Глава 6 На родину, в Крым!

Глава 6

На родину, в Крым!

В национальном движении за возвращение в Крым я непосредственно не участвовал, но душой был с ними. Бывал на собраниях инициативников в Ташкенте, помогал деньгами, когда надо было отправлять делегатов в Москву. Из Бекабада мне привозили письма, а я передавал их нашим делегатам. Аким Эсатов привозил их мне, а я через своих людей передавал их поездами в Москву.

Бывал на совещании инициативных групп в доме Акима Джемилева.

Мы собрались на сороковой день после смерти Мустафы Селимова[193], в ту ночь там собрались руководители всех инициативных групп со всего Узбекистана. Было много выступлений. Мне наиболее запомнились слова Халия Мустафаева – старого учителя из Ташкента: «Кто дрожащей рукой дает три или пять рублей, то от него эти слезные деньги не берите и плюньте ему в глаза. Ему Родина, Крым не нужен. Именно такие несознательные люди говорят, что едущие от имени народа в Москву оттуда привозят ковры и другие ценности, за счет собранных народом денег. Я – инвалид, мне 90 лет. Моя жена тоже инвалид, она слепа на оба глаза, но каждый раз мы даем по 100 рублей. В Москву ездить и требовать возвращения домой надо, чего бы это ни стоило!» Когда совещание закончилось, все 24 участника расходились по одному.

Наша инициативная группа, которой руководил Рефат Годженов, обратилась в ЦК Компартии Узбекистана к Усманходжаеву с просьбой о приеме. В морозный вечер 1987 года нас, восемь человек, принял один из заместителей Усманходжаева. Было это на третьем этаже стеклянного высотного здания ЦК. Мы высказали свои требования о том, чтобы помогли нам вернуться в Крым, что у крымских татар, кроме Крыма, другой родины нет. Нас принимал молодой русский парень лет тридцати пяти. Выслушал вежливо, каждому дал возможность выступить и сказать свое мнение. С нами соглашался, но сказал, что вопрос этот сложный и решение его в Москве. Взял наше письменное обращение и сказал, что передаст его первому секретарю, доложит о том, как прошел прием. В составе нашей делегации были Рефат Годженов, Риза Усеинов, сын и сноха Мустафы Селимова, я – Нури Халилов, сын артистки Зейнеб Люмановой – Руслан Люманов.

Нам сказали, что через неделю сообщат о принятом решении, так как завтра Усманходжаев летит в Москву и заберет с собой наше письмо.

Через неделю мы снова пришли в ЦК, нас пропустили, приняли, но сказали, что ответа пока нет. С тем мы и ушли.

Добились приема представителей крымских татар в Верховном Совете Узбекистана. Были назначены день и время приема. Собралось нас человек сорок. Начальник охраны приказал отойти от здания и ждать. Появился наряд милиции, к нам подошли два майора. Мы испугались и подумали, что нас сейчас арестуют, но майоры пригласили нас в приемную Верховного Совета. Всех посадили за отдельные столики, каждому дали по блокноту и ручку. Объявили, что нас примут заместитель председателя Верховного Совета Беккульбекова, член президиума академик Юсупов и завотделом агитации и пропаганды, фамилию которого я забыл. Его назначили на эту должность после того, как сын его предшественницы Абдуллаевой зарезал на Алайском базаре армянина.

Нас приняли вежливо, сказали, что всех выслушают, постараются помочь. Приняв от нас письмо, секретарь по пропаганде прочитал его вслух. Указал на одну ошибку. В письме было написано: «Обратно переселить нас в Крым». Вас туда никто не переселит. Пишите: «Требуем разрешения на возвращение в родные места в Крым, откуда нас депортировали». Не просите, а требуйте! Все с ним согласились.

Однажды меня нашел мой дядя Якуб Куртиев и сказал, что из Америки приехала наша односельчанка Эсма. Остановилась она у своей сестры Сафие и хочет со мной повидаться. От знакомых я уже слышал, что Эсма живет в Нью-Йорке. Кто-то даже рассказал мне ее историю. Летом 1942 года ее увезли в Германию. Работала она на аккумуляторном заводе. В 1945 году этот город освободили войска союзников. Истощенная, голодная, больная, она сидела на скамейке, не зная, что делать. Какой-то американский солдат привел ее к своему командиру, а тот помог ей уехать в Америку. Там она вышла замуж за крымского татарина, работала, создала семью. У них свой дом. Сейчас она на пенсии и приехала в Узбекистан повидать родных.

Мы с Эбзаде пришли по указанному адресу, но там сидела незнакомая русская женщина. Она сказала, что Эсма и Сафие скоро придут, предложила нам кофе. Приехала Эсма с сестрой. Мы долго разговаривали, вспоминали, расспрашивали ее о жизни в США. Она сравнивала цены на продукты в Ташкенте и Нью-Йорке, и с ее слов мы поняли, что живем не хуже. Русская женщина в разговор не вмешивалась, но внимательно слушала. Мне показалось, что она из КГБ.

На следующий день, когда я возвращался после работы домой, меня догнал знакомый казах и сказал следующее: «Нури ака, ихтиат болымыз кетинизге адам тушти»[194]. Он быстро ушел вперед, чтобы нас не видели вместе. Не сообразив, в чем дело, я сразу обернулся, но никого нигде не было.

Я не сразу понял, что за мной начали следить. Сначала в мой дом пришли из домкома, уличного комитета, махалинского[195] комитета. Они вели со мной беседы на разные темы. Стал часто мне попадаться на глаза один русский парень. Приезжал он на белых «жигулях». Пытался разговорить меня о Крыме, о национальном движении, о том, что я думаю обо всем этом. Потом подключился еще один человек. Он вызвал меня к себе в кабинет. Задавал разные вопросы, унижал наш народ, называл крымских татар предателями. Предупредил меня, чтобы я не участвовал ни в каких пикетах, не принимал участия в демонстрациях. Я очень часто встречал его то на пути на свою работу, то в другом месте. Мне сказали, что он работает в КГБ. Все это было очень неприятно.

Каждый божий день дома были разговоры о Крыме. Эбзаде ночами не спала, думала, мечтала, воображала наше возвращение. К ней присоединился шестилетний внук Дилявер. Они друг у друга отнимали газеты, карты, где было написано о Крыме. По настоянию жены и сына в феврале 1989 года я дал объявление в газету о продаже своего дома. Я делал такую попытку еще в 1988 году. Развесил на столбах объявление, но продать не смог. Просил 60 тысяч, этого должно было хватить, чтобы купить дом в Крыму, так как тогда они там были еще дешевыми.

Я подал заявление об увольнении и, как оказалось, немного поторопился. Дело в том, что я стоял в очереди на автомобиль при Кировском райисполкоме, и ровно через месяц, как я уволился, на мое имя пришло извещение о том, что я могу купить «Москвич-2141». В мое отсутствие его получил следующий по очереди.

Мы договорились с Надыром Куртиевым, сыном дядя Якуба, чтобы совместно на двух машинах выехать в Крым через Красноводск. Мы с Эльзой и сыном объездили попрощаться всех родственников в Паркенте, Янгибазаре, Чирчике, Чигирике, попрощались с соседями.

27 марта 1989 года рано утром проехали мимо ипподрома и взяли курс на Туркмению. Впереди ехал на своей «шестерке» Надыр. Он знал дорогу, так как в 1988 году ездил по ней в Волгоградскую область к родственникам жены. Дорога была свободная. Скорость давали 90–100 километров в час. Бензозаправки с обеих сторон дороги, бензина полно по всей Туркмении. На пароме переехали реку. Вечером первого дня пути остановились возле заправочного пункта. Останавливаться просто на дороге было опасно, так как боялись грабителей. На примусах приготовили себе ужин. К нам подъехали пограничники и проверили паспорта, документы на машину.

Дул сильный ветер. Перед самым городом Красноводском дорога была очень плохая, каменистая, узкая. Я почувствовал что-то неладное в управлении, остановился. Стал осматривать машину и увидел, что заднее правое колесо вышло из оси. Еще метров двадцать – тридцать, и оно бы отвалилось. Надыр, далеко уехавший вперед, вернулся. Он и Энвер сняли колесо и полуось, заклепали ее, поставили на место, и мы поехали дальше. Все это делали на очень сильном ветру и холоде. На дороге был страшный ветер. Он чуть не оторвал дверцу нашей машины, а одного «запорожца» даже опрокинул.

Из Красноводска, вернее с морского вокзала, отправлялся паром через Каспийское море. Их было четыре. Мы заехали на «Абхазию». Паром – это очень большой грузовой пароход. Задний его корпус – борт, который открывается, и туда заезжают автомобили, несколько сот штук. На другую палубу по рельсам въезжали товарные вагоны в четыре ряда, повсюду стояли тракторы, прицепы, грузовые автомобили. На первый паром мы не успели и взяли билеты на второй. Очередь была огромная. Предъявив удостоверение участника Великой Отечественной, я без очереди взял талон на погрузку двух автомобилей и на четыре места в гостиницу.

Чтобы немного подкрепиться горячей пищей, я зашел в столовую на пароме. Взял порцию харчо – одна вода желтого цвета, ни картошки, ни крупы и только маленький кусочек мяса неизвестного животного. Вкуса нет. Похлебка эта стоила 3 рубля, когда буханка хлеба стоила 20 копеек.

В каюте было относительно тепло. Мы с Надыром побрились его электробритвой «Микма» и легли спать. Наутро следующего дня, когда мы проснулись, паром стоял уже на западном берегу Каспия, на азербайджанской территории. Мы с Таней и Эльзой ждали, пока Надыр и Энвер пригонят машины, и до костей замерзли на холодном ветру. Никаких укрытий не было. Первыми разгружали железнодорожные составы, потом выезжали грузовые автомобили, тракторы, и только потом открывали нижний трюм и выезжали легковые автомобили. Часов в 12 дня показались наши автомашины, наконец мы достали теплые вещи и оделись. Таня и Надыр в фуфайки, теплые ботинки, шапки, а у нас ничего этого не было – обычная летняя одежда.

В Нагорном Карабахе в это время шла война. В Сумгаите была резня армян азербайджанцами. Нам надо было ехать именно мимо Сумгаита. По всей дороге стояли вооруженные солдаты-автоматчики. Нас не тронули, пропустили. Мы держали путь на Краснодар. Проехали мимо Махачкалы и повернули в сторону Пятигорска. Проехали Усть-Лабинск, Ессентуки. Направились в город Абинск. Там в доме Санне и Энвера остановились на ночлег. Санне и Энвер хорошо приняли нас. Мы отогрелись, поужинали и легли спать. Утром следующего дня, позавтракав, двинулись в Крым. Проехали через городок Крымск, где жило много крымских татар. В Тамани заняли очередь на паром. Не прошло и часа, как мы были на родной крымской земле.

Долго думали: куда ехать, где остановиться. Где купить такой дом, чтобы были газ, вода, электричество. В Феодосии мне не понравилось – в тех домах, что мы видели, не было воды, а лучшего нам не предлагали. В Старом Крыму сделали остановку, но ничего подходящего не нашли. Минуя Симферополь, сразу поехали на Евпаторию. Вспомнил, что в Саках уже обосновался Эскендер Билялов, нашли его дом на улице Мира. Он тепло нас встретил, дал комнату для жилья, пока мы не купим себе дом.

1 апреля прилетела Эльза с внуком Дилявером. Из Ташкента их провожал мой братишка Шевкет. В аэропорту, когда мы с Энвером их встречали, было множество знакомых лиц. Из радиоприемников и магнитофонов звучала татарская музыка. У всех были радостные лица – под ногами родная земля!

Первоначально мы хотели купить дом в самом городе, но люди боялись продавать крымским татарам. Если кто-то и решался, то его ругали не только власти, но и соседи. Были проблемы с нотариальным оформлением, но еще труднее было прописаться. Требовалось, чтобы на каждого человека было 13,5 м² жилплощади. Еженедельно заседала комиссия райисполкома по прописке. Словно как через суд проходила эта процедура. По городу ходили агитаторы-глашатаи и всех предупреждали, чтобы татарам дома не продавали. В то же время раздавали земельные участки для дач, чтобы эти земли не достались татарам.

Мы с Юсупом как-то стояли в центре города, возле церкви. Мимо проехали три-четыре закрытые машины. Рядом стоящие женщины, видимо, подумали, что мы русские. Юсуп был светловолосым. Они стали говорить следующее: «Смотрите, что делают сволочи – татары! На этих крытых машинах они привозят оружие: пулеметы, автоматы, гранаты – и раздают своим. Скоро татары всех русских перережут. Откуда только они взялись на нашу голову? Их понаехало очень много, скоро отберут наш храм. Куда нам деваться?»

Я уже отчаялся найти дом в Саках. К тому же мне нужен был такой, чтобы могли жить сразу две семьи: я с женой и сын с женой и двумя детьми. Что-то похожее мы нашли в селе Михайловка. Восемь соток земли и на них два дома. Один – переселенческий из четырех комнат и с пристроенной кухней с коридорчиком. Отопление было печное. Вода во дворе. Еще была большая времянка из трех комнатушек с ванной. Второй дом совсем большой из шести комнат и с пристроенным гаражом. Во дворе колодец. В саду две черешни, пять вишен, один абрикос и один ананас.

Я привез Эльзу, ей понравилось. Дом я купил за 44 тысячи рублей у Ивана Ильича Бондаренко. Возникли проблемы с земельным участком. Дом – мой, а земля, оказывается, совхозная. Это значит, что в любую минуту мне могут сказать: «Убирайся куда хочешь!» К тому же второй дом не был правильно оформлен и не внесен в домовую книгу. С помощью директора совхоза «Саки» Кубрака в течение месяца все вопросы решил и наконец прописался. Сына Энвера прописывать ко мне отказывались. В то время по существовавшему законодательству родителей к детям прописывали, а детей к родителям – нет! Пришлось делать к дому пристройку. Все это продолжалось три месяца. Без прописки нельзя было устроиться на работу, получить пенсию, пособия…

В Михайловку из Сак ходил автобус. Конечная остановка в 50 метрах от нас. Автобусы ходили часто, каждые 30 минут. Цена билета – 5 копеек.

Цены на базаре были низкие: картофель – 12 копеек, мясо было, но обилия продуктов не было. Риса, гречки, пшена в продаже не было, но я, как ветеран войны, стал все это получать по райисполкомовскому списку.

После того как пришел из Ташкента контейнер, жить стало легче. К тому же из Ташкента мы привезли батареи водяного отопления и трубы. В Симферополе купили котел для водяного отопления, бак для солярки. На кухне установили плиту, которая работала от баллона. Плиту привезли из Ташкента. В Крыму все это было немыслимый дефицит.

Энвер стал работать водителем в автобусном парке. Заработок был хороший. Мы завели кур, кроликов, семь баранов, двух бугаев. Казалось, что жизнь наладилась, но начались проблемы с подачей электричества, перестал ходить автобус. Мы вновь нацелились на переезд в Саки. Нашли полдома на улице Девяти Героев. Платить уже пришлось в долларах – 3,5 тысячи. Помимо дома в Михайловке пришлось продать и автомобиль с прицепом. Три месяца делали ремонт, и суммарно дом обошелся нам в 5 тысяч. В это время Эльзу положили в больницу, и, когда ее выписали, мы привезли ее уже в Саки. Ей очень понравилось. Рядом был базар, центр, везде тротуары. Можно обходиться без транспорта. Жизнь снова наладилась.

Я не привык сидеть дома сложа руки. Попробовал устроиться педагогом в Михайловскую школу, но не вышло. Подрабатывал фотографом на свадьбах и праздниках. Однажды, когда на празднике фотографировал музыкальный ансамбль с музыкантами и артистками, они пригласили меня в РДК. Мне дали помещение для работы фотокружка, оформили на полставки. Успел выпустить три группы. Потом финансирование прекратилось. Уволили меня, уволили музыкантов…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.