Русское государство для русской России

Русское государство для русской России

Некий американский эксперт рекомендует валить режим Путина, сливая компромат на него и на его ближайшее окружение. Мол, тогда пипл оф Раша поймут всё и от Путина отвернутся.

В этом сквозит такое нечеловеческое непонимание того как устроены отношения русских с государством, что за западных экспертов становится просто стыдно.

Русское государство никогда не было сильно по части устроения благополучной жизни своих граждан. Оно было всегда сильно другим — совершало нечто величественное и ужасное и через это обосновывало себя в истории.

Россия никогда не была пространством комфорта. По крайней мере — большего комфорта, чем другие европейские страны.

Но Россия постоянно оказывается пространством осуществления невозможного.

Поэтому русские никогда не надеялись на то, что государство всерьез улучшит нам жизнь. Только на то, что «облегчит».

Алгоритм четкий — ничего великого не творится, — значит, ждем полегчения. Либо нечто титаническое, либо вставай страна огромная, либо не мучьте.

Мучения русских — это и есть обычные исходящие от русского государства неприятности в условиях отсутствия свершений. Именно свершениями определяется оценка одного и того же события: либо русский мучится от свинцовых мерзостей жизни, либо терпит во имя еще более великой России.

Жизненный нерв ситуации последней четверти века состоит в том, что никаким титанизмом у нас и не пахло, никаких великих свершений не предполагалось. Это был период абсолютного государственного ничтожества, возведенного в принцип. Бывали хуже времена, но не было подлей.

Для оправдания этого ничтожества применялся как бы либеральный тезис:

— Время величия государства за счет простого человека прошло, давайте теперь просто поживем.

Другими словами, пообещали унизиться, но облегчить.

Как мы все помним, никакого особенного полегчения не случилось — две Чечни, теракты, гастарбайтеры, жулики и воры. То есть это лишенное исторического масштаба государство оказалось еще и очень тягостной, унизительной для частного человека штукой.

Тогда-то и возник тот главный вопрос, который сотрясал режим с 2010 года:

— Ну и где? На Марс не летаете. Целину не пашете. Совершаете исключительно мелкие пошлые злодейства из разряда карманных краж. И зачем мы должны это терпеть?

Вот в этот момент тема «коррупции Путина и его окружения» и могла действительно быть важным фактором политики. Зрелище властителей, заготовляющих человеческое мясо на шашлыки — и в самом деле омерзительно, от них хочется избавиться до того, как на шашлык пойдешь ты лично.

Балабольство об уникальных духовных скрепах, о возрождении советского проекта, о евразийской империи, о росте патриотизма — скорее ухудшали обменный курс этого государства, чем его улучшали. Было ежу понятно, что это жесткая разводка на деньги. Это попытка заставить терпеть во имя фейковых свершений, во имя перевода высоких слов и жертвенной крови по курсу в домики в Майями.

Но всё. Проехали. Крым — это неиллюзорное титаническое свершение. В начале XXI века, в мире по-американски, сменить территориальный статус такой земли как Крым практически невозможно. Наше государство решило совершить невозможное. И совершило его со всеми приличествующими красивыми декорациями — вежливыми людьми, харизматичным вождем Севастополя, няшной прокуроршей Крыма, победным салютом в Москве.

Мало того, схема выстроилась благодаря западным санкциям так, что конверсия жертв и терпения народного в «бабки» практически нереальна. Все наши подвиги останутся на внутреннем рынке. Платежная система, даже если это будет система платежей кровью, потом и слезами, будет национальной.

Сейчас перед русскими нечто очень похожее на наше нормальное государство. Ничем не лучше. Просто нормальное. Оно разменивает человеческие жизни и комфорт (тем более что пока никто как бы даже и не погиб), на нечто значительное, исторически масштабное, да еще и к тому же довольно практичное — Крым вам не дети Анголы.

Это — норма.

Вам это может нравиться, может нет, но русская историческая норма именно такова — довольно дискомфортное для обычной жизни государство, совершающее нечто из ряда вон выходящее.

Это государство можно улучшать. Но переспорить его, указывая на его дискомфортность, — невозможно, пока оно совершает нечто величественное.

При этом не хочу быть не понятым неправильно — в том, что мы, русские, настолько нетребовательны к своему государству нет ничего хорошего.

Это наш национальный порок, который нуждается в исправлении.

Наши требования по качеству государства должны быть беспощадными. Но как раз провал ельцинской эпохи, равно как и многих предыдущих унылых времен, показывает, что «сэкономить» на величии России выгадав в её комфортности невозможно.

Униженная Россия, как правило, еще более дискомфортна, чем Россия великая, а обустроиться на разоренном пепелище оказывается гораздо сложнее.

Поэтому осмысленное требование русских к своему государству — это совершенствование его качества в процессе экспансии, за счет экспансии и, в общем и целом, ради экспансии.

В дни Крымской операции мы испытали давно забытое чувство наслаждения качеством государства, которое быстро и эффективно принимает решения, которое представляют вежливые хорошо экипированные и крайне профессионально действующие люди, которое не стало строить мост через Керченский пролив из трупов.

Мало того, мы к своему изумлению, обнаружили, что у нас есть армия, причем неплохая и не распадающаяся, а действительно восстанавливающаяся.

К сожалению, все мы хорошо понимаем, что речь идет о прогрессивности государства и его превосходном качестве на очень узком — военно-внешнеполитически-спецслужбистском участке.

Этого самого по себе мало. Даже с тем же Крымом, если нам не удастся его нормально обустроить, если российской бюрократии удастся намотать его на колеса своей обычной неэффективности, ситуация чревата разочарованиями и огорчениями.

Но, тем не менее, требование к тому, чтобы именно в военно-политической сфере русское государство было enjoyable, как говорят англичане, — это очень важное требование.

Если вспоминать о требовании «хлеба и зрелищ», то лучшее зрелище для русских — это все-таки победный салют и торжественное вступление во взятые и освобожденные города.

Для русского государства и русских государей в победах — ключ к безопасности.

Бомба народовольцев никогда бы не долетела до Александра II, если бы в результате Русско-турецкой войны ему всё же удалось бы взять Константинополь.

Пока русское государство наращивает себя как могущественное территориальное владение — оно может быть окружено внешней враждой и смущаемо внутренним ропотом, но, по сути, несокрушимо.

И тактика борьбы с этим государством заключается совсем не в том, чтобы пространно доказывать, что чинуши воры, а царь — злодей.

Эта тактика совсем иная, она тоже за века отработана мироправительствующими силами: подсовывать русским нечто величественно-бесполезное.

Заставить русское государство надорваться, а русский народ утомиться от свершений, в результате которых ему становится только хуже.

Думаю, что после того как двоечники, которым разрешили залезть на западную политику, окончательно проштрафятся, позовут за советами мудрых старичков и те подскажут, что делать с русскими.

А сделать тут можно только одно: всё время подсовывать русским какую-нибудь «Польшу». То есть иноэтнический и иноцивилизационный бесполезный кусок, с которым будет море возни, который будет бесконечным источником яда, от которого самим русским будет тошно.

Внешняя политика молодого Русского национального государства определялась замечательной формулой бояр Василия III, послам Папы Римского, звавшего их воевать Царьград:

«Государь хочет вотчины свои, земли Русские».

В какой-то момент, даже не с Петра, а с Алексея Михайловича, матрица русской экспансии начала меняться. Еще не довоевав Украину Тишайший царь со слезами рассказывал греческим купцам, что ни жизни, ни казны, ни войска не пощадит ради освобождения Царьграда от турок.

С тех пор с каждым поколением имперской работы Россия получала всё больше не нужных, перенаселенных, чуждых ей и этнически, и культурно, и цивилизационно земель, владение которыми бесконечно утомляло и заставляло размывать национальные приоритеты и во внешней политике и, тем более, во внутренней.

Уже в Северной войне Россия получила значительно больше, чем нам было нужно, и остзейский вопрос впридачу. Хотя в XVIII веке никто еще не мог представить, что он окажется настолько болезненным для века XIX.

В разделах Польши Россия отчасти заступила за ту границу, за которую следовало бы, и тем самым навесила на себя бесполезный груз, в условиях, когда перед нею стояла реальная задача освоения Новороссии и Тавриды. Хотя, справедливости ради, по большей части Россия присоединяла не Западную Украину, а Белоруссию, которая никогда источником проблем для русской государственности не была.

Но затем, после Наполеоновских войн, началась эпоха злосчастного Царства Польского. Польша стала настоящим проклятьем — на неё тратилась масса средств и энергии, польская полунезависимость унижала русское дворянство и выступила катализатором декабризма, на Польшу были обменены и блестящие тихоокеанские шансы России и средиземноморские возможности — например Ионические острова.

В середине XIX века Англии, в ходе Большой Игры удалось заставить Россию «проглотить» Среднюю Азию — и вот уже эта демографическая бомба пределах русского пространства становится нашим новым роковым вопросом.

А на этом фоне наша Дума принимает закон с упрощением получения гражданства всеми жителями бывшего СССР. То есть миллионами гастарбайтеров в том числе.

Всё время повторяется одно и то же — вместо сытного обеда «русский медведь» вынужден наскоро давиться плохо перевариваемыми кусками, которыми ему подкидывают недоброжелатели.

В результате — мы теряем время и свои, потенциально свои территории, шансы своего внутреннего развития, ради сверхспонсирования чуждых и конфликтных нам пространств.

Мы упустили шансы создать Тихоокеанскую Россию и русифицировать Аляску — и она американизирована.

Мы упустили время, когда Галиция была еще русской и поддавалась русификации, а сын Львовского полицай-президента Захер-Мазох выдавал себя за русского и сочинял романы из жизни русинских крестьян и русских цариц. И вот это уже цитадель русофобии (впрочем, для этого понадобился концлагерь Талергоф).

Мы упустили время, когда Манчжурия была пустыней, куда въезд китайцев был запрещен циньским правительством под страхом смерти. И вот уже мы нервничаем о наших собственных землях, когда Меркель начинает разводить Китай с помощью карты «исторических китайских земель».

Всё то время, пока в мире существовали геополитические пустоты, пригодные для русской колонизации, мы проваландались с густозаселенными зонами Великого Лимитрофа (как называл это Вадим Цымбурский), не имея шанса переломить их демографическое и культурное развитие. И, как следствие, подкупая всевозможных туземцев, обогащая и размножая их, и, тем самым, лишь увеличивая шанс их сепаратизма.

Самое неприятное, что мы начинаем с особенной фантастической болезненностью относиться к тем шансам, которые уже упущены безвозвратно.

Ничто меня так не злит сегодня, как эта пустопорожняя болтовня про Аляску. Тогда, когда это уже надежная и неприкосновенная американская территория. Никакого смысла, кроме самоуслаждения фантазированием и троллингом американцев эта болтовня не имеет. Зато — разряжает потенциал реальной национальной ирреденты там, где она возможна. Слово «Аляска» мне попадается за последние недели куда чаще, чем «Харьков». Мало что, так как это говорит о склонности части нашей публики к пустопорожнему фантазерству.

Россию всё время ловят на этой геополитической неразборчивости. Нам все время бросают куски, фантомы, призраки, вместо того, чтобы говорить о конкретных и достижимых целях воссоединения.

Нет никаких оснований считать, что на этот раз с нами будут добрее, чем раньше.

Вот увидите, скоро все эти нелепые санкции закончатся, и начнется серьезная игра:

— А не хотите ли присоединить Грузию?

— Никто кроме России не сможет навести порядок в Узбекистане!

— Китай — угроза человечеству, Россиюшка, выручай.

— Срочно нужны миротворцы в Уганде…

И всё такое вкусное.

Вот на месте американцев я бы разогревал этот нелепый Аляска-дискурс, так, чтобы в итоге получалось следующее: «Зачем нам ссориться с ЕС из-за Приднестровья, когда перед нами задача восстановления Аляски»?

Тут уж не зевай. Это самое страшное что может быть — измотать русских и как государство, и как нацию вместо конкретных наших национальных целей в беготне за улучшением всего сущего.

Русским сейчас очень важно не провалиться в этот мечтательный дурман.

Перед нами стоят абсолютно конкретные задачи стягивания к России всех этнически русских территорий. Либо их территориальное переподчинение, либо создание прозрачных структур в рамках других государств, которые позволяли бы нам не затрагивать чужую территориальную целостность. Но, в целом, учитывая абсолютную невменяемость наших украинских соседей, которые отпихивают спасательный круг федерализации, который им бросают, и орут: «Лучше потопнем! И вообще — нас спасут!», скорее всего, раздел Глобуса Украины остается единственным для России шансом помимо необъяснимого признания собственного поражения и согласия на продолжение культурного геноцида русских государством «Украина».

Главное и тут не вляпаться в «Польшу», не замахнуться слишком широко, не зацепиться за враждебные тяжело украинизированные территории, русская реанимация которых уже нереальна.

Выход за эти этнические границы возможен только там, где это улучшает реальную геополитическую позицию России, позволяющую ей лучше защищать своё этническое пространство, не получая при этом существенных нагрузок. В этом смысле Латинская Америка для нас перспективней Средней Азии. В Азии нас ждут издержки и деградация при сомнительных выгодах и незащитимых позициях, в Латинской Америке — постоянно наставленный под ребра США нож, который резко уменьшит их желание диктовать нам свою волю на нашем же пространстве.

Иногда можно, конечно, отдавать долги чести — Сирия, Сербия и т. д., то есть напоминать всем о том, что мы не забыли о несправедливости в адрес наших союзников и больше такого не позволим. Но и эти долги не должны порабощать нас так, как они поработили царскую Россию в 1914, втянув её в явно непропорциональное поводу и оказавшееся самоубийственным противостояние.

Главный приоритет — это собирание Русской России (русской в «широком», восточнославянском смысле).

«Государь хочет вотчины свои, земли Русские».

Затем это освоение и подъем Русской России, создание в ней на всём пространстве минимально приемлемых условий для жизни. А еще раз замечу — при том, что русский народ готов терпеть дискомфортность своего государства откликаясь на его великие свершения, отсюда не следует, что на этом ресурсе надо ездить до бесконечности. Напротив, чем более высок уровень жизни русских, тем и больше ресурс терпения для великих свершений.

Наконец, в третью очередь, это её геополитическая экспансия в те немногие пустоты, которые остались еще в нашем мире. Главная из этих пустот — Океан. В долгосрочном смысле перед Россией стоит задача океанской экспансии на всех доступных нам направлениях, создания своей Океаносферы. И для этого за последний годы в Арктике и на Тихом Океане обозначен неплохой задел.

Надо понимать, что заведя себе очередную «Польшу» или фантазируя о несбыточных «Алясках», мы можем и эти пустоты упустить, дождаться того, что они будут кем-то заполнены.

Нам не нужно отвлекаться на мир, когда у нас есть Россия.

Подход тут может быть только один:

1. Миру провалиться.

2. Мне с баранками чай пить.

Если не требовать этого подхода со всей жесткостью, то ни мира, ни баранок не будет.

Будет дырка от бублика.

Опубликовано на авторском сайте Егора Холмогорова

«100 книг» (100knig.com)

2 апреля 2014