Ад на земле

Ад на земле

Впервые эффект огненного смерча проявился при бомбардировке Гамбурга в июле 1943 года. Двадцать квадратных километров города сгорели в едином мощном костре. Проявление смерча было настолько ужасным, что начальник гамбургской полиции распорядился провести научное расследование его предпосылок с тем, чтобы можно было предостеречь другие города.

Оценить силу этого огненного смерча можно, только трезво проанализировав метеорологический феномен: в результате резкого слияния нескольких очагов пожаров воздух наверху раскалился до такой степени, что возник бурный восходящий поток, который, в свою очередь, привел к тому, что окружающий свежий воздух затягивался со всех сторон в центр области огня. Чудовищное засасывание вызвало движение воздуха, гораздо более сильное, чем при обычном ветре.

В метеорологии разница температур, возникающая при этом, составляет примерно от 20 до 30 градусов Цельсия. В этом огненном смерче она была не менее 800 или даже 1000 градусов Цельсия. Это объясняло колоссальную силу ветров огненного смерча.

Мрачный вывод начальника полиции состоял в том, что никакие предупреждения по системе противовоздушного оповещения не в состоянии помочь избежать последствий огненного смерча, если он уже зародился.

Несмотря на то что дело происходило зимой и при ненастье, в Дрездене волна пожаров охватила еще большую территорию – 28 квадратных километров. Температура в центре поднялась до 1500 градусов по шкале Цельсия. Все признаки огненного смерча, наблюдавшиеся в Гамбурге, проявились и в Дрездене, но гораздо значительнее и страшнее – для уцелевших после первой волны атаки. Гигантские деревья были вырваны с корнем или переломлены. Толпы горожан подхватывало обжигающее торнадо, их тащило по улицам и швыряло прямо в огонь. Очевидцы, спасавшиеся бегством вдоль железнодорожной насыпи, которая казалась единственным свободным путем, ведущим из города, рассказывали, что железнодорожные вагоны на открытых участках просто сдуло. Даже открытые пространства больших площадей и парков не стали защитой от чудовищного урагана.

Одной из важных предпосылок к неограниченному распространению пожаров стало нарушение связи. В Германии, как и в других воюющих странах, пожарные бригады были реорганизованы в государственные военизированные формирования, одна из характерных особенностей которых состояла в том, что они оставались постоянным мобильным резервом, размещенным за пределами опасных зон. Большинство крупных городов на этом этапе войны было оборудовано обходной телефонной связью и радиосвязью между важными пунктами управления. Но она всегда оказывалась ненадежной, и администрации радиооповещения о воздушных налетах приходилось обращаться к обычной сети почтово-телефонной службы. Поэтому многое зависело от того, как долго проработает эта система, прежде чем в конце концов заглохнет. При бомбардировке Гамбурга телефонная связь прервалась в ночь первого налета, и, когда через три ночи начался огненный смерч, эта служба не была полностью восстановлена. Кроме того, сгорело полицейское управление с пунктом радиооповещения о воздушных налетах, что на какое-то время серьезно затруднило принятие противопожарных мер.

Почти немедленное выведение из строя телефонной связи стало роковым для Дрездена. Столица Саксонии с ее небольшой пожарной командой сильно зависела от оперативно предоставляемой помощи извне. Вскоре после того как первые бомбы упали на Дрезден, нарушилось электроснабжение, необходимое для работы телефонной связи. Главная силовая подстанция и все административные здания оказались в секторе, обозначенном как объект атаки, и были уничтожены. Поэтому наладить координацию через более высокий уровень управления не представлялось возможным – к 1.00 до Дрездена смогли добраться только пожарные команды из пригородов. Зарево на горизонте говорило само за себя.

Нет точных данных относительно того, как действовали пожарные команды в городе. Но один пример может дать представление о судьбе большинства из них. Пожарная команда, направленная в Дрезден из Бад-Шандау, что в 16 километрах от столицы Саксонии, прибыла на место вскоре после часа ночи. Из нее не выжил никто: все были погребены при втором авианалете.

В 1.05 оператор службы оповещения противовоздушной обороны города Георг Фейдт докладывал о происходящем в пункт управления, расположенный в бетонном бункере под зданием Альбертинума. Небольшой бункер был под завязку набит партийными функционерами и офицерами службы противовоздушной обороны. Тут же находился и гаулейтер Мартин Мучман. Руководители Дрездена и офицеры все еще пытались воссоздать картину разрушений, определить эпицентр огненного смерча, но выход из строя телеграфной связи не давал даже шанса обратиться с просьбой о немедленной помощи.

В течение нескольких минут с начала второго налета Альбертинум находился в окружении горящих зданий, и возникла опасность его обрушения. Гаулейтер и штаб совершили перебежку через горящие улицы. Чуть позже им удалось добраться до центра чрезвычайных ситуаций, сооруженного в деревне Локвиц, в 8 километрах к юго-востоку от Дрездена. Тогда же руководство города попыталось восстановить управление.

Как и повсюду в Германии, городская система противовоздушной обороны находилась в составе структуры Национал-социалистической партии с начальником полиции города во главе. Для службы в системе ПВО привлекались члены гитлерюгенд и других организаций: например, «Немецкая молодежь». Сохранилось свидетельство одного из членов этой организации:

В феврале 1945 года мне было пятнадцать лет, и в течение всего периода войны в мои обязанности входило быть курьером, сообщавшим об авианалетах. 13 февраля был день нашего великого праздника – вторник на Масленой неделе, – и я провел вечер в цирке Сарассани, постоянно размещавшемся в одном из зданий в Новом Городе Дрездена. Во время последнего номера программы, веселого представления с обезьянами, разъезжавшими на велосипедах под руководством клоунов, из громкоговорителей прозвучал сигнал тревоги. Публике под шутки клоунов велели пробираться в подвальные помещения здания цирка. Поскольку у меня было удостоверение курьера, мне разрешили покинуть здание. …Новый Город Дрездена оставался совсем не затронутым первым налетом, так что я сразу же побежал домой. Там нечего было делать, так что, согласно указаниям, я приступил к обязанностям в качестве курьера в местном отделении партийной организации на Гроссенхайнер-штрассе. Местный группенлейтер в форме штурмового отряда вручил мне и другим молодым людям донесения о нанесенных повреждениях, чтобы мы передали их в центр гражданской обороны в старой части города. Нам выдали синие стальные каски, противогазы и велосипеды, и мы отправились.

Дворец-резиденция, церковь Хофкирхе и Дрезденская опера уже вовсю полыхали, а на мостах через Эльбу валялись погасшие или горящие зажигательные бомбы. Улицы были заполнены водой из прорванных водопроводов. Храбрые мальчишки-курьеры успели пробиться лишь к Почтовой площади, когда начался второй налет. Послания курьеров никогда не будут доставлены… Таким образом, служба местной ПВО в центре города оставалась в полном неведении об очагах пожаров и их разрастании, поскольку телеграфная, телефонная, радио– и, наконец, курьерская линии связи оборвались одна за другой.

В послевоенные годы родилась легенда о том, что Дрезден якобы был не только не защищен зенитками и истребительной авиацией, но и не принимал никаких серьезных мер по организации местной противовоздушной обороны. В известной степени эта легенда находит подтверждение: городские власти не посчитали нужным строить большие общие бомбоубежища из бетона и стали. Например, в Гамбурге даже больницы были оборудованы специальными бомбоубежищами. В Дрездене ни в одной из крупнейших больниц Фридрихштадта и Йоханштадта не было подобных укрытий. Никто не позаботился о том, чтобы создать альтернативные источники воды или силовые установки для насосных станций на случай крупной аварии. Тем не менее с начала войны полиция работала в две смены на сооружении сети подземных аварийных туннелей, больших стационарных емкостей для воды на площадях; в городе даже начали строить подземные резервуары. Позднее, когда Дрезден был заполнен беженцами и с Восточного фронта стал доноситься грохот орудий, власти города лихорадочно принимали дальнейшие меры для защиты населения. Школьников мобилизовали на работу по рытью траншей на Бисмарк-плац, Винер-плац и Барбаросса-плац, в многочисленных парках и скверах. Была создана система проходов в стенах между подвалами соседних домов. В чрезвычайных ситуациях, если здания загорались во время локальных авианалетов, жители могли пробраться в соседний подвал и спастись.

Однако все эти меры годились для небольших воздушных налетов – никто не мог предвидеть, что столицу Саксонии поглотит настоящее море огня. В подвалах и цокольных этажах домов, построенных в XIX веке, к началу атаки укрывались по 80–90 человек. Когда миновала первая атака, началось суматошное бегство. Те, кто никогда раньше не слышал завывания сирены или взрывов бомб, теперь оказались в центре величайшего пожарища в истории. Они не могли спастись, убегая по улицам, – их смели колоссальные струи пламени.

Все же значительная часть горожан надеялась, что огонь погаснет и они сумеют выбраться наружу невредимыми. Поэтому множество дрезденцев оставалось в подвалах и подземных туннелях в тот момент, когда без предупреждения начался второй налет.

Командир транспортной роты, спешившей на помощь из одной деревени поблизости, описывал развитие событий так:

Взрывы сотрясали стены подвалов. Грохот смешался с новым странным звуком, который, казалось, становился все ближе и ближе, звуком грохочущего водопада; это мощное торнадо с ревом врывалось в старую часть города.

Другой офицер службы государственной трудовой повинности, подобным же образом оказавшийся в ловушке со своими людьми, позднее рассказывал:

Когда налет прекратился, я понял, что мы со всех сторон окружены огнем: чудовищное пламя гуляло по улицам. Я узнал от других, что ниже по улице было открытое пространство площади со зданием цирка Сарассани. Я велел своим людям прорываться через проломы от дома к дому, и так мы наконец вырвались на простор. Здание цирка располагалось в центре площади; думаю, что там как раз проходил праздничный вечерний карнавал. Здание полыхало и рушилось на наших глазах. На соседней улице я увидел группу пятнистых цирковых лошадей с яркими цветастыми сбруями, испуганно жавшихся друг к другу.

Упомянутым скакунам оставалось жить совсем недолго: во время второй атаки английских бомбардировщиков сорок восемь лошадей из цирка Сарассани были убиты. В последующие дни их трупы оттащили вниз на набережную Эльбы, бросив между мостами Альберта и Августа, где 16 февраля можно было увидеть мрачную картину: туда слетелась стая грифов, вырвавшихся из городского зоопарка.

Во многих случаях густой удушливый дым пожарищ начинал проникать в непроветриваемые подвальные помещения, поэтому сидящие там горожане проделывали бреши в стене, из-за чего дым проникал и к соседям. Ротмистр кавалерии, оказавшийся в Дрездене по дороге в свою часть на Восточном фронте, во всех подробностях рассказал о том, что выпало на долю людей, находившихся вместе с ним в подвале на Каульбах-штрассе – улице, ставшей эпицентром огненного смерча во время второго налета.

Кто-то безрассудно проломил стену смежного подвала. Тот дом сильно горел, и нам стал слышен треск огня, густой дым стал проникать внутрь. Нужно было что-то делать. Я сказал людям, находившимся рядом со мной, что мы все задохнемся, если не выберемся на открытое пространство. Я велел всем намочить пальто в имевшихся в каждом погребе пожарных ведрах. Согласились немногие, поскольку женщинам очень не хотелось портить дорогие меховые пальто подобным образом. Я велел всем встать следом за мной на лестнице и, когда я крикну: «Пошел!» – выбежать на улицу. Мой призыв не возымел действия, так что я в конце концов прокричал приказ и сам выбежал на улицу. За мной последовали лишь немногие.

В отличие от кавалериста большинство жителей города не были достаточно молодыми и храбрыми; многие, что понятно, предпочитали оставаться на месте в ожидании помощи, нежели мчаться через огонь в борьбе за жизнь.

Под Почтовой площадью находилась протяженная сеть туннелей, оборудованных для эвакуации, но и от нее оказалось мало пользы, когда наверху начал бушевать огненный смерч. Вентиляция вышла из строя, что привело к увеличению жертв. Когда Старый Город охватил огонь, все выходы из сети были завалены.

Бомба попала в Сберегательный банк министерства почт, и из подвальных помещений близлежащих домов людской поток вылился в подземные туннели. Телефонистка, работавшая на Центральном телеграфе, так описывала эти события:

Я помню одну пожилую женщину, потерявшую ногу. Некоторые девушки предложили выйти на улицу и бежать домой. Лестница вела из подвала здания телефонного узла в четырехугольный двор под стеклянной крышей. Они хотели выбраться через главные ворота двора на Почтовую площадь. Мне не нравилась эта идея; неожиданно, как раз когда двенадцать или тринадцать девушек перебегали двор и возились с воротами, стараясь их открыть, раскаленная докрасна крыша обрушилась, похоронив их всех под собой. Теперь уже весь телефонный узел в огне.

Так что всем, оказавшимся в ловушке в самом центре Старого Города, оставалось только ждать, пока стихнет огненный смерч, и надеяться, что до этого момента хватит остающегося в подвалах воздуха.

Ужас произошедшего не может передать никто, кроме очевидцев. Обратимся к их воспоминаниям, собранным кропотливыми историками.

Свидетельствует горожанин Лотар Мецгер:

Это невозможно описать! Взрыв за взрывом. Это было невероятно – хуже, чем самый черный кошмар. Многие люди были сожжены и ранены. Становилось все труднее и труднее дышать. Было темно, и все мы в панике пытались выбраться из подвала. Мертвые и умирающие люди были растоптаны, личные вещи были брошены. Толпа вытеснила нас с матерью и братьями-близнецами наверх. Мы видели горящую улицу, падающие развалины и страшную бурю. Моя мать накрыла нас мокрыми одеялами и пальто, смочив их в баке с водой. Мы видели ужасные вещи. Сгоревшие взрослые выглядели, как маленькие дети. Везде валялись куски рук и ног. Вокруг были мертвые – целые семьи мертвых. Бегали пылающие люди. Дымились сожженные автобусы, наполненные беженцами. Было много погибших спасателей и солдат. Кто-то выкрикивал имена, разыскивая родных. И везде огонь, везде огонь, и все время горячий ветер из огненной бури бросал людей обратно в руины домов, из которых они пытались выбраться. Я не могу забыть эти страшные подробности. Я никогда не смогу забыть их.

Вспоминает горожанка Маргарет Фрайер:

В огненном шквале раздавались стоны и крики о помощи. Все вокруг превратилось в сплошной ад. Я вижу женщину – она до сих пор у меня перед глазами. В ее руках сверток. Это ребенок. Она бежит, падает, и младенец, описав дугу, исчезает в пламени. Внезапно прямо передо мной возникают двое. Они кричат, машут руками, и вдруг, к ужасу моему, я вижу, как один за другим эти люди падают на землю (сегодня я знаю, что несчастные стали жертвами нехватки кислорода). Они теряют сознание и превращаются в золу. Безумный страх охватывает меня, и я все время повторяю: «Не хочу сгореть заживо!» Не знаю, сколько еще людей попались на моем пути. Я знаю только одно: я не должна сгореть.

Говорит Вольфганг Фляйшер, сотрудник Музея военной истории в Дрездене:

Большой сад, простиравшийся вплоть до центра города, пострадал в ночь с 13 на 14 февраля. Жители Дрездена искали спасения от огненного смерча в нем и прилегающем к нему зоопарке. Английский ас-бомбардировщик, круживший над целью, увидел, что большая территория непосредственно возле центра города не горит, как все остальные его части, и вызвал новую колонну бомбардировщиков, которая превратила в огонь и эту часть города. Многочисленные жители Дрездена, искавшие убежища в Большом саду, были убиты фугасными бомбами. А животные, бежавшие из зоопарка, после того как их клетки были разрушены, блуждали по Большому саду.

Свидетельствует танцовщица Грет Палукка, которая в 1925 году основала в Дрездене школу современных танцев и с того времени жила там:

Тогда я пережила что-то страшное. Я жила в центре города, в доме, где я жила, почти все погибли, в том числе и потому, что боялись выйти. Мы ведь были в подвале, примерно шестьдесят три человека, и там я сказала себе – нет, так здесь можно погибнуть, так как это не было настоящим бомбоубежище. Тогда я выбежала прямо в огонь и перепрыгнула через стену. Я и еще одна школьница, мы были единственными, кто вышел. Тогда я пережила нечто страшное, а потом в Большом саду пережила еще больший ужас, и мне понадобилось два года, чтобы его преодолеть. По ночам, если во сне я видела те картины, я всегда начинала кричать.

И, конечно же, ценным свидетелем является американский писатель Курт Воннегут, в романе «Бойня номер пять, или Крестовый поход детей» рассказавший об огненном смерче очень емко и страшно:

Наверху слышались звуки, похожие на топот великанов. Это взрывались многотонные бомбы. Великаны топали и топали. …Наверху бушевал огненный ураган. Дрезден превратился в сплошное пожарище. Пламя пожирало все живое и вообще все, что могло гореть. До полудня следующего дня выходить из убежища было опасно. Когда американцы и их охрана вышли наружу, небо было сплошь закрыто черным дымом. Сердитое солнце казалось шляпкой гвоздя. Дрезден был похож на Луну – одни минералы. Камни раскалились. Вокруг была смерть. …Гряды и груды только издали казались ровными. Те, кому пришлось их преодолевать, увидали, что они коварны и колючи. Горячие на ощупь, часто неустойчивые, эти груды стремились рассыпаться и лечь плотнее и ниже, стоило только тронуть какой-нибудь опорный камень. Экспедиция пробиралась по лунной поверхности молча. О чем тут было говорить? Ясно было только одно: предполагалось, что все население города, без всякого исключения, должно быть уничтожено, и каждый, кто осмелился остаться в живых, портил дело. Людям оставаться на Луне не полагалось…