Известность на следующий день после победы

Известность на следующий день после победы

Жуков начал пожинать лавры победителя, едва в монгольских степях улеглась пыль. Произведенный еще во время сражения в комкоры, он 29 августа был удостоен звания Героя Советского Союза. Очень скоро Сталин доверит ему командование Киевским особым военным округом. Судьба Штерна и Смушкевича, тоже немало сделавших для победы, была иной. Оба они получат «Золотые Звезды» Героев Советского Союза. Награждение Штерна будет сопровождаться такими славословиями: «Выдающийся военачальник, талантливый ученик тов. Ворошилова, руководитель боев у озера Хасан, Григорий Михайлович Штерн блестяще выполнил боевое задание. Один из замечательных военных деятелей нашей партии, член ее Центрального Комитета – он являет собой образец мужественного большевика, боевого руководителя войск»[281]. В сообщении о победе его имя поставлено перед именем Жукова. В апреле 1941 года он будет назначен начальником Главной инспекции авиации, тогда как Смушкевич с конца 1939 года занимает пост главкома ВВС. По причинам, остающимся не выясненными по сей день, оба они будут арестованы органами госбезопасности через несколько дней после начала немецкого вторжения, обвинены в измене и шпионаже, а в октябре 1941 года расстреляны.

Плохо закончит жизнь и еще один участник конфликта на Халхин-Голе. Речь идет о Михаиле Васильевиче Богданове, начальнике штаба 1-й армейской группы, наиболее близком помощнике Жукова во время операции в Монголии. В своих «Воспоминаниях» Жуков ни разу не упоминает его имени. Дело в том, что Богданов совершил тягчайшее по советским меркам преступление. Попав в плен к немцам в августе 1941 года, он в 1943 году вступил в Русскую освободительную армию Власова, в которой стал начальником артиллерии. В 1945 году его арестовали в Праге и через несколько лет расстреляли.

Благодаря победе Жукова Сталин получил мощную пропагандистскую карту. Событию давалось самое широкое освещение, диктатор намеревался использовать его и на переговорах с Гитлером. Но случившееся 1 сентября нападение Германии на Польшу отодвинуло Халхин-Гол в разряд потерявших актуальность новостей, по крайней мере для жителей Западной Европы, потому что в СССР никогда не забывали об этом локальном конфликте и много о нем писали. На Западе же первая специально посвященная ему работа появится только в 1980-х годах. Она станет результатом исследований двух американских историков – Эдварда Дреа и Элвина Кукса.

То там, то тут можно прочитать, что Красная армия якобы не извлекла урока из Халхин-Гола. Действительно: в ноябре 1939 года были расформированы танковые и механизированные корпуса. Действия пяти танковых и механизированных бригад под командованием Жукова не смогли перевесить негативного опыта, вынесенного Павловым из войны в Испании. Это демонстративное расформирование произойдет вопреки опыту использования танков немцами в Польше, где вермахт провел свой первый блицкриг, в котором танковые соединения играли роль самостоятельного рода войск, если не de jure, то определенно de facto.

Какой же конкретно урок следовало извлечь из Халхин-Гола? Если все хорошенько взвесить, не оказался ли противник бумажным тигром? Пускай японская пехота одна из лучших в мире, но те две дивизии, что участвовали в конфликте, действовали в точности по методике 1918 года. Японские танки, точнее, танкетки, не представляли сколько-нибудь серьезной силы в наступлении, а артиллерия была немногочисленна и имела устаревшую материальную часть. Жуков заплатил за победу гибелью 50 % своих танков и 8000 человек безвозвратных потерь. Его танки были слишком огнеопасны, среди снарядов было много бракованных, как написал он в своем отчете о проведенной операции. Как мы уже сказали, Жуков на Халхин-Голе реализовал на практике теорию оперативного искусства. В первую очередь, использовал танковые соединения для достижения оперативных целей, а не тактических, для чего они применялись на всех полях сражений мира начиная с 1916 года. Однако и он применял танки не так, как того требовала доктрина: они не вводились в проделанный пехотой прорыв в обороне противника, а сами взламывали вражеские позиции, что характерно для германской, а не советской методы. Также он показал мощь сосредоточенных крупных артиллерийских сил: 50 % потерь японцы понесли именно от артиллерийского огня.

Но главное – Жуков показал свои качества военачальника: глазомер, хладнокровие, непоколебимую решительность, собранность,  – которые станут его отличительными чертами. Он воплощал новый тип советского командира, очень далекий от образцов Гражданской войны, на которые по-прежнему ориентировались в Красной армии. Победа в войне – вопрос не личного мужества (как полагали японцы) или политической воли (как утверждали Ворошилов и Мехлис). В первую очередь, это вопрос профессиональной компетентности, способностей к планированию в соответствии с имеющимися в наличии средствами, оперативным видением ситуации и стратегической целью. То, что Жуков, имея лишь начальное образование, никогда не учась в Академии имени Фрунзе, одним лишь самообразованием – чтением и беседами с военными теоретиками (Тухачевским и Иссерсоном), а также напряженной серьезной работой, что характерно для многих старших командиров Красной армии,  – сумел постичь тонкости полководческого искусства, то, что он смог одержать победу на Халхин-Голе, заставляет нас признать не только его компетентность, но и наличие у него прирожденных задатков крупного полководца. Лично его эта победа уже с 1939 года поставила над всеми прочими советскими военачальниками, в том числе над старшими по званию. Скажем больше: Жуков – единственный полководец будущего лагеря союзников, одержавший победу над одной из двух лучших армий стран оси в тот период (1939–1941), когда те шли от победы к победе. Это обстоятельство, как нам кажется, давало ему значительное психологическое преимущество: у него не было страха перед противником.

Однако победа на Халхин-Голе не могла скрыть серьезные недостатки Красной армии. Жуков не заблуждался на сей счет. Он перечислил их в своем рапорте Шапошникову, написанном в ноябре 1939 года: слабая дисциплина, личный состав плохо владеет современной боевой техникой, командиры не имеют опыта взаимодействия между различными родами войск, слабо подготовлены в тактическом отношении: зачастую единственным решением, на которое они способны, является лобовая атака, несмотря на наличие других возможностей. Средства связи малопригодны для мобильной войны, телефонам отдается предпочтение перед рациями, хотя они менее надежны, а кроме того, существует угроза прослушивания со стороны противника. Две стрелковые дивизии (82-я и 57-я), одна из которых территориальная, продемонстрировали свою дезорганизацию и практически полное отсутствие подготовки. Японцам часто бывало достаточно вывести из строя офицера, командовавшего атакой, чтобы подразделение беспорядочно откатилось назад: не находилось ни одного младшего офицера или сержанта, способного заменить выбывшего командира. Наконец, ВВС с трудом одерживали победы над противником, не имевшим качественного превосходства и в два-три раза уступавшим им в численности. По уровню подготовки, инициативности, тактическим навыкам советские летчики оставались далеко позади пилотов британских роял эйр форс или германских люфтваффе. Наконец, Жуков одержал победу благодаря передовой военной доктрине, хорошо организованным тылам и превосходной артиллерии. Этого было достаточно в операции против двух японских пехотных дивизий, ведших себя очень пассивно, да к тому же при трехкратном численном превосходстве РККА. А если придется иметь дело с другим противником? Не догадываясь о жестокой иронии своих слов, на важном совещании советского высшего военного руководства в конце декабря 1940 года Жуков выделит три ключевых элемента победы на Халхин-Голе: внезапность, господство в воздухе, массированное и скоординированное применение танков. Через полгода именно эти три элемента обеспечат вермахту успех на начальном этапе советско-германской войны…

В последних числах августа Жуков наконец нашел время написать Александре. Сразу после изложения ситуации на фронте он переходит к материальным заботам, преследовавшим каждого советского гражданина. При этом вызывает удивление, что такая важная новость, как присвоение звания Героя Советского Союза, не вызывает у Георгия Константиновича бурной реакции, хотя он был большим любителем всевозможных наград и почестей.

«Здравствуй, милый мой Шурик!

Шлю тебе привет и крепко всех целую. Получил от тебя массу писем и телеграмм, но, извини, ответить не мог, т. к. был занят боями. С 20.8 веду непрерывные бои. Сегодня закончил полный разгром японских самураев. Уничтожена вся действующая армия, взято более 100 орудий, масса всякой техники и имущества. […]

Естественно, мне как командующему пришлось поработать и не поспать. Ну ничего, лишь бы был хороший результат. Ты помнишь, я тебе писал из Москвы о том, что задание партии выполню с честью. Вот не знаю, как будет развиваться конфликт дальше. Хотелось бы скорее кончить и увидеться с вами. Сегодня посылаю за тобой порученца. Думаю, он тебя довезет. Парень он проныристый… […]

Тут, говорят, есть все. Не было только одеял, но я купил 4 одеяла верблюжье-плюшевые, очень красивые. Для меня: 1) касторовую шинель, 2) фуражку, но только не кавалерийскую, а пехотную, с малиновым околышем. […] Для себя: зимнее и осеннее пальто… Имейте в виду, приедете, здесь будет уже холодновато. Для детей: то же самое, но имей в виду, здесь плохо с портнихами…

В Улан-Баторе я ещё ни разу не был, т. к. прямо с самолета – на позиции и, кроме окопа, пока ещё ничего не видел…

Сегодня получил сообщение о присвоении мне звания Героя Советского Союза. Очевидно, ты об этом уже знаешь. Такая оценка правительства, партии и Ворошилова обязывает меня еще больше стараться выполнить свой долг перед Родиной.

Крепко, крепко всех вас целую.

До скорого свидания.

Начато 28.8.39. Кончено 1.9.39.

Жорж»[282].

В октябре Жуков со своим штабом переехал в Улан-Батор, а войска разместились на зимние квартиры. Он пробыл в Монголии семь месяцев, из-за того что переговоры о перемирии шли очень медленно. Обе стороны смогли договориться относительно установления границы только в июне 1940 года. У комкора Жукова не было особых дел, кроме разве что поддержания «дружественных отношений с братской Монгольской народной республикой». Поддержание это выражалось в частых выездах на охоту на волков, антилоп и газелей в компании Чойбалсана, первого секретаря Монгольской коммунистической партии. К нему приехали Александра с дочерьми. В одном письме[283] Эра сообщает детали их жизни, говорящие о том, что Жуков вошел в советскую номенклатуру. Семья ехала в отдельном купе, которое было «все в красном дереве и бархате» – очевидно, это был один из роскошных вагонов, оставшихся с царских времен. Семья Жукова получила машину ГАЗ-М1 («эмку»), хороший дом в элитном квартале, где она вращалась в кругу равных себе. Денежное довольствие старших командиров неоднократно значительно повышалось, и было теперь гораздо выше зарплаты квалифицированного рабочего, которой равнялось в 1928 году. В Монголии, как рассказывала дочь Жукова, она провела много счастливых часов с папой, который помогал ей в учебе. Но социальный взлет не избавлял от сложностей повседневной жизни. В своих воспоминаниях порученец Жукова Воротников рассказывает, что его командир поручил ему во время приезда в Москву принести в Военторг заявку на несколько банок селедки, консервов и нескольких метров ткани для его дочерей. То, что селедки, главным мировым поставщиком которой является СССР, не хватало даже для новой аристократии, много говорит о трудностях с продовольственным снабжением.

Только из газет и с некоторым опозданием Жуков узнал о важнейшем событии осени 1939 года: о германском вторжении в Польшу, ставшем началом Второй мировой войны, и о Зимней войне против Финляндии. Когда в середине мая 1940 года его вызовут в Москву, он попадет в совершенно иную стратегическую ситуацию. Эти семь месяцев в Монголии оказались для Жукова еще одной удачей: они избавили его от участия в неудачной финской войне, которое могло бы погубить его только что родившуюся военную репутацию.