раскрыта часть преступлений режима, вину за которые Хрущев возложил на Сталина и Берию. Но Хрущев не умолчал и о роли их сообщников: Молотова, Маленкова, Ворошилова и Кагановича, что окончательно настроило против него сталинскую старую гвардию. В свой доклад Хрущев вставил немало лжи, утверждая, например, что Сталин не умел пользоваться картой или будто он из-за сильнейшей депрессии не способен был руководить страной в первые дни после начала войны. Жуков знал, что это не так, но никогда, даже в разговорах с самыми близкими людьми, не высказывал никакого несогласия с докладом Хрущева. Он приветствовал освобождение из ГУЛАГа всех политических заключенных, осуществленное в следующие после XX съезда месяцы. Этим он решительно отличается от многих маршалов и генералов – в первую очередь от Рокоссовского,  – оставшихся сталинистами.

Можно даже сказать, что Жуков с восторгом отнесся к словам Хрущева, объявившего, что в мае 1956 года будет проведен специальный пленум ЦК, на котором он, Жуков, сделает доклад о роли Сталина в Великой Отечественной войне. Этот пленум должен был стать еще одним шагом на пути десталинизации. Советский народ считал роль Сталина в Великой Отечественной войне решающей, а Жуков в своем докладе должен был атаковать «культ личности» именно в этом вопросе. Он тут же взялся за работу, которая, впрочем, была проделана впустую – пленум не состоялся. Хрущев, запустивший процесс десталинизации как инструмент в борьбе за власть, решил, что достиг своих целей и при нынешнем раскладе сил в руководстве углубление десталинизации не просто не станет для него полезным, но даже может стать опасным. Вероятно, что он также не хотел, чтобы эту тему перехватил у него Жуков.

Однако текст доклада Жукова сохранился. Начинается он с утверждения, что вопреки опасениям «некоторых товарищей» разоблачение культа личности не только не повредит партии, армии и советскому народу, но, наоборот: «Мы обязаны… продолжать настойчиво разъяснять антиленинскую сущность культа личности, преодолевая боязнь обнажения фактов, мешающих ликвидации культа личности». Жуков писал, что «особенно широкое распространение культ личности приобрел в вопросах, связанных с Великой Отечественной войной». Отдавая должное «заслугам, энергии и организаторской деятельности Сталина», Жуков обличал умаление заслуг армии (и партии – неизбежное добавление), а все успехи приписывались исключительно Сталину. «Было допущено грубое искажение ряда исторических фактов». Он критиковал пропаганду 1930-х годов с ее шапкозакидательством; низкий уровень противовоздушной обороны и отсутствие крупных механизированных соединений; техническую отсталость и неудачное размещение авиации, слабую механизацию артиллерии; игнорирование Сталиным сообщений о возможности германского нападения; дезориентировавшее армию и народ сообщение ТАСС от 14 июня. «Особенно плохо,  – писал он,  – обстояло дело с руководящими военными кадрами, которые в период 1937–1939 гг., начиная от командующих войсками округов до командиров дивизий и полков включительно, неоднократно сменялись в связи с арестами. Вновь назначенные к началу войны оказались слабо подготовленными по занимаемым должностям. Особенно плохо были подготовлены командующие фронтами и армиями». Огромный вред армии нанесла подозрительность Сталина к ее командному составу, которая подрывала дисциплину в войсках и создавала у командиров неуверенность. Сталин постоянно искал козлов отпущения, таких как Павлов, Климовских, Качалов, на которых возлагал ответственность за поражения. Отмена единоначалия и восстановление института комиссаров парализовало инициативу командиров.

Но, взвалив на Сталина все возможные грехи, Жуков постарался снять с него и с высшего командования РККА вину за ряд ошибок, в частности за чрезмерную приверженность наступлению в ущерб обороне. В конце текста он сделал суждение, с которым трудно не согласиться: «Я не сомневаюсь в том, что, если бы наши войска в западной приграничной зоне [22 июня 1941 года] были приведены в полную боевую готовность, имели бы правильное построение и четкие задачи по отражению удара противника немедленно с началом его нападения,  – характер борьбы в первые часы и дни войны был бы иным и это сказалось бы на всем ее последующем ходе. Соотношение сил на театре военных действий, при надлежащей организации действий наших войск, позволяло по меньшей мере надежно сдерживать наступление противника»[809]. Речь Жукова должна была запустить процесс пересмотра истории Великой Отечественной войны, который будет произведен после 1957 года, но не в его пользу. В своей речи Жуков призывал создавать «правдивые научные труды о Великой Отечественной войне, в которых исследовались бы и неудачные операции Красной армии». В июне 1957 года он сформирует для этого группу военных историков, и она в 1961–1965 годах создаст «Историю Великой Отечественной войны», в которой Жуков не будет упомянут ни разу!