3. Югославия

3. Югославия

Итальянская кампания укрепила в Британии решимость наращивать операции в соседней Югославии, на что с неохотой дали согласие и американцы. В течение всей войны Черчилль брал в союзники любой народ, проявлявший готовность к совместной борьбе против Гитлера: это было основополагающим принципом его внешней политики, актуальность которой объяснялась отчаянным положением Британии в 1940–1941 гг. В результате партнерами становились некоторые страны, у которых с демократией было мало или вообще ничего общего. Ярким примером этого была Югославия. Ее доступность из Италии вкупе со стратегическим значением Балкан в целом с 1943 г. превратили эту страну в средоточие многих британских надежд.

Получившая статус государства в 1918 г. во время развала империи Габсбургов, страна была гремучей смесью враждебных друг другу этнических групп и конфликтующих идеологий, которой до 1941 г. диктаторски управлял принц Павел от имени несовершеннолетнего короля Петра. Большинство населения жило в самых примитивных условиях. Вот описание традиционного сельского сообщества, сделанное партизаном-коммунистом: «Многие никогда не были даже в ближайших городах. [Женщины] носили домотканые платья, открытые до пупа так, что их груди вываливались наружу. Они натирали волосы молочным жиром, разделяли их посередине и подвязывали у лба. Словарь их был скудным, не считая всего, что касалось скота и других подобных вещей… Мужчины находились на заметно более высоком уровне, поскольку они кое-что в мире повидали благодаря службе в армии, работе и торговле»⁴⁹. «Страна была поистине очень дикой, – писал Чарльз Харгривс, который служил там в качестве офицера Управления специальных операций, – дороги практически отсутствовали. Дома были похожи на английские хижины времен Тюдоров, из балок и кирпича, до того убогие, что сразу за порогом было вытоптанное углубление, а пол устлан камышом или папоротником. Люди жили так, как в Англии не жили уже пятьсот лет… Они были очень добрыми, очень хорошими, были готовы отдать тебе все, что угодно. Как-то раз после долгого перехода мы вошли в дом, нас усадили, и две дочери сняли с нас обувь, омыли нам ноги и вытерли их своими волосами. Воистину по-библейски»⁵⁰.

Все, произошедшее в Югославии в годы войны, объяснялось в подавляющем большинстве случаев этнической или политической междоусобицей. Ни лозунги оси, ни дело антигитлеровской коалиции не вызвали там большого энтузиазма. Злодеяния немцев порождали ненависть, но одновременно достигали своей главной цели – внушить страх. Многие югославы, отчаянно пытавшиеся избежать гнева оккупантов, выступали против насильственных актов сопротивления. Погибло около 1,2 млн человек – примерно столько же, сколько британцев, американцев и французов, вместе взятых, но большинство из них от рук враждебных этнических или политических группировок соотечественников, а не по вине главных воюющих сторон.

Весной 1941 г. Гитлер принудил принца Павла к подписанию Тройственного союза, чтобы получить доступ к югославским полезным ископаемым, а также вырвал согласие на захват Греции. Это вызвало бурную реакцию сербских националистов. 27 мая они организовали путч, чтобы свергнуть регента и установить от имени юного короля Петра правление, враждебное оси. Гитлер, разъяренный «предательством», 6 апреля ответил вторжением в страну. Король и правительство бежали, немцы добились практически бескровной оккупации. Гитлер приступил к расчленению страны. Северная Словения была присоединена к рейху. Хорватия получила независимость, и ее фашистская усташская милиция взяла на себя существенную и кровавую роль в поддержании контроля оси над страной. В мае 1941 г. усташи развязали террор с целью очистить страну от двух миллионов хорватских сербов. Тем временем Далмация и Южная Словения достались Италии. Население Македонии, попавшей в руки Болгарии, подверглось жестокому обращению, и это настроило людей против софийских властей⁵¹. Например, в результате полномасштабной этнической чистки к весне 1942 г. в Скопье от довоенного сербского населения в 25 000 человек осталось только 2000. Вся страна была ввергнута в хаос – круговорот репрессий, спорадического сопротивления и борьбы за выживание миллионов несчастных.

В Лондоне британцы встретили югославских правителей как героев и начали по мере сил поддерживать четниковское движение, под руководством монархиста полковника Дражи Михайловича. Однако в течение 1943 г. становилось все более очевидно, что четников преимущественно интересует политический контроль над Югославией, а не противостояние оккупантам. Жестокость расправ – сотня расстрелянных югославов за каждого убитого немца – привела Михайловича к мысли о тщетности борьбы с осью такой ценой.

Казалось, что коммунисты под руководством Иосипа Броза Тито сражаются более активно. Они вели умелую пропаганду, стараясь убедить и югославов, и западных союзников в том, что они готовы сопротивляться лучше, чем четники; кроме того, Тито удалось снискать поддержку разных этнических групп. «Армия Михайловича была целиком крестьянской и не могла похвастаться дисциплиной, – говорил британский связной в Югославии Роберт Уэйд, – в то время как люди Тито при всей его беспощадности в сравнении с ними вели себя как гвардейцы. У них не было строевой подготовки, но, когда им говорили соблюдать дистанцию, они соблюдали дистанцию. Ими руководили как следует, и разница бросалась в глаза»⁵². Чарльз Харгривс вторит ему: «Иногда [четников] вполне хватало на то, чтобы сделать что-нибудь небольшое: например, напасть из засады на поезд или автоколонну, но их не хватало на масштабные операции, требующие убийства большого количества немцев… Их главной целью было обеспечить свой контроль над страной после войны»⁵³. Майор УСО Бэйзил Дэвидсон, пылкий сторонник Тито, цинично заявлял: «К сожалению, четники были того мнения, что выиграть войну против Гитлера – это наше дело, а их дело – выиграть войну внутри Югославии против коммунистов, которые между тем организовали гораздо более сильное и более эффективное сопротивление»⁵⁴.

В декабре 1943 г. Черчилль решительно перебросил всю поддержку на сторону коммунистического лидера, который заявлял, что имеет 200 000 вооруженных людей. На решение премьер-министра повлияло несколько иллюзий, как то: что партизаны Тито были «ненастоящими» коммунистами, что их можно уговорить вступить в соглашение с королем Петром, а также, что они единодушно преданы делу борьбы с осью. Наличию «розовых очков» помогали сотрудники штаба ОСУ в Каире, симпатизировавшие коммунистам; Лондон не знал, что несколько месяцев 1943 г. Тито вел переговоры с немцами о перемирии, которое позволило бы ему сокрушить Михайловича, а также направлял большинство своих усилий на убийство четников. Милован Джилас был среди партизанских эмиссаров, которые провели несколько дней в немецком штабе, где офицеры выражали отвращение к манере югославов вести войну. «Посмотрите, что вы сделали с собственной страной! – восклицали они. – Пустошь, пепелище! Женщины побираются на улицах, свирепствует тиф, дети умирают с голода. А мы хотим принести вам дороги, электричество, больницы»⁵⁵.

Только после того, как Гитлер отверг любые сделки с коммунистами, противостояние между партизанами и оккупантами возобновилось. Последующая кровавая баня радикализировала большинство населения и позволила Тито создать массовое движение. Его сторонники со временем получили контроль над большими сельскими территориями. Но им не хватало сил взять важные города до прибытия в 1944 г. Красной армии, и, как и у четников, их главной целью было обеспечить послевоенное господство. В Югославии было дислоцировано 35 дивизий оси, однако в основном это были части второго эшелона. Такая концентрация войск отражала навязчивый страх Гитлера, что союзники высадятся на Балканах, а также он видел необходимость оборонять страну от Тито. Военные достижения партизан были менее значимыми, чем хотелось думать Лондону. С конца 1943 г. союзники начали посылать Тито значительно больше вооружений, чем какому-либо другому европейскому движению сопротивления. Но основная часть оружия была использована для подавления четников и обеспечения господства Тито над страной в 1944–1945 гг., а не для убийства немцев.

В Югославии, где переплелось столько видов вражды, борьба была очень кровавой и запутанной. Вот пример из записей заместителя Тито Милована Джиласа: «Покрытый садами и стоящий на слиянии двух горных потоков все еще неповрежденный город Фоча, казалось, предлагал очаровательные и мирные перспективы. Но внутри скрывалось такое человеческое страдание, какое невозможно ни измерить, ни вообразить, – писал он. – Весной 1941 г. усташи, среди которых было немало мусульман-головорезов, убили много сербов. Затем четники… в свою очередь, устроили резню мусульман. Усташи выбрали двенадцать единственных сыновей из видных сербских семей и убили их. В деревне Мильевина они перерезали глотки сербов над цистерной, чтобы наполнить ее кровью вместо фруктовой мякоти. Четники жестоко расправились с группой мусульман, которых они связали вместе на мосту через Дрину и бросили в реку. Многие из наших видели всплывшие группы трупов, зацепившиеся за камень или бревно. Некоторые даже узнали членов своей семьи. Сообщалось, что в районе Фочи было убито 4000 сербов и 3000 мусульман»⁵⁶.

Несчастные жители городов и деревень были вынуждены терпеть присутствие партизан, которые жили за счет их собственных скудных запасов продовольствия. Они видели, как их долины превращают в поля сражений, стали свидетелями казней тысяч реальных и мнимых пособников врага, произведенных той или иной группировкой, а также массовых убийств, совершаемых оккупантами оси в качестве возмездия за деяния партизан. Ненависть со всех сторон была неугасимой. Почти каждая община и каждая семья понесли потери. Джилас признавал, что местные жители были в ужасе и от мести коммунистов (например, когда они сожгли четниковскую деревню Озриничи): «Хотя многие из них радовались горю Озриничей и понимали военные причины наших действий, у крестьян просто в голове не укладывалось, что коммунисты могли вести себя так же, как захватчики или четники… Резкие ответные меры коммунистов… сделали крестьян скрытными и двуличными: они вставали на сторону любого, кто был в деревне в данный момент, и старались избежать каких-либо рискованных обязательств»⁵⁷. Даже родная тетка Мика упрекала Джиласа: «Вы боретесь за правое дело, но жестоко и кроваво»⁵⁸.

На каждой остановке во время своих бесконечных маршей партизаны сталкивались с горем: «Все деревни в долине реки Сутьеска были разрушены. Сначала усташи сожгли дотла православные деревни, затем четники сожгли деревни мусульман. Дома и люди уцелели только на близлежащих холмах. Разрушения выглядели еще более ужасающими, когда тут и там показывались то шаткая дверная рама, то почерневшая стена, то обугленное сливовое дерево, торчащее из высоких сорняков и подлеска. Несмотря на буйную растительность, раскачиваемую прохладным ветерком по обеим сторонам быстрой реки, мои воспоминания о тех днях отягощены горечью, болью и ужасом»⁵⁹.

В обществе, где соперничество народов и кланов и культ кровной мести носили характер эпидемии, к 1944 г. зверства полностью вышли из-под контроля. Все воюющие стороны были повинны в ужасающем кровопролитии, большая часть которого была направлена против людей, чьим единственным преступлением считалась принадлежность к другому народу или вере. Партизаны часто принимали в свои ряды четников, переметнувшихся на их сторону. Джилас был огорчен судьбой высокой, темноволосой девушки, которая отвергла авансы взявших ее в плен партизан, бросив им в лицо: «Поменять взгляды было бы безнравственно!» Ее отвага произвела на него впечатление, и он расстроился, когда услышал, что во время казни она сломалась и зарыдала: это уронило ее в глазах Джиласа. Он утешил себя воспоминанием о том, что, когда убивали весь ее отряд, их не пытали, как обычно: «Казни производились черногорцами, которые вызывались сами с целью отомстить за убитых товарищей… Осужденных уводили ночью, группами по двадцать»⁶⁰. И палачам, и жертвам, похоже, было одинаково неловко в своей роли: «Их невозможно было отличить – разве что по тому, что у одних были ружья и звезды, а у других – проволока вокруг кистей… Как обычно, не было никаких попыток достойно их похоронить. Из насыпи торчали руки и ноги. Гражданская война не знает заботы о могилах, похоронах, заупокойных службах». Партизаны смутились только тогда, когда о «разбрызганные мозги, раздробленные лица и искореженные тела» споткнулись представители британской военной миссии, сопровождавшие их. «Не могли, что ли, выбрать другое место для этого?» – раздраженно рявкнул Тито⁶¹.

Тем временем силы оси также вносили свой вклад в бойню. Щепетильный солдат из итальянских «альпийцев» писал: «После нескольких дней в Подгорице мы все вместе выступили на близлежащую дорогу, где партизаны с большим успехом провели атаку на одну из наших колонн. Разгромлено 38 машин, водители и сопровождающие убиты – все до одного! Тела изуродованы. Тут получаем приказ: карт-бланш на два дня. Уничтожаем, или, точнее, присутствуем при уничтожении всего на своем пути. Главные злодеи – наши ветераны. Нас шокируют и приводят в ужас крики солдат и ужас злосчастных жителей… Это было первым незабываемым столкновением с реальностью, навлекающей позор на нас как представителей человечества»⁶².

Партизаны были поражены тем, что после капитуляции Италии в сентябре 1943 г., когда было покончено с главной опорой хорватского господства, вкус усташей к резне не притупился. Когда люди Тито насмехались над фашистами по поводу проигранной войны, обреченные в ответ кричали: «Знаем, но еще есть время много вашего брата поубивать». Приговоренные хорваты пели: «Россия, все тебе достанется, да только сербов не останется». Джилас писал: «Это была война, где не щадили, не сдавались, не забывали старых обид»⁶³. Он размышлял над движущими силами конфликта в толстовских выражениях: «Почему доктора из Берлина и профессора из Гейдельберга убивали балканских крестьян и студентов? Ненавистью к коммунистам всего не объяснишь. Какая-то другая ужасная и неистребимая сила сподвигла их на безумную смерть и позор. И нас сподвигла на сопротивление и месть. Возможно, в какой-то степени Россия и коммунизм действительно служили причиной. И все же эта страсть, эта стойкость, пренебрегающая страданиями и смертью, эта борьба за право называться мужчиной и сохранить национальную принадлежность перед лицом смерти не имели ничего общего с идеологией или с Марксом и Лениным»⁶⁴. Часто партизаны были вынуждены бросать своих погибших или убивать тяжелораненых. Джилас описывает, как один муж внял мольбам своей смертельно раненной жены прикончить ее, дождавшись минуты беспамятства. То же самое сделал отец для дочери. «Он пережил войну, высохший и угрюмый, и его друзья почитали его как живого святого»⁶⁵.

Западные союзники были горько разочарованы в 1945 г., когда поддержка Красной армии обеспечила Тито контроль над Югославией. Немецкое вторжение дало волю таким внутренним силам, которые англо-американцы оказались не в силах контролировать. Даже если бы они отказали Тито в вооружении, прибытие Красной армии в 1944 г. все равно обеспечило бы установление коммунистического режима в Белграде. Тито сделался одной из главных фигур войны: он использовал поддержку союзников с выдающимся дипломатическим мастерством и обеспечил себе пожизненное господство над страной. Но его претензии на важную роль в свержении нацистской тирании представляются сомнительными. Югославские партизаны были самыми многочисленными и назойливыми из насекомых, жужжащих над открытыми ранами разлагающейся оси, но роль их была незначительной по сравнению с действиями союзнических армий.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.