Сталбек Асакеев. На войне как на войне
Сталбек Асакеев. На войне как на войне
Записал Андрей Мусалов
С Афганистаном связан большой период моей жизни с 1979 по 1986 год. Шесть лет мне довелось провести на той войне. И каждый день из тех шести лет мог стать последним.
Родился я в 1953 году, в Киргизской ССР, на Иссык-Куле. После школы поступил в институт, но увлекся авиацией. Закончил 111-ю авиашколу. Работал в НИИ имени Чкалова. А в 1973 году был принят в пограничные войска КГБ СССР. Служил в бурундайском авиаполку, под Алма-Атой, бортмехаником. Затем отучился в Кировском училище, стал борттехником.
В семьдесят девятом меня перевели в Афганистан. Причем это случилось еще до ввода войск – в августе. Летели на вертолете в «аэрофлотовской» раскраске, бортовой номер – 25925. Задача была обеспечивать работу советского посольства. Уже тогда работа в Афганистане считалась опасной – в стране вовсю бушевала гражданская война. Вертолеты базировались на аэродроме, а мы жили в первом микрорайоне Кабула, стараясь ничем не выдавать своей военной принадлежности. Ходили только в «гражданке».
Мне хорошо запомнился день 11 сентября 1979 года. За нашим экипажем на «ГАЗ-66» заехал посольский водитель, как сейчас помню, его звал Васей, он тоже был пограничником-сверхсрочником, с Пржевальского отряда. Пограничники охраняли посольство. Так вот этот Вася говорит – срочно выезжаем, в посольстве общий сбор. Ехали по центральному проспекту Кабула – Майвану. Смотрю, что такое – несмотря на раннее утро, весь проспект забит вооруженными людьми. Все чем-то возбуждены, кричат. Откуда-то выезжает танк Т-62 и несется на толпу. Люди разбегаются во все стороны. Стрельбы еще не было, но стало ясно – что-то происходит ненормальное. А у нас с собой только пара автоматов. Мы кричим водителю: «Вася, ты только не останавливайся! Гони до посольства несмотря ни на что!»
В посольстве нам объявили, что ночью был задушен афганский лидер Тараки. Его вроде задушили подушкой, а затем для верности сделали инъекцию с ядом. Теперь у власти в Афганистане стал Амин. Ситуация за воротами посольства быстро накалялась. Скоро в городе началась стрельба.
Затем последовали хорошо теперь известные события. В Кабул прибыли группы «Зенит» и «Гром», а также так называемый «мусульманский» батальон, состоявший из солдат министерства обороны СССР – выходцев из республик Средней Азии. Мы, вертолетчики посольства, обеспечивали подготовку нового переворота. Летали то в Кандагар, то в Кундуз, то в Баграм.
Вскоре в ходе слаженных действий спецгруппы быстро захватили тюрьму Пули-Чархи, где Амин держал своих политических противников, административный центр Кабула и штурмом овладели дворцом Амина, ликвидировав его самого. Среди «зенитовцев» и «громовцев» было много раненых. Были, к сожалению, и убитые. 29 декабря мне довелось быть в составе вертолета, который вывозил погибших и раненых «зенитовцев». Именно тогда я увидел столько крови, и мне стало очень не по себе. Хотя тогда казалось, что скоро все закончится. Никто не предполагал, что война затянется так надолго!
В апреле 1980 года мой экипаж перевели в Душанбе. Там, в городском аэропорту, находилось звено Марыйского авиаполка. Душанбинским звеном поначалу командовал Мирошниченко, затем его сменили, сначала Лазарев, а затем – Шагалеев. Позже, по мере разрастания конфликта, прямо на моих глазах была сформирована эскадрилья, а затем появился и полк. Мы прикрывали ввод войск, передвижения колонны и мотоманевренных групп, вылетали на помощь сводным боевым отрядам. Позже внедряли тактику высадки десантно-штурмовых групп.
Надо сказать, Душанбинский вертолетный полк был уникальной частью. Он был сформирован целенаправленно для войны в Афганистане. Поэтому у нас большое внимание уделялось боевой подготовке, полетам в горах. И личный состав был подобран исключительно удачно. Пилоты полка были высочайшего класса, они были способны посадить машину на площадки, расположенные на запредельных высотах, – в 3500–4000 метров!
Но главное – коллектив был очень крепок в моральном отношении. У нас не было такого, чтобы кто-то отказался от задания или не прикрыл в бою товарища. Трусов не было! Зато была настоящий фронтовая дружба. В этом мне видится заслуга командования части: Шагалеева, Сухова, Дятлова, Пасынка, Мусаева. Они заложили в коллективе принципы поведения, задали моральную составляющую для каждого из нас. Неудивительно, что именно Душанбинский полк взрастил двух Героев Советского Союза и двух Героев России.
Поначалу в восьмидесятом году с нами часто просились полетать специалисты наземных служб – оружейники, техники и так далее. Им тогда казалось, что война – это какая-то экзотика. Однако очень скоро, когда духи научились метко стрелять и вертолеты стали привозить дырки, все эти добровольцы быстро пропали.
Работать в ходе войны приходилось очень много. Ведь мы – борттехники, хозяева вертолетов. На нас во многом лежит ответственность за то, как закончится очередной боевой вылет. Вместе со мной не покладая рук работали другие борттехники: Саша Лутай, Саша Аверин, Слава Зиновьев. Вкалывать приходилось по-черному. Боевые вылеты следовали почти каждый день. Экипаж периодически ротировались. Я поочередно летал на 55, 18, 45-м бортах. И каждый экипаж становился для меня родным. Самым же трудным были те моменты, когда я оставался на земле, а экипажи уходили в бой. Порой так намучаешься, пока ждешь, что думаешь – лучше бы оказаться в самой суровой заварухе.
Но таких заварух нам хватало. Количество операций, в которых были задействованы вертолеты нашего полка, постоянно росло. Росли и потери. Но нашему полку везло. Убитые поначалу в основном были в Марыйском полку. В Душанбинском – только раненые. Мы еще тогда радовались, что у нас обходится без потерь. И как накаркали – в середине войны пошли потери и у нас. Очень непростой в этом смысле выдалась мармольская операция. До обеда было потеряно два вертолета. После обеда – еще два. Для этой операции была создана объединенная вертолетная группировка. Работали с Термеза. Мы тогда потеряли экипаж Валерия Рускевича.
Вертолет Рускевича обстреливал цели в районе площадки для высадки десанта. Он уже отстрелял весь боезапас и взял было курс на базу. Но тут в эфире прошла информация, что на площадке среди десантников появились раненые. Рускевич развернул машину и стал возвращаться за ранеными. На подходе к зоне высадки в вертолет попали. Однако Рускевич не отвернул, он считал своим долгом спасти раненых. Уже на подходе к точке приземления в его борт снова попали, она вспыхнула. Там же находилась машина Сергея Быкова. Быков крикнул по рации: «Валера! Ты горишь!» Тот ответил: «Вижу!» На этом связь прервалась. Как потом рассказывали очевидцы, Рускевич до последнего тянул пылающий вертолет на посадку, однако неожиданно тот потерял управления и полетел вниз – в глубокое ущелье. Очевидно, перегорели дюралюминиевые тяги управления. Я хорошо знал Валеру Рускевича, он пришел к нам в 1976 году из Восточного пограничного округа. Валера был человек с большой буквы и летчик с большой буквы. Его похоронили на родине – в Ташкенте.
В 1984 году меня впервые ранило. Рана была не очень серьезная – осколок попал в колено. 26 сентября был обычный, рядовой вылет. Мы шли с Пянджа в сторону Московского. С афганской стороны по нас открыли пулеметный огонь. Ми-8 как консервная банка, защиты никакой. Меня вдруг словно обожгло, на колене расплылось багровое пятно. Приземлились, мне оказали первую помощь и отправили в санчасть. Тут же пришел Шагалеев и отправил меня в отпуск. По молодости лет я то ранение даже не воспринял в серьез. Это уже с возрастом оно стало часто напоминать о себе.
Следующее мое ранение случилось в 1986 году. На этот раз досталось серьезно. 28 июня 1986 года я помню как сейчас. В мельчайших подробностях. День выдался, как всегда бывает в эту пору, жарким. Небо было голубым и без единого облачка. Утром, после завтрака, прошло построение экипажей вертолетов с постановкой задач на день боевой операции в районе пункта Муштив, в афганской провинции Файзабад.
Командир пограничного авиационного полка полковник В. И. Сухов был краток, четко обозначил порядок и время взлета, какое звено вертолетов будет высаживать десант, а какое звено будет обеспечивать прикрытие с воздуха.
Основной целью операции являлись блокирование бандформирований и очистка от них района, который непосредственно граничил с нашей территорией.
Получив задание, экипажи прошли на аэродром готовиться к загрузке десанта и по команде вылететь в район боевых действий. Наш экипаж, командиром которого был майор А. Райков, вылетал одним из первых. Быстро загрузили десант и подготовились к запуску вертолета, потому как до наступления жары нужно было произвести несколько рейсов в район высадки. Несколько звеньев вертолетов с десантом вылетели по команде в штатном режиме, внизу проплывали знакомые кряжи гор, ущелья, реки, выше нас летели несколько вертолетов прикрытия Ми-24.
В район высадки десанта прилетели быстро и уверенно начали операцию на заранее определенные точки каждому вертолету. Полеты и особенно посадки в горных условиях требуют от летного состава особой подготовки, предельного внимания и высокого чувства ответственности не только за жизнь людей, но и за технику. Все эти качества, могу сказать без преувеличения, были присущи нашим летчикам-пограничникам.
Экипажи вертолетов уверенно, без происшествий, за несколько рейсов произвели переброску десантно-штурмовой группы в запланированный район. К тому времени за плечами у всех был богатый опыт, накопленный несколькими годами боевых полетов в горных условиях Памира.
Первые сигналы о боевых стычках наших десантников с «духами» стали поступать после полудня. Вертолеты прикрытия находились в районе боевых действий и оказывали огневую поддержку с воздуха, сменяя друг друга. В 14.35 пришло сообщение, что завязался бой, и, по видимости, он был жарким и жестким, потому как стали поступать сведения о первых раненых. Мы переживали за наших десантников, и каждый молча молил бога о благополучном исходе боя.
Ближе к 17. 00 мы вылетели к месту боя. По прилете стало ясно, что на гребне в нескольких местах «работали» крупнокалиберные пулеметы (ДШК) «духов». Издалека они сверкали как всполохи электросварки. На склоне горы в нескольких местах шел бой. Мы хотели сразу же открыть огонь, но стало очевидно, что наносить на них бомбовые удары – значит, попасть и в наших. Бой шел в близком соприкосновении. Тогда вертолеты стали заходить к ним со стороны солнца и гасить их огневые точки НУРСами и пулеметами.
Спустя полчаса поступила команда, чтобы мы спустились вниз и на месте, указанном сигнальными ракетами десантников, сняли раненых. Райков поглядел на меня и кивнул – словно спросил, мол, как понял задачу. Загрузка раненых в грузовой отсек лежала в первую очередь на мне. Я в ответ утвердительно кивнул головой.
Сделав еще один боевой заход, мы пошли вниз, следя, куда летят сигнальные ракеты, чтобы определить место для забора раненых. Место, которое показали десантники, определили быстро, стали планировать, откуда и с какой стороны подлета будет удобней забирать раненых, так как ущелье сужалось вверху. Прошли первый раз сверху и сразу поняли, что посадка невозможна, так как крутой склон и огромные отдельно лежащие скальные глыбы и камни мешали посадке. Было принято решение забирать раненых с режима висения.
Заход снизу вверх по ущелью оказался единственно верным: во?первых, сдвижная входная дверь вертолета – слева и при подлете огромный валун несколько прикрывал вертолет от огня противника. Райков доложил о своем решении и, получив «добро», направил вертолет где были раненые, но на снижении и подлете по нам стали лупить со склона из нескольких мест. Я сдвинул входную дверь и открыл из пулемета огонь на подавление.
Тем временем вертолет завис над ранеными; они лежали в двух местах по несколько человек, над ними суетились фельдшеры. Мне пришлось быстро лечь на порог вертолета и отстреливаться уже из автомата, с земли двое-трое солдат подняли, насколько можно было, раненого. Бросив автомат, я ухватил одной рукой его за шиворот, а второй рукой – за ремень и втащил в вертолет десантника.
При первом заходе и висении над ранеными я принял двух наших солдат, но и вертолет получил несколько пробоин, медлить было нельзя. Райков пошел на второй круг. При втором заходе удалось втащить только одного раненого, так как огонь противника уже сконцентрировался на нас.
При третьем и четвертом заходах на борту было уже шесть раненых, пятый и шестой подлеты были неудачными, только вертолет стал походить на решето. Отстреливаясь и меняя магазины автомата, я думал только о том, чтобы не дать духам сбить наш вертолет.
На седьмом заходе я успел ухватить раненого только за одну руку. Вдруг вертолет качнуло от взрыва, я почувствовал тупой удар и обжигающую боль в правом бедре. Тем временем вертолет с правым разворотом пошел на снижение, солдат висел над пропастью. Перехватив его второй рукой за гимнастерку, я подтянул солдата до порога и вцепился зубами за его воротник. Глаза застилал пот, руки немели, не знаю, какая сила помогла мне перебросить через себя солдата в вертолет.
В это время за шиворот что-то полилось и обожгло шею. Подняв голову, увидел пульсирующую струю розовой жидкости, текущей над входной дверью. В голове мелькнула мысль – пробит трубопровод гидросистемы. Заглянув в кабину, прокричал Райкову о неисправности, командир доложил по радио, что теряет управление и идет на вынужденную посадку. Я вспорол отверткой обшивку вертолета и увидел пробитый пулей трубопровод, откуда под напором била струя гидрожидкости. Ни о чем не думая, зажал рукой пробоину. Обожгло ладонь, а рваные края трубопровода впились в мясо. В глаза бросилась лежавшая в карманчике у входа ветошь, быстро ею туго обвязал пробоину, течь стала меньше, но не прекратилась, пришлось это место опять зажать рукой.
Тем временем меня позвал командир. Он решил совершить аварийную посадку на крохотной площадке. Говорят, в экстремальных случаях в шоке человек способен на невероятные действия. В этот момент каждый член экипажа сумел проявить все, на что он был способен, чтобы притереть терявшую управление машину на тот крохотный пятачок. Удар о землю был сильным, но экипаж и семеро раненых остались в живых. Нас спасло высочайшее мастерство командира экипажа. Да и техника не подвела, несмотря на 29 пулевых пробоин, полученных вертолетом в том бою, двигатели работали до последнего.
Меня эвакуировали в Шуроабад – в полевой госпиталь. Потом долго лежал по госпиталям, сначала в Душанбе, затем в Ташкенте. В одном из госпиталей я встретил семерых раненых пограничников – тех самых, что спас наш экипаж. Слова благодарности от них и их родителей стали для меня высочайшей наградой. Эти слова несравнимы с любыми другими, слышанными мною до тех пор.
Затем мне предстояло вернуться в небо. Это оказалось непросто. Пуля задела бедренную кость, пришлось проводить операцию, чтобы ее извлечь. Но рана долго не заживала, врачи долго не могли понять почему. Затем установили причину – пулю во время операции вытащили, а вот рубашка от нее так и осталась в ноге. Из-за этого на врачебной комиссии меня не хотели допускать до летной работы. Но я упросил врачей отпустить меня в небо.
Мне помог Рохлов Николай Алексеевич, тогдашний начальник авиации пограничных войск. Когда-то он был моим первым командиром полка. Благодаря его поддержке мне разрешили летать, перевели в Воркуту. Там я служил до выхода в запас. Диксон, Нарьян-Мар, остров Средний, Земля Франца Иосифа – мне удалось побывать в самых необычных и далеких местах Заполярья. Но я пристально следил за ситуацией на границе с Афганистаном, переживая за моих сослуживцев.
Гораздо позже – в 2002–2003 мне посчастливилось работать в Кабуле по линии ООН – программы продовольственной помощи. Я побывал в тех местах, где когда-то воевал: Талукан, Янги-Кала, Ходжагар. На машине проезжал через перевал Саланг, добрался до Кундуза, Кабула и Баграма. Там сейчас коалиционные силы, и война вновь продолжается.
Афганистан стал для меня и моих боевых товарищей непростым испытанием. Мы были из разных частей Советского Союза. У всех нас была одна страна и одна граница. Воюя в Афгане, мы знали, что защищаем эту общую родину и нашу границу. Надеюсь, что для современных пограничников, охраняющих общую границу СНГ, наш жизненный опыт пригодится, и, может быть, даже послужит примером. Если бы мне предложили прожить мою жизнь заново, я бы ни на йоту не согласился бы изменить ее.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.