М. Йоффе Дело Кононова

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

М. Йоффе

Дело Кононова

Михаил Иоффе. Директор Центра правовой помощи соотечественникам. Был адвокатом партизана Василия Кононова в Европейском суде по правам человека.

ГАСПАРЯН: Понятно, что говорить мы будем о решении Большой палаты Европейского суда по правам человека, но, мне кажется, что, прежде всего, давайте мы расскажем, что же это за знаменитое такое дело Кононова. Потому что информация разнится, и многие уже просто запутались, кому же верить.

ИОФФЕ: Я специально принес приговор по делу Василия Макаровича Кононова, в котором он признан виновным, не отмененный, а именно приговор. Поэтому, зачитав отсюда те положения, которые есть, люди сами могут узнать и услышать, в чем конкретно обвиняется Кононов и как власти квалифицировали его действия. 27 мая 1944 года группа партизан, 18 человек, с участием Василия Макаровича Кононова, зашла, переодевшись в немецкую форму, в деревню Малые Баты Лудзенского уезда. Эта территория находилась во временной оккупации нацистской Германией.

ГАСПАРЯН: Это территория Латвии, как я понимаю?

ИОФФЕ: Да, но оккупированная немцами. Линия фронта была где-то 120 км от этой местности. Можно сказать, даже прифронтовая территория, но очень далеко, конечно, не по современным средствам. Исполнила приговор трибунала партизанского отряда в отношении 9 жителей. Слово «мирные» я допустить не могу, я точно знаю, что они не мирные. Но вот здесь возникает именно тот правовой вопрос, один из доводов которого мы, конечно, оспаривали. Эти люди были вооружены, и это признается латвийским приговором, вооружены нацистами для вооруженной борьбы с партизанами. Все люди, включая женщин, принадлежали… не принадлежали, они были членами мердзенской роты айзсаргов. Кто такие айзсарги? Айзсарги — это военизированное националистическое подразделение, которое было в период буржуазной республики, потом оно в советское время было распущено, а немцы возродили его и, выдав оружие, разрешили выполнять, не разрешили, а приказали выполнять полицейские, охранные функции — поимка диверсантов, парашютистов, партизан, их уничтожение, конвоирование. Ну, и могу сказать, что именно айзсарги — слово «прославились» не пойдет, а отличились жестокостью в уничтожении мирного еврейского населения прибалтийских республик, ну, Латвии, и они составили костяк полиции безопасности, а потом латвийских двух дивизий Ваффен-СС, которые воевали на стороне нацистской Германии.

ГАСПАРЯН: Это получается обычная зондеркоманда?

ЙОФФЕ: В отношении жителей Малых Бат сказать нельзя, потому что это были айзсарги мердзенской роты, выполнявшие охранные, патрулирующие функции, карательные функции, но они были вооружены винтовками. Более ста патрон было изъято, как пишут в латвийском приговоре, у каждого из расстрелянных, по две гранаты, даже 14 гранат было изъято у этих людей. И партизаны, имея приказ трибунала об уничтожении этих людей, расстреляли их. В том числе были расстреляны три женщины — это мать и жена Крупника и Шкирмантс Вероника. Поэтому был исполнен приговор трибунала. Вот такие исторические обстоятельства в деле Кононова. Но тут самый главный-то вопрос, который латвийское правосудие и Европейский суд начинают отрицать, — это то обстоятельство, что это была месть за уничтоженную именно в этом селе и именно этими девятью лицами группы майора Чугунова. 29 февраля 1944 года в этой деревне на ночлег остановилась разведывательно-диверсионная группа майора Чугунова.

ГАСПАРЯН: Это партизанская часть или армейская?

ЙОФФЕ: Если юридически правильно говорить, я понимаю, что это диверсионная группа, заброшенная из Москвы. Но туда входили две женщины — радистка и партизанка, и даже грудной, более 7 месяцев, ребенок этого майора Чугунова. Ну, война есть война, а жизнь есть жизнь.

ГАСПАРЯН: А зачем же с ребенком закидывали?

ЙОФФЕ: Нет, они уже были более двух лет за линией фронта. И ребенок уже родился, когда более года эта группа находилась в тылу врага. И вот такое случилось в этой группе. Оставить либо куда-то отвезти было нельзя, командир группы — отец этого ребенка. Вот такая сложилась жизненная ситуация. И они остановились в этой деревне, остановились в овине Николы Крупника, потому этот Крупник и его жена Текла Крупник, беременная уже в тот период, мать его сказала, убедила партизан в том, что в округе нет немцев и можно спокойно переночевать у них в овине, и немцы к ним не заглядывают.

ГАСПАРЯН: Она говорила о том, что в деревне есть военизированные немецкие формирования?

ИОФФЕ: Так они сами были этими же айзсаргами. В том-то и дело. Но вот не повезло, они вышли на дом именно этого Николы Крупника. В Малых Батах вообще 10 домов. Но этот дом Крупника стоял ближе к опушке леса, поэтому они зашли в первый, ближайший к опушке леса дома, что если что, можно было отойти и скрыться в лесу. Но это был февраль месяц, все вымокшие в лесах, надо было просушить одежду, и нужен для этого был, конечно, дом. И они остановились на ночлег. Партизанские заповеди, как рассказывал Кононов и командир его партизанской бригады, Герой Советского Союза Вилис Самсонс: более 4 часов в незнакомом месте останавливаться, это… Это было их ошибкой, роковой ошибкой.

ГАСПАРЯН: Они нарушили инструкции, собственно?

ЙОФФЕ: Они нарушили правила партизанские, так сказать, неписаные правила, которые запрещали останавливаться в месте, которое вам неизвестно, по любым основаниям более 4 часов. А они остались там до утра. И в это же время Никола Крупник, в овине которого остались эти партизаны…

ГАСПАРЯН: Овин — это дом по-латвийски?

ЙОФФЕ: Овин — это не сам дом, овин, будем так говорить, — это подсобное посещение, где скот находится, сено на зиму складируется. Но, по крайней мере, оно закрыто, имеет окна и двери, можно каким-то образом согреться. Все-таки — не уличное помещение в этой ситуации. Протопить. Ну, условия более детально я не знаю, знаю, что это было помещение. И вот этот Никола Крупник ночью побежал по приказу старшего из айзсаргов Бернарда Шкирмантса в соседний гарнизон Голышева, где стояли немцы, причем, побежал через болото, рискуя жизнью, провалиться ночью в топях.

ГАСПАРЯН: А откуда это известно, что он бежал среди ночи докладывать?

ЙОФФЕ: А дело все в том, что родственники вот этих погибших были допрошены на суде. И они рассказывали. Там же остались еще свидетели этого предательства. Он побежал ночью, доложил немцам о том, что у них остановились на ночлег партизаны. Немцы ночью, рано утром, в 6 утра уже прибыли в этот овин, окружили его. Женщины рассказали немецкому офицеру, где находятся огневые точки, потому что партизаны спали.

ГАСПАРЯН: Оставили охранение?

ЙОФФЕ: Охрану, да. Но надо знать, где у них огневые точки, чтобы сразу подавить. Показали на местности, откуда лучше напасть, откуда лучше защищенность, стрелять. И фактически они соучаствовали в уничтожении этой группы. Я могу сказать, группа достойно сопротивлялась. 4 часа шел бой. Поскольку это была диверсионная группа, у них было очень много оружия, боеприпасов. И, конечно, немцы не могли их взять, одолеть. И в результате боя были убиты все партизаны, в том числе расстреляны две женщины — санитарка и радистка, и застрелен грудной ребенок. Женщины, о которых идет речь в латвийском приговоре, после уничтожения группы Чугунова сняли одежду с убитых. Даже Европейский суд это признает. С грудного ребенка Текла Крупник сняла полушубок, заявив: «Ему больше не понадобится, а вот у меня будет ребеночек, моему это понадобится».

ГАСПАРЯН: То есть это мародерство в чистом виде.

ЙОФФЕ: И констатируют латвийские суды в описании того, как произошло уничтожение группы Чугунова. После этого, конечно же, пропала разведывательная группа. Было указание из Москвы разобраться, что случилось. Но поскольку в ходе боя сгорел овин, в котором скрывались партизаны, это было основание… Они вышли оттуда, поскольку он загорелся в результате боя.

ГАСПАРЯН: Немцы подожгли или просто вот так получилось?

ЙОФФЕ: Немцы, конечно, немцы подожгли этот овин. Так немцы после этого выдали в благодарность всем, кто участвовал, было выдано деньгами, спиртное, сахар. Семье Крупник разрешили, дали порубочный билет, потому что при немцах нельзя было рубить лес, а для того, чтобы восстановить. Значит, все были поощрены. И, кроме того, как нам достоверно известно, им выдали оружие. То есть они доказали свою лояльность в феврале 1944 года, лояльность нацистскому режиму путем предательства группы Чугунова. И это установлено в латвийских судах. И когда было установлено, что эти 9 человек причастны к гибели партизан, обстоятельства предательства были установлены проводившим дознание в партизанском отряде, Липовский такой.

ГАСПАРЯН: А как, кстати, дознание-то проводилось?

ЙОФФЕ: А проводил Липовский. Это представитель Особого отдела. Он, как местный, знающий язык, походил по деревням, узнал, что в деревне Малые Баты сожжен овин, что там был бой. Ведь соседи-то все слышали. 4 часа стрелять — извините меня, значит, там вся округа «на ушах» стояла, конечно же. И сведения о том, что произошел бой и партизаны были убиты, знала вся округа. А когда вдруг немцы дали лес за сожженный овин Крупникам, когда Шкирмантсы получили оружие и патрулировали с оружием в марте-апреле месяце, что, соседи не видели? Они видели.

ГАСПАРЯН: То есть это был «секрет Полишинеля» такой?

ЙОФФЕ: Ну, так скажем, это известно было на 1944 год, но эти обстоятельства ни Европейский суд не хочет смотреть, ни латвийский суд. Хотя в описательной части эти обстоятельства приведены достаточно подробно, еще более с красками, чем я сказал. И именно за предательство группы Чугунова были уничтожены, приведен в исполнение приговор трибунала в отношении предателей. Это справедливое наказание и возмездие за совершенное предательство. И я хочу еще подчеркнуть, что не расстреляли людей, которые не принимали участия в предательстве. То есть акция партизан касалась только девятерых жителей Малых Бат, которые именно предали группу Чугунова. Не расстреляли ни их детей, ни других родственников, которые проживали по соседству и так далее. Поэтому в этой части надо говорить именно объективно, что такое случилось. И именно за то, что Кононов принял участие в этой акции исполнения приговора трибунала партизанского отряда, спустя 60 лет он признан виновным в международном преступлении.

ГАСПАРЯН: Существует ряд вопросов, на которые бы мне хотелось получить квалифицированный ответ, поскольку вы, наверное, один из немногих людей, который ознакомился со всем этим делом досконально. Первый вопрос: был ли сам Кононов в этой деревне Малые Баты в тот момент, когда происходила эта акция возмездия?

ЙОФФЕ: Значит, по приговору латвийского суда, исключительно по нему, Кононов личного участия, как они написали, в пытках и расстреле Булса и Шкирмантса не принимал и в поджоге домов и тел расстрелянных — это да, это установил латвийский суд.

ГАСПАРЯН: …так, а что ему тогда инкриминируется?

ЙОФФЕ: Вот как раз в этом и есть правовые моменты, за которые цепляется Латвия, но мы с ними здесь не согласны. Командир группы находился на околице села, и он как представитель оккупационной власти бывшего СССР обязан отвечать за действия преступной группы партизан.

ГАСПАРЯН: Если мы говорим о 1944 годе, то оккупационные власти — это как раз вот жертвы партизан Кононова, это же софистика получается.

ЙОФФЕ: Вот так в чем и наперстники. Люди из победителей превращаются в преступников, и мы сегодня с вами являемся живыми свидетелями вот этого наперстничества. Оружие вдруг пропадает у этих коллаборационистов. Я говорю ту терминологию, которая применяется в приговоре; для нас они — пособники немецкие: просто в международном праве «пособничества» нет, есть понятие «коллаборационизма».

ГАСПАРЯН: Но оно закреплено просто в Нюрнбергском приговоре, поэтому оно и используется.

ЙОФФЕ: Да. Поэтому у этих людей вдруг пропадает оружие, но (оружие в смысле в правовой оценке) и говорится: «Ну, оружие им было выдано для самообороны». Ну пейнтбол у нас какой-то в 1944 году был! Самооборона?! Нацисты выдают оружие этим жителям, причем не всем, а тем, которые принимали участие в уничтожении группы Чугунова, и сегодняшняя власть говорит: «Ну это ж преступники, бандиты в лесу скрывались, красные партизаны. Против них же надо сопротивляться?!» Но мы представили архивные документы: они бесспорны! Я говорю: «Все советские люди прекрасно знают, что оружие просто так немцы во время войны не выдавали». Мы даже представили документы о том, что присяга принималась этими людьми при получении оружия, и по немецким инструкциям там было требование: «только преданным нацистскому режиму».

ГАСПАРЯН: Но это известные, в общем, инструкции Министерства по восточным территориям. Они многократно публиковались и вряд ли являются каким-то секретом даже для латвийского суда.

ИОФФЕ: Но они теперь говорят о том, что в данной ситуации это самооборона! Вот так вот оценивают. Но винтовки получены от нацистов и гранаты тоже для игры в пейнтбол. Но я, конечно, утрирую эту ситуацию, но, безусловно, она заслуживает более жесткой правовой оценки.

ГАСПАРЯН: Михаил Леонидович, последний вопрос, который я успею задать в этой части: а в чем, собственно говоря, проблема в разбирательстве, было оружие или нет? Можно же запросить немецкий военный архив, который находится во Фрейбурге, попросить непосредственно документы, но это ж тогда был Рейхскомиссариат?

ЙОФФЕ: Да, Восточных земель.

ГАСПАРЯН: Посмотреть, ведь немцы, они же педанты. Все эти бумажки по выдаче оружия, по принятию присяги, по выдаче боеприпасов, — все же это хранится! Можно это запросить, и будет нарисована совершенно ясная картина: было оружие или не было оружия.

ЙОФФЕ: Латвийский суд, Европейский суд, они говорят: «Да, оружие было». Было!

ГАСПАРЯН: Ну тогда в чем проблема, если идет война?

ЙОФФЕ: Ну они же говорят: «Они же хорошие сегодня люди, эти, те, которые были коллаборационистами». Смысл-то о чем этого процесса: реабилитировать пособников и наказать людей, которые воевали против них. Вот в чем дело! Это ж наперстничество! Нюрнбергский трибунал и принципы, которые были заложены вот этим главным судебным актом прошлого столетия, заключаются в том, что шла борьба добра со злом. А сегодня нам говорят: «Нет, это была борьба двух зол друг против друга!» Нюрнбергский трибунал уже дал оценку и сказал: «Нет, нацизм — это зло, и ненаказание этого зла будет еще большим злом, чем он сам совершил на белом свете». Поэтому борьба против нацизма признана Нюрнбергским трибуналом законной и обоснованной. А сегодня нам говорят…

ГАСПАРЯН: Но есть же Женевская конвенция: «взяли оружие в руки — все, вы приняли какую-то из воюющих сторон». В чем проблема?

ЙОФФЕ: Правильно, вот первый суд, который мы выиграли, он так и оценил: как только ты взял в руки оружие, ты уже должен знать, что это станет военной целью…

ГАСПАРЯН: …ты уже не мирный житель.

ЙОФФЕ: Конечно, и мы были возмущены, что в национальном суде, но для Латвии, — для уважаемых радиослушателей это понятно — политика этого государства, поскольку там руководители такие, реабилитировать коллаборационистов — это одна из форм, и второе — отомстить за погибших, которые были коллаборационисты, бесспорно. Но это ж политические цели! Закон это не позволяет делать, и я как юрист именно добивался правового рассмотрения дела. Но мы, к сожалению, в Страсбурге, в Большой палате, я хочу сказать, мы этого не получили.

ГАСПАРЯН: Вы упомянули, что эти пособники немецких оккупантов, которых можно в принципе называть коллаборационистами, были расстреляны. В ряде латышских изданий я лично встречал информацию, что не был совершен расстрел, а их согнали в какую-то, я не знаю, как это, дом, хату, обложили соломой и сожгли живьем. Так что там на самом деле было?

ЙОФФЕ: Я могу сказать, в материалах уголовного дела Кононова приложены девять свидетельств о смерти, которые выданы в период, то есть после смерти этих людей. Там написано — расстреляны, сожжены, только не у всех. Но будем так говорить, если человек погиб в огне, пишут, что он сожжен. А когда он расстрелян и после этого тело его было сожжено, то, наверно, надо говорить в юридически правильной ситуации о том, что в отношении каждого из убитых было применено оружие, и только после этого тела были преданы огню. То, что два дома сгорело в результате этой операции, будем так говорить, это не является военным преступлением. Поскольку дома были построены, лес, который был дан немцами за предательство группы Чугунова, это была, видимо, адекватная мера в отношении пособников. А что жизнь наших, группы майора Чугунова и 13-го семимесячного ребенка, ничего не стоит? Это шла война, и адекватные меры наказания, справедливого наказания, конечно же, последовали. Я одно могу сказать, что ни одного человека по материалам, которые представлены в суд, никто не сгорел живьем. Вот даже могу привести выдержки…

ГАСПАРЯН: А беременная-то женщина на 9-м месяце, это Текла Крупник?

ЙОФФЕ: Это жена Николы Крупника, которая сняла полушубочек с грудного ребенка, который был расстрелян, сына майора Чугунова. По свидетельству о смерти, свидетельству написано — расстреляна, сожжена.

ГАСПАРЯН: То есть тело кремировано, грубо говоря.

ЙОФФЕ: Слово кремация, вы понимаете, это не относится к этой ситуации, поскольку речь не шла о кремации, вопрос состоит в том, что после расстрела в доме дом был подожжен либо загорелся, вопрос состоит в том, живыми никого не сжигали. Меня возмущает и позиция многих средств массовой информации, которые начинают воспроизводить мирность этих жителей, у которых у всех было оружие. Второй вопрос для показания жестокости партизан о том, что они сожгли живьем. Еще раз говорю, по материалам, которые представлены были в суд, свидетельства о смерти, это юридический акт, там написано, что каждый из них был расстрелян и сожжен. Только не все сожжены были. Имеется в виду, там речь шла, по-моему, о смерти четверых. Указано, что их тела после расстрела были сожжены.

ГАСПАРЯН: Насколько я понимаю, один из главных свидетелей обвинения — это сестра этой сожженной беременной женщины на девятом месяце. Или это тоже подставная какая-то фигура?

ЙОФФЕ: Я хочу сказать, я с Кононовым говорил, статус сестры — это неправильно, это дочка, как он мне объяснял. Теклу Крупник вы имеете в виду?

ГАСПАРЯН: Какую-то очень пожилую женщину показывают постоянно по латышским телеканалам и утверждают, что это сестра то ли расстрелянной, то ли сожженной Теклы Крупник, которая рассказывает так, словно она сама там была в этот момент.

ИОФФЕ: Она знает со слов также, как все это происходило, после акции партизан. Но я смотрел интервью, Кононов мне говорил, что она является не сестрой, а дочерью, ну, может быть, двоюродной сестрой. Родство я не могу сказать, я знаю одно, что у Теклы Крупник была еще двухлетняя дочь, которая находилась у соседей. Но она не видела ничего и знает произошедшее именно со слов оставшихся в живых родственников. И вообще там же был Шкирмантс расстрелян, жена его, еще один Шкирмантос, Буль расстрелян. Дети этих людей не пострадали, но детям был возраст от четырех месяцев до, по-моему, 8 или 12 лет. Этой женщине, которой было 16 лет на момент смерти, на 27 мая 1944 года, я таких сведений не нашел. Но я еще раз хочу сказать, есть субъективное мнение человека, который не присутствовал, я исхожу из того, как установил факты латвийский суд. Чтоб меня не обвиняли в предвзятости. Свидетелей реально нет, события того периода устанавливал латвийский национальный суд. И ни мне, ни Европейскому суду по правам человека не предоставлено право изменять факты, которые установил национальный суд. Национальный суд установил, что у них у всех было оружие, причем выданное нацистами…

ГАСПАРЯН: А национальный суд в каком году это все установил?

ЙОФФЕ: Я вам могу сказать, Кононов пережил шесть судов. Первый суд у него начался в 2000 году. Вообще уголовное дело возбуждено 21 января 1998 года, 14 августа его арестовали без каких-либо законных оснований и поместили в тюрьму инвалида первой группы. Конечно, с целью умерщвления, приведения, так сказать, неписаного приговора в исполнение. Но я расскажу о том, что правовых оснований нет в этом деле. И первый суд у него был 21 января 2000 года. Тогда судья признала, кстати говоря, его виновным в сожжении людей заживо.

ГАСПАРЯН: Так это с 2000 года, грубо говоря, все тянется.

ЙОФФЕ: Да.

ГАСПАРЯН: Это вот не сейчас появилось?

ЙОФФЕ: С 1998 года, если говорить правильно. И последний суд, но приговор 2000 года был отменен полностью, дело возвращено не в суд, а в прокуратуру на доследование, потому что ни объектов, ни субъектов, вообще ничего не расследовали. И этот обвинительный приговор первой инстанции, его нельзя принимать во внимание, потому что он аннулирован в полном объеме. А последующий суд был в 2003 году 3 октября, вынес оправдательный приговор в отношении Кононова. После этого оправдательный приговор был отменен Верховным судом в 2004 году, 30 апреля 2004 года.

ГАСПАРЯН: Верховным судом Латвии, как я понимаю.

ЙОФФЕ: Латвии. И потом сенат Верховного суда 28 сентября 2004 года оставил приговор апелляционной инстанции в силе. Вот такие судебные тяжбы происходили.

ГАСПАРЯН: Во времена Советского Союза это дело вообще не разбиралось?

ЙОФФЕ: Конечно, оно не разбиралось, потому что действия партизан на оккупированной территории признавались бесспорно законными.

ГАСПАРЯН: Нет, я не с точки зрения партизан, а с точки зрения именно добровольного сотрудничества с врагом.

ЙОФФЕ: Раз состоялся трибунал, решение. Во-первых, об этой операции было доложено командованию. Она не делалась, надо ж тоже прекрасно понимать, что 18 партизан переодеться в немецкую форму без ведома командования, либо пойти какие-то личные цели, как пытаются сейчас рассказать корреспонденты типа Латыниной, пьяные ходили по селу и стреляли, забирали скот и убивали кто попадется под руку. Да не было таких обстоятельств. Это была продуманная военная акция по исполнению приговора трибунала партизанского отряда. Я вам могу сказать, мы привели несколько исторических примеров. В книге 1961 года приведена выдержка из приговора этого трибунала. Книга «Памятники» называется, вышедшая в 1962 году. Латвийский историк издал, где делает ссылку на приговор. Что касается текста приговора, к сожалению, в архиве мы не нашли, в латвийском архиве текст приговора конкретно по этим людям, но мы нашли…

ГАСПАРЯН: В российском?

ЙОФФЕ: Ситуация следующая. Эта документация находилась на архивном хранении в коммунистической партии Латвии. Этот архив оставлен в Латвии. Часть военного архива перевезена в Россию. В каком объеме, куда были, как разделены документы, ну, нет у нас ясности. Я могу сказать, в этой части, конечно, мы постараемся еще и доработать эту ситуацию.

ГАСПАРЯН: Просто партизанский отряд подчинялся напрямую Центральному штабу партизанского движения в Москве. И об этом они должны были доложить. Они не могли не доложить. Значит, на территории России в каком-то из военных архивов наверняка есть вот этот документ, который многое может поменять-то, на самом деле, в этом суде.

ЙОФФЕ: Понимаете, как никто, латвийский суд, они говорят о чем, не было правосудия у расстрелянных. Они же имели право на защиту, их надо было привести в отряд, там допросить. Вот такие нормы. А если говорить о решении Европейского суда Большой палаты, то просто диву даешься, мы, оказывается, неправильно воевали. Прежде чем напасть на деревню Малые Баты, надо было трибунал отвести, пенитенциарную систему организовать, где они отбывали наказание, это все записано в решении Большой палаты. А переодевание в немецкую форму Большой палатой оценено как военное преступление на всякий случай.

ГАСПАРЯН: А какое может быть отбывание наказания, если идет война, и человек пойман с оружием. А законы военного времени, они, что, не действуют? По закону военного времени, все граждане этого села Малые Баты на тот момент времени, они были гражданами Советского Союза. Ведь Латвия входила в состав Советского Союза.

ЙОФФЕ: Отрицается данный факт.

ГАСПАРЯН: Что значит отрицается — Латвийская Советская Социалистическая Республика, она официально входила в Советский Союз.

ЙОФФЕ: Это была оккупация, по понятиям Латвии. Для чего они добиваются в деле Кононова признания факта оккупации, военной оккупации. Вы удивленно так смотрите, почитайте. Здесь приведено понятие двойной оккупации для того, чтобы оправдать осуждение Кононова.

ГАСПАРЯН: Да она может быть хоть тройной, но эти люди являются гражданами Советского Союза. Соответственно за совершенные военные преступления они отвечают по действующему закону Советского Союза. По условиям военного времени за такие преступления есть только одна мера — это расстрел. Нет тут ничего другого.

ЙОФФЕ: Мы с вами подошли к правильной оценке решения Большой палаты, потому что фактически обжалуется суровость приговора партизанского трибунала. И, вообще, поставлен под сомнение весь этот трибунал. И сказано, что эти кодексы РСФСР 1926 года, Уголовный кодекс, который в Латвии был введен в 1940 году, был направлен против социально чуждых элементов, поэтому рассматривать как законы права просто нельзя. То есть, нам по всем статьям говорят, мы — преступники.

ГАСПАРЯН: То есть, иначе говоря, мы считаемся незаконным каким-то государственным формированием без законов.

ЙОФФЕ: Без законов.

ГАСПАРЯН: То есть, тот Уголовный кодекс, который действовал на территории Советской Федеративной Социалистической Республики и применялся в Латвии с 1940 года, он не действителен?

ЙОФФЕ: Да. Он нелегитимен. Тот правильный вопрос, который я ставил и перед Европейским судом, и перед национальным: а какой уголовный закон действовал 27 мая 1944 года на территории Малых Бат?

ГАСПАРЯН: Но если тогда не действовал советский закон, тут два варианта остается — либо действует законодательство Третьего рейха, либо действует тогда законодательство Латвийской Республики.

ЙОФФЕ: Они говорят, да, ни Латвия в 1944 году, ни СССР, ни нацистская Германия не ратифицировали конвенцию 1907 года о порядке введения сухопутных войск. Ну, не действовали эти договоры. Но мы к Кононову все равно должны применять эти конвенции. И не просто эти. А вот, Женевская конвенция 1949 года, которая не имеет обратной силы, там прямо в ней написано…

ГАСПАРЯН: А как можно применять к 1944 году документ, который принят в 1949-м?

ЙОФФЕ: Так вот, Большая палата Европейского суда это и сказала, в чем возмущение мое как юриста, когда люди сознательно разрешают предание закону обратной силы, конвенция запрещает европейская по правам человека, 15-я статья конвенции даже в военное время делает, вообще, это запрещено, применение закона. А если Европейский суд по правам человека говорит, а вот, в отношении победителей нужно это делать, потому что они сами военные преступники. Ну, как можно бороться на юридическом фронте в этой ситуации. Я вам еще раз говорю, мы столкнулись с политической линией на судебном фронте. Если говорят, по законам математики дважды два — четыре, ну, вы знаете об этом. А вам говорят, нет, теперь для вас будет пять, и для всех будет пять. Ну, как можно, когда есть каноны, фундамент международного уголовного законодательства, есть фундамент — Нюрнбергский трибунал. Они говорят, не надо нам это тут рассказывать сказки.

ГАСПАРЯН: Хорошо, я человек настырный, я задам еще один вопрос по этому поводу. Ладно, пускай они судят по латвийскому закону, хотя уже и государства такого не существовало и называлось оно иначе. А в том самом законе, наверное, была какая-то формулировка, что делать с изменниками родины. Если двойная оккупация, с советской властью понятно, но немцев они тоже называют оккупантами. Значит, сотрудничество с оккупантами — это что?

ЙОФФЕ: При борьбе с коммунизмом сотрудничество — это хорошее сотрудничество в теории сегодняшних латвийских властей. Правильно вы говорите, белое не может быть черным. Белое может быть черным тоже по тем законам, которые нам сегодня навязывают, по тем принципам. Что сказал Европейский суд? Европейский суд для обоснования виновности Кононова привел Кодекс Либера 1863 года, это гражданская война в Америке.

ГАСПАРЯН: А какое он отношение имеет к территории Советского Союза?

ЙОФФЕ: Это даже не международно признанный документ. Он привел Оксфордские правила, которые тоже не международно признанный документ, поправки Мартенса. Еще я вам могу назвать осуждение американских пехотинцев на Филиппинах, это после войны все было. Осуждение за действия, но это не военные, а воинские преступления. То есть, человек, который писал, писал, выдирал судебную практику и делал аналогию. Но если в Америке судили за какие-то воинские преступления, почему не осудить нам Кононова спустя 60 лет. Я именно и хочу объяснить, что процесс над Кононовым не правовой, а политический. С точки зрения права здесь все понятно — Кононову придали уголовному закону обратную силу, для того, чтобы обсудить, для того, чтобы доказать, что действия Красная армии на территории Прибалтики также являются военным преступлением. И вот, первая ласточка из этой области, я уже могу сказать, что в газете «Речь Посполита» 24 мая 2010 года, польская газета, доктор юридических наук, профессор Каминский из института юридических наук Польской академии наук сообщает: отлично, решение Европейского суда по делу Кононова предоставляет нам право судить не только нацистских преступников, но и советских солдат, и участников антигитлеровской коалиции. А в Катынском деле мы сейчас и представим это. Вот вам начало движения прецедентного дела Кононова против Латвии.

ГАСПАРЯН: Если я все правильно понимаю, то есть теперь поляки хотят начать судить тех самых людей, которые освобождали Польскую Республику в 1944 году.

ЙОФФЕ: Ну, потому что борьба с нацизмом этим решением признана преступлением. Мы неправильно воевали, понимаете.

ГАСПАРЯН: А как тогда надо воевать?

ЙОФФЕ: А вот они сказали, трибуналы должны быть, места лишения свободы, право на обжалование решения, право на, вы представляете, во время войны. Нас обвиняют этим решением.

ГАСПАРЯН: А как может партизанский отряд сформировать где-то места лишения свободы? Как себе это представляют те люди, которые это все написали?

ЙОФФЕ: Я не могу ответить за лиц, которые это написали.

ГАСПАРЯН: Но они в суде давали какие-то объяснения. Ведь это же несуразно.

ЙОФФЕ: Суд, Большая палата Европейского суда для нас установила сегодня новые правила ведения Второй мировой войны. Вы поймите.

ГАСПАРЯН: Хорошо, тогда, исходя из этой логики, коли вы уже про Польшу заговорили, тогда, исходя из того, что вы сказали сейчас, процитировав, значит, в этом случае следующий, кого надо судить, это людей, поднявших Варшавское восстание. Они разве построили для немцев места лишения свободы? Они приняли разве трибунал какой-то, который сказал, что это оккупанты?

ЙОФФЕ: Они так скажут, это не вооруженные силы воюющей стороны, это гражданское население — в Польше восстание.

ГАСПАРЯН: А партизаны — это кто?

ЙОФФЕ: Если говорить об этом самом, давайте таким образом. Я могу сказать аналогию, в этой ситуации можно говорить только в чем, в этой ситуации, что тогда надо судить англичан, американцев, которые во время войны разбомбили Дрезден, провели уничтожение невоенных объектов. Это можно говорить бесконечно. Но самое главное, о чем говорит доктор юридических наук, профессор, что решение, вердикт Европейского суда по делу Кононова распространяется на военные преступления, совершенные не только немцами, но и советскими солдатами, то есть членами антигитлеровской коалиции. Вот какие выводы, идущие из решения. Это же не моя трактовка. Это трактовка доктора юридических наук из Польши. Таких же докторов, которые находятся в Страсбургском суде, о которых я сказал, что они в результате этого решения должны утратить статус судей, потому что предавать закону обратную силу, то, что сделал Суд европейский вопреки приговору Нюрнбергского трибунала, человек не достоин быть судьей. Это решение не правовое. Поэтому вчера на слушаниях в Государственной Думе я и сказал о том, что надо в этой ситуации инициировать лишение этих судей судебной мантии в Европейском суде. Ну, как можно судить, предавать закону обратную силу, если конвенция запрещает, тебя туда для этого делегировали.

ГАСПАРЯН: А известна вообще реакция Лондона и, скажем, Вашингтона на подобные заявления? Ведь они ж тоже в некотором роде заинтересованные стороны.

ЙОФФЕ: Я хочу сказать, что в Государственной Думе обсуждался этот вопрос. Вы понимаете, государство, конечно, должно более тщательно и более активно защищать не только политическими заявлениями, но и определенной работой в этом плане. Вот Латвия и Прибалтика 20 лет бьются за признание оккупации. У них сейчас в Латвии пир горой, потому что они говорят, да, мы заставили Россию с помощью Европейского суда пересмотреть факты истории. И надо согласиться с этим. Сегодня существует решение прецедентное, которое говорит, что борьба с нацизмом — это военное преступление. Для россиян это тяжело понять, но для лиц, которые живут в Прибалтике, которым 20 лет вбивается в уши одно — вы оккупанты и вы преступники. Для нас это уже сродненное понятие, потому что даже Европейский суд поддерживает Латвию в нарушении прав человека. Вот до какой степени абсурда дошла, значит, эта ситуация.

ГАСПАРЯН: Я думаю, что такое определение, что бороться с нацизмом плохо, звучит абсурдно не только для граждан России, а для любого человека.

ЙОФФЕ: Если это в судебном документе высказано.

ГАСПАРЯН: Но от этого менее абсурдно, это не будет звучать абсолютно.

ЙОФФЕ: Но оно имеет прецедентное право в отношении других решений. И как заявляет польский юрист, доктор наук о том, что теперь мы можем по Катынскому делу требовать…

ГАСПАРЯН: А чего требовать по Катынскому делу? По Катынскому делу уже все давно сделано. Уже Владимир Путин все сказал. Что еще-то нужно? Уже документы им все отдали. Что теперь-то они хотят?

ЙОФФЕ: Вопрос вот в чем стоит — как? Предъявление, теперь преследование лиц, кто совершил эти преступления. Вот Кононова осудили.

ГАСПАРЯН: Ну, нет этих людей уже, они уже ушли на суд Божий. Кого они теперь будут преследовать? Потомков?

ЙОФФЕ: Здесь не высказывается, здесь говорится о том принципе, что и советские солдаты наравне с немецкими должны отвечать за военные преступления.

ГАСПАРЯН: А расстрел в Катыни тогда к этому вообще никакого отношения не имеет?

ЙОФФЕ: Все наши политики и лидеры высказались в этой ситуации. Больше, правильно вы сказали, сказать нельзя. Но теперь требуют правовых закреплений этого — признать государство виновным. И как в деле Кононова было сказано — и заплатить достойную компенсацию за оккупацию. Вот такие планы у прибалтийских государств. Конечно же, мы не смиримся с этим неправосудным решением.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.