Блант дает интервью

Блант дает интервью

Во встрече участвовал один из редакторов газеты, старший репортер по криминальной тематике и журналист из другой известной солидной газеты «Гардиан».

Беседа состоялась в непринужденной обстановке и длилась около полутора часов. После нее, перед ланчем, Блант некоторое время уделил телевидению. Затем и он, и журналисты, как это принято в Англии, выпили по бокалу вина и отправились в столовую главного редактора, чтобы мирно пообедать. Редактора «Таймс» Риса Могга английская пресса упрекала за то, что он был излишне гостеприимен «в отношении предателя». Ему ехидно задавали вопрос, сколько газета заплатила Бланту за эксклюзивное интервью. Он отвечал: «Ни пенни. Но я не мог отпустить человека, который был моим гостем около двух часов, без сандвича».

Для того чтобы лучше представить себе, как происходил разговор и как держался Блант, приведу некоторые пассажи интервью.

— Как Вы связывались с советской разведкой, только через Гая Берджеса?

— Я знал о существовании Филби и Маклина еще со времени войны. Но связывался с советской разведкой я сам.

— Как звали того, кому Вы передавали информацию?

— Я не знал его имени. Не имею никакого представления о том, как его звали.

— Как долго Вы были связаны с ним?

— Боюсь, я не смогу ответить на ваш вопрос.

— Как Вы поступили в МИ-5?

— Меня рекомендовали.

— Это был ваш друг из (разведывательной. — В.П.) сети? — Да.

— Можете ли Вы назвать его имя?

— Боюсь, что нет⁷⁹.

— Ваш друг, который рекомендовал Вас, знал о ваших прежних марксистских убеждениях?

— Да.

— Когда Вы начали работать в МИ-5, кому Вы передавали информацию? Вашему советскому агенту или одному из ваших английских «друзей»?

— Обоим.

— Так значит, Вы никогда не встречали агента? Русского?

— Нет, встречал.

— Это был русский?

— Да, русский.

— Могли бы Вы назвать его имя?

— Боюсь, что нет.

— Он был из посольства?

— Полагаю, что да.

— Где Вы встречались?

— Опять я думаю, что это тема, которую я не буду обсуждать⁸⁰.

— В Лондоне? Нерегулярно?

— Да, в Лондоне⁸¹.

— Было ли это до германского вторжения в Россию или после? — Главным образом после. Я поступил в МИ-5 в 1940 году.

— Какого рода информацию Вы направляли до вторжения Германии в Россию?

— Почти никакой. В то время я работал в секции не слишком важной, где не имел доступа к большому количеству информации, и она носила главным образом рутинный характер.

— Что значит «рутинный»?

— Относительно персонального состава (английских спецслужб. — В.Я.).

— Вы думаете, что эта информация не помогла русским?

— Я думаю, что большую часть ее они уже знали.

— Какого рода информацию Вы посылали после вступления России в войну?

— Это была информация почти целиком о германской разведывательной службе, в значительной степени о перехваченных немецких данных, главным образом о них.

Последний ответ очень интересен. Собственно, эту информацию, перехваченную у немцев, передавать русским, своим союзникам, должен был бы не Блант, а сами английские спецслужбы и английское военное командование. Она была жизненно важной для победы над общим врагом, угрожавшим Англии не меньше, чем Советскому Союзу. Эта информация могла бы значительно уменьшить потери Советского Союза в живой силе и технике. Но английское правительство этого не делало. Этот союзнический долг выполнял Антони Блант.

Продолжу, однако, рассказ об интервью. Часть его касалась отношений Бланта с Берджесом и его бегства с Маклином в Москву.

— Вы не чувствовали себя обязанным предупредить секретные службы (о готовящемся бегстве. — В.Я.)?

— Нет, потому что они были моими друзьями.

— Вы получали приглашение бежать в Россию?

— Через год я получил предложение выехать в Россию, но я отказался.

— Какого рода предложение? Ведь Вы не работали на русских после войны?

— Формально я не порвал с русскими…

— Вы предупредили Берджеса (об опасности. — В.Я.)?

— Нет… Филби предупредил их. Я ничего не знал об этом.

— Вы же знали, что Берджес и Маклин продолжали работать после войны на Советы?

— Да.

— Откуда?

— От Гая Берджеса.

— Когда Вы узнали об их бегстве?

— Когда Гай вернулся из Америки, за неделю — за десять дней до их бегства.

— Вы посещали в 1951 году после их бегства квартиру Берд-жеса и немного «почистили» ее?

— Немного.

— Было это сразу после того, как они сбежали?

— Да, сразу после этого.

— Все, кого Вы завербовали в Кембридже (для работы в советской разведке. — В.П.)_У уже на том свете?

— Я не могу отвечать на этот вопрос.

— А правильно ли, что ваша сеть насчитывала около 20 человек?

— Я думаю, что это, вероятно, преувеличение.

Интервью показывает, что Блант, во-первых, не выдал никого, кому это могло бы причинить вред, во-вторых, он стремился представить дело так, что его разведывательная деятельность ограничивалась определенным отрезком времени, когда СССР и Англия были союзниками, и сводилась только к сообщениям о германских военных сведениях, что значительно уменьшило бы его ответственность перед английским законом, решись власти на его привлечение к суду.

Обращают на себя внимание его ответы на два последних вопроса.

На первый из них Блант вообще не ответил, тем самым, правда, косвенно подтвердив, что некоторые из завербованных им англичан еще живы, может быть, продолжают действовать. (Иначе почему бы ему не ответить утвердительно, ведь таким ответом он не раскрыл бы никакой тайны?!) На второй вопрос о количестве агентов его сети он ответил уклончиво, но опять-таки дал понять, что хотя в ней и не было 20 членов, но группа существовала и была немаленькой⁸².

Корреспондента Би-Би-Си заинтересовал вопрос, сколько платили Бланту русские за его работу на них, и ответ Бланта был категоричным: «Ни пенни».

Интерес представляют и некоторые другие ответы Бланта. Так, он категорически отказывался назвать имена «русских агентов», с которыми встречался, не ответил на вопрос, где он виделся с ними («Это тема, которую я не буду обсуждать»). Он не сказал, что имел свидания с русскими агентами не только в Лондоне, и, наконец, что особенно любопытно, он игнорировал вопрос, «как долго он был связан с советским разведчиком».

О чем это говорит? На мой взгляд, из этого интервью напрашиваются несколько выводов. Прежде всего, Блант далеко не сразу после 1951 года прекратил свою связь с КГБ, а возможно, в той или другой степени поддерживал ее вплоть до 1963–1964 годов.

Он до конца своей жизни продолжал считать себя связанным, хотя бы морально, с советской разведкой. Он не хотел нанести ни малейшего ущерба ни ей, ни своим прежним партнерам по разведке — англичанам, ни своим друзьям, упоминание о которых могло бы осложнить им жизнь. Все это говорит о его высоких моральных качествах, о его умении хранить верность своим друзьям.

Блант ни в чем не раскаялся, не осудил свою деятельность. У него был один выход, чтобы обеспечить свою старость и безбедное существование, — покориться, покаяться, отказаться от своих прежних убеждений, признать, что его «бес попутал» и что его предыдущая деятельность была ошибкой. Монархи и правители милостивы к кающимся людям своего круга. Блант этого не сделал. Он продолжал верить в то, что его служба советской разведке была правильным и достойным решением.

Характерны отклики английской прессы на раскрытие дела шпионской «кембриджской группы» и участие в ней Бланта.

Начну с того, что одним из первых по делу сделал заявление Эндрю Бойл, автор книги «Четвертый». До сих пор он не мог публично назвать четвертого по имени. Теперь он не только это сделал, но и добавил, что уже три года назад, когда начинал писать книгу, знал, что четвертым был Блант. Он никогда не встречался с Блантом, но раскрыть его помогли прежде всего материалы американской разведки. Он подтвердил предположение, что далеко не все члены «кембриджской группы» «ушли на тот свет», что «полдюжины их гуляют на свободе и до сих пор занимают видные посты». «Но я думаю, — продолжал он, — что они уже нейтральны», то есть прекратили свою разведывательную деятельность. Для него осталось загадкой «либеральное отношение к Бланту со стороны английского правительства и спецслужб страны». «Я никогда не мог понять такого положения, — говорил Бойл, — при котором один закон действовал в отношении Блейка (осужденного, как мы помним, на 42 года лишения свободы. — В. Л.), а другой — в отношении таких людей, как Блант».

Реакция прессы нашла свое выражение в многочисленных откликах передовых и редакционных статей и потоке читательских писем. Отношение редакций английских газет к делу Бланта было однозначным. «Самый выдающийся предатель» — озаглавила свою передовую «Таймс». Газеты были полны обвинений Бланта в «измене родине», в «чудовищной неблагодарности», «моральной распущенности» и т. д. Газета «Санди телеграф» поставила ему в вину даже гибель многих голландских агентов, работавших на английские спецслужбы, имена которых будто бы были известны Бланту и выданы им. Последний через своего агента категорически отверг эти обвинения как полностью вымышленные⁸³.

Были и ехидные, желчные отклики. Так, газета «Дейли телеграф», будто бы «оправдывая» Бланта, писала, что, по Марксу, «у рабочего класса нет своего отечества», а Сталин говорил, что у него одно отечество — Советский Союз. И потому Блант действовал соответственно, считая своей родиной не Англию, а СССР. Другая газета, намекая на присвоение Бланту дворянства, даже предложила учредить в его честь новый «рыцарский орден КГБ». Некоторые читатели требовали наказать Бланта «как предателя» и указывали, что его научные и другие заслуги «не дают ему морального права пользоваться судебным иммунитетом».

Такой настрой прессы и большинства английских читателей вполне понятен. Но представляет интерес в этой связи тот факт, что неожиданно в этом хоре раздались совсем другие голоса. Многие англичане взяли Бланта под свою защиту, а те, кто лично знал его, в своих письмах в газеты рассказывали об огромных заслугах Бланта перед Британией, о его высоких моральных качествах.

17 ноября «Таймс» опубликовала целую подборку таких писем. Некоторые из них были коллективными. Писали студенты, когда-то учившиеся у него, его коллеги по работе, англичане, читавшие его замечательные книги. «Каждого, кто знал Бланта, — писал Майкл Джакобс, который был его студентом в течение нескольких лет, — поражала его исключительная энергия, энтузиазм и гуманность». Он называл его «выдающимся педагогом». Группа бывших студентов назвала Бланта «замечательным педагогом», «блестящим преподавателем» и отмечала его доброжелательность. Они выражали сожаление, что к нему были приняты строгие меры. «Для нас он остается великим педагогом и джентльменом», — писали они в заключение. В газетных статьях и письмах отмечалось, что Блант — один из самых знаменитых искусствоведов. Упоминались его монографии о Пуссене, об искусстве Италии, работы о барокко, рококо и архитектуре Неаполя. «Эти работы являются образцом для последующих книг по искусству», — говорилось в одной из статей. Многие знавшие Бланта выражали удивление и сожаление, что «такой одаренный человек мог быть повинен в таком поведении».

Газета «Дейли телеграф» опубликовала статью Теренса Мал-лея о Бланте как ученом-искусствоведе и педагоге. В ней автор писал: «Если бы меня попросили назвать имя выдающегося ученого-искусствоведа, я бы назвал имя Антони Бланта. Он автор многих образцовых книг по истории искусств, блестящий лектор, превосходный ученый».

Адвокат Бланта Рубинштейн говорил, что никто из друзей Бланта в эти дни не покинул его, а его давний знакомый Брайен Севелл добавлял: «Он не остался одиноким». Блант выразил публично признательность всем своим друзьям за их лояльность в эти трудные для него дни.

Едва ли о ком-либо из шпионов отзывались после их разоблачения так тепло и с таким уважением, как о Бланте.

Интересна и еще одна подробность. Через несколько недель после разоблачения Бланта последовало резкое обострение отношений Англии с Советским Союзом. СССР вторгся в Афганистан. Начался новый этап «холодной войны». Казалось, в этих условиях можно было ожидать взрыва ненависти к Бланту, потока статей в прессе, клеймящих его. Ничего подобного.

Я поинтересовался, как освещало его тайную деятельность самое авторитетное биографическое издание Англии — «Who is Who», в котором отмечаются все выдающиеся люди страны. У нас в аналогичном случае «нашего предателя» или клеймили бы, или вычеркнули бы его имя из всех энциклопедий и словарей. А англичане по-прежнему продолжали печатать его работы в 1980, 1981 и 1982 годах, подробные данные о его жизни и деятельности с длинным списком его научных работ, даже с упоминанием о его орденах и возведении в дворянство, ни слова не говоря о том, что произошло в 1979 году. Пусть в истории он останется прежним Блантом — советником королевы, выдающимся искусствоведом.

И все же каковы были дальнейшие последствия для Бланта раскрытия его тайной деятельности?

Немедленно после речи М. Тэтчер в парламенте королева лишила его рыцарского звания (дворянства) и он перестал именоваться сэром Антони.

Тринити-колледж, который он окончил и в котором в свое время работал, лишил его присвоенной ему за 12 лет до этого почетной степени доктора наук. Через неделю после лишения Бланта дворянства, 23 ноября, ректор Тринити вручил ему постановление совета колледжа о лишении его почетного звания. Среди почетных докторов колледжа были принц Филипп, герцог Эдинбургский, супруг королевы, лорд Ротшильд, ученый-атомщик лорд Пенни и другие видные лица. И совет колледжа счел неуместным, чтобы их коллегой оставался «советский шпион».

Парадоксальность этого шага заключалась в том, что почетное звание ему было присвоено в 1967 году, то есть три года спустя после того, как он сознался в своей разведывательной деятельности, и после того, как это стало известно и высшему руководству страны. И никто, включая премьеров страны, которые, по словам Тэтчер, как раз в то время были информированы о шпионской работе Бланта, не осмелился тогда этому воспрепятствовать.

Как известно, Блант был в свое время награжден французским орденом Почетного легиона. Правительство Франции проявило большую снисходительность и не лишило его этого высокого ордена. Представитель правительства Голландии выступил в ноябре 1979 года со специальным заявлением. В нем он напомнил, что Блант был награжден голландским орденом королевой Джулиан по рекомендации правительства за вклад в развитие англо-голландских культурных отношений, в том числе за помощь в организации выставок художников, и он не будет лишен этого ордена.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.