Глава 2 Драгун на войне и в революции. 1915-1917

Глава 2

Драгун на войне и в революции. 1915-1917

7 августа 1915 года Георгий Константинович Жуков, неполных 19 лет от роду, вошел в малоярославскую казарму, чтобы вступить в ряды императорской армии. Обруганный унтер-офицерами, ошеломленный резкой переменой в своей жизни, он всего через несколько дней вместе с несколькими сотнями своих товарищей уже стоял, вытянувшись по стойке «смирно», на плацу. Наголо остриженные, в форме защитного цвета, новобранцы услышали команду «на колени!». Потом, склонив голову, мощным хором они повторяли слова присяги царю – хозяину земли Русской и ее жителей: «…обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред Святым Его Евангелием, в том, что хочу и должен Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому Государю Императору, Самодержцу Всероссийскому… верно и нелицемерно служить, не щадя живота своего, до последней капли крови, и все к Высокому Его Императорского Величества Самодержавству, силе и власти принадлежащие права и преимущества, узаконенные и впредь узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности, исполнять…» Молодые крестьяне, не понимая смысла большинства слов, просто повторяли их.

К большому своему удовлетворению Георгий Константинович узнал, что зачислен в кавалерию. «Я всегда восхищался этим романтическим родом войск»,  – напишет он в своих «Воспоминаниях»[36]. Это единственное проявление какого бы то ни было интереса с его стороны к военному делу до 1915 года. Во всяком случае, примечательно, что пятьдесят лет спустя он не произнесет ни единого дурного слова о роде войск, про который Троцкий говорил: «Конница была самым реакционным рядом войск и дольше всего поддерживала царский режим»[37]. Кавалерийские полки, две трети которых были казачьими, со времени царствования Александра III активно использовались для подавления народных выступлений. Среди кавалерийских офицеров был наибольший процент выходцев из аристократических семей, которые даже простому солдату-кавалеристу умели привить частичку собственного снобизма и чувства превосходства над окружающими. Жуков прослужит в коннице больше двадцати лет, и всю жизнь будет чувствовать духовную связь с этим родом войск.

В 1915 году русская кавалерия была самой многочисленной в мире. На момент начала войны в ней насчитывалось 36 дивизий, то есть почти 240 полков, или более 240 000 сабель. Сравнивая эти цифры с численностью пехоты (всего 114 дивизий), можно даже говорить о гипертрофированном развитии конницы, содержание которой тяжелым бременем ложилось на всю неустойчивую систему военного бюджета. Например, только содержание 5000 лошадей в одной кавалерийской дивизии требовало в четыре-пять раз больше транспортных средств, чем было необходимо пехотной дивизии.

Если Жуков был так влюблен в кавалерию, значит, он умел ездить верхом. Где и когда этому научился, он не сообщает. Это могло быть только в Стрелковке, возможно, на лошади, принадлежавшей его родителям. С момента зачисления в конницу он расстался со своими деревенскими приятелями, зачисленными в 57-ю Калужскую пехотную дивизию; они войдут в состав той самой, формируемой главным образом из крестьян пехтуры, которую, не жалея, будут бросать в пекло боев и царь, и Сталин. 15 августа молодого человека отправили в товарном вагоне в Калугу. «Кругом были люди незнакомые, такие же безусые ребята, как и я. […] Впервые за все время я так сильно почувствовал тоску и одиночество. Кончилась моя юность»[38].

В Калуге Жукова поселили в грязных казармах 189-го резервного пехотного батальона, служившего для подготовки новобранцев для 5-го запасного кавалерийского полка, расположенного в Балаклее, недалеко от Харькова. В этом батальоне он в течение месяца получал базовую подготовку пехотинца: его обучали стрельбе из винтовки и пулемета, метанию гранат, фехтованию на штыках – обычное обучение для драгун, которые были скорее посаженной на коней пехотой, чем конницей, и чаще сражались в пешем, а не в конном строю. Можно ручаться, что занятия по стрелковой подготовке не пугали юного новобранца, который с детства охотился летом и зимой. Всю свою жизнь Жуков любил оружие и собрал богатую коллекцию, изрядно пополнившуюся в 1945 году за счет трофеев, взятых в усадьбах прусских юнкеров.

В сентябре 1915 года новобранец из Стрелковки, получив первоначальную подготовку, был направлен в Балаклею, в свой полк, входивший в состав 10-й кавалерийской дивизии[39]. Это было элитное соединение, включавшее 10-й Новгородский драгунский полк, которым командовал полковник Клевцов и куда будет зачислен Жуков, 10-й Одесский уланский полк, 10-й Ингерманландский гусарский полк, 1-й Оренбургский казачий полк и две донские казачьи батареи конной артиллерии. На следующий день после прибытия рекруты получили обмундирование – не такое красивое, как у гусар, по оценке Георгия[40], оружие и лошадь со сбруей. Жукову досталась очень строптивая кобыла темно-серой масти по кличке Чашечная, о которой маршал, как настоящий кавалерист, будет с теплом вспоминать и полвека спустя.

Теперь начинается собственно кавалерийская подготовка, которая продлится семь месяцев. Вольтижировка, маневрирование в строю, умение обращаться с пикой и саблей, обучение уходу за лошадьми – все это происходило под руководством двух унтер-офицеров. Один из них, некий Бородавко, немилосердно издевался над подчиненными. «И как только он не издевался над солдатами! Днем гонял до упаду на занятиях, куражась особенно над теми, кто жил и работал до призыва в Москве, поскольку считал их „грамотеями“ и слишком умными. А ночью по нескольку раз проверял внутренний наряд, ловил заснувших дневальных и избивал их». Он безжалостно колотил молодых солдат и доводил всяческими злоупотреблениями. «Солдаты были доведены до крайности. Сговорившись, мы как-то подкараулили его в темном углу и, накинув ему на голову попону, избили до потери сознания. Не миновать бы всем нам военно-полевого суда…»[41] Такой способ сведения счетов, бывший традицией царской армии, сохранился в армии советской и остается бедствием современной российской армии. Если бы не вмешательство командира эскадрона, не миновать бы Жукову дисциплинарного батальона. Учитывая ситуацию на фронте в 1915 году, он вряд ли дожил бы до старости. Благоприятное для солдат решение дела позволяет нам предположить, что избиение унтер-офицера в глазах офицеров не являлось серьезным преступлением, что ясно указывает на отношение к унтер-офицерам в царской армии. Красная армия не сможет сколько-нибудь заметно изменить его в лучшую сторону, что даст вермахту серьезное преимущество перед ней. Став в 1956 году министром обороны, Жуков, убедившись, что их авторитет упал еще ниже, попытается исправить ситуацию с положением сержантов и старшин (унтер-офицеров).