Виталий Беляев. Последний бой командира

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Виталий Беляев. Последний бой командира

В середине 1981 года майор Валерий Ухабов прибыл к новому месту службы (Каракалинский погранотряд) на должность начальника мотоманевренной группы (ММГ).

Осенью ММГ под командованием В. Ухабова вошла в Афганистан. И он, командир, до дня своей гибели в октябре 1983 года вместе со своими подчиненными достойно выполнял интернациональный долг.

1

Ухабов доволен: за плечами двадцать два года офицерской службы, и ясно, что он засиделся в майорах. Пора, брат, пора – новая должность «подполковничья», а погоны с двумя звездами не помешают.

Супруга довольна: Кара-Кала поселок уютный, аккуратный, утопает в садах. И она потихоньку шепнула, что за его старания подарит ему дочь.

А собраться военному человеку – только подпоясаться… Так говорят, но и утверждают – переезд из пункта «А» в пункт «Б» почти равнозначен пожару.

Сколько таких «пожаров» в их жизни, ни Ухабов, ни его супруга не считали. Зачем?

Служить, работать не расхотелось. Он понимает, что мотоманевренная группа серьезное подразделение. Заставой он командовал – там все ясно, а в ММГ – три заставы, минометный взвод, узел связи, техника.

И его командирская обязанность все подразделения в один боевой узелок связать, стоять накрепко и управлять уверенно, без колебаний, как конем на сложном конкуре.

А командовать придется не на гарнизонных парадах в честь всесоюзных праздников, а в горах, полупустыня соседнего государства, в боях против сильного и ловкого противника.

Больше года как на территории сопредельного, недавно еще дружественного государства, действуют специальные подразделения погранвойск.

Валерий Иванович служит не у синего-черного моря, а на советско-афганской границе, и был наслышан о противнике.

И знал о действиях и задачах наших. Они обеспечивали безопасность нашей территории – не допускали прорыва банды, поддерживали стабильную обстановку в приграничных районах, принимали участие в ликвидации горных баз моджахедов, сопровождали колонны автомашин…

Начальник отряда подполковник Николаев при встрече с Ухабовым конкретно поставил задачу: готовить мотомангруппу к действиям в Афганистане.

– Вы опытный офицер, – заключил он разговор. – Боевая подготовка – ваша стихия: стрелять, атаковать, действовать в горах… Обнаружить противника, скрыто сблизиться. Ты умеешь – научи солдат, сержантов и офицеров. Действуй… Время не ждет!

– Есть! – ответил Ухабов. – Выполним… Разрешите идти.

Николаев знал: Ухабов справится, только вчера звонил генерал-майор А. Борисов, заместитель начальника войск округа: «Ты на Ухабова надейся – не подведет, офицер цепкий. Но и помощь – подразделению придется действовать в сложных условиях».

И до звонка Борисова начальник отряда слышал только положительные отзывы о зам. коменданте Шурабадской комендатуры Термезского погранотряда.

И он надеялся…

Ухабов вышел от командира (перед этим он обошел все службы, представился всем начальникам) и пошел… домой. Ему дали квартирку, и надо обустраиваться: супруга красит, белит. В подразделении он появится только завтра, поутру, а пока его подчиненные и без него знают чем заниматься. Все идет по плану. Завтра командир части представит его личному составу мотомангруппы.

Ухабов еще вчера посмотрел на своих бойцов. Застава выходила на полевые занятия (без боевой техники) – смотри, командир…

Вполне организованно. Но поют солдатики строевую песню без энтузиазма (отбывают номер), шаг вялый и по команде: «Застава!» не слышно привычного жесткого топота солдатских сапог, бежать не желают – сто метров бегом, двести – шагом.

На занятие в поле отрабатывалась тема «отделение в обороне», Ухабов смотреть не пошел. Ему все ясно – энтузиазма у личного состава мало: ни шатко, ни валко. И офицеры, видимо, не осознали, что в скором времени им воевать придется. На полном серьезе. По ту сторону границы – война, а она только набирает силу. И афганцы перед шурави не сложат оружие.

Ухабов, дорогой товарищ, не гневись, тебя и назначили командиром, чтобы подготовить подразделение к действиям в сложных условиях.

Он знал, как взбодрить боевое подразделение.

И он взбодрит, но пока… рано утром, еще до подъема, командир в казарме.

И первого, кого встретил в проходах между кроватями беспокойно спящих солдат, был замполит мотомангруппы двадцатишестилетний капитан Александр Вишняков.

Подполковник А. Вишняков вспоминает: «Мы ждали командира – и он прибыл: майор Ухабов Валерий Иванович – быстрый, энергичный, требовательный. Наше знакомство состоялось рано утром, в спальном помещении одной из застав. Иду, вдруг слышу резкий, раздражительный голос: «Дневальный! немедленно закройте окна. «Афганец» повышибает стекла. Не слышали прогноза? Плохо…»

Оборачиваюсь, по проходу, вслед за мной, идет невысокий, чернявый, с широкими бровями, глубокими, чуть раскосыми глазами, офицер.

Подошел, поздоровался – рукопожатие жесткое, чувствуется сила, энергия, желание сразу после знакомства приступить к делу.

– Ухабов. Начальник мотоманевренной группы.

– Капитан Вишняков Александр Николаевич, заместитель начальника ММГ по политической части.

– И прекрасно, что познакомились не в канцелярии. Показывай и рассказывай.

Особо хвалиться замполиту было нечем, в подразделении долгое время отсутствовал командир, отсюда и все проблемы: личный состав «растаскивают»: на хозяйственные работы, на подмену, на замену, на усиление. Боевой учебой особо и заниматься нет времени.

Вишняков запомнил слова Ухабова: «Так больше не будет… Командир части поставил задачу, и мы с тобой обязаны ее выполнить».

Началась их совместная служба: день, два, три… десять. Поначалу Ухабов показался ему хмурым, жестковатым, неинтересным (Вишняков окончил Львовское политическое и считался интеллектуалом) собеседником, но вскоре он понял, что первые впечатления ошибочные. И человеком Валерий Иванович оказался добрым (солдата и сержанта понапрасну не обидит), и собеседником разносторонним – его интересовали и история, и литература, и современная политика.

В добром расположении духа, где-нибудь в перерыве между стрельбами, окруженный солдатами, он начинал слегка юморить. В строгой и четкой командирской речи проскальзывали шутки-прибаутки типа: что может солдат? может копать, а может и не копать; что вы галдите, как в муравейнике; что за беспорядок – кто в трусах, кто в майке, кто в чем! А задиристые строчки из стихов Высоцкого у него выскальзывали постоянно.

Солдатам это нравилось.

Но в обычных, забитых делами буднях он немногословен, хмуроват, сосредоточен. По словам Вишнякова, он поначалу испытывал ощущение, что командир чем-то недоволен, но свое недовольство держит при себе. Но вот-вот не выдержит, взорвется – накричит, накажет, не разобравшись в ситуации. Ухабов не взрывается: и месяц, и два, и три…

На третий день пребывания в должности Ухабов (в присутствии начштаба отряда) поднял подразделение по команде «В ружье!». Недостатков насчитали с воз и маленькую тележку. Еще через несколько дней начштаба утвердил развернутый план (графики, расчеты, схемы и т. д.) по боевому сложению подразделения.

Некоторые офицеры мотомангруппы побывали в краткосрочных командировках в Афганистане, участвовали в боестолкновениях с душманами – и сделали вывод, что противник серьезный: фанатичный, физически сильный, прекрасно вооружен, пользующийся поддержкой населения.

Ухабов сделал для себя правильный вывод (в соответствующих документах об этом не говорилось) – предстоит, по существу, антипартизанская война.

Он понял, что его солдатам не придется действовать в классическом понимании боя. Враг не будет сидеть и ждать их в окопах. Он будет нападать – беспощадно и дерзко, банды оседлают тропы, перевалы, дороги.

Попробуй сунься…

Ведению боя в сложных горных условиях и учил командир своих подчиненных.

2

Пора и честь знать – пора на войну. Октябрь 1981 г. Рядовой Юрий Роменский, впоследствии офицер и военный журналист, служивший в ММГ, так описал день «Ч».

«… Тут еще этот маскарад с переодеванием. Вчера неожиданно поступила команда: всем спороть знаки различия, сдать документы. Взамен полюбившего – зеленого, выдали неопределенного, цвета жухлой травы погоны и петлицы.

На наши возмущенные реплики капитан Вишняков, замполит мотоманевренной группы, менторским тоном, не терпящим препирательств, изрек:

– Понимать надо: мы войска политические…

Но понятнее от этого не стало…»

Солдаты переодевались, не зная еще, что их ждет впереди, а Ухабов в штабе отряда отрабатывал график движения ММГ из места постоянной дислокации в Афганистан.

Его график утвердили, и командир части похвалил Ухабова: штабная культура у вас, майор Ухабов, на высоте!

Тот вяло пожал плечами и пробубнил себе под нос: «Как учили…»

И пошли-поехали…

Александр Вишняков рассказывает: «Мотомангруппа совершила 1125-километровый марш. И без потерь… Ни до нас, ни после пограничные подразделения подобных маршей не совершали.

И командир заслуживает самый высокой похвалы – звездный час майора Ухабова. Колонна шла быстро, дорогу от Кара-Калы до трассы Кызыл-Арват – Ашхабад мы проутюжили в полном составе несколько раз. И сегодня начали марш без сучка, без задоринки.

Ухабов во главе колонны…

Спустились с гор, первая остановка, короткий инструктаж офицеров.

«Не дремать, не дремать, не дремать, – наставляет меня командир. – С людьми работай…»

Я знал, с кем и как мне работать, но неуемное подталкивание начальника заставляло и меня бурлить.

И снова в путь…

Деловито урчат моторы. Убегают под колеса все новые и новые километры припорошенного каракумским песочком шоссе. Кызыл-Арват – Ашхабад. Слева остался Бахарден – в поселке расположено управление Краснознаменного погранотряда.

А справа от дороги в осеннем мареве проплывают отроги Копетдага, слева – железная дорога, а за дорогой, если перешагнуть через рытвины вдоль каракумского канала, пески и пески…

Ухабов мурлычет: «… На берегу реки Арвазки стоит красавец Бахарден». Радио не выключил – и все, кто его слышит, улыбаются: у командира доброе настроение.

Через 18 км развилка: грунтовка идет в сторону гор, до местечка Инжерева.

На развилке – контрольный пост: офицеры управления округа отслеживают движение колонны. Следует доложить: на маршруте без происшествий.

И Ухабов доложил по рации: идем по графику, отстающих не имею.

Там учебный центр погранотряда, и мы с командиром и с офицерами своего подразделения были на показательных занятиях, которые проводил округ.

Действовала мотомангруппа соседнего с нами погранотряда. Тема: уничтожение горной базы моджахедов.

Ухабов смотрел внимательно, делал, по своему обыкновению, пометки в блокноте. Подошел ко мне и очень серьезно сказал: «А наши бойцы действовали бы побойчее».

Я с ним согласился, и у меня такое же мнение сложилось: нашим было бы что показать собравшимся со всего округа офицерам.

Наши побойчее – очень точно определил Валерий Иванович.

А после занятий и подведения итогов нас подвезли к знаменитому подземному Бахарденскому озеру. Накупались мы до одури, и об этом купании будем еще вспоминать с командиром в пронзительные зимние ночи Куфаба.

Дважды на марше подлетал к нам на вертолете зам. начальника войск округа генерал-майор Борисов Анатолий Филиппович, интересовался, как у нас дела.

Однокашник Ухабова – он беспокоился, готов был оказать нам помощь, но у нас все в полном порядке. Мотомангруппа идет и идет по маршруту, слаженно, без отстающих. Без ЧП. Командир уверенно управляет подразделением.

И пришли…

Почерневшее от солнца и забот лицо Ухабова посветлело, в глазах потух азартный, почти болезненный блеск, а спокойная походка выдавала его почти благодушное настроение.

Но все еще было у нас впереди…

3

Боевое крещение подразделения ММГ и командир Ухабов прошли вскорости: было приказано высадиться на остров Дархад – выявить расположение группы моджахедов, блокировать и, по возможности, уничтожить.

Командир, страшновато? Под пули ты еще своих бойцов не водил…

Дело наживное – не ты первый, не ты последний.

И возьмешь ты с собой лучших – стрелков, гранатометчиков, пулеметчиков, минеров. Они не подведут, не дрогнут, а пойдут за командиром. И сам не мандражируй, ты же профессионал высокого класса (так считают старшие начальники) и найдешь выход из самого сложного положения. Но и не обольщайся – шапками, тов. начальник десантно-штурмовой группы, моджахедов не закидаешь.

Как учили: изучи обстановку…

Остров Дархад на Пяндже: широкие, бурные рукава-руки обнимают его со всех сторон. Камыши – и заросли, заросли, заросли…

В них-то и скрываются моджахеды, но и пограничники не лыком шиты и в зарослях не затеряются.

Командование приняло решение десантировать группу Ухабова на вертолетах: и удобнее, и безопаснее.

Ухабов на первом вертолете (как и положено). Их, десантов, в боевой биографии офицера будет немало.

Он всегда первый… То не бравада, не отчаяние, не рисовка, то состояние души: командир ведет в бой своих подчиненных, и прятаться за спины ему не положено.

Высадились, огляделись – наскоро укрепились. Ухабов немедля отобрал группу: в нее вошли прапорщик Русан, сержанты Мищенко, Петров, ефрейтор Самарин, рядовой Реминный (и другие) и пошел в глубь острова.

Идут осторожно, как камышовые тигры, готовые в любую минуту ощериться огнем из пятнадцати стволов.

Но не так страшен черт…

Через двое суток выявлены основные места расположения бандгрупп, и по разведанным целям нанесли удар боевые вертолеты.

Разбежавшихся оставшихся в живых следует или добить, или вытеснить с острова.

Один, два, три дня на острове – и робость у солдат и сержантов прошла.

Действуют бойцы сноровисто, смело, иногда отчаянно, будто они давным-давно на войне.

Ухабов осторожничает, бережет солдат, семь раз отмерит, прежде чем принимает решение на бой.

Десять дней на острове, и задача выполнена: противник выбит… Наша граница на этом участке – в безопасности.

Вышли с острова, отдышались, привели себя в порядок, подвели итоги. Ухабов по полочкам разложил действия каждого офицера, прапорщика, сержанта. Провели собрание с личным составом. По мнению Ухабова, солдаты действовали напористо, но часто неосмотрительно, некоторые «выпадали» из боевых порядков, отсутствовало взаимодействие между отделениями… Ухабов умел подводить итоги и подмечать недостатки, чтобы потом упорно вместе со всеми их устранять.

По воспоминанию Геннадия Цехоновича, Ухабов педантичный офицер. «Пройдет по подразделению… Идет спокойно, неторопливо – и все в блокнотик пишет. Начальнику заставы сообщает: нам с тобой предстоит поработать – устранить, подтянуть, научить. По пунктикам, и пока все пометки не вычеркнет, не успокоится.

Мы его уважали искренне, а он на просьбы подчиненных откликался немедленно. Сидишь иногда на точке два-три месяца, узнаешь: завтра – борт. Не мешало бы в Калай-Хумб слетать, на свою территорию, домой позвонить, прикупить кое-что, передохнуть. Ухабов никогда не откажет: лети, если приспичило…

Сам же не особо рвался с точки: «Если только не по команде…»

Если же поступала команда, Ухабов недовольно морщился, бурчал: «Отвлекают командиров на пустые разговоры…». Но тут же вызывал Пономарева или Вишнякова – и передавал им мотомангруппу, и передавал на полном серьезе (а уезжал-то в Калай-Хумб на трое суток – на совещание).

Передавал и материальные ценности, и оружие с боеприпасами, и… даже минные поля, которые прикрывали десантников от наскоков душманов. Идут по полю, и Ухабов Пономареву указывает на каждую мину: здесь… здесь… здесь…

Тот и сам знает – планировал, вместе с саперами (и Ухабов с ними) минировал, но слушает внимательно: командир говорит – неспроста, что-нибудь выдаст. И точно.

– Вот эту, Дмитрий Николаевич, ложбинку крутую, мы с тобой для душманов оставили. Проходи ночью темной и режь кривыми ножами славных пограничников.

– Заминировать надо?

– Так точно. И до моего отъезда…

Молодые офицеры многому научились у своего командира: позже и Геннадий Цехонович, и Александр Вишняков, и Дмитрий Пономарев закончили военные академии, «вышли» в полковники – и считают, что заслуга в их становлении несомненно принадлежит Ухабову. Их въедливому командиру.

Едва отдышались после Дархада – новое задание: десант на сопредельную сторону напротив Термеза. Зачистка приграничья от банд, а то они очень пристально поглядывают на знаменитый мост через Аму-Дарью.

И месяц, и два зачищали – почти научились воевать: сами не подставляясь, но душманов били основательно, без жалости – и Ухабов только руками разводил: наше дело правое…

Закончили зачистку в приграничных районах в одном месте и марш, марш… Мотомангруппа под командованием Ухабова участвовала в боевых операциях под Мазари-Шарифом, Андхоем, Шибарганом, Кайсаром.

Год на войне, другой заканчивается…

Вспоминает Александр Вишняков: «Наша мотомангруппа, словно пожарная команда, выполняла задачи то в одном, то в другом районе. И справлялась: Ухабов «рулил» без крика, без шума, но жестко, уверенно. Умел задействовать внутренние резервы: инициативу офицеров, авторитет сержантов, солдатскую спайку.

И личный пример… Первая операция в горах, не дорога, а козья тропа, а с нами три БТРа ползут, обдирая бока, скребутся… А впереди боевых машин идет… Ухабов. Идет по тропе и ведет за собой колонну.

Пошли группу саперов… Но саперы – своя братия, могут и проморгать противотанковую мину, а потому и страшновато. И не в минах скорее дело – офицер словно на канате тянет за собой бронетранспортеры, и попробуй струсь, если в пяти метрах командир.

Личная храбрость Ухабова помогала и выручала…

4

Куфаб – это уже Памир, высота за три тысячи метров, излюбленное место для бандформирований.

Здесь они обжились: в горах их базовый район, а это – и их склады с боеприпасами и оружием, запасы продовольствия, подземные госпиталя, узел связи.

Устроились вполне прилично…

Сердобольных союзников у них предостаточно, а потому и матбаза у них вполне приличная. И ходоки они быстрые, и стрелки-снайперы, и чувство страха, по наблюдению офицеров, им неведом.

А мы?

В один из отщелков и «посадили» десантно-штурмовую группу Каракалинского погранотряда под командованием подполковника Валерия Ухабова.

Путь на «точку» один – вертолетами из Калай-Хумба (1 комендатура Хорогского погранотряда), других дорог нет: только горы…

Высадились… почти на голом месте, но им здесь жить, выживать, воевать. Начали с оборудования района обороны: капать тяжелее, чем воевать с душманами.

Но надо, и Ухабов настойчиво требовал от начальников застав, минометного взвода, связистов – копать, копать. И копали… между боями, хлесткими стычками с бандами. И первые потери: погибли сержант Трохимчук, ефрейторы Криворот и Головченко…

Ухабов мрачнел, выговаривал: воюем неаккуратно, прем напролом, обстановку знаем плохо.

И уходил в горы: изучал местность, работал в кишлаках, укреплял связи с подразделениями афганской армии.

По воспоминаниям Вишнякова и Цехоновича, каждый третий день боестолкновение (или они нас обстреливали или мы их долбим), а в месяц – серьезная операция по уничтожению баз боевиков. Операция, как правило, десантная, десантировались с вертолетов на головы моджахедов. Иногда – под кинжальный огонь пулеметов. Ухабов всегда на первом вертолете, первым вырывается из тишины, первым открывает огонь…

Солдаты за ним – без страха, молча, сжав зубы, в бой, как в ледяную воду с закрытыми глазами. Через минуту-другую обстановка прояснится, последуют команды, а пока – огонь и огонь.

Ухабова наградили орденом «За службу Родине» III степени – и все довольны, недоволен только генерал-майор Анатолий Борисов, зам. начальника войск округа. Он при встрече отчитал Ухабова: «Ты не лейтенант, а летишь под пули… Жить надоело? Не лучше ли уйти тебе на заслуженный…»

Товарищ большой начальник, зачем ты так, в лоб, между глаз – офицер воюет, не трусит, людей бережет, пользуется уважением среди подчиненных. А его на заслуженный…

Уже потом, через несколько лет, при встрече однокашников, Анатолий Борисов объяснил: «…Потому и намекнул ему – пора, Валерка, сады сажать, арыки проводить… Отчаянный парниша, Ухабыч, а в его годы не воевать, а в штабе карты разукрашивать».

И у Ухабова мелькнула мысль: а что, если и впрямь отправиться?

Не надоела окопная жизнь? Война, война… Бьешь ты, бьют тебя, а спрашивается, почему ты после двадцатипятилетней выслуги бока подставляешь?

* * *

Прилетали из Калай-Хумба вертолеты, привозили дрова, уголь, боеприпасы, съестные припасы и… письма. Письма ждали и офицеры, и сержанты, и солдаты.

Ждал их от своей разлюбезной супруги и Ухабов:

«Здравствуй, родной мой Валера! Очень соскучилась по тебе, жду не дождусь, когда же ты приедешь, как мне плохо одной, если бы только знал.

Золотце мое родное, у меня на работе все нормально, работаю без выходных и праздничных, зарабатываю дни к твоему приезду, чтобы хоть недельку побыть с тобой как приедешь. Подходит такая знаменательная дата – 28 мая, День пограничника, день рождения 27 мая, День советской прокуратуры. Как все мечтали снова быть у нас в гостях, даже все расстроились, что ты не приедешь к этой дате. Решили, как ты приедешь, будем отмечать эти даты. Весь коллектив передает тебе большой привет и желает скорейшего возвращения. А я как жду тебя! Узнаешь потом. Зацелую, понял!

Дома в Кара-Кала тоже все хорошо, птички поют и передают тебе привет и ждут тебя.

Пишу тебе из Кара-Кала 13 мая, утром в 8 ч. 45 мин., приехала рано утром, передам тебе все и опять уеду на работу.

Величко передают привет, В.М. в Москве, просит, если будешь в отпуске обязательно приехать к нему.

Видишь, какой ты хороший, все тебя любят. А больше всех я. Точно!

Не ругайся, что столько положила, тебе все это будет необходимо. У меня и так сердце изболелось за тебя.

Валера, буду заканчивать свое письмо. До свидания. Целую тебя и очень жду».

Писал и он – коротенькие, на две-полторы тетрадных странички, и Александра Сергеевна их хранит как бесценную память о муже.

Несколько строчек из его письма: «Здравствуй, Саша! 27.11. получил письмо и посылку. Все содержимое посылки очень удачно. За исключением белья. Белья прислала много.

У меня здесь кое-что есть, и я его периодически стираю. У нас здесь есть баня и вода в речке горная, мягкая. Отстирывается очень хорошо. Когда приеду – убедишься, что белье почти в идеальном порядке…

… Погода у нас сейчас хорошая. 15.11. выпал снег, но температура ниже 0 (1–5о) опускается только под утро. Днем опять наступает оттепель, снег подтаивает. Солнце, правда, в ущелье заглядывает с 10.30 до 13.30.

На состояние здоровья не жалуюсь. До 6.11. ежедневно занимался двухчасовой зарядкой и купанием в реке. Потом как-то не стало получаться. И теперь минут 10–15 поразомнусь и обливаюсь по пояс. А как у тебя с зарядкой?

Писал при свете коптилки, поэтому если где не попал на линии – причина уважительная.

Целую Валерий

29.11.82 г.»

Наверное, автору очерка о своем однокашнике не следует и комментировать письма – ясно как белый день: в письмах они откровенны и правдивы. Такие, как в жизни.

А жизнь продолжалась – Александра Сергеевна ждала мужа, а он, воин-интернационалист, выполнял свой долг.

* * *

В последнее время Ухабов спал нервно, урывками, поднимался среди ночи – и долго смотрел в серое оконце командирского блиндажа.

Нервы сдают… скоро на заслуженный отдых, и по обоюдному согласию с супругой место их дальнейшего проживания они избирают Душанбе. Но здесь все понятно и нет причин для беспокойства.

А может, тревожит его душу родимая сторона: недавно он из отпуска, и все свежо в памяти.

В отпуске он побыл недолго: отправив супругу после санатория «Черноморье» домой, в расписной туркменский поселок Кара-Калу (ей на работу), он примчался в свою Большую Малышку.

Не много времени оставалось, но Валерий все же помог родителям. Хотя и мелочи – сшил десятка полтора мешков под картошку, подправил покосившийся забор усадьбы, спилил в саду старые деревья, почистил погреб, поменял подгнившие доски в стайке.

С братом выкосил сочную полянку – сметать не успели: пусть дымится травка три дня, а потом сгребем сено в стожки.

С детства еще Валерий любил пройтись с косой по сочному разнотравью. Рядки, правда, ложились не такие, как у отца, – ровные и высокие, а чуть косят, прыгают, плешавят, но все одно – радость неописуема. Запах мяты, чабреца, медуницы кружит голову…

«Вставай-ка ты, чабрец, – пробубнил Ухабов, – тебя ждут ратные дела».

Ратные дела его ждали…

* * *

День предстоял нелегкий: через несколько дней начинается крупная операция в Куфабском ущелье. Цель – добить, уничтожить базовые лагеря душманов. Окончательно…

Задействованы большие силы: несколько десантно-штурмовых ММГ, несколько эскадрилий вертолетов. Привлекаются части афганской армии.

Мотоманевренной группе поставлена задача: перекрыть один из выходов из ущелья, а при попытке душманов вырваться из окружения уничтожать их всеми имеющимися силами и средствами.

Война войной, а обед подай по распорядку. Вот поэтому-то после зарядки и завтрака он, Ухабов, проверит наличие продовольствия – снимет остаток муки, крупы, сахара, консервов… Беспокоится нечего, вчера борт доставил десантные пайки, их хватит на двухнедельную операцию. Но Ухабов не забыл, как полгода назад вся мотомангруппа ела… варила конину. Благо, животина под боком. Когда-то на месте их расположения стоял СБО (сводный боевой отряд), отряд ушел, а лошади по неизвестной причине остались. Животные почти одичали, но в трудную минуту сгодились – пошли (не все) в пищу. Выручили… И пшеницу, взятую взаимообразно у местного населения, использовали – кашу варили.

Варили с утра до вечера, и не прожуешь. Высокогорье…

Непогода на три недели закрыла их «точку»: вертолетами не пробиться, а других подъездов нет. Нет погоды… И сиди, жуй слюну. Но после того случая командир взял под свой контроль наличие продовольствия.

После инструктажа дежурной смены Ухабов выехал в подразделение афганской армии, провел плановое занятие с их офицерами. Не исключено, что во взаимодействии с ними предстоит выбивать душманов из кишлаков, брать перевал, уничтожать вражеские базы.

Вернулся в расположения ДШММГ, сразу на наблюдательный пост: какие бы дела его ни ждали (если он не на операции), он поднимался на НП. Знал, за их расположением не одна пара острых глаз наблюдает, потому-то и они, погранцы, не должны дремать.

С НП не все разглядишь, не усмотришь за юркими горцами, но кое-что уловить можно. И Ухабов полчаса не отрывается от оптического прибора.

Вишняков как-то не выдержал, с улыбкой выдал начальнику:

– А я представлял, что так долго и внимательно можно рассматривать только пляж. На морских заставах, говорят, отбоя нет от желающих нести службу на НП…

Ухабов шутку принял:

– Представляешь, я недавно с моря, и не догадался подняться на вышку. Под боком застава. А ты здесь посмотри – приглядись и доложи…

– Вижу, – ответил Вишняков, – хвосты трех ишаков. За последний хвостище уцепился моджахед… басмач, однозначно. Отправился в аул, грабить, дань собирать с нищих.

– Ты трех увидел, а я насчитал двадцать, и все груженные под завязку. Отряд душманов уходит, стремительно покидает давно обустроенную высоту. Выводы? Выводы оставим разведчикам, а мы доразведуем…

Вот тебе и три хвоста. Таких поучительных коротких наставлений со стороны командира Вишняков получил немало. И доволен, все поучения-рекомендации сходились в службе.

Охрану района обороны подразделения Ухабов не доверял никому – задачу ставил сам, а разводил солдат по постам начальник штаба.

Такая ответственность – жизнь сотни с лишним пограничников. Внезапное нападение исключалось: минные поля, выставленные посты, часовые… И Ухабов, как тень, по два-три раза за ночь проверял посты.

Не задремлешь…

И сегодня не исключение – сразу на НП…

5

Операция в Куфабском ущелье, как и планировалось, началась в намеченные сроки. После нанесения ракетно-бомбовых ударов авиацией пограничных войск по разведанным целям, подразделения нескольких мотомангрупп начали движение – и приступили к уничтожению группировки моджахедов.

Каракалинская мотомангруппа (командир В. Ухабов) прикрывала один из выходов из ущелья.

Все шло нормально. Но на третий день операции выяснилось, что взвод разведки из соседней мотомангруппы попал в окружение. И его надо выручать, иначе пограничники погибнут, их плотно держит отряд моджахедов…

Попытки днем и прошлой ночью пробиться к окруженным не удалось: душманы все подходы – редкие тропинки, перевал – не только заминировали, но и выставили крепкие заслоны. Почти в три кольца зажали бедолаг и пытались захватить живыми. До сего дня им еще ни разу не удавалась взять пограничника в плен. И такой случай выдался…

Но окруженные отбивались отчаянно, а боеприпасов – на три часа боя. Командование решало: как быть? Атаковать душманов с воздуха? Высадить крупный вертолетный десант? Но ни местность, ни погода – облака, скользкий туман – не давали такой возможности, и вывод: пробиваться, снова и снова идти напролом.

Ухабов был в курсе событий, и он понял – легче всего к окруженным пробиться со стороны расположения его подразделения. А кто поведет группу? Никаких рассуждений – он, командир, возглавит бойцов: он знает местность, он не боится ночного боя, он…

Ухабов изложил свой план, свои предложения, и командование согласилось: другого варианта нет, только подполковник Ухабов…

В горах темнеет быстро. Тени сгущаются, скалы становятся угрюмыми, бесследно растворяются протоптанные солдатскими сапогами и тропинки.

В предночную пору лучше всего сидеть в засаде, подремывать, удерживая палец на спусковом крючке автомата, а при любом подозрительном шуме открывать огонь.

Ухабов ждал появление луны – прорисуются какие-то ориентиры, и его отряд начнет движение на выручку попавших в беду пограничников.

Командир взглянул на небо: в тяжелой дымке покачнулись вершины, в трех-четырех метрах, будто из воды, вынырнул ребристый, приглаженный ветром валун. Удобное место для засады. Пора…

Офицер встал, вдохнул глубоко и, облизнув обветренные губы, вполголоса произнес: за мной. И пошел… За ним след в след его бойцы.

Шли быстро, знали – до рассвета надо обернуться обратно. Их ждут и надеются: истекающим кровью разведчикам сообщили, что им на выручку идет Ухабов.

Ухабов предполагал, что без боя к окруженным десантникам ему не прорваться. И он был готов к ночной схватке. И она, эта схватка, не заставила себя долго ждать.

Их обнаружили – и командир зло сплюнул себе под ноги – не он, а его приметили.

Бывает… Ничего страшного, ночью легче пробиться.

Трассирующие пули грызли, секли, рассекали ночную тьму. Моджахеды начали бой робко – две-три винтовки постреливали. Пограничники навалились сразу. И бой стал жестким, хлестким, как горный ветер. Пять автоматов бьют в одну точку. В одном направлении… И бросок на двадцать метров, еще на десять и лежать, и втиснуться в камни.

Десантники ждут – откуда же последуют выстрелы, винтовочные, одиночные. Есть, не выдержали нервы у испытанных шахмасудовских бойцов. И Ухабов отдает команду: два выстрела из гранатомета по направлению, из «ручников» – короткими… Огонь! Осветительную ракету!

Не боится командир себя обнаружить – берет на испуг противника, людишки-то не из железа.

Синюшный, тревожный отсвет прорисовал склоны горушки, а по нему, как мыши от кошки, торопятся душманы. Отходят. Они уверены – русские пойдут их преследовать и они, горные орлы, устроят огневой мешок.

Но Ухабову туда не надо…

Радист доложил: вас вызывает Цехонович…

Получалось так, что старший лейтенант Геннадий Цехонович, высланный Ухабовым в разведку в тыл к противнику, оказался выше и метрах в восьмистах от окруженных десантников, и единственный, кто слышит их радиста. Помочь окруженным он не мог – с ним всего пять солдат, а душманов – не меньше сотни, но он поддерживал связь. И только через группу Цехоновича окруженные могли сообщать о положении дел.

В этот сеанс связи Цехонович сообщил, что душманы притихли. Прекратили обстрел окруженных пограничников. Они или готовятся к утренней атаке, или… уходят, опасаясь, что на помощь пограничникам идут значительные силы. Но не исключено, и это вероятней всего, приготовились встретить смельчаков, которые попытаются прорваться к окруженным

– Вас понял, – ответил Ухабов. – Принимаем к сведению. До связи…

Разведдозор доложил: впереди слышен разговор, крики и подозрительный шум – беспечно ведут себя горцы. Не заманивают ли? Шумят, гудят, а тихой сапой обкладывают группу Ухабова. И как только закончат – бросятся в атаку, чтобы разорвать в клочья смельчаков.

Но и шурави не лыком шиты.

Ухабов, ссутулившись, остановился – ему принимать решение. Остановить группу, дождаться рассвета, вызвать подкрепление.

– Мысли трусливые, товарищ Ухабов, – бормочет он, и слова застревают в густой, поседевшей бороде и широких усах. – Если бы так можно было решить проблему… Вертолетам в узкие щели не пробиться.

Не пойдет так, паря, до утра разведчики могут и не дожить – загрызут их фанатики душманы. Иди, Ухабыч, вперед, не тебе трусить. За два с лишним года пребывания в Афганистане сколько ты боев провел? По твоим же расчетам, каждый третий день бой или боестолкновение с вражьими партизанами. И ни разу ты не дрогнул…

В фильме, снятом по заявке Центрального музея Пограничной службы Российской Федерации о герое, генерал-лейтенант в отставке Г. А. Згерский об Ухабове говорит: «Ухабов три года воевал в горах… Смело и дерзко. И равных ему по опыту среди командиров мотоманевренных групп не было».

Заявление авторитетнейшего генерала, начальника войск Среднеазиатского пограничного округа. Он, генерал-лейтенант Г. А. Згерский, и подпишет через несколько дней представление на звание Героя Советского Союза подполковнику Ухабову Валерию Ивановичу… Посмертно.

Но пока Ухабов и не догадывается о своем геройстве. Он подзывает к себе прапорщика Русана и пятерых солдат, опытнейших бойцов. Их он отозвал с головного дозора, им новая задача: двинуться вперед, сойтись с душманами и ввязаться в огневой бой. И вперед ни шагу, а пятиться аккуратненько можно – оттянуть бандитов на себя. И крепко держаться, не высовываться, не подставляться. А он, Ухабов, с остальными солдатами обойдет нахальных душманов. Справа. Он знает одну расщеленку, и по ней-то они и пройдут к окруженным. К той самой высотке, где намертво засели наши. Выручим храбрых бойцов.

Не впервой… но, наверное, в последний раз – начальство в лице генерал-майора Анатолия Борисова, заявляет: пора тебе, Валерий, на покой.

Стоп! Зашевелились душманы, бьют из тяжелого пулемета. Они недалеко, в двухстах метрах, их можно и обойти, но лучше отогнать с маршрута. Навалиться всем, а не одному Русану. Они настырничают, не могут угомониться, и не поймешь, чего добиваются.

Посмотрим…

Плотный, как шинельное сукно, огонь пограничников сбил душманов с тропы. И они исчезли в извилистых ночных сумерках.

Маневрируют, хитрят, заманивают? Или уходят, уступают дорогу. Если так, значит, испугались, значит, не так они и сильны. Значит, можно пробиться к своим.

Надо идти. И не прямо по тропе в западню, а по той самой щели, которую обследовал он еще неделю назад.

Передохнуть бы минут пять-десять, выждать, когда уберутся душманы, народ-то устал. Даже он, старый тренированный конь, подсел на ноги. Но и останавливаться опасно – не сдвинешься потом с места, ноги не оторвешь от каменистой россыпи.

Нащупал командир помятую в кармане пачку «Явы» (на Куфабе он начал покуривать), но нет, останавливаться нельзя: сопит за спиной прапорщик Русан. Идут солдаты…

– Шире шаг…

– Есть, – прохрипел Русан. – Разрешите я первым…

– Ты рядом, не отставать!

Тропа, словно его курсантская кобыла Зеландия, вздыбилась… И круто пошла вверх среди редких кустарников.

«Шагать осталось нам немного…» Ухабова догнал лейтенант Изусов.

– Тов… подпол… Цехонович передает: у окруженных все спокойно. Но выход к тропе стерегут душманы. Оставили несколько человек. В пещере огонек-костер жгут.

– Мы им устроим огонек. Передай – разведгруппе не высовываться. Мы подходим, атакуем, и…

Все краски ночи исчезли, слившись в гулкую пелену. Только острый бок скалы помогал ориентироваться. Луна в четвертинку и звезды величиной с арбузы подсвечивали десантникам.

Подъем стал почти пологим, но тропа настолько сузилась, что пришлось идти по одному в затылок друг другу.

Ухабов знал – осталось метров двести. Коротким пружинистым шагом он поднимался вверх. За ним след в след прапорщик Русан и дальше в колонну по одному два десятка надежных бойцов. Пятерых из них он сейчас возьмет с собой и осторожно поползет к пещере. Важно, чтобы их не заметили… Противник уверен – на выручку к окруженным пограничники пойдут рано утром…

Так все и было. Часового снял Русан, а пещеру забросали гранатами. И через пять минут Ухабову докладывал незнакомый сержант: мы еще живы.

– Молодцы-огурцы. Держались отчаянно. Полчаса на сборы – и вниз. Раненных и убитых на плащ-палатки. Напоить, перевязать! И в обратный путь.

(Следует заметить, что за все годы войны в Афганистане ни один пограничник не попал в плен, не сдался врагу.)

* * *

Часа через два Ухабов понял, что солдаты выбились из сил, и у них одно желание – передохнуть. Он и сам устал. Командир споткнулся о камень и присел на несколько секунд. Вскочил и, подбадривая бойцов, отяжеленных плащ-палатками, вышел в голову колонны.

Начинало светать, оставалось метров пятьсот-восемьсот, и отряд Ухабова выйдет из опасной зоны. Выйдет к своим… И там-то их не достанут назойливые, как мухи, душманы. Заслоны десантников из его мотомангрупппы плотно держат оборону своего участка.

Шагать осталось им немного… Но эти сотни метров стали роковыми для командира.

О тех трагических минутах вспоминает полковник (в те времена старший лейтенант) Геннадий Цехонович: «… По всему маршруту движения группы Ухабова я поддерживал с ней связь. Он лично включился в разговор перед тем, как пограничники, высвободив окруженных, приготовились идти обратно.

Я еще предложил командиру сняться с «точки» (из засады) и прикрывать Ухабова с тыла. Тот отверг мое предложение, сказал, что духи поползут из своих базовых районов под давлением наших подразделений, и тогда мы будем очень нужны. Внимательно слежу за движением, идут без стычек, еще чуть-чуть, и они в расположении своих. Вдруг слышу взволнованный голос радиста: «Командира убили… командира убили. Ухабов погиб».

Позже выяснилось, что одна-единственная очередь, выпущенная группой моджахедов, оказалась роковой для нашего командира. Одна пуля из короткой испуганной очереди нашла в утренних сумерках сердце подполковника Ухабова… А мог остаться в живых, поручив выполнению задачи любому офицеру мотомангруппы. Но он не мог этого сделать. Там, где трудно и опасно, – он шел всегда впереди.

* * *

Ухабова похоронили в Душанбе, но затем усилиями супруги – Александры Сергеевны – героя перезахоронили на Кунцевском кладбище в г. Москве.

Ежегодно друзья и однокашники Валерия по училищу 12 октября встречаются на его могиле – кладут к памятнику цветы и поминают добрым словом доблестного бойца.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.