Глава 15. Молнии над полигоном

Глава 15. Молнии над полигоном

Успех первой победы ракетчиков над высотным разведчиком U?2 стал причиной для «разбора полетов» на самом высоком уровне. Поставившему незадолго до нее под сомнение сам факт возможности длительных высотных полетов Председателю ГКАТ П. В. Дементьеву пришлось как никогда серьезно готовиться к заседанию Президиума ЦК КПСС, куда он был приглашен вместе с рядом генеральных конструкторов.

Из письма в ЦК КПСС Председателя ГКАТ П. В. Дементьева по поводу применения пилотируемых истребителей против самолетов?нарушителей 9 апреля и 1 мая:

«… Министерство обороны в настоящее время получает от промышленности необходимое наземное оборудование для обнаружения воздушных целей и для наведения на них истребителей, но это оборудование крайне медленно вводится в действие… Неудовлетворительно проходит также тренировка личного состава ПВО по взаимодействию наземных и воздушных средств перехвата и отработка мастерства летчиков и операторов.

Согласно Вашему указанию мы вновь обсудили вопросы перехвата на заседании ГКАТ с участием конструкторов тт. Трушина, Лавочкина, Микояна, Сухого, Яковлева, Люлька, Туманского и руководителей институтов ЦАГИ (Макаревский, Струминский), ЦИАМ (Свищев), ЛИИ (Строев, Тайц). В результате мы считаем наиболее надежными средствами перехвата следующие:

1. Для перехвата массированных и групповых налетов бомбардировщиков должен применяться фронтовой истребитель МиГ?21 и истребитель Т?3 в комплексе перехвата, причем перехват одиночных целей на высотах 15–20 км должен осуществляться только с помощью наземной системы наведения или зенитными ракетами…

2. Наиболее эффективным средством перехвата одиночных самолетов или небольших групп на высотах до 30 км является ЗУР. В настоящее время на вооружении находятся ЗУР системы 75 с дальностью поражения до 32 км на высоте 27 км. С целью улучшения тактических данных производится модернизация комплекса системы 75 (система 75М с ракетой В?755) для увеличения дальности поражения до 40 км и высоты до 30 км при скорости цели до 2500 км/час. Модернизированная ракета В?755 заканчивает заводские испытания…

Заканчиваются работы по созданию зенитной управляемой системы, Даль“ с радиусом действия до 200 км с высотой полета цели до 30 км на скорости 3000 км/ч. Эта система в настоящее время проходит заводские испытания.

В процессе испытаний выявилась возможность увеличения дальности действия системы до 400 км средствами малой модернизации.

Ведется разработка новой передвижной зенитной управляемой системы 200 с ракетой В?860 с дальностью поражения до 100 км при высоте полета цели до 35 км со скоростью до 3500 км/ч. Система 200 в 1961 г. будет передана на испытания.

Имея в виду возможность применения противником полетов на низких высотах, в ОКБ?2 (т. Трушин) и ОКБ?134 (т. Торопов) создаются зенитные управляемые системы для действия по целям, летящим на малой высоте: ракета В?600 из системы С?125 для высот от 200 м до 10 км (закончены заводские испытания) и системы М?1 для защиты кораблей от низколетящих бомбардировщиков, которая в настоящее время проходит заводские испытания.

Указанные зенитные управляемые системы, создаваемые в организациях ГКАТ, будут основными средствами перехвата воздушных целей, летящих как на дозвуковых, так и на сверхзвуковых скоростях…

Для окончания заводских испытаний и доводки зенитной управляемой системы, Даль“ сосредоточены все основные силы в ОКБ?301 с тем, чтобы предъявить систему на совместные испытания к 1 октября 1960 г….»

Это письмо, ставшее одним из главных рассмотренных документов на заседании Президиума ЦК КПСС вместе с докладом Дементьева о поездке на полигон и предприятия?разработчики, сослужило плохую службу Лавочкину. Заслушанный на том же заседании доклад Лавочкина о создаваемой под его руководством системе «Даль» и о трудностях в ее испытаниях неожиданно вызвал раздражение у Хрущева:

– А вы лично, товарищ Лавочкин, когда последний раз были на полигоне?

Лавочкин честно ответил, что был там лишь однажды, еще до начала испытаний «Дали». Вероятно, именно такого ответа Хрущев от него и ждал. И, продемонстрировав свою объективность, Хрущев обратился к членам Президиума со словами:

– Семен Алексеевич самоустранился от работ на полигоне, и дело застопорилось. А вот другие генеральные конструкторы, – и показал рукой на Кисунько и Грушина, – практически безвыездно занимаются делами на том же полигоне и достигают результатов. Поэтому я предлагаю: объявить товарищу Лавочкину выговор и обязать его лично возглавить работы на полигоне, пока не будут получены положительные результаты испытаний системы «Даль».

Естественно, что возражений Хрущеву не последовало. Хотя «дамокловы мечи» сорванных сроков и недостигнутых результатов висели над каждым генеральным конструктором. Один из них висел одновременно и над Кисунько и над Лавочкиным и именовался «вертикально стартующая противоракета А?10». Ее разработка была поручена Лавочкину тем же постановлением, в соответствии с которым в ОКБ?2 начались работы по наклонно стартующей В?1000. Автономные испытания А?10 ОКБ?301 должны были начаться еще до конца 1958 года. Но к этой работе там так и не приступили, ограничившись выпуском аванпроекта и подпитываясь от Кисунько надеждами, что эта работа будет закрыта ввиду успехов, достигнутых при испытаниях В?1000. Но с системой «Даль» положение было гораздо более напряженным…

* * *

Принятие на вооружение С?75, безусловно, не могло решить всех проблем, стоявших перед Войсками ПВО страны. Особое беспокойство советского руководства по?прежнему вызывала незащищенность центральной и северной частей страны и, в первую очередь, Ленинграда от воздушного нападения с Севера. Суровость климата, бездорожье, отсутствие достаточного числа аэродромов, способных принимать современные самолеты?перехватчики, не позволяли рассчитывать на создание в тех краях непроницаемого барьера ПВО, даже состоящего из передвижных С?75. Для условий Севера требовались принципиально новые системы, с большей дальностью действия, для которых не нужно строительства большого количества пусковых установок и площадок для РЛС. Требовалась своего рода «дальняя рука», способная перехватывать самолеты противника на дистанциях несколько сотен километров.

И в начале 1955 года с инициативой создания такой «руки» выступил С. А. Лавочкин, который вместе с министром радиопромышленности В. Д. Калмыковым обратился к Хрущеву с соответствующим предложением. Хрущев горячо поддержал эту идею. Дело казалось сверхперспективным, а с учетом участия в нем такого авторитетного конструктора, как Лавочкин, и гарантированным.

24 марта 1955 года было выпущено Постановление о начале разработки системы «Даль», генеральным конструктором которой, равно как и руководителем разработки для нее зенитной ракеты, был назначен С. А. Лавочкин.

По замыслу, «Даль» представляла собой гигантский шаг вперед по сравнению с С?25 и С?75. И ее создатели имели полное право рассчитывать на успех. Но при одном условии: все должно было получиться так, как задумывалось в ОКБ?301, НИИ?648, НИИ?244, НИИ?33 и десятках других организаций. Отсутствие в этом списке КБ?1 не было случайным. Отношение к этой работе Расплетина, считавшего развертывание подобных работ преждевременным, определилось одной фразой: «„Даль“ – это авантюра!» В свою очередь, Грушин не был столь категоричным. Имея длительный опыт совместной работы с Лавочкиным, он даже представить себе не мог, что работа, за которую взялись в ОКБ?301, окажется безрезультатной. И оттого за ходом работ у соседей, за возникавшими проблемами и их преодолением Грушин наблюдал с очень большим вниманием. Не за горами были и собственные задачи подобного масштаба.

Возглавив работы по «Дали», Лавочкин сразу же оказался среди проблем, крайне далеких как от самолетных, так и от ракетных – аэродинамики, двигательных установок, конструкционных материалов… Центральными, как по научной новизне, так и по трудоемкости, элементами этой многоканальной и стационарной системы должны были стать мощная цифровая ЭВМ и радиолокаторы, позволявшие одновременно сопровождать и наводить до 10 ракет на 10 различных воздушных целей. Чрезвычайно высокими характеристиками должна была обладать и новая ракета «400». Требованиями к системе предусматривалось, что она будет поражать воздушные цели, летящие со скоростями до 3000 км/ч, на высотах до 30 км и дальностях до 180–200 км.

Интерес к «Дали» нарастал у руководства страны непрерывно и достиг своего пика после ряда событий, главным из которых стала реакция американцев на испытания в СССР в августе 1957 года первой межконтинентальной баллистической ракеты. Уже осенью 1957 года половина от всего количества имевшихся у США стратегических бомбардировщиков, способных нести ядерное оружие, была переведена в режим непрерывного дежурства, а часть бомбардировщиков – в режим круглосуточного патрулирования. Начиная с 1958 года патрульные полеты американцев по периметрам «зон ожидания» были заменены полетами к северным границам СССР.

Да и к тому же в негласном соревновании по созданию «дальней руки» мы явно отставали. В США программа создания аналогичного оружия была начата еще в конце 1940?х годов, после того как фирма «Боинг» совместно с Мичиганским университетом провели исследования, в которых было показано, что зенитное ракетное оружие с дальностью действия 300–400 км сможет обеспечить оборону отдельных районов небольшим количеством батарей, связанных с системой раннего обнаружения и управления. В 1950 году были выработаны основные требования к новому проекту, и в январе 1951 года фирма «Боинг» получила задание на разработку зенитной ракеты дальнего действия «Бомарк».

Ее первый образец, оснащенный только стартовым ускорителем, был запущен 10 сентября 1952 года с мыса Канаверал. 24 февраля 1955 года «Бомарк» совершил свой первый дальний полет с маршевым двигателем, что послужило толчком к окончательному принятию решения о создании системы «Даль».

Но временная фора, полученная «Бомарком», уже была более чем солидной. 30 декабря 1957 года первый серийный «Бомарк» был передан армии, и о результатах его пусков американцы с восторгом сообщали в газетах и журналах. Так, 2 октября 1958 года первый вариант «Бомарк?А» выполнил перехват экспериментальной ракеты Х?10, находившейся на дальности 160 км и летевшей со скоростью 1610 км/ч на высоте 14,4 км. В одном из следующих испытаний «Бомарк?А» был запущен против мишени, находившейся на расстоянии 193 км, и уже на пути к ней получил команду об изменении маршрута полета. Новая цель двигалась в другом направлении и находилась на расстоянии 120 км. Развернувшийся к ней «Бомарк» выполнил успешный перехват. В начале 1960?х годов свои рекорды начал устанавливать еще более дальнобойный 7?тонный «Бомарк?В». В одном из пусков в 1961 году им была перехвачена ракета?мишень, летевшая на дальности 718 км и высоте 30,5 км.

Несмотря на обилие подобной информации, в разработанном к августу 1957 года в ОКБ?301 эскизном проекте ракеты «400» никакого «Бомарка» не предлагалось. Новая разработка была выполнена с присущей ОКБ?301 основательностью. Уже на самых ранних этапах проектирования здесь были найдены решения многих сложнейших вопросов: достижения заданных характеристик, обеспечения тепловых режимов работы отсеков и агрегатов ракеты, отработки топливной системы, использования новых материалов, одним из которых стал титан. Впервые в нашей стране было предложено оснастить ракету активной радиолокационной головкой самонаведения, захватывающей цель в зоне перехвата. До этого момента полет ракеты происходил по командам наземной РЛС.

В окончательном виде «400» представляла собой 16?метровую двухступенчатую ракету с маршевым ЖРД и твердотопливным стартовым ускорителем. Стартовая масса ракеты составляла около 9 т.

Первый пуск «400» был выполнен 30 декабря 1958 года в Сары?Шагане, и к весне 1960 года этап автономных испытаний ракеты был завершен. Ракетой была «обстреляна» вся зона поражения ее будущих целей, получены необходимые характеристики.

Однако, как и предсказывал Расплетин, состояние дел с большинством остальных элементов «Дали» оказалось значительно хуже. Допущенные просчеты, некачественное и несвоевременное изготовление бортовой и наземной аппаратуры для этой системы так и не позволили начать до лета 1960 года штатные испытания ракеты в замкнутом контуре управления. Немалые проблемы возникли и с ЭВМ, предназначенной для управления работой всех средств «Дали» и не сумевшей проработать без сбоев и неполадок более получаса.

Отвечать «наверху» за все это предстояло Лавочкину.

Впрочем, к весне 1960 года с «Бомарком» соревновались не только разработчики «Дали». Еще в 1959 году свой вариант системы ПВО дальнего действия С?500 предложили КБ?1 и ОКБ?52. В отличие от «Дали» в основу работ по этой системе было положено использование единого радиолокационного поля страны, создание которого считалось возможным в самом ближайшем будущем. В результате дальность действия по самолетам и самолетам?снарядам, летящим со скоростями 4000–5000 км/ч и на высотах до 35–40 км, должна была достичь 500–600 км. В последующем дальность действия С?500 предполагалось увеличить до 800?1000 км, чтобы превзойти все варианты ракеты «Бомарк».

В начале 1960 года предложения по созданию С?500 явились основой проекта будущего постановления руководства страны, которым предполагалось:

«… принять предложение МО, ГКРЭ и ГКАТо создании многоканальной системы зенитного управляемого ракетного оружия дальнего действия (С?500)…

… Головные исполнители:

– КБ?1 ГКРЭ – по системе в целом, а также по системе управления в комплексе, по стартовой и технической позициям в комплексе, бортовой аппаратуре радиоуправления, автопилоту и аппаратуре контроля бортовой СУ.

… Назначить генеральным конструктором по системе С?500 в целом т. Колосова А. А.

– ОКБ?52 ГКАТ (ген. конструктор т. Челомей В. Н.) по ракете с двигателями на твердом топливе (РТ?500), стартовому устройству и технологическому оборудованию стартовой и технической позиций.

– ОКБ?155 ГКАТ (ген. конструктор т. Микоян А. И.) – по ракете с маршевым двигателем на жидком топливе (Р?500)…

… Сроки:

– аванпроект и утверждение ТТТ – 4?й квартал 1960 г.

– автономные испытания средств системы – 1962 г.

– комплексные конструкторские испытания системы – 1963 г.

– предъявление системы на совместные с МО испытания – 2?й квартал 1964 г.»

Но до подписания постановления о создании С?500, значительно опережавшей возможности промышленности, дело так и не дошло.

В свою очередь, развивая «Даль», Лавочкин предложил ее более дальнобойные варианты – «Даль?М» и «Даль?2». Но все они могли иметь право на жизнь только в одном случае, если «Даль» окажется жизнеспособна.

Именно с этой задачей предстояло справиться Лавочкину, отправившемуся по приказу Хрущева в начале июня 1960 года в Сары?Шаган.

Вскоре после его приезда, 8 июня, на полигоне провели специально подготовленное испытание «400», в процессе которого уголковая мишень была сброшена в зоне действия активной головки самонаведения ракеты на дальности около 15 км от пусковой установки. После того как ГСН захватила цель, был произведен пуск, и ракета успешно поразила ее. Однако, за исключением того, что с ракетой все в порядке, этим пуском опять ничего подтвердить не удалось. Для самого же Лавочкина тот день оказался последним – в ночь на 9 июня он скончался от сердечного приступа.

* * *

В июле 1960 года в Капустин Яр в очередной раз приехал Н. С. Хрущев на показ последней серии ракетных новинок. На этот раз гвоздем программы показа зенитных ракет была система С?125.

Как вспоминал Ф. О. Согомонян:

«На начало лета у нас было намечено выполнение четырех пусков В?600П по программе совместных испытаний. Именно столько ракет и находилось на полигоне. И по приказу заместителя Трушина по летным испытаниям Ф. И. Заволокина мы их пустили, приступили к обработке результатов. Заволокин позвонил в Химки и доложил Трушину о том, что очередная серия пусков выполнена. Реакция Трушина была неожиданной и сверхжесткой:

– Какие пуски! Через две недели на полигоне показ! Срочно обеспечьте доставку на полигон ракет из Кирова!

С кировским заводом у нас тогда уже было налажено самое тесное взаимодействие. Заволокин позвонил с полигона директору завода Валерию Александровичу Сутырину, и тот, мгновенно оценив ситуацию, дал команду ускорить выпуск и отправку на полигон очередной партии ракет.

Ракеты, на которых даже не успела как следует высохнуть краска, были доставлены из Кирова во Владимировку на самолете Ан?12. Получив информацию об этом, мы в ночь автопоездом выехали за ними с полигона. Но здесь начались наши злоключения. Оказалось, что летчиков Ан?12 никто не предупредил о чрезвычайной важности выполненного ими полета и о том, что за доставленными ими ракетами уже выехали. И после посадки они зарулили самолет на стоянку, закрыли его и ушли в городок на ночлег к своим друзьям. Мы проискали их всю ночь, подняли на ноги буквально всех, кто только мог нам помочь. Но летчики как сквозь землю провалились. Нашли мы их лишь под утро. Самолет был открыт и ракеты быстро перегружены на наш автопоезд. К обеду мы доставили их на полигон и немедленно приступили к их подготовке к показательным пускам.

А тренировки перед приездом Хрущева шли чрезвычайно активно. На асфальтированных площадках устанавливались элементы С?25, С?75, С?125, макетные образцы С?200, соответствующим образом подготавливалась трава вдоль дорожек и около площадок. Непрерывно работали и представители „органов“, добившиеся от полигонного начальства того, чтобы в дополнение к традиционным мерам безопасности на наших домиках были повешены шторы. Всем, кто не был причастен к показу, в день приезда Хрущева было приказано находиться в домиках и ни под каким предлогом из них не выглядывать. Но мы, конечно, смогли немножко нарушить это распоряжение и оценить размах того, что происходило в тот день на полигоне. С каким интересом мы считали, сколько машин было в сопровождавшей Хрущева колонне! Сам Хрущев приехал на площадку в светлом ЗИМе с тентом, а с ним было еще 27 легковых машин и 14 автобусов».

Программой показа предусматривалось, что ракетами С?125 будут перехвачены два самолета?мишени МиГ?17 и МиГ?21. Как вспоминал Павел Игнатьевич Шестаков, руководивший этой стрельбой:

«В этот раз, в общем?то простой стрельбе, сконцентрировалась масса непредвиденных событий, которые могли привести ее к крайне печальным последствиям. В то время АСУ ПВО еще находились в стадии разработки, и поэтому в кабину комплекса был помещен нештатный планшет и установили прямую связь планшетиста с КП наведения самолетов?мишеней.

Получив первые целеуказания, я „захватил“ цель на дальности 40 км, перевел ее в автоматический режим сопровождения и стал готовить комплекс к стрельбе на поражение.

Вдруг „цель“ пропала. Но целеуказания о ее движении поступают, а так как стрельба по низколетящей скоростной цели очень скоротечна, учитывается каждая секунда и каждое движение, я включил в боевой режим две пусковые установки и по две боевые ракеты на каждой из них. Вся эта армада стала синхронно повторять движение антенны, которую я перемещал в пространстве, осуществляя поиск „цели“ в соответствии с поступающими целеуказаниями. Когда расстояние до „цели“ в соответствии с данными от КП сократилось до 15 км, я подключил еще две пусковые установки и снял все степени ограничения стрельбы, так как решил проводить пуск ракеты в любое место в любой ситуации. Не мог же я осрамить комплекс С?125 перед партией и правительством. И только когда по данным с КП самолет?мишень должен быть надо мной, а „рева“ двигателя я не услышал, тогда понял, что целеуказания с КП были ложными. Через некоторое время выяснилось, что самолет?мишень не выполнил маневра перехода с высоты 10 км на 500 м и врезался в землю, а с КП продолжали передавать гипотетические целеуказания.

Все это привело к тому, что на объекте создалась крайне опасная обстановка для жизни всего окружения Н. С. Хрущева, так как они находились не в бункере, в соответствии с правилами техники безопасности, а на открытом месте. Ведь в это время на комплексе С?125 были сняты все степени ограничения защиты и велась крайне интенсивная, я бы сказал, лихорадочная работа по поиску (как выяснилось позже) несуществующей цели, а она была связана с синхронным антенным постом перемещением 4?х пусковых установок с 8?ю боевыми ракетами в полной боевой готовности. И все это при снятых ограничениях по пуску ракет. Мог бы произойти несанкционированный сход ракеты и тогда…»

Но руководителям страны все?таки продемонстрировали боевую работу С?125. Как вспоминал ветеран КБ?1 Е. И. Никифоров:

«Еще один запуск. Мишень идет на высоте около трех километров. Боевой расчет прочно держит ее. Пуск. Ракета настигает самолет в облаке – единственном зависшем в тот день над Капустиным Яром. Видим, как обломки мишени вываливаются из облака. Раздается смех „доброжелателей“, дескать, поставили мишень на подрыв, а ракета тут ни при чем. Большего позора для испытателей и желать было нельзя. Ждали „разноса“, но обошлось – по словам сопровождавшего Хрущева маршала Бирюзова, он отнесся к этому „генеральскому эффекту“ спокойно – испытания есть испытания».

После отбоя все гости во главе с Хрущевым снялись с места и уехали, вряд ли подозревая о том, какой опасности они подвергались в этот день. Но у разработчиков и испытателей ЗРК, хорошо представлявших себе всю драматичность сложившейся в тот день ситуации, на душе надолго остался горький осадок за имидж и судьбу создаваемой системы.

* * *

В начале июня 1960 года, когда Лавочкин приехал на полигон в Сары?Шагане, на соседней площадке полным ходом шла подготовка к первому пуску еще одной «дальней руки» – грушинской ракеты В?860. Участвовавшим в этой работе испытателям ОКБ?2 одним из первых довелось узнать не только об успешном пуске «400?й», но и о смерти Лавочкина. Последнее событие оказалось настолько неожиданным, что привычная полигонная работа замерла на несколько дней.

Для первого броскового пуска В?860 была готова только к 27 июля. На сей раз испытателей, привыкших, казалось бы, к всевозможным стартовым причудам ракет, покорила фееричность события, длившегося всего несколько секунд: мощь и красота «огненного» рывка «860?й», после которого в небе остались видны лишь черная точка и отделившиеся, как распускающийся степной тюльпан, ускорители…

С?200 – такое название получила «дальняя рука», разработка которой была задана Постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 4 июня 1958 года кооперации предприятий во главе с Расплетиным и Грушиным. «Двухсотка» не была прямым конкурентом «Дали», которую предполагалось развертывать стационарно, в первую очередь в Московской и Ленинградской областях. С?200 предполагалось сделать мобильной, менее дальнобойной, способной поражать воздушные цели, которые появились уже после начала работ в ОКБ?301.

В число этих целей вошли крылатые ракеты «Блю стил» и «Хаунд дог», специально созданные для атак систем ПВО и «расчистки» трасс для пролета бомбардировщиков. С?200 должна была поражать как эти малоразмерные цели, так и их носители на дистанциях 100 км и более.

Масштабность задачи, поставленной перед Грушиным, впечатляла и требовала не только решительных действий, но и своего рода психологической перестройки. Если для Лавочкина с его межконтинентальной «Бурей» сотни километров полета «Дали» были уже пройденным этапом, то для Грушина стояла задача иная – 30?километровую дальность и десятки секунд полета «750?й» ему требовалось превзойти в несколько раз.

И решая эту задачу, Грушин вновь искал свои решения.

Первым отличием В?860 стало то, что Расплетин предложил использовать для В?860 полуактивную головку самонаведения, которая должна была захватывать цель еще до пуска ракеты, находясь на пусковой установке. По расчетам, принятие подобного решения позволяло радикально повысить точность самонаведения и увеличить надежность действия ракеты, упростить наземные средства комплекса и бортовую аппаратуру ракеты.

Приступая к проектированию ракеты, Грушин предложил взять за ее основу несостоявшуюся В?850: ракету нормальной аэродинамической схемы, с двумя парами треугольных крыльев малого удлинения, оснащенную четырьмя боковыми твердотопливными ускорителями и маршевой ступенью с ЖРД.

Подобная аэродинамическая компоновка позволила получить линейные характеристики моментов аэродинамических сил до больших значений углов атаки, что значительно облегчило формирование контура стабилизации, управление полетом и обеспечило достижение требуемой маневренности ракеты на больших высотах. Еще одной «изюминкой» новой ракеты стало решение проблемы сохранения эффективности ее рулей, связанной с чрезвычайно широким диапазоном возможных условий полета. Так, скоростные напоры набегающего потока изменялись в десятки раз, скорости полета – от дозвуковой до почти в семь раз превосходящей скорость звука. Столкнувшись с этим на ранних этапах проектирования, в ОКБ?2 «примерили» к новой ракете все ранее отработанные варианты: МИПЧ и пружинные компенсаторы. Но на этот раз требовалось нечто иное, и найденное в конечном счете решение тоже попало в копилку шедевров инженерной мысли. По воспоминаниям очевидцев, идея этого решения была предложена Грушиным непосредственно в сборочном цехе, где он бывал очень часто. Разработанные конструкторами по его идее рули (точнее рули?элероны) были трапециевидной формы и состояли из двух частей с торсионными связями. Подобная хитроумная механическая (и потому предельно простая и надежная) конструкция по мере роста скоростного напора при одном и том же значении поворота оси руля обеспечивала автоматическое изменение эффективной поверхности руля и, следовательно, создаваемой при этом аэродинамической силы.

Безусловно, выбранный вариант ракеты не был идеальным. Чего стоила хотя бы проблема одновременного отделения четырех ускорителей после разгона ракеты до сверхзвуковой скорости. Даже небольшие различия в их тяге и несимметричности отделения могли привести к потере головкой самонаведения цели, а то и к разрушению ракеты. И опять?таки решение проблемы нашел Грушин, «подбросив» конструкторам идею с использованием замка для сброса авиабомб. По этому замыслу была создана конструкция, связывающая боковые ускорители попарно с помощью тяг через бомбовые замки. Это позволяло разворачиваться паре ускорителей только тогда, когда передние точки крепления противоположно расположенных ускорителей выходили из зацепления. Таким образом, исключались ударные моменты, которые возникали при разновременном развороте ускорителей. В целях отработки этого механизма в сборочном цехе по указанию Грушина был создан стенд, на котором имитировались аэродинамическая нагрузка и весь процесс разворота и отделения ускорителей. Грушин несколько раз наблюдал за этими испытаниями, в конечном счете дал «добро» на установку механизма на ракету.

Не намного проще обстояло дело и с маршевым двигателем. Традиционный для того времени вариант с ЖРД позволял обеспечить полет ракеты на требуемую дальность и необходимую тяговооруженность для выполнения маневров в зоне перехвата. Однако в качестве окончательного варианта ЖРД был принят далеко не сразу и не безоговорочно.

Параллельно с В?860 в ОКБ?2 рассматривался и полностью твердотопливный вариант ракеты, обозначенный В?861. В ее составе также предполагалось использовать бортовое радиоэлектронное оборудование, полностью выполненное на базе новейших полупроводниковых приборов. Но довести эту работу до конца в те годы не удалось.

Еще один вариант предусматривал использование в качестве маршевого двигателя ПВРД. Рассматривая его, Грушин обратился к возглавлявшему в те годы НИИ?1 М. В. Келдышу и вскоре получил объемистый фолиант – выполненный в этом институте отчет о возможности использования ПВРД в составе ракеты системы «Даль». Но «прямоточка» не подошла и для В?860.

Свою лепту в выбор типа маршевого двигателя внесли и расчеты, согласно которым для получения максимальной дальности полета значительную часть времени ракета должна была двигаться на больших высотах по траекториям, близким к баллистическим. Режим такого полета предусматривал, что расход топлива должен был осуществляться так, чтобы к моменту встречи с целью обеспечивались максимальные скорости полета и маневренность ракеты. В те годы подобный режим работы мог быть реализован только с помощью ЖРД, способного изменять тягу в широких пределах, почти в три раза.

На начальных этапах проектирования В?860 заявила о себе еще одна проблема. Оказалось, что продолжительный полет с гиперзвуковой скоростью требует большого количества энергии не только для поддержания скорости, но и для обеспечения функционирования системы управления. Первопричина этого находилась, как говорится, на поверхности: энергоемкая элементная база, основу которой составляли электронные лампы и сопутствовавшие им устройства. Золотой век полупроводников (а также микросхем, печатных плат и прочих «чудес» радиоэлектроники) в ракетной технике еще только начинался, являясь в те годы уделом лабораторий.

Столь же тяжелыми и громоздкими должны были получиться и батареи, способные насытить всю эту махину электроэнергией. Чтобы обойтись без них, на ракете предстояло установить своего рода мини?электростанцию, состоявшую из газовой турбины, электрогенератора и преобразователей. Горячий газ для ее работы можно было получить за счет разложения какого?либо однокомпонентного топлива. Но и в этом случае масса энергоустановки для В?860 превосходила все мыслимые пределы. Впрочем, в первой редакции эскизного проекта, отложив окончательное решение этой проблемы на последующие этапы, Грушин остановился именно на таком варианте.

Уже после выпуска в конце 1959 года эскизного проекта Грушин дал задание рассмотреть вариант, предусматривавший использование для работы энергоустановки основных компонентов топлива. Решение казалось идеальным: оно не требовало установки дополнительных баков, специальных устройств их наддува, заправки и слива.

Готовясь к выдаче задания на проектирование столь непростого ЖРД, специалисты ОКБ?2 неоднократно посетили своего «штатного» смежника А. М. Исаева. Но, не отказываясь от консультаций, Исаев не стал подключаться к новой работе. Тем более что в ходе «совнархозовской» реорганизации его КБ оказалось в составе другого Госкомитета и было полностью переориентировано на «космические» заказы.

Поиск нового смежника?двигателиста привел специалистов ОКБ?2 в Ленинград, в небольшое КБ, которое возглавлял Анатолий Сергеевич Мевиус и которое работало в качестве филиала двигателестроительного завода № 500. Послужной список этого КБ был невелик, и первое поступившее от ОКБ?2 задание там рассматривали с немалым волнением. Но Грушин в очередной раз показал себя не только мастером дел ракетных, но и мастером дел административных. В течение нескольких месяцев он принял все необходимые меры, использовал все доступные ему возможности, чтобы усилить новое КБ, помочь встать ему на ноги.

Из письма председателя ГКАТ П. В. Дементьева заместителю Председателя Совета Министров СССР Д. Ф. Устинову, май 1958 года:

«… В соответствии с Постановлением ЦК КПСС и Совета Министров от 31.1257 г. завод № 466 подключен к серийному производству ЖРД для ракет В?750. В целях более оперативного решения технических вопросов при внедрении в серийное производство двигателей, а также улучшения их конструкции и расширения опытной базы по созданию новых типов ЖРД для ракет, ГКАТ и Лен. СИХ считают необходимым создать на базе бывшего филиала ОКБ?500 опытно?конструкторское бюро на заводе № 466 с численностью до 50 человек в 1958 г. и до 300 человек в 1959 г. Просим рассмотреть проект распоряжения по этому вопросу».

Вопрос о создании нового КБ (ОКБ?466) был решен уже в июле 1958 года, и вскоре к Мевиусу было передано задание на разработку не только маршевого ЖРД для В?860, но и ЖРД для В?755, а также работы по ЖРД для В?1000. Более того, Грушин «подготовил почву» для того, чтобы Мевиус был принят Устиновым для обсуждения и решения вопросов объединения ленинградских двигателестроительных конструкторских бюро под его руководством. В конце 1950?х годов подобное объединение выглядело весьма актуальным, но трезво оценивший свои возможности Мевиус отказался от столь лестного предложения. Впрочем, в вопросах творческих, в принятии смелых и новаторских конструкторских решений он оказался гораздо более твердым и последовательным.

Так шаг за шагом вырисовывалась В?860 и выстраивалась цепочка ее будущих разработчиков. Но, конечно, самые передовые идеи, оригинальные компоновки и участие в работе самых именитых смежников могут быть обесценены, если они не будут опираться на технологические возможности производства, освоенные материалы. И на этот раз Грушин также оставался верен своему кредо: самые смелые идеи должны, насколько возможно, реализовываться недефицитными материалами и высокопроизводительными процессами производства. В подобной формуле был заложен глубочайший смысл, что позволяло значительно уменьшить количество проблем, встававших между конструкторами и опытным производством, между ОКБ?2 и серийными заводами. Во всяком случае, их оказывалось значительно меньше, чем того следовало ожидать при внедрении в производство уникальных разработок. И немалое их количество удавалось решить без привлечения «тяжелой артиллерии» главков, министерств, комиссий, отделов ЦК…

Но совсем обойтись без использования новых материалов и технологий, естественно, было невозможно. Титановые сплавы, пластмассы, графит, пенистый заполнитель – вот лишь небольшой перечень новых, востребованных В?860 материалов. Для нее был разработан и уникальный процесс контактной роликовой сварки листов из алюминиевого сплава (почти 4?миллиметровой толщины!), из которых изготавливались топливные баки. Специально для этого на предприятии была сконструирована и изготовлена уникальная сварочная машина МШШИ?1000. Особенно много хлопот технологам и производству доставил титан. С первых же шагов пришлось столкнуться с тем, что обычный инструмент, который использовался на производстве для обработки сталей, для титана совершенно не годился. Его исключительная вязкость потребовала создания принципиально нового набора обрабатывающего инструмента и внедрения новых технологий, что и было сделано в сравнительно короткие сроки.

Но все?таки на первое место по своей уникальности следует поставить радиопрозрачный обтекатель, для которого впервые в стране была разработана и внедрена в производство крупногабаритная многофункциональная конструкция на основе стеклопластика. Работы над ней начались в конце 1959 года, и к ним привлекли ВИАМ, НИАТ, ВНИИСВ, НИИПМ, НИИ?17 и многие другие организации. В самом ОКБ?2, а затем и на серийном заводе для изготовления обтекателей организовали производственные участки, где решались вопросы, связанные с разработкой и изготовлением исходных материалов, с отработкой технологии, изготовления оборудования, контрольно?измерительной аппаратуры и специальных стендов для измерений радиотехнических характеристик обтекателя.

Особые трудности были связаны со строгими требованиями к толщинам обтекателя, от которых в решающей степени зависела его радиопрозрачность при различном взаимном положении ракеты и цели. Первоначально, до того как производство не освоило «серийную» технологию изготовления, толщину стенок обтекателя «подгоняли вручную», разрисовывая его по диагоналям и меридианам на небольшие зоны, в пределах которых и производилась точная ручная доводка толщины.

В?860 стала первой ракетой ОКБ?2, которая уже с первых опытных образцов начала изготавливаться на заводе № 272 в Ленинграде. Соответствующее решение об этом Комиссией по военно?промышленным вопросам было принято 5 марта 1960 года.

В начале лета 1960 года первая В?860 ушла на полигон. Как и обычно, первые ракеты оснащались габаритно?массовыми макетами блоков аппаратуры, маршевого двигателя и, естественно, головки самонаведения. Над компоновкой всего этого «хозяйства» в то время «колдовали» в КБ?1, вкомпоновывая сотни соединенных проводами деталей в отведенные для них отсеки ракеты, а затем отрабатывая на специальном стенде в Жуковском.

Летом 1960 года началась отработка и маршевой двигательной установки ракеты. 5 июля Д. Ф. Устинов поручил решить вопрос об использовании для этой работы стендов завода им. С. А. Лавочкина, на которых ранее отрабатывалась двигательная установка ракеты «400». В дальнейшем на основе этих стендов был создан отдел огневых испытаний ОКБ?2, где проходила отработка двигательных установок многих ракет предприятия.

Уже в конце 1960 года спроектированный в ОКБ?466 маршевый двигатель был впервые опробован в полете. В том четвертом пуске, состоявшемся 27 декабря, он впервые разогнал новую ракету до гиперзвуковой скорости.

Впрочем, от едва начинавшей летать ракеты уже требовали большего. 12 сентября 1960 года Д. Ф. Устинов подписал решение о том, что дальняя граница зоны поражения В?860 должна достичь 160 км. Для решения этой задачи вновь предстояло обратиться к практике использования пассивного участка траектории.

* * *

12 февраля 1960 года на ленты ТАСС поступило сообщение из Вашингтона корреспондента агентства «Юнайтед Пресс Интернейшнл», которое было немедленно разослано руководителям работ по системе «А»:

«Командование армии США сообщило, что впервые баллистическая ракета уничтожена в воздухе другой ракетой. В сообщении указывается, что артиллерийская ракета „Онест Джон“ была взорвана противосамолетной ракетой „Хок“ во время успешного испытания в Уайт?Сэндз (штат Нью?Мексико) 29 января. Сегодня в Пентагоне демонстрировался фильм, посвященный этому достижению.

Испытание представляло собой сравнительно небольшую репетицию того, чего надеется достигнуть армия на гораздо большей высоте против межконтинентальных баллистических ракет, когда к экспериментам в полном масштабе будет готова ракета „Найк?Зевс“, предназначенная для поражения межконтинентальных баллистических ракет.

Начальник отдела исследований и усовершенствований при штабе армии генерал?лейтенант Артур Тру до сообщил, что во время испытаний в Тихом океане, которые будут проведены в будущем году, первая межконтинентальная ракета, возможно, будет уничтожена в воздухе на высоте около 100 миль…

Трудо также сообщил, что совершенствование ракеты „Найк?Зевс“ опережает график и что ее скорость больше, чем надеялись год назад. Командование армии, добавил он, убеждено, что она сможет уничтожать боеголовки межконтинентальных баллистических ракет без прямого попадания и без детонации взрывчатого вещества межконтинентальной баллистической ракеты.

Сама ракета „Найк?Зевс“ будет использовать ядерную боеголовку».

Делая подобные широковещательные заявления и давая авансы на будущее, американцы пытались в какой?то мере скомпенсировать находившиеся у всех на виду советские успехи в ракетном деле. Вскоре с не меньшим шумом в США отрекламировали и результаты других аналогичных испытаний.

3 июня 1960 года была перехвачена тактическая баллистическая ракета «Капрал», 12 августа и 14 сентября 1960 года ракетой «Найк?Геркулес» был перехвачен другой «Найк?Геркулес». Как и в случае с первым искусственным спутником, у американцев не возникало сомнений в том, кто первым сможет перехватить боеголовку баллистической ракеты дальнего действия.

Работать над этим в США начали в 1955 году, когда руководством армии США был подписан контракт с компанией «Белл телефон лабораториз» на проектирование системы противоракетной обороны «Найк?Зевс». Аналогичный контракт на разработку системы «Визард» тогда же был заключен руководством ВВС США с компанией «Дженерал дайнэмикс». Но уже после первых исследований и на основе заключений экспертов, признавших «Визард» малоперспективным, в январе 1958 года работы по нему были прекращены.

Проекту «Найк?Зевс» удалось выжить и даже выдвинуться в категорию первоочередных. Одновременно такой же статус получила и работа по созданию для противоракеты ядерной боевой части. Сама же трехступенчатая противоракета «Найк?Зевс», для старта которой предполагалось использовать подземную шахту, представляла собой значительно усовершенствованный вариант ракеты «Найк?Геркулес».

Готовясь к испытаниям противоракеты «Найк?Зевс», американцы в обстановке строгой секретности взорвали 1 и 12 августа 1958 года два ядерных боезаряда над Тихим океаном в районе острова Джонстон. Еще одна серия взрывов была проведена 27, 30 августа и 6 сентября 1958 года над южной частью Атлантического океана. Этой программе американцы дали имя «Аргус» – всевидящего, стоглазого греческого божества.

Главными результатами этих взрывов стали появление искусственных зон радиации, возникновение помех для РЛ С дальнего обнаружения, а также полное прекращение радиосвязи на некоторых частотах. После одного из взрывов получился 18?часовой перерыв в коротковолновой радиосвязи между Токио и Калифорнией, вынудивший самолеты тихоокеанских авиалиний прекратить полеты.

В марте 1959 года, на полигоне Уайт?Сэндс был выполнен первый бросковый пуск противоракеты «Найк?Зевс», оснащенной макетами второй и третьей ступеней.

От работ по В?1000 американцы отставали на полтора года. За день до появления сообщения ТАСС о противоракетных достижениях «Хоук», 11 февраля 1960 года, состоялся 25?й пуск В?1000, последний в серии автономных испытаний. Все характеристики В?1000 были проверены на соответствие заданным: скорость, дальность полета, а также один из главнейших параметров – маневренность на высотах более 20 км. Соответствие требованиям было идеальным.

И в начале марта информация об этом была помещена в очередном отчете о работах ОКБ?2, отправленном в ГКАТ. В ТАСС, для его последующего распространения по каналам информагентств, такие документы не направлялись.

«…Автономные летные испытания экспериментальной ракеты В?1000 комплекса „А“ закончены. В результате автономных испытаний отработан сход ракеты с пусковой установки, расцепка первой и второй ступени, сняты все баллистические, аэродинамические и другие характеристики ракеты, которые подтвердили в основном правильность расчетных характеристик.

С марта месяца проводятся испытания комплекса „А“ по этапу программного управления противоракетой, где участвуют центрально?вычислительная станция, с которой передается программа на борт ракеты, станция вывода и другие радиотехнические средства комплекса. По этой программе проведено два пуска, и заданная программа была выполнена. Для проведения второго этапа испытаний ракет В?1000 в комплексе при стрельбе по условным целям изготовлено все необходимое количество ракет (30 штук), из которых 11 находятся на полигоне „А“. В 1959 году были закончены все работы по оборудованию технической и стартовой позиций полигона „А“ с монтажом и сдачей в эксплуатацию двух пусковых установок СМ?71П».

Одновременно с пусками В?1000 на полигоне, неподалеку от подмосковного Загорска, продолжалась отработка ее маршевой двигательной установки.

Как вспоминал В. П. Исаев:

«Стенд для ее испытаний находился на краю здоровенного оврага. Здесь же находился наблюдательный пост, скорее даже наблюдательная шахта, уходившая на три этажа в глубь земли. К первому испытанию мы готовились несколько недель. И вот состоялся запуск. Смотрим на приборы, все прошло нормально, поздравляем друг друга. И поднимаемся по винтовой лестнице вверх. Смотрим, а только что отработавшей на „пять баллов“ двигательной установки нет. И вообще ничего нет: ни стенда, ни стапеля. Отсек, в котором стоял шар?баллон, раскрылся как книжка. Что же оказалось? Когда проектировали конструкцию двигательной установки, то все сделали „по?умному“. В ее состав включили бак горючего, бак окислителя, между ними шар?баллон с редукторами, от которого шел воздух для наддува обоих баков. Для того чтобы после окончания работы в двигатель переставали поступать компоненты, в трубопроводах установили отсечные клапаны с пиропатронами. И вот когда двигатель отработал положенное время, были закрыты трубопроводы, включены клапаны на сброс давления из баков горючего и окислителя. А воздух из шар?баллона продолжил поступать в баки. Дренажные отверстия, которые были в них сделаны, оказались малы, чтобы справиться с его количеством. В результате пары кислоты и горючего просочились через редуктор и соединились в шар?баллоне. И он, естественно, взорвался.

На следующий день меня, поскольку я был ведущим по этим испытаниям, вызвали на предприятие, к Кутепову. У него в кабинете уже сидел представитель из „органов“. Мне далилист бумаги и сказали, чтобы я написал, кто виноват в том, что произошел взрыв. Тут меня почти взорвало, и я начал объяснять им техническую суть произошедшего, закончив тем, что они неправильно поставили вопрос и писать мне нечего. В то время уже можно было надеяться на то, что сразу не возьмут и не посадят…

Вскоре вопрос с испытаниями в Загорске был улажен техническими средствами, двигательная установка была доработана и испытана со всеми возможными вариациями. И летом нас отправили на полигон, где работы тоже было невпроворот. Но почему?то от той поездки больше всего запомнился не какой?то пуск или испытание, а один случай, скорее штрих к портрету Петра Дмитриевича. Летняя жара в Сары?Шагане была ужасная. И вот однажды мы, впятером, усталые идем после работы на технической позиции, и нам встречается Петр Дмитриевич. Почти у его домика. Думаем, что он первым делом спросит нас о работе, а услышали от него:

– Ребята, вы обедали или не обедали?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.