Александр Подолян-Лаврентьев. Комбаты
Александр Подолян-Лаврентьев. Комбаты
Сергей Басманов и Олег Поляков – два офицера, судьбы которых сошлись в одной из «горячих точек», вспыхнувшей по обе стороны таджикско-афганской границы. Они не раз смотрели смерти в лицо, эти простые труженики войны. И не раз благодаря их командирскому таланту, смелости и удаче подчиненные им подразделения возвращались без потерь с самых опасных заданий. Но так было далеко не всегда, память и горечь о погибших товарищах осталась с Сергеем Басмановым и Олегом Поляковым на всю жизнь…
«Нас не зря называли «кочевниками»
Сбривая перед зеркалом густую щетину, Сергей Басманов всматривался в свое отражение – смуглое, тронутое чуть заметными морщинками лицо, непробиваемая смоль волос, темные, слегка усталые, но молодо поблескивающие глаза. «Для пенсионера не так уж плохо», – усмехнулся Сергей. Да, в тридцать два он уже выслужил половинную пенсию: у войны свой, не календарный, счет времени.
Как стремительно и незаметно уходят годы. Где ты, веселое шампанское торжественного выпуска? Где ты, бокал с первым званием на донышке?
Сразу после выпуска из Тбилисского артиллерийского Басманов попал в Ашхабад.
– Прибыл в ваше распоряжение…
Заместитель начальника войск Среднеазиатского пограничного округа внимательно рассмотрел нового офицера. Испытав его взглядом, полковник чуть заметно улыбнулся: будто себя, молодого, узнал в лейтенанте-артиллеристе.
– Ну что ж, в Афганистане послужишь?
Сергей ждал этого вопроса и заранее знал свой ответ. По лицу Басманова полковник прочитал все, что хотел услышать.
Два года просвистели, будто горячий пыльный ветер «афганец» – боевые операции, дни окопной рутины, снова боевые столкновения… То на позиции батареи налетали «духовские» мины и снаряды, то сама она, дунув в небо из минометных стволов, посылала хвостатые «гостинцы». Первая контузия, первая боль потери.
Командировка подходила к концу, когда ему предложили остаться на второй срок. Уже командиром батареи.
На афганском севере лил дождь. Земля раскисла. Наши бронетранспортеры, натужно расплескивая глиняную жижу, догоняли ушедших вперед «хадовцев», то бишь афганских «гэбэшников». Колонна мотомангруппы подходила к слиянию ущелий. Это место между кишлаками Кудук и Хасар, что в Чахи-Абской зоне, многие поминали недобрым словом… Цепочка вязнувших в глине машин попала под обстрел. Басманов почувствовал, что его БТР сел крепко. Водитель подавал то вперед, то назад, обиженно матеря превращавшийся в мишень бронетранспортер.
Огонь душманов, который те вели с окраин кишлаков, из-за дувалов становился все интенсивнее. Успех операции оказался под вопросом. Басманов оценил обстановку: единственный способ прикрыть растянувшуюся колонну – занять его минометчикам высоту и ударить по огневым точкам.
Комбат выскочил из БТРа и беспокойно огляделся. Все его расчеты тоже увязли, лишь один был поблизости. С ним Басманов и полез на сопку. Ствол, плиту, ящики с минами потащили на плечах.
И вот низина как на ладони. Пока расчет готовился к стрельбе, Сергей засек несколько огневых точек. Скомандовал: «Огонь!» Мины ложились точно. Противник в долгу не остался – обрушился на высотку со всей душманской ненавистью. Но минометчики Басманова не дрогнули.
Вскоре их поддержала вся развернувшаяся батарея. Под ее прикрытием мангруппа постепенно вытесняла «духов» из кишлаков и ущелья.
Дело было сделано. Басманов и расчет с последним ящиком мин уже спускались к подножию сопки, когда по ним ударил уцелевший пулемет. Минометчики с ходу изготовились и врезали в ответ остатками боезапаса.
Басманов оглянулся. Заряжающий – белобрысый, веснушчатый солдат – держал в ладонях последнюю мину. Чуть раньше он бросил в ствол миномета ту, что, возможно, спасла им жизнь. На левом рукаве выбеленной «афганки» парня растекалось пятно крови.
После второго срока пошел у Басманова и третий. Теперь уже таджикский. С той лишь разницей, что не минометной батареей стал командовать, а десантно-штурмовой маневренной группой, и не по ту сторону «речки», а по эту. Впрочем, еще отличие: в Афгане не было проблемы солдат одеть и накормить.
… Майор Басманов сидел у догоравшего костра, устало поглядывал на темнеющее небо и черные тени подступающих все ближе гор. На тлеющих углях прела надоевшая каша.
– Товарищ майор, харч созрел, – сержант Макаров протянул командирский котелок.
Солдаты лениво заработали ложками, а в душе командира повернулась острой иглой обида за них. Он вспомнил, как после переброски ДШМГ в Пянджский отряд, а дело происходило в самый разгар начавшейся тогда таджикской заварухи, хмуро объявил своим бойцам:
– Довольствия нам не дают, сами скребут по сусекам. Придется на подножном… Черт их всех побери.
И пришлось десантникам-пограничникам, присланным на помощь двенадцатой пянджской заставе, на участке которой роился огромный табор беженцев, уходивших с оппозиционерами от правительственных войск, думать не только об обороне, но и о хлебе насущном.
Вскоре беженцы ушли за границу, и стало легче контролировать обстановку: лезешь через Пяндж – получи…
Командир отложил котелок и оглядел потемневшие лица своих «кочевников». «Кочевником» мама называла его, Сергея, отца, переезжавшего с семьей из Закарпатья в Германию, из Германии в Алтайский край… Теперь он и сам такой. Даже «духи», наблюдая за непривычным для оседлых пограничников образом жизни, обозвали парней из ДШ «бродягами» – кочуют по границе без постоянной прописки.
Нынче вот – на двенадцатой. Басманов вспомнил вчерашнюю перестрелку, когда около двадцати нарушителей переправились через Пяндж. Стычка получилась неожиданная, стремительная, как пикирование ястреба на добычу. Сергей нутром чувствует, где устроить засаду, когда застать противника врасплох.
Сейчас Басманов и без разведданных понимал, что главарь банды, сидевшей напротив заставы, посылая одну боевую группу за другой, ищет, где бы проскочить через участок двенадцатой. Он хорошо понимает, что ну не могут пограничники перекрыть весь фланг, и злится, что его люди не в состоянии при этом просочиться, нарываются всякий раз на засаду пограничного спецназа.
Так оно и было. И в конце концов банда несолоно хлебавши, ушла.
Двинулась дальше, вдоль Пянджа, и ДШМГ майора Басманова. Потом был Московский отряд – известные сейчас посты «Тург», «Доска Почета»…
Если весть о том, что Басмач, как зовут Сергея сослуживцы, уехал учиться в Москву, перелетела через границу, то его противники, видимо, не преминули возблагодарить Аллаха.
В окнах общежития академии давно погасли огни. Лишь из одного, что на втором этаже, виделся неяркий свет настольной лампы. Майор Басманов раздраженно перелистывал страницы учебника, прищурив глаза от дыма крепкой сигареты. Накануне Сергей завалил зачет. Срезавший его преподаватель сказал тогда уважительно, но твердо:
– Вы имеете большой боевой опыт. Но ошибаетесь, если полагаете, что только он необходим военачальнику.
Сергей так, конечно же, не полагает, тем, что не отличник, не бравирует. Просто он практик по натуре и потому теорию не очень жалует, и она ему отвечает взаимностью. Ну и, кроме того… На одной из недавних лекций рассказывал преподаватель о принципе работы тепловизора. Кто бы спорил, штука хорошая. Да когда она на границе появится? Знать бы, что хотя бы до конца тысячелетия, – другое дело, тогда стоит «мозги сушить», но учить принципы ради принципа… Нельзя сказать, что не надо, но тяжело.
… Басманов затянулся поглубже и вновь, чертыхаясь, зашелестел страницами. «Видели б меня мои «кочевники», – думал он.
«Я ждал темноты, как милости…»
Поглощая яркое таджикское солнце, жадно добирая резкость, фотоаппараты ненасытно щелкали затворами. Фотокорреспонденты буквально танцевали вокруг обыкновенной боевой машины пехоты. Над ее запыленной броней колыхалось прозрачное марево. На лице командира БМП капельки пота чертили светлые линии, огибая улыбку юношеских губ.
Рядом с башней, по-хозяйски подбоченясь пухловатыми ручонками, крепко стояли две девочки лет пяти – белоснежные платьица, косички-хвостики и жизнерадостные улыбки во всю ширь розовых щечек. Озорные глазки ласково смотрели в объективы.
– Алена, Юля! Ну-ка домой! Нагулялись, есть по-ра! – сдул их с брони мамин голос.
Директор Федеральной пограничной службы, находившийся на участке Московского отряда, прервал доклад начальника десятой заставы Олега Полякова:
– Вы здесь с семьей? – проводил он детей внимательным взглядом.
– Так точно… Жена – поваром. Когда особенно тревожно, уезжает с дочками в отряд.
Олег Поляков не без гордости показывал свою заставу – «десятку». Островерхие крыши построек блестели свежим цинком, вокруг главного здания – мягкий ковер зеленой травы, спасительная тень платанов. Но есть и другая застава, которую случайный человек заметит не сразу. Она скромна и неприметна, но надежна, как любое добротное оборонительное укрепление, – нитки брустверов, блиндажи, ходы сообщения. Все это готово ожить в любую секунду, ощетиниться стволами, только дай команду «В ружье!».
Генерал Николаев, видимо, остался доволен. К тому же, раз жена и дети у начальника заставы здесь, значит, чувствуют надежную защиту. Примета, достоверная еще с древних времен.
А уж что корреспонденты довольны остались, и говорить не стоит: смогли запечатлеть контраст войны и беззаботных детских улыбок.
Популярность дочерей пролила бальзам на сердце Полякова. Он очень хотел мальчишку, сына, и потому с удовольствием подмечал в младшей дочери повадки сорванца-непоседы. Когда она приезжает к бабушке в родной Ленинск-Кузнецк, сразу становится главной фигурой мальчишеской тусовки:
– Мы там в «духов» сверху постреливали, а папины пограничники их ловили…
И мальчишки стыдливо прятали игрушечные пистолеты, завистливо открывали щербатые рты.
Поздний вечер Олег коротал в одиночестве. Юля и Аленка давно посапывали. Жена Светлана – на дежурстве в Домодедове: устроил на КПП на свою голову.
Где-то на этаже заиграла музыка, раздались веселые голоса: в общежитии праздновали чей-то день рождения, а может, чье-то звание. «Пойти, что ли?» – подумал Олег. Он запросто вольется в компанию.
Отвлекшийся было этой мыслью, Поляков снова перечитал обратный адрес на конверте и стал разбирать незнакомый почерк автора письма, напрягая память.
«Егоров… Егоров… Сержант Егоров!»
Вслед за неразборчивыми строчками потянулись таджикские воспоминания.
Начальник Московского отряда сразу приметил Олега Полякова, хорошо проявившего себя на заставе, и вскоре забрал его в штаб, офицером по боевой подготовке. Олег и на новом месте показал себя молодцом. За командиром не заржавело:
– Тебе, Олег Евгеньевич, пришел вызов из академии. В Москву поедешь.
У Полякова, измотанного очередным выездом на заставы, положительные эмоции выразились очень слабо. С большей радостью он влез на полок в парилке отрядной бани.
Олег по второму кругу сгонял прочь вместе с паром надоевшую усталость. Суббота, отдых…
Дверь распахнулась, и посыльный гаркнул в густоту пара:
– «Одиннадцатую» бьют!
Поляков возглавил отрядный резерв – две БМП 201-й дивизии и пограничный десант на броне. Машины жались к скале, сторонясь обрывистого откоса, кивали на колдобинах. Опережая их, пронеслись вертолеты. «Видно, сурово там», – проводил их взглядом Поляков.
И тут обнаружила себя огнем засада боевиков, отрезавшая резерву подход к «одиннадцатой». Тактика старая, проверенная.
Боевые машины прошили навылет гранатовый сад, былую гордость окрестностей, обдав дымом и пылью обожженные стволы и ветви. На выходе из него встретили шквал огня. Проскочить не удалось. Он зажал группу между обрывом и скалой.
Огрызаясь из пушек, БМП пятились назад, прикрывая осыпавшихся с брони пограничников.
Вышли из-под обстрела. Когда облако пыли над головной машиной рассеялось, Поляков увидел, что ствол БМП уныло склонился на броню. В голове мелькнуло: «Подби-ли! Вот и накрылась помощь…» Подавляя отчаяние, побежал к машине, соображая на ходу, что ни огня, ни дыма не видно, может, и обошлось. Он открыл люк.
– Ранен? Жив? – постучал по шлему уткнувшегося в прицел наводчика-оператора. – Почему не стреляешь?! Чтоб тебя, пехота!..
Солдат очнулся, и Поляков поймал его полубезумный взгляд:
– Я видел выстрел. Граната летела прямо в мой прицел… Дальше не помню…
Лицо парня нервно дрожало, толку пока не добьешься. Самому лезть, что ли? Так из машины боя не видно…
– Вылезай. Твоя граната перед машиной рванула, – Поляков стал вытаскивать бойца наружу.
Мимо Олега прошмыгнул в люк сержант Егоров и тут же оживил башню, вздернул ствол.
Поляков со своей группой снова попытался проскочить. Потом – опять. Тщетно. «Духи» отлично пристреляли дорогу.
Поляков ждал не темноты, хотя бы плотных сумерек. До резерва доносились звуки боя на «одиннадцатой». Там ребята уже бог знает как держатся и черт знает как поминают застрявшую подмогу.
Поляков ждал темноты, будто милости свыше. Наконец рванул вперед.
Огонь боевиков стал не таким прицельным, как чуть раньше, и БМП проскочили. До заставы оставалось всего ничего, когда Поляков услышал радиоперехват:
– Танки! К «шурави» пришли танки. Мы уходим! – оправдывался перед кем-то полевой командир, осаждавший заставу…
Грузно опустилась «вертушка». Поляков смотрел, как перевязывали и грузили в нее раненых. Среди них был и его сержант Егоров, весь в бинтах. Полуоткрытым ртом он жадно хватал воздух. Олег рванулся было к носилкам, но дверь вертолета закрылась.
Потом Поляков долго сидел с начальником заставы, отпуская потихоньку нервы. Все случившееся медленно доходило до сознания. Чувства, придавленные скоротечностью боя, просыпались, давали волю запоздалому опасению: «А если бы все не так? Если бы засада машины пожгла? Не сидел бы тут. Заставу сшибли бы. А если бы не Егоров?..» Вот когда приходит страх. Он подстерегает, когда твои нервы не звенят сталью боевого азарта и ты уязвим.
… Поляков вниз не пошел. Что-то голова разболелась.
Чертова контузия. Значит, погода изменится. Олег дочитал письмо: «Спасибо, командир, за все. Приезжайте к нам на Лену. Повод подходящий – женюсь… Сержант Егоров».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.