Ночной поход
Ночной поход
Следующий день был примечателен тем, что мне и Мир Акаю пришлось ехать в Бригаду на совещание, которое проводил лично Варенников. Совещание проходило в коттедже, специально отстроенном для генерала. В небольшой комнате с одним большим окном и двумя дверями, кроме самого Варенникова, уже сидели оба его помощника и еще несколько высокопоставленных руководителей 70-й бригады.
Мир Акай и я по очереди доложили генералу о готовности царандоевских батальонов к выдвижению на восьмой и девятый посты обороны. На карте уточнили уязвимые места, где от «духов» можно было ожидать любых сюрпризов. Варенников спросил нас, какая еще реальная помощь нужна царандою от советских военнослужащих, с тем чтобы эта решающая стадия операции прошла быстро и успешно. Не сговариваясь с Мир Акаем, в два голоса попросили помочь с обеспечением коридора при движении колонны с афганскими военнослужащими. Тут же, не откладывая в долгий ящик, Варенников поднял с места командира дивизиона установок залпового огня «Град» и командира дивизиона гаубичной артиллерии. Обоим была поставлена задача – обеспечить запрашиваемый нами коридор.
Командир «Градов» предложил загодя обработать всю «зеленку» в районе предполагаемого перемещения колонны царандоевцев. Варенников согласился с ним и дал добро и на эту упреждающую акцию.
На том совещание и закончилось.
Уже после него на улице к нам подошел «Седой полковник».
– Ну, что, мужики! Значит, завтра воюем?
– А куда ж нам деваться с этой подводной лодки, – с издевкой в голосе ответил я на его вопрос.
– Ну, вот и чудненько. Значит, завтра перед обедом все вместе встречаемся в штабе у Пищева и оговариваем детали операции. Кстати, а вы знаете, что он со всем своим штабом перебрался на первый пост?
Накануне, когда мы с Мир Акаем мотались по постам, я обратил внимание на то, что на пустыре около первого поста, где до этого были подготовлены позиции для артиллерийских орудий, ко всему прочему появились еще и мачты разнокалиберных радиостанций. А там, где столько средств радиосвязи, следует искать и штабников. Это истина стара, как мир. Стало быть, ход моих мыслей был верен.
Договорились, что ровно в 11.00 утра встречаемся все вместе на первом посту. «Седой полковник» желал лично удостовериться в готовности афганских военнослужащих к решающему штурму…
* * *
Утро пятого января ничем не отличалось от предыдущих дней. Одна лишь была отрада – противный дождь, досаждавший нам несколько дней подряд, заметно поутих и перешел из разряда льющего в разряд моросящего.
Выезжая на завершающую стадию операции, никто из нас еще не знал, чем все это закончится. Оставалось только надеяться, что ночная вылазка удастся и уже завтра все мы вернемся в городок живыми и невредимыми.
Очень хотелось верить, что именно так все и будет.
Из городка вновь выехали втроем: я, Михалыч и Юра. Олег Андреев остался на хозяйстве руководить остатками нашей заметно поредевшей группы советников.
Мир Акай, видимо, тоже решивший усилить руководящие ряды царандоя, на этот раз прихватил с собой заместителя по безопасности – Сардара, моего подсоветного – Амануллу и вновь назначенного начальника джинаи – майора Хакима. Кое-как протиснувшись между царандоевцами, облепившими бронетранспортер, словно мухи, последующие пару часов ехали, как в переполненном трамвае. В тесноте, да не в обиде. Зато не так холодно.
Штаб операции действительно перебрался на первый пост, и его ПБУ размещался в «кунге», прикопанном в полузатопленный капонир. Кроме Пищева, там уже сидел «Седой полковник» и еще несколько старших офицеров, с большинством из которых я не был близко знаком.
Совещались не меньше часа. За это время обговорили все детали предстоящей операции. Еще до нашего приезда «Седой полковник» решил все вопросы с обеспечением того самого коридора, о котором мы накануне просили у Варенникова, и в наше распоряжение был выделен молоденький старлей – артиллерийский корректировщик.
После совещания к нам подошел «Седой полковник». Панибратски похлопывая меня по плечу, он поинтересовался:
– Ну как? Выполним мы сегодня поставленную задачу?
– Обязательно выполним, – ответил за меня Мир Акай.
– Ага. Выполним и перевыполним, – вторил ему Михалыч.
– Это как так – перевыполним? – недоуменно переспросил «Седой полковник».
– А как завещал нам товарищ Никита Сергеевич.
– Я серьезно спрашиваю, а вы, товарищ полковник, все шуточки шутите, – психанул «Седой полковник».
– Так и я серьезно, – в тон ему ответил Михалыч. – А если еще серьезней, так это надо не у нас, а у «духов» спрашивать, чего они там, в «зеленке», думают по этому поводу. А потом, вы же сами с нами поедете, а коли так, поставленная задача обязательно будет выполнена в срок и в полном объеме.
«Седой полковник», видимо, уловив язвительность в голосе Михалыча, махнул рукой и отошел к стоявшим в сторонке офицерам Бригады.
Но Михалыч на этом не успокоился и решил добить его окончательно. Нарочито громко, так, чтобы его слышал «Седой полковник», он возмущенно произнес:
– Мужики! Я чего-то не понимаю, мы что, на голодный желудок сегодня воевать будем?
Я решил подыграть Михалычу и, показывая на дымящуюся трубу походной ПХД, добавил:
– Да ты что, Михалыч! Как можно! Вон видишь, для нас хавку уже варят. Сейчас с товарищем полковником порубаем и поедем все вместе с «духами» воевать. А то что же это получается, «духи», ожидаючи нас, сейчас наверняка жирный плов наворачивают, а мы, отощавшие за последние дни, да еще и с пустыми желудками, воевать с ними? Не-е, так не бывает.
– А вообще-то на фронте в таких случаях и «наркомовские» полагаются, – не унимался Михалыч.
– Хренка вам с бугорка, а не «наркомовские», – не выдержав приколов, огрызнулся «Седой полковник».
– Не-е! Ну, это совсем непорядок в Червонной армии, – зацепился за его слова Михалыч. – Жуков, и тот так не поступал с бойцами в самый ответственный момент. Даже штрафникам давали сто грамм перед боем. А мы что, хуже штрафников, что ли? А ну как нам больше уже не придется на этом свете ее, «родимую», попробовать.
– Да хватит вам брехать, – по всему видно было, что «Седой полковник» уже начинал выходить из себя. – Вы про свои «наркомовские» и не помышляйте. Думайте хоть, что говорите, целый полковник как-никак.
– Товарищ полковник, так ведь я же для пользы общего дела, – лицо Михалыча было настолько глуповато-наивным, что я едва не рассмеялся. – Ведь если пуля попадет в живот, в котором полным-полно жратвы, это же гангрена может сразу произойти. А «винус-спиртус» – он как раз для дезинфекции, чтобы перитонита мгновенного не случилось. А потом, причем здесь мое звание, пуля, она ведь дура, для нее что рядовой, что генерал, все едино – кого колбасить.
– Э-э! Взрослый человек, а такие вещи говоришь. Типун тебе на язык. – «Седой полковник» явно не дружил с чувством юмора. Если бы оно у него было, он наверняка нашел бы, что ответить Михалычу. Но, видимо, не дано.
Я незаметно «маякнул» Михалычу, давая понять, что нет смысла продолжать эту словесную дуэль. Очень толстая кожа у его оппонента, одним язвительным словом ее не пробить. Тут гранатомет нужен.
Еще с полчаса ждали, пока приданный нашей группе корректировщик согласует с артиллеристами координаты предполагаемых целей и отметит их на своей карте. Оставалось за малым, как он будет поддерживать связь со своими коллегами. Частоты радиостанции на царандоевском БТРе не совпадали с частотами радиостанции артиллеристов. Носимую «сто пятку» бесполезно было использовать. Ее с четвертого поста уже не будет слышно, а с седьмого и уж тем более с восьмого и девятого постов подавно.
Свои доводы старлей доложил «Седому полковнику».
«Седой полковник» подозвал к себе командира БТРа, на котором он все эти дни рассекал с нами по «зеленке», и спросил его, на каких частотах работает радиостанция и можно ли по ней связаться с артиллеристами. Сержант тут же связался с кем-то по бортовой радиостанции и буквально через минуту доложил, что такое вполне возможно.
– Ну, вот вам и решение проблемы, – удовлетворенно ответил «Седой полковник». – БТР в вашем распоряжении, так что пользуйтесь им по полной программе.
Я что-то не понял «Седого полковника». По всему было видно, что он не собирается ехать с нами на эту ночную операцию. Хотел было уже спросить его об этом, но он опередил меня. Взяв за локоть, он отвел меня в сторонку, где доверительно сказал:
– В общем, так. Варенников запретил мне ехать с вами и обязал координировать действия отсюда, со штаба Пищева. Так что придется тебе, Анатолий, комиссарить самому. У тебя вон какие бравые мужики, да и командующий не один едет. Думаю, что вы справитесь с поставленной задачей. Только у меня к тебе большая просьба: как только выставитесь на посты, сразу возвращайся назад. Считай это приказом самого Валентина Ивановича. Утром мне надо быть в Бригаде у него с докладом, и поэтому понадобится БТР.
– Так я могу его прислать вам, а сам останусь на постах, пока окончательно не буду знать о том, что там все нормально, – пытался возразить я.
– Не-е, так дело не пойдет. Прежде чем я поеду к Варенникову, должен во всех деталях знать, как проходило выдвижение на посты. По рации о таких вещах много не поговоришь, а посему ты мне нужен здесь. Обсудим итоги операции и подумаем, что докладывать Варенникову. Надеюсь, ты меня хорошо понял?
Да все я хорошо понял. Господин полковник не хотел брать на свою голову ответственность за эту ночную вылазку, а посему и решил подставить под это дело меня. Если операция сорвется, все шишки будут на моей голове, а «Седой полковник» останется не при делах. В случае удачного завершения операции он все лавры отхватит себе. Ведь не собирается же он брать меня на доклад к Варенникову.
Правда, мелькнула в моей голове и иная мыслишка. О том, что он просто струсил и не рискнул ехать темной ночью вместе с афганцами. Но боялся он не «духов», а получить пулю в спину от этих «муртузеев». Видимо, сильно запало в его голову наше посещение мятежного батальона. А сейчас, когда командир этого батальона убит, кто даст гарантию, что какой-нибудь сарбоз, затаивший злобу за обидные высказывания, прозвучавшие в тот день из уст полковника, не пристрелит его под шумок возможного боя. Хотя, как знать, точно такая же участь могла постигнуть и меня.
Ничего не стал я больше говорить «Седому полковнику». Только пообещал, что обязательно вернусь. На том и расстались.
От первого поста отъехали часа в три дня. Нам предстояло до темноты прибыть на седьмой пост, где сейчас сосредоточились подразделения царандоя, которым предстоял ночной рейд по «духовским» тылам. Кроме «мятежного» батальона, там сейчас находился Джаузджанский оперативный батальон, временно прикомандированный в Кандагар, а также наш опербат во главе с майором Алимом. На его батальон выпала незавидная доля – быть неким подобием заградительного отряда на тот случай, если личный состав прикомандированных батальонов попытается под шумок сбежать в «зеленку». А такое, с учетом упаднических настроений, царящих в этих подразделениях, вполне могло произойти.
Пока добирались до седьмого поста, обратил внимание на то, что количество грузовиков, подорвавшихся на минах или подбитых «духами» из гранатометов, заметно увеличилось. Обиднее всего было видеть сгоревшими те самые новенькие ЗИЛы, прибывшие в царандой накануне нового года. Они погибли, как необстрелянные бойцы, так и не успев намотать на своих спидометрах первую тысячу километров афганских дорог.
К седьмому посту подъехали уже в сумерки.
Мир Акай сразу же собрал командиров подразделений для постановки им боевой задачи. Согласно утвержденному плану операции, Джаузджанскому оперативному батальону предстояло закрепиться на восьмом посту, а 48-му БСГ рулетка судьбы предоставила возможность оседлать самый дальний – девятый пост. Капитан, исполняющий обязанности командира «мятежного» батальона, эту новость воспринял без особого энтузиазма. Ему предстояло еще озвучить ее своим подчиненным, а те-то уже знали, что летом прошлого года именно девятый пост «духи» раскатали «под ноль». Тогда «духи» даже в плен никого не взяли. Просто отрезали головы всем защитникам поста, в том числе и тем, кто уже был мертв.
Поскольку впереди нас ждала неизвестность, командующий распорядился выдать всем бойцам суточную норму сухпая. Стоя с Михалычем в сторонке, мы наблюдали, как сарбозы, только что отужинавшие горячей пищей, вскрывали банки с тушенкой и кашей и, давясь, запихивали их холодное содержимое в свои ненасытные желудки. Наверно, считают, что если ночью погибнут, то эти консервы им уже не достанутся.
Действительно – «муртузеи».
Ровно в 22.00 со стороны первого поста мы услышали канонаду, и буквально сразу же над нашими головами провыли десятки, если не сотни реактивных снарядов. Первые снаряды упали невдалеке от седьмого поста, и всполохи от их разрывов осветили всю округу.
При каждой новой серии взрывов афганцы бурно выражали свои эмоции. Нашлись даже такие, которые стали отплясывать одним им известные ритуальные танцы. А несколько сарбозов от нахлынувших на них чувств открыли беспорядочную стрельбу в воздух из своих автоматов.
Обработка «зеленки» «Градами» велась почти час. Как только она закончилась, прозвучала команда: «По машинам!».
Мы с Михалычем и Мир Акаем сели на БТР, любезно предоставленный нам «Седым полковником», а Сардар, Аманулла и Хаким оседлали царандоевскую бронемашину. На наш БТР сели еще несколько афганцев, в том числе два инзибода командующего. На своем бронетранспортере мы возглавили колонну, а «зеленые» замкнули ее с хвоста.
Всего в колонне было около двух десятков грузовиков, везших не только бойцов, но и весь скарб, так необходимый на постах. Чего только не загрузили в эти машины: и железные кровати с ватными матрацами и шерстяными одеялами, и дрова, и продукты питания, и боеприпасы.
Как только колонна покинула седьмой пост, офицер-корректировщик связался по рации с артиллеристами, и те начали методично обстреливать подступающую к дороге «зеленку». Пару раз они ошиблись в своих расчетах, и снаряды едва не угодили по колонне. Давя на тангенту гарнитуры, старлей матюгался на чем свет стоит, обзывая своего невидимого радиокорреспондента всеми известными матерными словами.
В одном месте дорога делала резкий поворот влево. Странно, но на карте этот поворот вообще не был обозначен. Видимо, мотавшиеся до этого советские танкисты и десантники, нарвавшись на «духовские» мины, сошли с опасного участка дороги и набили новую колею.
Вот тут-то нам пришлось туго. Артиллеристы, наверное, тоже ничего не знали об этом повороте и, вместо того чтобы бить по прилегающей «зеленке», уложили несколько снарядов по колонне. Один из снарядов, не долетев до нашего бэтээра, разорвался буквально в двадцати метрах от него. Сидевший у моторного отсека сарбоз громко закричал и схватился за плечо. Между пальцами его руки почти сразу появилась кровь. По всей видимости, его здорово зацепило осколком. Все, кто сидели на бронетранспортере, в том числе и я, мигом перескочили на правый борт, а раненый боец, корчась от дикой боли, остался лежать на броне.
Со своей инициативой мы явно поспешили, поскольку следующий снаряд разорвался именно с той стороны, где мы искали для себя укрытие. Слава богу, он упал намного дальше от машины, чем предыдущий снаряд. Иначе всем нам не поздоровилось бы.
Бедный старлей! Что он только ни орал в микрофон. Невольно поймал себя на мысли, что в этот момент он, не задумываясь, перестрелял бы весь артиллерийский расчет, который только что едва не угробил всех нас.
Видимо, артиллеристам надоело выслушивать матерные слова в свой адрес, они вообще прекратили стрельбу, и теперь только надрывное урчание двигателя да стоны раненого бойца нарушали эту звенящую ночную тишину. Оставалось лишь надеяться, что «духи» не воспользуются моментом и не обстреляют колонну из гранатометов и стрелкового оружия.
А условия для этого были почти идеальными. По закону подлости, именно в этот момент облака на небе разошлись и в их разрывах появилась яркая луна. Вся наша колонна теперь была видна, как на ладони.
«Боже, спаси и сохрани!» – пронеслось у меня в голове. Машинально потрогал рукой то место, где под одеждой на тонкой капроновой веревочке вместе с офицерским жетоном висели простенький крестик и «молитва-оберег», бережно зашитая моей матерью в черную суконку.
Возможно, Всевышний услыхал мою молитву. Вновь набежавшие на луну облака потушили этот «фонарь в ночи», и все вокруг вновь погрузилось в кромешную темень.
А ранение у сарбоза действительно оказалось серьезным. Сидевшие на бэтээре афганцы сдернули с него одежду и стали перетягивать раненое плечо резиновым жгутом, которым до этого был обмотан приклад его автомата. Потом на место ранения наложили ватно-марлевый тампон и плотно замотали его бинтами. Добровольные санитары, накладывавшие повязку, сами изрядно перепачкались в крови, бившей пульсирующей струей из раны. Видимо, у сарбоза была здорово повреждена артерия, потому-то так много крови из него вытекло. Да и осколок наверняка остался в теле.
Та-ак, один «трехсотый» уже есть. А сколько их еще будет, пока доберемся к месту назначения?
Но, слава богу, все обошлось.
Минут через двадцать из темноты появились очертания каких-то развалин. Это и был тот самый восьмой пост.
– Стоять! Дреш!
Прямо перед нашим бэтээром словно из-под земли выросла фигура человека в зимнем камуфляже. В руках он держал пулемет, направленный стволом в нашу сторону.
Водитель нашего БТРа резко тормознул, и все сидящие на нем едва не слетели с брони.
Хоть мы и знали, что десантники на посту уже предупреждены о передвижении нашей колонны, эта «гостеприимная» встреча была для нас неожиданностью.
– Ты чего, мудила, охренел совсем? – подал голос Михалыч. – Ты пулеметик-то свой спрячь куда-нибудь, а то у нас тут тоже нервных хватает.
Заслышав родную речь, пулеметчик обернулся назад и закричал в темноту:
– Замена приехала!
В следующее же мгновение из развалин выскочили еще несколько человек. Подбежав к нашему БТРу, они начали бурно изливать свои эмоции, закончившиеся салютованием из всех видов стрелкового оружия.
От группы десантников отделилась высоченная фигура военного без знаков различия. Приблизившись к нам, он осипшим голосом представился:
– Капитан Игнатьев. Кто тут у вас старший?
– А у нас тут все старшие, – съязвил Михалыч, – одних полковников аж целых два штука.
– Тогда кто будет все это дерьмо принимать?
– Ну, так бы и говорил, – слезая с БТРа, ответил я. – Будет тебе сейчас старший.
Мир Акай послал гонца по колонне на розыски командира Джаузджанского батальона, засевшего в кабине одного из грузовиков.
Буквально через несколько минут развалины представляли собой копошащийся муравейник. Сарбозы сбрасывали с машин кровати, тюки с различным барахлом. Аккуратно разгружали и складывали в штабеля ящики с боеприпасами.
Капитан Игнатьев поинтересовался у Мир Акая, какими силами его подчиненные будут удерживать пост и, услышав в ответ, что здесь разместится аж целый батальон, многозначительно произнес:
– Ну-у, тогда конечно. Это не то что я здесь с одним взводом мудохался. Но имейте в виду, что «душары» вокруг поста дюже шальные. Так что пусть ваши бойцы не расслабляются, а сразу подыскивают укрытия понадежнее. За то время, пока мы тут торчали, понарыли всяких разных крысиных нор, но, думаю, что этого будет маловато, на всех не хватит. «Духи» уже с рассвета начнут колбасить по посту из минометов и безоткаток. Я уже пятерых «трехсотых» и одного «ноль двадцать первого» отсюда отправил. И это всего за какую-то неделю. А «духи», судя по всему, только-только начинают звереть. Совсем скоро здесь будет конкретная жопа. Так что я не завидую вашим мужикам.
Мир Акай отлично понимал, какая мясорубка ждет уже в ближайшее время его подчиненных, и поэтому попросил капитана поделиться соответствующей информацией с афганским комбатом, принимающим все это беспокойное хозяйство. Чтобы процесс общения не имел сбоев, я оставил на посту нашего переводчика Юру.
А нам предстояло двигаться дальше. Нужно было проехать по «зеленке» еще около трех километров туда, где располагался девятый пост.
Поехали уже меньшим составом, поскольку половина колонны с грузом и людьми осталась на только что покинутой точке. Эту половину машин мы должны были прихватить на обратном пути, когда, окончательно разгрузившись на девятом посту, грузовики будут возвращаться обратно.
Не успели отъехать и полкилометра, как между движущимися грузовиками произошел взрыв. Неужели «духи» очухались и начали обстрел колонны? Но больше взрывов не было, и колонна за какие-то пятнадцать минут достигла девятого поста. В отличие от предыдущей дороги, по последнему ее участку было даже приятно ехать, поскольку дорожное полотно было сплошь каменистым, а вдоль него росли какие-то деревья. Ну чем не автобан.
На девятом посту нас уже встречали. Не успели мы остановить свой БТР у какого-то подобия шлагбаума, как к нему подбежал военный. Это был прапорщик, замкомвзвода десантников. Лицо и руки у прапора были черными от копоти.
Выяснив, что за колонна подъехала, обернувшись назад, он закричал в ночную тишину:
– Мужики! «Зеленые» на замену приехали! Дембель!!!
Боже, что тут началось. Не сговариваясь, все, кто был на посту, открыли сумасшедший огонь из всех видов оружия. А стоявшая на посту БМПэшка стала стрелять из пушки по высокой скале, выпиравшей из земли зубчатым гребнем примерно в километре от нас.
Звуки выстрелов отражались от скалы дребезжащим эхом, словно кто-то невидимый, сидящий на ней, бил колотушкой в огромный медный таз. Я обратил внимание, что трассеры летят в одном направлении, в большой круг, белеющий на отвесной стене этой скалы. Круг этот, словно мишень, притягивал к себе малиновые трассы пуль, ударявшиеся о камни и рассыпавшиеся мелкими брызгами.
А «муртузеев» хлебом не корми, только дай трассерами пострелять. Они попрыгали с машин и присоединились к десантникам.
Мир Акай быстро пресек это безобразие. Он громко гаркнул в сторону стрелков, и солдаты, разом прекратившие палить, с большой неохотой стали расходиться в разные стороны.
Командующий отдал распоряжение о построении личного состава.
Дисциплина, конечно, хорошее дело, но собирать людей в кромешной темноте – задача не из легких. Некоторые сарбозы уже успели найти себе укромные местечки и, накинув на плечи шерстяные одеяла, пристраивались отойти ко сну. Алим со своими подчиненными бегал по развалинам, коих на посту было великое множество, и вытаскивал хитрованов-лодырей буквально за шиворот, толкая их пинками под зад.
Нужно было спешить с разгрузкой машин, а не бока отлеживать. На все про все времени было отведено не больше часа. Но сарбозы и не думали приступать к разгрузке. Пришлось мне с Михалычем выступить в роли грузчиков-стахановцев. Буквально за пять минут мы сбросили с одного из грузовиков спинки и сетки от металлических кроватей. Чохом, в одну кучу. Пусть потом «муртузеи» разбирают в темноте эту груду металла, если, конечно, захотят спать в цивильных условиях.
А сарбозы тем временем, скинув с одной из машин немного дров, принялись разжигать костры.
Ну, козлы! Тепла им, видите ли, захотелось. А ну как сейчас «духи» засекут эти костры да и шандарахнут по ним из минометов?
Михалыч демонстративно отлил на один такой разгорающийся костер, чем вызвал недовольство у собравшихся около него сарбозов. Но их ропот был в корне пресечен Алимом. Он заявил, что расстреляет всякого, кто будет разводить открытый огонь. Если кому-то не терпится согреться, пусть срочно хватает чугунную «буржуйку» и тащит ее в укрытие. И только там может ею пользоваться.
Часть солдат забралась в кузов грузовика, с которого мы только что побросали кровати, и категорически отказалась с него слезать. Мир Акай стал разбираться в чем дело, а они, в свою очередь, выдвинули ультиматум, что, мол, не слезут с машины, пока их не отвезут обратно в Кандагар. Ни на какие уговоры и увещевания командующего они не реагировали.
И тогда он был вынужден вызвать к себе их командира. Все стали искать этого капитана, но его нигде не было. Сардар высказал предположение, что заместитель комбата наверняка укрылся в бээрдээмке, что была на вооружении у 48-го БСГ.
И действительно, именно там он и спрятался. Закрыв изнутри все запоры, категорически отказался оттуда вылезать. Твердил только одно, мол, привезли мы их всех сюда на погибель.
Не знаю, как долго еще продолжалась бы полемика между Сардаром и этим трусом. Но в этот момент к бронемашине подошел командир опербата Алим. В руках он нес гранатомет. Что уж он там такого сказал засевшему в ней капитану, не знаю, но тот буквально через пару секунд пулей выскочил наружу через верхний люк. Могу представить, что было бы, если б этот горе-вояка остался сидеть там и дальше. Алим – парень горячий и запросто мог шандарахнуть по БРДэмке из гранатомета. Так, в назидание другим.
Алиму, видимо, понравилось, как он выкурил капитана из бронемашины. С этим же гранатометом он двинулся к грузовику, в котором на корточках сидели около двух десятков бойцов. Пока он шел к машине, нервы у сарбозов не выдержали, и они по одному стали выпрыгивать на землю.
Да-а! Не зря Мир Акай взял Алима в этот ночной рейд. Если бы не этот лихой офицер, еще неизвестно, чем бы все закончилось.
Примерно к часу ночи разгрузка машин была полностью завершена, и они стали выстраиваться на дороге в колонну, готовясь в обратный путь. После небольшого совещания Мир Акай принял решение оставить свой БТР на посту. Там же остались все офицеры, что прибыли с ним на девятый пост. Кто знает, что еще взбредет в головы бойцам этого «мятежного» батальона…
* * *
На первый пост мы вернулись часа в три ночи. Доехали без приключений. Кстати, еще на «девятке» выяснилось, что за взрыв произошел между машинами, когда мы еще к нему ехали. Оказалось, один сарбоз, решив проверить, не учебные ли им выдали гранаты, выдернул чеку из эргэдэшки и выбросил из кузова.
Урод! Хорошо, что никого не зацепило осколками.
На обратном пути прихватили раненого сарбоза, которого до этого оставили на восьмом посту. Пока мы колготились на девятом, шурави всадили ему двойную дозу промедола, и теперь он пребывал в состоянии полнейшего пофигизма.
По прибытии в штаб нашли «Седого полковника» и доложили ему, как прошла ночная операция. Тот был на седьмом небе от приятных новостей. Теперь ему было что докладывать Варенникову. На радостях он напоил всех нас чаем, а потом даже помог найти нам теплые местечки, где мы смогли бы перекантоваться до утра.
Лично я в тот момент мечтал только об одном – как можно скорее отогреться. Подсчитав в уме, я пришел к выводу, что на броне я провел почти 15 часов. А поскольку поверх сарбозовских дрешей на мне была надета всего лишь китайская ветровка на рыбьем пуху, тело промерзло до такой степени, что его трясло, как осиновый лист на ветру.
Какое счастье! Мне достался кусочек пола в какой-то колымаге, рядом с «буржуйкой», в которой потрескивали горящие дрова. Я сидел на голом полу, облокотившись спиной о фанерную стену, и холод, скопившийся за последние сутки в моем теле, словно по каким-то тонким стеклянным трубочкам выходил наружу. Озноб побежал по коже, а мышцы стали наполняться теплом.
Сознание еще пыталось сосредоточиться на чем-то очень важном, что я упустил сегодня, не сделал, но бренное тело отказывалось подчиняться нервным импульсам головного мозга и само по себе камнем летело в черную пропасть сна.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.