МП-41 – чисто теоретический план войны

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

МП-41 – чисто теоретический план войны

11 марта 1941 года Жуков и Тимошенко подписали «уточненный план стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза» (МП-41), после того как его одобрил Сталин. Этот важнейший документ вплоть до начала войны определял основные задачи Красной армии в случае нападения на СССР с запада. В целом он повторял план от октября 1940 года, но в него были внесены изменения по результатам январских штабных игр 1941 года. Его основные положения Жуков неловко прикрыл в своих мемуарах. Он признаёт единственную ошибку, вину за которую тут же возлагает на Сталина: размещение основных сил Красной армии южнее Припяти, тогда как центр тяжести главного наступления немцев был севернее Припяти. Это способ спрятать ошибочные предположения, на которых построен план. На самом деле советское военное и политическое руководство совершенно не заботило, где и через какое время после объявления войны начнут наступать немцы. Для них было важно только одно: немедленный переход их собственных сил в контрнаступление, его плацдарм и стоящие перед ним цели. Как показала штабная игра, удар должен был наноситься от Львова в направлении немецкой Силезии с тем, чтобы «отрезать рейх от его балканских союзников».

Полностью текст МП-41 до сих пор не опубликован. Юрий Горьков, один из лучших российских специалистов по данному вопросу, полагает, что Сталин его не одобрил. В качестве доказательства он указывает на то, что документ не подписан. Во всяком случае, точно известно, что план был адресован вождю. Почему же в таком случае Тимошенко и Жуков не передали его во время продолжавшихся в общей сложности более семи часов двух ночных совещаний с ним, состоявшихся 17 и 18 марта 1941 года? Мы не видим ни одной другой темы, которая могла бы заставить этих троих людей провести вместе так много времени в самый разгар Балканского кризиса. То, что Сталин не подписал план, вовсе не означает, что он не одобрил его устно. Он часто поступал так, уменьшая, в случае неудачи, свою ответственность.

МП-41 предполагает использование сил и средств, которые появятся у Красной армии в лучшем случае к январю 1942 года. Цифровые показатели в нем настолько завышены – 8,7 миллиона человек, 300 полностью экипированных дивизий, 33 механизированных корпуса, 333 авиационных полка,  – что они больше представляют собой проявление типично сталинской мегаломании, чем реальные возможности советской экономики. Самый большой упрек, который можно адресовать Жукову,  – он, как и Сталин, уверился в том, что в 1941 году ничего не произойдет. Уверился настолько, что даже оставил свою страну без реального плана обороны на этот год. Он нарушил собственный принцип – исключить недооценку противника,  – полагая, что сумеет разбить танковые дивизии вермахта и эскадрильи люфтваффе во встречном бою. Наконец, он принял безумную идею о том, что огромные силы, запланированные им, могут быть собраны в приграничных округах путем тайной мобилизации («скрытым порядком»). Этот бредовый план, не принимавший во внимание ни реального количества сил, имевшихся в распоряжении советского командования, ни расположения сил противника, лишал Красную армию возможности разработать другую стратегию для данной ситуации, в первую очередь стратегию оборонительную, при которой взамен уступки части территории выигрывается время. Не будет ли правильным сказать, что Жуков просто придерживался чисто наступательной линии Фрунзе и Тухачевского? Следует напомнить, что он лишь дорабатывал план, в общих чертах уже одобренный Сталиным, всеми его предшественниками на посту начальника Генштаба, наркомом Тимошенко и политбюро на заседании 14 октября 1940 года, и что только сумасшедший пытался в подобных условиях противостоять такому единодушию. Даже мудрый Василевский не только принял этот план, но и собственноручно изложил его основные положения на бумаге. И даже двадцать пять лет спустя он напишет, что план был хорош. Тот факт, что Жуков не смог даже крикнуть «А король-то голый!», говорит о его полном согласии с тем планом, который он представлял.

В том же марте Жуков передал Тимошенко составленную Ватутиным докладную записку, где перечислялись основные недостатки Красной армии. Основной упор делался на те, которые окажутся катастрофическими при германском вторжении: слабое развитие средств радиосвязи, недостаточное снабжение войск бронебойными снарядами и авиационными бомбами, дезорганизация авиации, слабость инженерных войск, задержки в сооружении полевых укреплений и т. д. Сталин ознакомился с запиской и как-то субботним вечером вызвал Жукова к себе на дачу в Кунцево. Жуков был так взволнован, что совершенно не разглядел знаменитую ближнюю дачу вождя, чем объясняется то, что он не дал в мемуарах ее описания. Тимошенко уже был там, как и многие члены политбюро, очевидно, те, кто составляли ближний круг: Молотов, Берия, Микоян, Каганович, Маленков. Сталин попросил Жукова рассказать о делах Генерального штаба.

«Коротко повторив то, что уже докладывал наркому, я сказал, что ввиду сложности военно-политической обстановки необходимо принять срочные меры и вовремя устранить имеющиеся недостатки в обороне западных границ и в вооруженных силах.

Меня перебил В.М. Молотов:

 –  Вы что же, считаете, что нам придется воевать с немцами?[331]

 –  Погоди…  – остановил его И.В. Сталин.

Выслушав доклад, И.В. Сталин пригласил всех обедать. […] Обед был очень простой. На первое – густой украинский борщ, на второе – хорошо приготовленная гречневая каша и много отварного мяса, на третье – компот и фрукты. И.В. Сталин был в хорошем расположении духа, много шутил, пил легкое грузинское вино „Хванчкара“ и угощал им других, но присутствовавшие предпочитали коньяк.

В заключение И.В. Сталин сказал, что надо продумать и подработать первоочередные вопросы и внести в правительство для решения…»[332]

Хотя Жуков и взял на себя ответственность за план МП-41 – напомним: полагая, что тот, в случае необходимости, будет реализован не ранее чем в 1942 году, он с каждым днем обнаруживал все новые и новые подтверждения неготовности Красной армии к большой войне. Так, пишет он в своих «Воспоминаниях»:

«…при изучении весной 1941 года положения дел выяснилось, что у Генерального штаба, так же как и у наркома обороны и командующих видами и родами войск, не подготовлены на случай войны командные пункты, откуда можно было бы осуществлять управление вооруженными силами, быстро передавать в войска директивы Ставки, получать и обрабатывать донесения от войск.

В предвоенные годы время для строительства командных пунктов было упущено. Когда же началась война, Главному Командованию, Генеральному штабу, всем штабам родов войск и центральным управлениям пришлось осуществлять руководство из своих кабинетов мирного времени, что серьезно осложнило их работу»[333].

Говоря конкретно, Верховное командование Красной армии не имело средств, защищенных линий связи, надежной аппаратуры, операторов и шифров, позволяющих управлять сражением. Оно рассчитывало на гражданскую телефонную и телеграфную сети и на немногочисленные несовершенные ВЧ-рации. Потеря связи командования с войсками в пограничных округах станет одной из причин катастрофы, что разразится летом, до которого оставалось так мало времени.

В своих «Воспоминаниях» старый маршал признаётся и в других ошибках. Если он так отчаянно открещивается от ответственности за неготовность укрепрайонов, то при этом признаёт, что склады горючего, боеприпасов и запчастей к технике были расположены слишком близко к границе. Эти огромные запасы почти сразу после начала войны попали в руки немцев; одно их отсутствие делало оборону невозможной. Но и здесь если эти огромные запасы были вынесены вперед, то лишь потому, что Красная армия намеревалась сразу после начала войны перейти в контрнаступление, а не обороняться.

Вырисовывается и еще одно признание: в отсутствии планов на начальный период войны. «При переработке оперативных планов весной 1941 года (о чем я уже говорил) не были практически полностью учтены новые способы ведения войны в начальном периоде. Наркомат обороны и Генштаб считали, что война между такими крупными державами, как Германия и Советский Союз, может начаться по ранее существовавшей схеме: главные силы вступают в сражение через несколько дней после приграничных сражений»[334].

Советские руководители, и Жуков в том числе, тем более виноваты в этом пункте, что перед глазами у них был пример 1 сентября 1939 года: вермахт атаковал Польшу всеми силами, введенными в бой с первого же часа. Иссерсон во время короткой передышки, перед опалой, в которую он угодил из-за неудач на финской войне, глубоко проанализировал германо-польскую войну. В своей пророческой работе «Новые формы борьбы» он отметил, что 1 сентября представляет собой «новый феномен». В будущем, объяснял он, не будет ни объявления войны, ни фаз, четко различимых в схеме войны 1914 года: мобилизация – сосредоточение – развертывание. Нападение будет внезапным, массированным, с использованием всех имеющихся средств, чтобы максимально использовать эффект внезапности. Поскольку агрессор не сможет полностью скрыть свои приготовления, ему придется маскировать свои намерения, чтобы противник терялся в догадках, что же готовится – давление, блеф, шантаж или идут реальные приготовления к вторжению. В Польше, писал Иссерсон, люфтваффе в самом начале нанесли внезапный удар по польским аэродромам и, добившись господства в воздухе, принялись бомбить командные пункты, мосты, шоссейные и железные дороги, а потом и воинские части: поляки были полностью парализованы. Написано как будто про июнь 1941 года! Если бы Сталин прочитал и обдумал эту книгу и по-другому взглянул бы на Гитлера, Советский Союз избежал бы миллионных жертв. Но 7 июня 1941 года он отдаст приказ об аресте Иссерсона по знаменитой 58-й статье Уголовного кодекса, каравшей за «антисоветскую деятельность».

В апреле 1941 года Сталин продолжал получать неприятные известия с Балкан. 6 апреля вермахт со своими союзниками венграми, итальянцами и румынами начал новую кампанию против Югославии и Греции. После двенадцати дней боев Югославия капитулировала. Ее миллионная армия просто исчезла. Немцы при этом потеряли убитыми… 151 человека. Еще двадцать пять дней потребуется на то, чтобы разгромить Грецию и вынудить британский экспедиционный корпус в спешке эвакуироваться из этой страны. Югославия расчленена. Молотов был вынужден стыдливо скрывать, что за несколько дней до начала германского вторжения СССР подписал с Югославией договор о взаимопомощи. Он пошлет ноту протеста венграм… но не немцам.

4 апреля Жуков и Тимошенко получили доклад начальника военной разведки Голикова, в котором численность германских дивизий, расположенных вдоль советской границы от Дуная до Немана на протяжении 1800 км, оценивалась в 81–82. 16 апреля он ознакомился со вторым докладом, согласно которому эти войска имели в большом количестве средства для форсирования водных преград. 5 мая – новый доклад, оценивавший количество германских дивизий в 103–107. Но Жуков видел лишь надводную, то есть малую часть айсберга. С 28 декабря 1940 года Сталин получил более 80 предупреждений по линии НКВД, НКГБ[335] и военной разведки, от знаменитого «Рамзая» – Рихарда Зорге и от действовавшей в Швейцарии сети «Дора», из Лондона – от чешского правительства в изгнании и от Уинстона Черчилля, от югославских спецслужб, от агентов в Германии[336], Венгрии, Румынии, Швеции, Финляндии, Италии, Болгарии.

Началась суета. Сталин посылал противоречивые распоряжения, то решительные, то капитулянтские. Примером твердой линии поведения было подписание 13 апреля Советско-японского договора о ненападении, который избавит страну от угрозы ведения войны на два фронта. На церемонии подписания договора министр иностранных дел Японии Мацуока встретился с победителем на Халхин-Голе. Они обменялись только светскими любезностями, но тот факт, что представитель микадо, пожимая руку Жукову, спрятал свою военную гордость глубоко в карман, показался Сталину добрым знаком.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.