2. Коралловое море и Мидуэй

2. Коралловое море и Мидуэй

В январе 1942 г. японцы захватили Рабаул на острове Новая Британия и использовали его как морской и воздушный оплот. Эйфория от первых побед – «болезнь победителей», как именовали это состояние скептики в окружении Хирохито, – побудила их распространить экспансию в южном регионе Тихого океана на Папуа, Соломоновы острова, Фиджи, Новую Каледонию и Самоа. Флот уговорил армию расширить периметр империи, захватив атолл Мидуэй и Алеутские острова на севере – их также предстояло отбить у американцев. Тем самым у японцев появились бы базы, с которых можно было бы перерезать морские пути, связывавшие западных союзников с Австралией, которая оставалась теперь основным форпостом Британии и Америки в войне на Дальнем Востоке.

Еще прежде падения Коррехидора американцы осуществили операцию, которая напугала и обозлила их противников, напомнив Японии о том, как она уязвима, и тем побудив ее к еще большей агрессии. 18 апреля подполковник Джеймс Дулитл во главе эскадрильи из 16 бомбардировщиков В-25, поднявшихся в воздух с авианосца Hornet примерно в 1100 км от Японии, совершил воздушный налет на Токио. Материальный ущерб был невелик, но этот почти символический поступок имел огромное моральное значение – приободрил союзников в годину поражений. Черчилль тоже отдавал дань подобного рода театральным жестам. Японцев же этот налет убедил в необходимости как можно скорее завладеть Мидуэем, западным форпостом США в Тихом океане, который принадлежал Америке с 1867 г. Только бы адмиралу Исороку Ямамото разместить на Мидуэе свою базу – и конец подобным авантюрам.

Конечно, Япония ставила себе задачи не по силам, и в конце концов это привело к катастрофе, но Токио не видел иного способа лишить американцев возможности накопить резервы для ответного удара. Ямамото и его коллеги понимали, что Японию ждет неминуемое поражение, если она хоть на миг ослабит давление на Штаты. Единственно разумной стратегией казалось наносить западным союзникам удар за ударом, пока Вашингтон не признает превосходство японской армии и не пойдет на мирные переговоры. Главная задача ставилась перед императорским флотом: истребить американские линкоры и эсминцы.

Прежде чем напасть на Мидуэй, японцы двинулись на Папуа – Новую Гвинею и Соломоновы острова. В начале мая 1942 г. три эскадры под мощным прикрытием и с конвоем, в который входило три авианосца, направились к Порт-Морсби. Вице-адмирал Сигеёси Иноуэ, руководивший этой операцией, надеялся, что американский флот попытается его перехватить, и тогда он разделается с американцами. Десант, направлявшийся на остров Тулаги в нескольких километрах от Гуадалканала (южная оконечность Соломоновых островов), достиг цели без помех 3 мая. На следующий день эскадрилья, поднявшаяся с борта авианосца Yorktown, нанесла удар по стоявшим на рейде японским кораблям, уничтожив линкор и два меньших судна. Не такой уж и существенный ущерб, учитывая, что американцам в воздухе никто не мешал.

5 мая американский флот (в нем имелся также небольшой австралийский контингент) во главе с вице-адмиралом Фрэнком Флетчером, получив от Ultra информацию о намерениях японцев, на полной скорости двинулся навстречу основным силам Иноуэ. На рассвете 7 мая Флетчер отрядил линкоры, которыми командовал английский вице-адмирал Джек Крейс, на перехват вражеского транспорта. О местонахождении противника Флетчер имел неверные сведения: американские летчики, не обнаружив японских авианосцев, наткнулись на десант Иноуэ. Транспортные суда японцев поспешно отошли, чтобы на безопасном расстоянии дожидаться исхода боя. Крейс, поняв, что бороздит опустевший океан, также отступил. Самолеты с Lexington одержали маленькую победу, потопив небольшой авианосец Shoho. Тем временем группа авианосцев Флетчера спаслась благодаря чуду: японцы отстали от него на 300 км, собственные самолеты вылетели на задание, и в это время вражеская авиация потопила американский танкер и эсминец из конвоя, которые шли в кильватере его группы судов. Если бы бомбардировщики Иноуэ полетели дальше, они бы застигли оставшиеся без защиты американские авианосцы. Но в тот день оба адмирала наносили удары вслепую.

На следующее утро, 8 мая, с восходом солнца – в 06:55 – американские и японские матросы, томившиеся в душных трюмах авианосцев, по очереди приникали к щелям в люках и вентиляционным отверстиям, пытаясь глотнуть воздуха, а самолеты, волна за волной, взлетали с палубы. Коммодор Боб Диксон, тот самый, который накануне возглавил воздушный налет на Shoho, отличился вновь, первым обнаружив японский флот. Он завис над ним, ведя наблюдение, двигатель переключил на минимум, чтобы сэкономить топливо – для летчиков, тем более морских, это была постоянная головная боль.

Первая волна американских самолетов налетела на авианосец Shokahu. Нанесенный ущерб был значителен, но судно держалось на плаву. Большая часть торпедоносцев и пикирующих бомбардировщиков промахнулась мимо цели. Атака была плохо скоординирована. Пикирующие бомбардировщики столкнулись с серьезной проблемой: телескопы и ветровые стекла затуманивались при быстром снижении с 5000 до 450 м. Пилотов раздражала малая скорость их самолетов и недостаточная огневая мощь по сравнению с японской. Коммандор Билл Олт сбился с курса на обратном пути – ошибка, нередкая во время полета над безбрежным океаном и роковая для пилота. Он отправил лаконичное прощальное послание перед тем, как его поглотил океан: «Окей, ребята, прощевайте. Мы все же грохнули тысячефунтовый подарочек им на голову»²⁴. Но Shokaku уцелел после такого подарочка. Коммодор Пол Струп, штабной офицер на борту Lexington, с огорчением признавал: «Не очень-то мы эффективно сработали»²⁵.

Пока американцы пикировали на корабли Иноуэ, японцы нанесли гораздо более мощный удар по кораблям Флетчера. Радар предупредил о приближении вражеских самолетов, и капитаны американских авианосцев отдали приказ увеличить скорость до максимума 25 узлов и начали маневрировать, пытаясь уклониться от целой стаи торпед, от проливного дождя бомб. В Yorktown попала одна бомба, убив более 40 моряков, а от пришедшегося чуть в стороне взрыва винт двигателя на мгновение выскочил из воды. Капитан запросил машинное отделение, нужно ли снизить скорость, и услышал бойкий ответ: «Какого черта, мы справимся». Но Lexington не спас даже полный разворот через корму: авианосец водоизмещением 40 000 тонн получил несовместимые с плавучестью повреждения. «Жутко было смотреть, как японцы бросают торпеды, а потом пролетают низко-низко, проверить, что с нами делается, – вспоминал Пол Струп. – Им было любопытно, они чуть ли нам нос не показывали, а мы стреляли в них из новеньких двадцатимиллиметровок и ни в кого не попали»²⁶. Вспыхнул пожар, древесины для него нашлось вдоволь, прекрасно горели окрашенные «противопожарной» краской переборки и деревянная мебель, которую никогда больше не станут использовать на американских военных кораблях. Полуголые матросы страшно обгорели. «Кожа буквально стекала с их тел». Это был также последний раз, когда американский экипаж обнажался перед боем. Всего через 13 минут японские бомбардировщики скрылись, и вернувшиеся с задания пилоты Флетчера застали лишь оставленные противником хаос и разрушения.

Героический экипаж Lexington пытался справиться с огнем. Милтон Риккеттс, единственный человек, уцелевший после бомбового удара в команде борьбы за живучесть, тоже был смертельно ранен, однако развернул шланг и заливал пламя, пока не рухнул мертвым. Однако вскоре, как пишет Струп, «огонь окончательно рассвирепел, и мы услышали взрывы, словно по ангарной палубе носился грузовой поезд. По периметру грузоподъемника взметнулась стена пламени»²⁷. Просочившиеся пары бензина вызвали массированный взрыв в трюме, боеприпасы нагрелись до критической температуры, и было принято решение оставить судно. Командир, адмирал Фитч, спокойно прошел по взлетной палубе в сопровождении ординарца, который нес его мундир и корреспонденцию. Его подобрала лодка с эсминца. Следом десятками и сотнями стали прыгать в воду матросы. Спасатели действовали эффективно, и из 2735 человек личного состава пропало лишь 216, но огромный, дорогостоящий авианосец погиб безвозвратно. Yorktown также был серьезно поврежден, однако сумел принять самолеты сразу после заката. В сумраке погибших похоронили в море и стали готовиться к новому бою.

Однако на том сражение и завершилось: оба флота повернули обратно. Флетчер потерял 543 человек, 60 самолетов и три корабля, в том числе Lexington. Иноуэ лишился более тысячи человек и 77 самолетов: эскадрилья авианосца Zuikaku понесла тяжелые потери. В целом преимущество осталось на стороне японцев: их самолеты были лучше и использовались более эффективно. И все же Иноуэ отменил операцию против Порт-Морсби и ушел, оставив стратегическую победу за американским флотом. Вновь проявилась присущая японцам нерешительность: цель экспедиции была у них, можно сказать, в руках, но они не сумели воспользоваться положением. Больше им не представится такая возможность утвердить свое господство на Тихом океане.

В ходе войны американский флот проявил себя наиболее боеспособным из всех видов войск США, но и ему пришлось пройти долгий и жестокий курс обучения. Кое-кто из командовавших на первом этапе оказался недостаточно компетентен, не умел проводить операции с авианосцами, а именно такие маневры сделались основой Тихоокеанской кампании. Американские летчики никогда не давали повода усомниться в своей отваге, но поначалу их действия были менее эффективными, чем налеты противника. В Пёрл-Харборе (правда, обстреливая неподготовленную и неподвижную «мишень») японцы добились рекорда, угодив в цель 19 торпедами из 40. Этот результат не удалось превзойти никакой другой эскадрилье. Когда 3 мая 1942 г. 22 бомбардировщика Douglas Devastator, почти не встретив сопротивления, атаковали якорную стоянку у острова Тулаги, им удалось всего лишь одно попадание. Напав двумя днями позднее на авианосец Shokaku, ни один из 21 Devastator не сумел причинить ему ущерб: японцы потом свидетельствовали, что американские торпеды падали слишком далеко от судна, а в воде перемещались так медленно, что не составляло труда разминуться с ними.

Среди авиационных систем, состоявших на вооружении ВМС США, только глубинный бомбардировщик Dauntless, как показала битва в Коралловом море, вполне соответствовал требованиям современной войны: надежная и пригодная для долгих полетов машина. Devastator мало того, что был, по выражению летчиков, «индюшкой», так еще и потреблял немерено топлива. Хуже всего были воздушные торпеды Mk 13 и морские Mk 14 – ненадежные, не взрывавшиеся даже при попадании в цель. Почему-то именно в этой области американцы проявили нехарактерное для них нежелание учиться на собственном опыте, и этот недостаток, существенно снижавший эффективность операций как самолетов, так и субмарин, не был окончательно устранен вплоть до 1943 г.

Война на море, по статистике, гораздо менее опасна, чем сухопутная, для всех заинтересованных лиц, за исключением экипажей самолетов и подводных лодок. На море конфликт становится безличным: моряк почти никогда не видит лица противников. Главным образом судьба корабля зависит от умелого руководства капитана и от удачи. Матросы всех наций страдали от тесноты и спертого воздуха кубрика, изводились скукой, но опасности подвергались лишь изредка, именно что «налетами». От человека и здесь требовалось мужество и преданность, но выбор между достойным поведением и бегством рядовому не предоставлялся: то была привилегия командующих, отдававших приказы о маневрах отдельных кораблей или целого флота. Подавляющее большинство моряков, выполнявших технические функции на борту огромных боевых машин, вносили крошечный, почти незаметный вклад в общее дело истребления противника.

Операции авианосцев представляли собой самую сложную и самую ответственную разновидность войны на море. «Взлетная палуба – огромный боевой танец всех цветов, – писал моряк с борта Enterprise. – Прислуга с орудийной палубы в красных матерчатых шлемах и красных футболках подносит ленты к пулеметам, вставляет фитили в бомбы, запускает торпеды. У других свои цвета: коричневые у техников, по одному на каждый самолет; зеленый у гидравликов, которые отвечают за катапульты и стопорные механизмы; желтый у палубного диспетчера и его команды, отвечающей за сигнализацию, лиловый у владык топлива. Все это носилось со страшной скоростью, уклоняясь от стремительно вращающихся, норовящих перемолоть невнимательного пропеллеров». Американскому флоту предстоит до совершенства отточить искусство использования авианосцев, но в 1942 г. американцы были еще даже не подмастерьями в этом ремесле: их самолеты уступали по боевым качествам японским, командование еще не научилось верно определять, какое сочетание истребителей, пикирующих бомбардировщиков и торпедоносцев будет оптимальным для конкретной задачи. После операции в Коралловом море капитаны жаловались на недостаточное количество палубных истребителей Wildcat. И не была поставлена на должную высоту борьба за живучесть – навык, которым впоследствии более всего славились американцы.

Хотя американский флот гордился боевыми традициями, экипажи 1942 г. набирались еще в мирное время из людей, которые по большей части просто не нашли себе мирной профессии. Морской пилот Элвин Кернан писал:

«Многие матросы, как я сам, попали сюда потому, что после Великой депрессии в Америке не было рабочих мест… Мы бы не позволили считать себя людьми низшего сорта, да такого деления якобы и не бывает в Америке (если забыть, что черных и азиатов принимали во флот только стюардами и коками)… Зубы у всех были ужасные – тоже последствие Депрессии. Далеко не все получили школьный аттестат, в колледже ни один не учился. Все в прыщах, сквернословы, на берегу напивались и шумели. Я думал порой: “Что ж мы все такие тощие, с плохой кожей, низкорослые и волосатые?”»²⁸

Сесил Кинг, главный писарь на борту Hornet, вспоминал: «У нас имелась небольшая группа никчемников, не то чтобы гангстеров, но эти ребята всегда оказывались замешаны в любое дурное дело, играли в азартные игры, занимались рэкетом». Одного из них ночью выбросили за борт»²⁹. Для большинства моряков военная служба означала долгие годы скуки и тяжкого труда, и лишь короткие, яростные схватки вносили какое-то разнообразие. Мало кому нравилась жизнь на борту авианосца, но Кинг принадлежал к числу таких исключений: «В море я чувствовал себя в своей стихии. Мне казалось: вот ради чего стоило пойти во флот! Я бродил по кораблю, особенно под вечер, и просто наслаждался пребыванием там. Подходил к подъемнику на краю палубы, стоял, смотрел, как колыхается вокруг океан. Я был чуть ли не самым счастливым человеком на свете – родился вовремя, чтобы успеть сразиться за мою страну во Второй мировой войне. Вообще жить в такую эпоху казалось мне настоящей привилегией»³⁰.

Расширение состава офицерского корпуса увеличило привлекательность службы в этом роде войск и нашлось немало людей, полюбивших жизнь на море и круг обязанностей моряка. Однако рядовые моряки, особенно новобранцы военного времени, пусть и выполняли свои обязанности с честью, не получали от этого никакого удовольствия. Некоторые не выдерживали: матрос с Hornet забрался на главную мачту и повис в 50 м над морем, собираясь с духом, чтобы спрыгнуть, но его отговорили капеллан и корабельный врач. Парня отправили в Штаты на психиатрическую экспертизу, а оттуда вернули на борт Hornet как раз вовремя, чтобы он утонул, разделив с товарищами ту участь, которой так страшился³¹.

Участники первых сражений на Тихом океане видели слишком много неудач, потерь и поражений. Ужасы, всегда сопутствующие гибели корабля, усугублялись роковым промедлением, пока удавалось найти и спасти уцелевших. Тихий океан очень велик, и многих, упавших в него – даже с борта огромного военного корабля, – так и не удалось отыскать. Когда поврежденный легкий крейсер Juneau затонул на пути к ремонтной базе на острове Святого Духа – взорвался пороховой склад, – помощник пулеметчика Аллан Хейн оказался среди тех, кому пришлось бороться в волнах за жизнь: «На воде плавала густая пленка бензина, толщиной не меньше 5 см, повсюду были рассеяны кальки, документы, рулоны туалетной бумаги. Никого разглядеть я не мог. Я подумал: “Ого, да я тут единственный живой”… Потом я услышал чей-то крик, посмотрел – а это был помощник боцмана… Он сказал, что плыть не может, ему ногу оторвало. Я помог ему забраться на плот… Ночь выдалась тяжелейшая, многие были тяжело ранены, умирали в мучениях. Тут никто никого узнать не мог, разве что на борту с ним тесно дружил»³². За три дня число выживших сократилось со 140 до 50, и всего лишь 10 моряков дотянули до девятого дня, когда их подобрали эсминец и аэроплан Catalina. Порой вместе с судном погибал весь экипаж; для подводных лодок это стало нормой.

Японцы развязали войну на море, подготовив целый корпус опытных моряков и летчиков, взяв на вооружение торпеду Long Lance – самое эффективное оружие этого рода в мире. Их радарные установки были слабы, а на многих кораблях радар вовсе не устанавливали. Хромала у японцев и разведка, зато они превосходили всех по части ночных операций, а в перестрелке поначалу оказывались более меткими, чем американцы. Великолепные истребители Zero могли дольше продержаться в воздухе – их вес был значительно снижен за счет отказа от бронированной спинки кресла пилота и от протектированных (способных затягивать пулевые пробоины) баков. Тем удивительнее на фоне такого превосходства японской морской авиации в 1942 г. показался исход следующей фазы борьбы на Тихом океане.

Адмирал Ямамото во исполнение своего стратегического плана настойчиво стремился к решающему столкновению. Не прошло и месяца после не принесших выгоды ни той, ни другой стороне действий в Коралловом море, как он уже нацелился на атолл Мидуэй, собрав 145 боевых кораблей для сложной амбициозной операции, задачей которой было расколоть американские силы. Небольшая японская эскадра должна была пойти на север, к Алеутским островам, а основной удар Ямамото собирался обрушить на Мидуэй. Предполагалось, что четыре авианосца из флота Нагумо (Zuikaku и Shokaku еще ремонтировались после инцидента в Коралловом море) приблизятся к острову с северо-запада, быстроходные линкоры Ямамото будут следовать в 500 км за ними, а транспортная флотилия подойдет с юго-запада и доставит 5000 десантников.

Ямамото был, вероятно, умным и даже симпатичным человеком, но план захвата Мидуэя обернулся поистине эпическим провалом, и стала очевидна непреодолимая ограниченность этого военачальника. Прежде всего этот план требовал разделения имевшихся в распоряжении Ямамото сил, и, что хуже, в нем проявилась типичная для японцев «гибрис» – погибельная гордыня: к примеру, им в голову не пришло, что американцы могут о чем-то догадаться. Но адмирал Честер Нимиц, главнокомандующий американского Тихоокеанского флота, знал о приближении противника. Это была одна из самых успешных операций разведки за всю войну: коммандер Джозеф Рошфор, находившийся в Пёрл-Харборе, на основании частичных дешифровок, полученных Ultra, сообразил, что основной целью операции Нагумо будет Мидуэй. 28 мая японцы изменили систему кодов, и шифровальщикам Рошфора пришлось биться неделями, пока они взломали и эти коды. Однако, к счастью, смена кодов произошла слишком поздно: команда Рошфора успела осуществить свой блистательный прорыв, и планы Ямамото уже не были загадкой.

Не менее поразительной оказалась и отвага Нимица: он решился поставить все на предложенное Рошфором истолкование японской тайнописи. Японская разведка, как всегда, неточная, доносила своему командованию, что Yorktown покоится на дне Кораллового моря и что два других авианосца США, Hornet и Enterprise, ушли к Соломоновым островам. Но героические усилия 1400 рабочих верфи Пёрл-Харбора вернули Yorktown в строй, хотя и с временной заменой летной палубы. Нимиц таким образом получил возможность снарядить две группы для прикрытия Мидуэя: одну повел Флетчер, возглавлявший всю эту операцию, а вторую – Рэймонд Спрюэнс. Предполагалась операция преимущественно с участием авианосцев, чьей мишенью станут тяжеловесы из флотилии Нагумо, а старые медленные корабли оставили в гаванях Калифорнии. Главной ударной силой назначалась морская авиация.

Почти столетием ранее величайший американский писатель-маринист Герман Мелвилл писал: «Есть в морском сражении нечто, принципиально отличающееся от сухопутного. В океане нет ни рек, ни лесов, ни берегов, ни городов, ни гор. В спокойную погоду это сплошная равнина. Здесь неприменимы стратагемы обученных армий, никаких индейских засад: все открыто, очевидно, текуче. Сама стихия, удерживающая на своей поверхности противников, подчиняется малейшему капризу ветерка. Благодаря такой простоте сражение двух боевых кораблей более похоже на описанный Мильтоном поединок архангелов, нежели на гораздо более грубые схватки на суше»³³.

В 1942 г. лирическое видение Мелвилла все еще оставалось понятно и близко и морякам нового века, но два обстоятельства существенно изменили картину морской битвы. Во-первых, благодаря новым средствам связи и перехвата появилась возможность для «стратагем» и засад, в том числе и тех, которые были пущены в ход в битве за Мидуэй. Местоположение противника удавалось установить и перехватить его прежде, чем, фигурально выражаясь, его паруса покажутся в виду. Важным преимуществом американцев перед японцами как раз и стал более совершенный радар. А с появлением авиации – это второй фактор – море перестало быть таким уж «открытым, очевидным, текучим»: порой удар обрушивался с воздуха, когда два вражеских флота все еще разделяли сотни километров. Но все равно знание о противнике оставалось неточным: в огромных просторах океана не так-то легко было обнаружить корабль или даже целый флот. Вице-адмирал Фрэнк Флетчер говорил: «После сражения толкуют о том, как грамотно принимались решения, но на самом деле все это делалось впотьмах и на ощупь»³⁴. События в Коралловом море подтвердили его правоту: несмотря даже на замечательные достижения коммандера Рошфора, случай тоже сыграл свою роль в битве за Мидуэй.

Это сражение началось всего через полгода после Пёрл-Харбора, когда у американского флота все еще было меньше авианосцев, чем у британского, но зато на палубах американских кораблей размещалось намного больше самолетов. Две американские боевые группы находились чересчур далеко друг от друга и не могли обеспечить даже минимальную поддержку или эффективно скоординировать операции в воздухе. 3 июня произошло первое столкновение: в 14:00 девять «Летающих крепостей» B-17 наземного базирования предприняли малоэффективный налет на японские десантные суда. Утром того же дня японский самолет подверг тяжелой бомбардировке Алеутские острова. К ночи десятки тысяч людей готовились принять свою участь: гарнизон Мидуэя хотел лишь подороже продать свою жизнь, памятуя о том, какая участь постигла от рук японцев защитников других островов. На американских авианосцах, находившихся в 500 км к северо-востоку, экипажи самолетов собирались с духом перед сражением, которое вполне могло оказаться для них последним. Один из пилотов, лейтенант Дик Кроуэлл, отрешенно произнес за ночной игрой в карты на Yorktown: «Судьба Соединенных Штатов ныне находится в руках 240 пилотов»³⁵. Нимиц с удовлетворением наблюдал за тем, как сражение разыгрывается в точности по предвиденному им сценарию. Ямамото опасался, что не сумеет обнаружить американский Тихоокеанский флот, но не подозревал, что авианосцы могут приблизиться к Нагумо.

Перед рассветом следующего дня – теплого, сырого, туманного – американские и японские пилоты получили свой завтрак. На Yorktown одобряли «одноглазые сэндвичи» – гренки с жареным яйцом, выглядывающим из отверстия в тосте. Пилоты Нагумо подкрепились рисом, супом из соевых бобов, соленьями и сушеными каштанами, а затем выпили в честь грядущей битвы горячего саке. В 04:30 к Мидуэю устремились 72 японских бомбардировщика и 36 истребителей. В 05:45 патрульный аэроплан Catalina подал сигнал о приближении неприятеля, а затем обнаружил и авианосцы Нагумо. Флетчеру понадобилось три часа хода на всех парах, чтобы подойти на расстояние, с которого он мог вступить в бой. Располагавшиеся на Мидуэе морские и армейские торпедные и обычные бомбардировщики сразу же поднялись в воздух вместе с истребителями Wildcat и Buffalo. Последним Zero нанесли тяжелейший ущерб: все 27 Buffalo, за исключением только трех, были уничтожены или так сильно повреждены, что не подлежали восстановлению. Но и японцы потеряли треть участвовавших в этой атаке самолетов.

Начавшаяся в 06:35 атака бомбардировщиков Нагумо причинила заметный ущерб, но не достигла основной цели: аэродромы Мидуэя не были уничтожены. Командир этой эскадрильи передал флоту сигнал: «Необходим повторный удар». С этого момента все у японского адмирала пошло вкривь и вкось. Первую ошибку в тот день он допустил, отправив на поиски американских военных кораблей лишь жалкую горсть самолетов, причем гидросамолет с тяжелого крейсера Tone вылетел позже других, а именно он направлялся в сектор, где на всех парах неслись авианосцы Флетчера. Таким образом, Нагумо все еще понятия не имел об угрозе со стороны американской морской авиации, когда получил этот сигнал от собственных самолетов, находившихся поблизости от Мидуэя. В 07:15 он распорядился перевооружить 93 торпедоносца Kate, которые уже стояли готовые к взлету на палубах: вместо торпед их снабдили фугасными бомбами с мыслью возобновить налет на остров. И на время, пока самолеты переоснащали, их убрали вниз, освобождая посадочную палубу для бомбардировщиков, возвращавшихся после первой атаки. Пока выполнялась эта команда, прозвучал сигнал воздушной тревоги: с 07:55 до 08:20 небольшие эскадрильи базировавшихся на Мидуэе американских самолетов волнами атаковали флот Нагумо. Они шли без прикрытия истребителей и были беспощадно уничтожены огнем зениток и Zero, не успев нанести ни единого удара. Огонь их пулеметов стих, гул моторов немногих уцелевших замер, удаляясь. Тем временем уже поднялись в воздух торпедоносцы и пикирующие бомбардировщики Спрюэнса, и они с дальней дистанции приближались к японскому флоту. Самолет-разведчик Tone разглядел наконец американские корабли, но лишь в 08:10 пилот доложил о том, что видит среди них и авианосец. В штабе Нагумо это известие вызвало ожесточенные споры о том, как следует реагировать, и этот вопрос еще не был решен к тому времени, как завершилась безуспешная атака американской эскадрильи с наземных баз.

Единственная польза от атаки с Мидуэя (и какой ценой был куплен этот результат!) – был нарушен график взлетно-посадочных операций на японских авианосцах. Нагумо во что бы то ни стало требовалось вернуть отправленные к Мидуэю самолеты, прежде чем развернуть атаку против Флетчера, поскольку у его бомбардировщиков заканчивалось топливо, а еще он распорядился поменять заряды на убранных в ангары Kate и вновь оснастить их торпедами. На данном этапе операции было бы гораздо разумнее отвернуть обратно и увеличить расстояние до противника, чтобы выгадать время на организацию воздушных сил и подготовиться к сражению. Однако Нагумо с характерной для японцев инертностью продолжал движение по заданному курсу. В 09:18, когда на японских палубах все еще продолжалась суета, в баки самолетов спешно заливалось горючее, патруль истребителей подал очередной сигнал тревоги и начал выпускать маскировочную дымную завесу. Приближались передовые самолеты Флетчера, и навстречу им рванулись Zero.

Перед вылетом коммандер Джон Уолдрон, крепкий, жесткий, чрезвычайно уважаемый уроженец Южной Дакоты, возглавлявший отряд торпедоносцев на Hornet, сказал своим пилотам, что грядущее сражение «станет историческим и, надеюсь, славным событием». Командир эскадрильи Wildcat Джимми Грэй писал: «Мы все понимали, что попали на центральный ринг всего мира»³⁶. Коммандер Юджин Линдси, глава 6-го отряда торпедоносцев, пострадал несколькими днями раньше: он еле выскочил из самолета после вынужденной посадки. Из-за ран на лице ему было больно надевать очки, но в утро сражения возле Мидуэя он настоял на своем праве участвовать в бою. «Для этого меня готовили», – упрямо сказал он и вылетел навстречу своей смерти.

Американские самолеты волнами атаковали японский флот. Джимми Грэй писал: «Увидеть по ту сторону облачности белые перья, появлявшиеся в кильватере судов на большой скорости и понять, что вот они, как на ладони, те самые японцы, впервые, после того как семь месяцев подряд они так зверски нас колотили, – мало кто за целую жизнь испытает подобное чувство». Двадцать Wildcat эскорта летели высоко, а Devastator по необходимости атаковали в нижнем эшелоне. Сквозь щелчки радиосвязи доносились аргументы и контраргументы пилотов истребителей и торпедоносцев: они продолжали спорить о тактике даже на подлете к противнику. Wildcat держали высоту, им бы не хватило запаса топлива, чтобы надолго зависнуть над вражеским флотом. В результате, когда на Devastator накинулись японские Zero, началась бойня. Двенадцать торпедоносцев 3-го отряда летели единым строем на высоте 800 м и до цели им оставалось еще 26 км, когда их перехватили японцы. Последовало несколько жестких схваток. Один из немногих уцелевших пилотов, Вильгельм Эсдерс, писал: «Когда примерно в миле от авианосца наш ведущий начал заходить для атаки, его самолет сбили, он, полыхая, рухнул в море. На моих глазах только пять самолетов успели сбросить торпеды»³⁷. Devastator Эсдерса тоже был подбит, радист смертельно ранен, в кокпите взорвался баллон кислорода, под брюхом проходили трассы зенитного огня, поливали из пулеметов Zero. Экипажу Эсдерса еще повезло: вражеские самолеты преследовали их всего 20 минут, а затем повернули обратно.

Devastator упорно шли на цель на максимальной скорости сто узлов, и один самолет за другим, разбившись вдребезги, падал в океан. Пулеметчик на бомбардировщике услышал по радио голос Уолдрона, который вел свои самолеты в бой: «Джонни-один Джонни-два! Как я иду, Доббс?.. Атакуйте немедленно! Два истребителя уже в воде… Мои ведомые сбиты!» Уолдрона в последний момент видели, когда он пытался выскочить из объятого пламенем самолета. Встретив первую волну самолетов, командир группы Zero хладнокровно отчитался: «Все 15 вражеских торпедных бомбардировщиков сбиты». Многие самолеты второй волны погибли в тот момент, когда маневрировали, выбирая угол атаки – японские авианосцы резко поворачивали, избегая удара. В отчаянии американский пулеметчик, чье орудие заклинило, разрядил в преследующий его Zero 45-миллиметровый автоматический пистолет.

Джордж Гэй, вылетевший с Hornet на одном из Devastator, имел в своей эскадрилье репутацию хвастуна, однако в итоге только он один из всей команды и уцелел. Упав в море – сам раненный пулей, два других члена экипажа мертвы, – он целый день болтался в воде, наслушавшись историй о том, как японцы приканчивают сбитые экипажи. Лишь с наступлением ночи он рискнул надуть спасательную шлюпку, и ему вновь неслыханно повезло – наутро его подобрал патрульный самолет-амфибия.

На авианосцах Нагумо команде пришлось выдержать час величайшего напряжения, пока к ним сквозь шквал зенитного огня прорывались Devastator. Но большая часть торпед упала вне радиуса поражения, и эти снаряды (Mk 13) двигались в воде так медленно, что японские корабли прекрасно успевали выполнить маневр и уйти с их пути. «Я не заметил или не почувствовал, как были сброшены торпеды»³⁸, – признавался один из стрелков на Devastator. Он предположил, что мог этого не заметить, потому что в тот момент пилот пытался увильнуть от огня. «Несколько дней спустя я спросил его, где он сбросил бомбы. Он ответил, что сбросил, когда понял, что мы остались совершенно одни и что шанса доставить торпеду на нормальное расстояние для поражения нет». Я в тот момент не понял, что он хотел сделать, а по нам вовсю били зенитки, и я заорал в переговорное устройство: “Пора убираться к чертям!” – и мой крик, вероятно, подтолкнул его к этому решению».

Сразу после 10:00 атакующие отстрелялись, ни разу не попав в цель. В тот день в воздух поднялся 41 американский торпедный бомбардировщик, а вернулось лишь шесть, из 82 членов экипажа выжили только 14, но даже их самолеты были в многочисленных пробоинах. Раненый пулеметчик Ллойд Чайлдерс услышал слова своего пилота: «Мы не вытянем». Их Devastator долетел до корабля, но не смог сесть на палубу Yorktown, развороченную бомбой. Пилот нырнул в море, и Чайлдерс успел еще похлопать исчезавший в волнах хвост самолета в благодарность за то, что верная машина доставила его к своим. Но многие среди уцелевших были в ярости: их принесли в жертву безо всякого смысла, собственные истребители не прикрывали их роковой вылет. Стрелка с одного из Devastator, чей самолет благополучно приземлился на Enterprise, пришлось удерживать силой, чтобы он не избил пилота Wildcat.

У американских истребителей в тот день было немного удач. Один из сбитых самолетов – на счету Джимми Тэча, которому предстоит стать одним из лучших тактиков в морской авиации той войны. Тэч, по его словам, сорвался, когда увидел, как японский самолет прошил очередями идущую с ним рядом машину: «Я обозлился, потому что мой бедняга ведомый никогда прежде не бывал в бою, стрелковая подготовка у него была никакая, а этот Zero разнес его в клочья. Я решил поливать его огнем, идя на сближение, пусть он отвернет, а не я, и так оно и вышло, причем он разминулся со мной лишь на пару метров, а из днища у него било пламя. Так крутые парни гонят свои авто лоб в лоб, проверяя, кто первый струсит, только мы еще и стреляли»³⁹.

На американцев обрушивалась катастрофа за катастрофой, такая цепочка неудач грозила дурным исходом всего сражения. Но судьба внезапно переменилась: Нагумо дорого заплатил за то, что не сумел нанести удар по Спрюэнсу, когда вражеский флот оказался вблизи (хотя, разумеется, это упущение оказалось вынужденным). Многие Zero находились в нижнем эшелоне, и у них заканчивалось топливо, когда вслед за последней атакой торпедоносцев высоко в небе вновь загудели американские самолеты.

Пикирующий бомбардировщик Dauntless оказался единственной эффективной машиной на вооружении американской морской авиации по состоянию на 1942 г., и буквально за несколько минут ход Тихоокеанской кампании переломился в пользу США. Эскадрилья Dauntless налетела на авианосцы Нагумо. «Я увидел мерцание со стороны солнца, – вспоминал Джимми Тэч. – Это было так красиво, словно серебристый водопад: заходили на позицию пикирующие бомбардировщики. Мне казалось, будто каждая бомба ложится точно в цель»⁴⁰. На самом деле первые три бомбы, сброшенные на Kaga, пролетели мимо, но четвертая угодила в судно, и послышался отрадный для нападавших звук взрывавшихся на авианосце орудийных складов. Та же участь постигла Soryu и Akagi⁴¹. Пилот Wildcat Том Чик оказался еще одним восторженным зрителем устроенного бомбардировщиками представления. «Я оглянулся и увидел, как Akagi буквально развалился надвое. Сперва на взлетной палубе между островной надстройкой и кормой взметнулось ярко-оранжевое пламя взрыва. Затем сразу же бомба взорвалась у миделя, а возле кормы поднялся фонтан брызг от едва разминувшейся с нею бомбы. Почти одновременно взлетную палубу Kaga изуродовали взрывы и языки пламени. Я все еще не отрывал глаз от Akagi, и тут взрыв на уровне ватерлинии словно бы выпотрошил корабль – выглядело это словно катящийся изжелта-зеленый шар света. Здорово попало и Soryu. Все три корабля начали рыскать, за ними уже не тянулась ровная пенистая струя в кильватере. Я медленно кругами уходил вправо, совершенно ошеломленный».

Такое же изумление, но еще больший ужас переживал коммандер Мицуо Фучида, герой Пёрл-Харбора, а теперь – беспомощный зритель на палубе Akagi: «Чудовищные разрушения были причинены нам за считаные мгновения. В палубе сразу за грузоподъемником на миделе появилось огромное отверстие… Палубные пластины гнулись, принимая гротескные формы. Самолеты пикировали вверх хвостами, изрыгая сизо-багровое пламя и черный дым. Невольно по моим щекам покатились слезы»⁴².

В результате налета пикирующих бомбардировщиков два японских авианосца затонули сразу же, а с пылающего корпуса третьего в тот же день пришлось эвакуировать экипаж. Для американцев то было замечательное достижение, особенно если учесть, что два эскадрона пикирующих бомбардировщиков вместе с эскортировавшими их Wildcat были направлены не в ту сторону и не приняли участия в схватке. Все десять истребителей из эскадрильи Hornet растратили топливо и приводнились, так и не обнаружив противника, а 35 бомбардировщиков с того же корабля приземлились на Мидуэе, не попав к месту сражения.

Японцев обозлила потеря авианосцев, и свою досаду они срывали на всех попавшихся под руку американцах. Двадцатитрехлетний пилот бомбардировщика, чикагский уроженец Уэсли Осмус был замечен с палубы эсминца, извлечен из воды, и взвинченный японский офицер тут же подверг его допросу, угрожая саблей. Ближе к закату японцы утратили интерес к пленнику, отвели его на ахтерштевень и принялись рубить пожарным топориком. Истекая кровью, несчастный цеплялся на поручень, пока ему не перебили и пальцы, и тогда он свалился в море. Культ жестокости в японском флоте усвоили ничуть не хуже, чем в сухопутной армии Хирохито.

Поздним утром единственный уцелевший авианосец Нагумо Hiryu нанес ответный удар по Yorktown под командованием Флетчера. Американские радары засекли приближающиеся бомбардировщики за 80 км и истребители поднялись в воздух. Wildcat сбили 11 бомбардировщиков Val и три Zero, а еще с двумя Val расправились зенитным огнем; три бомбы все же попали в Yorktown, но благодаря энергичной борьбе за живучесть авианосец смог принять заходившие на посадку бомбардировщики, пока экипаж боролся с огнем. Флетчер перешел на крейсер Astoria, а общее командование поручил Спрюэнсу.

В 14:30 волна японских торпедоносцев с Hiryu обрушилась на Yorktown, и вновь с авианосца поднялись на перехват истребители. Младший лейтенант Мильтон Тутл только успел оторвать свой Wildcat от палубы, как уже вплотную приблизился атакующий противник. Тутл развернулся под огнем собственных зениток, сбил вражеский самолет и сам был подбит Zero – бой продолжался едва ли минуту. Молодому офицеру повезло: из воды его подобрали товарищи. Удалось сбить еще несколько японских самолетов, но четыре торпедоносца все же успели сбросить свой груз, и две торпеды попали в судно. В пробоины хлынул океан, корабль заметно накренился. Около 15:00 капитан отдал приказ покинуть Yorktown. Возможно, это решение было преждевременным, и авианосец удалось бы спасти, но в 1942 г. искусство борьбы за живучесть еще не было освоено американским флотом на таком уровне, какого ВМФ достигнет спустя два года. Эсминцы спасли всех членов экипажа, за исключением тех, кто погиб непосредственно во время бомбардировки.

В 15:30 Спрюэнс нанес очередной ответный удар, выслав 27 пикирующих бомбардировщиков, в том числе десять из эскадрильи Yorktown – они приземлились на палубах других судов, когда их родной авианосец подвергся атаке. Почти ровно в 17:00 эти бомбардировщики достигли Hiryu. Моряки на борту японского судна как раз угощались рисовыми шариками. У Hirui оставалось еще 16 самолетов, в том числе десять истребителей, но в воздухе находился лишь один патрульный самолет, а радара, чтобы предупредить о приближении американцев, у японцев не оказалось. Четыре бомбы поразили авианосец, вспыхнуло несколько пожаров. Коротышка адмирал Тамон Ямагучи, старший офицер на этом корабле, взобрался на ящик из-под печенья, чтобы с этого постамента произнести обращенную к подчиненным прощальную речь. Затем он вместе с капитаном удалился, каждый в свою каюту, для свершения ритуального самоубийства, а уцелевших моряков тем временем снимали с горящей палубы их соотечественники. Погибающее судно затопили с помощью торпед – теперь уже четыре из шести авианосцев, участвовавших в нападении на Пёрл-Харбор, оказались на дне морском. На американской стороне вновь пострадал злосчастный Hornet: раненый летчик, с трудом сажая самолет на палубу, случайно нажал на гашетку и снес пятерых человек, стоявших на надпалубной надстройке. Вернувшиеся летчики с ужасом подсчитывали потери, но, по словам Джимми Грэя, «слишком устали, чтобы почувствовать что-то, кроме тупой боли в сердце».

Действительно, жертвы были велики, но наградой за них стала победа. Адмирал Нагумо настаивал на отступлении, однако Ямамото отдал иной приказ: провести ночную атаку. Из этого, однако, ничего не вышло: Спрюэнс отвел свои корабли, полагая, что все возможное флот уже сделал. И это оказалось правильным решением: с севера на большой скорости приближалась эскадра Ямамото, о местоположении которой американцам ничего не было известно. Спрюэнс добился огромного перевеса для своих, и теперь ему в первую очередь следовало удерживать это преимущество, всячески оберегая два уцелевших у него авианосца. Ямамото увидел, что атака не удастся, и отдал приказ об отступлении. Тогда Спрюэнс в свою очередь развернулся и преследовал его: итогом очередной воздушной атаки стали гибель одного японского тяжелого крейсера и серьезные повреждения на другом. На том сражение практически и закончилось, если не считать инцидента 7 июня, когда японская подлодка, наткнувшись на выгоревший, влачимый буксиром Yorktown, отправила его на дно. Не такой уж тяжелый удар на фоне громадных японских потерь.

И Нимиц, и Спрюэнс проявили гораздо более трезвый подход к операциям на море и воздухе, чем наделавшие столько ошибок Ямамото и Нагумо. Повторная атака, в результате которой был уничтожен Hiryu, была всецело заслугой Флетчера. Отвага и ловкость американских пилотов-бомбардировщиков затмили все прежние неудачи и разочарования. Для американского флота настал час торжества. Нимиц с присущим ему благородством послал личный автомобиль за коммандером Рошфором, чтобы вместе отпраздновать эту победу в Пёрл-Харборе. Перед всем штабом главнокомандующий объявил: «Этому офицеру причитается б?льшая часть похвал за победу при Мидуэе». Удача, благоволившая в первые месяцы войны японцам, с момента морского сражения на Тихом океане отвернулась от них и переметнулась к американцам. Но, говоря об удаче, не следует преуменьшать заслуги Нимица и его офицеров.

Японский флот еще многие месяцы оставался грозной боевой силой и нанес несколько сильных ударов по противнику на Тихом океане. Однако главное американский ВМФ уже совершил, проявив в критический момент свои отменные качества. Слабость японской промышленности не позволяла быстро компенсировать понесенные под Мидуэем потери. Один из наиболее существенных просчетов оси заключался в отсутствии резерва, из которого ВВС могли бы черпать подготовленных пилотов, восполняя потери. Американцы в скором времени располагали уже тысячами прекрасно натренированных экипажей, летавших на великолепных новых истребителях Hellcat. Авианосцев Нимицу недоставало вплоть до середины 1943 г., но затем американская производственная программа поставила впечатляющее количество новых боевых судов. Правила игры на Тихом океане определились: основные сражения разворачивались на море, а сухопутные силы крайне редко вступали в соприкосновение. Эскадрильи на борту авианосцев зарекомендовали себя в качестве основной боевой единицы, и вскоре Штаты научатся применять эту технику более эффективно и в гораздо больших масштабах, чем любой другой народ в мире. Марк Митчер, капитан Hornet, опасался, что его карьере придет конец, поскольку его эскадрилья как раз и не отличилась при Мидуэе. Согласно широко распространенному мнению, он внес подложные записи в бортовой журнал, указав иной курс самолетов, чем на самом деле, и таким образом скрыл собственный промах, из-за которого эскадрилья не приняла участия в бою. В итоге Нимиц и Спрюэнс вместе с летчиками авианосцев Yorktown и Enterprise сделались героями Мидуэя, но Митчеру еще предстояло стать капитаном самого прославившегося из американских авианосцев.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.