…Но от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней

…Но от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней

В мемуарах Георгий Константинович утверждал, что, приехав в Москву 30 ноября 1917 года и проведя декабрь и январь 1918 года дома у отца, он хотел вступить в создававшуюся на добровольной основе решением 3-го Всероссийского Съезда Советов «Социалистическую Красную Армию Рабочих и Крестьян», и только заболевание сыпным тифом в феврале и возвратным тифом в апреле оттянуло это решение до августа 1918 года.

Увы, это вполне сомнительно: до июля 1918 года добровольно вступавшие в РККА должны были представить рекомендации войсковых комитетов, партийных и других организаций, стоящих на платформе советской власти – у Георгия Константиновича ничего этого не было: в партиях он не состоял; Совет Солдатских депутатов 10 Новгородского драгунского полка сгинул вместе с полком на Украине; связи с земляками начали рваться уже перед войной, в 1911 году посетив деревню он заметил «кого-то я не узнавал, а кто-то не узнавал меня»… И много ли найдётся партийных товарищей поручиться за приказчика-племянника «тех Пилихиных»? Добровольная РККА создавалась после Брестского мира как инструмент особой войны, Гражданской, Внутренней, что как-то не вдохновляло и не совпадало с тем, что он вынес из Германской войны…Крестьянская основательность подсказывала, не спеши, само утрясётся, без меня не обойдутся… Да и как-то неясно: продразвёрстка, запрет торговли хлебом – Калужская губерния, не будучи крупным товаропроизводителем, всегда была самообеспеченной; теперь нет… Как-то ещё станется.

Только в августе 1918 года, по завершению уборки хлебов, Жуков вступил «добровольцем» в РККА. Как это случилось, сказать затруднительно, в августе РККА была переведена на общегражданскую основу всеобщей воинской повинности «почётного права и обязанности» вплоть до мобилизации старого офицерского корпуса. Единственное обоснование запоздавшего «добровольчества», что доброволец имел право выбора рода войск, а Жуков рвался в кавалерию, тоже сомнительно – именно в «феодальном» роде войск, как называл кавалерию Наркомвоенмор Л.Д.Троцкий, была особенно острая нужда в квалифицированных кадрах и профильный боевой унтер-офицер был просто находкой. Назначение беспартийного Георгия Жукова командиром взвода в 4-й кавалерийский полк 1-й Московской кавалерийской дивизии произошло без всяких протекций и рекомендаций по очевидной востребованности и соответствию кандидата: унтер-офицерский состав старой армии готовился именно на замещение должностей в звене отделение-взвод; их практические навыки обучения владением конём-саблей-пикой не могли быть восполнены никакой теорией и энтузиазмом. Отсутствие протекции сказалось в другом – Жуков получил назначение только «в соответствие», а не «в повышение», как то было в обычае в «незабываемом 1918», когда поручики принимали фронты, вахмистры поднимали дивизии.

Гражданскую войну Георгий Константинович прошёл как-то странно: горячо, полностью, независимо-отстранённо от «значительных лиц»; и как-то «недобрав». Командир взвода в 1-й Московской кавалерийской дивизии; командир взвода Сводного полка Рязанских кавалерийских курсов, после которых должен был получить эскадрон; командир взвода 14 Отдельной кавалерийской бригады; командир эскадрона в 1920 году в той же бригаде.

Невысокий взлёт: вошёл командиром взвода – вышел командиром эскадрона, в то время как его одногодок К.Рокоссовский комвзвода в 1918 – комбриг в 1920; Василий Чуйков командир полка в 1919, В 19 ЛЕТ! Я уже не говорю о таких феноменах, как Аркадий Голиков/Гайдар, командир полка в 15 лет!

Жуков мог вполне повторить слова А.В.Суворова «Я в молодости по чинам не прыгал»…

Он оказался не захвачен шлейфом ни одного из корифеев Гражданской войны; прошёл мимо их всех.

– 1 раз встречался с М.В.Фрунзе на общем представлении комсостава 1-й Московской кавалерийской дивизии;

– 1 раз видел В.И.Чапаева;

– 1 раз встречался с М.Н.Тухачевским; вряд ли картинно-красивый «пролетарский маршал» обратил внимание на крутолобого «неинтеллигентного» унтера-кавалерюгу;

– как-то начальник боеучастка И.П.Уборевич выскочил с двумя броневиками на позиции эскадрона; только выдержка и хладнокровие комэска Жукова предотвратили непоправимое; в 1933 году на представлении нового комдива командующий Белорусским военным округом И.П.Уборевич не узнал – Жуков не напомнил.

А и как было приноровиться к нему? Вот первая встреча с человеком, которому спустя десятилетия выражал искреннюю признательность, Григорием Владимировичем Жуковым, комиссаром дивизии, принявшим его в партию… Заметив ошибку в вождении коня, крикнул начальнику: «Укороти левый повод», а потом, показав образцовое управление конём, отчитал: «Надо вести лошадь крепче в шенкелях».

Комиссар, 10 лет отслуживший в кавалерии, совет «проглотил» – а сколько «не глотали»? – и даже более, заинтересовался и увлёкся ершистым взводным, предложил пойти в повышение на политработу и… получил отказ!

– Я хочу только на строевую!

Далее отношения постепенно остыли по отсутствию тесного соприкосновения…

А какая же это была война: казачьи районы Заволжья, казачья Кубань, круто замешанная кулачья Тамбовщина – Лютая Война, без правил, пощады, пленных. В пламени Русской Вандеи закалялась воля Жукова – и мгновенная готовность к неожиданному, когда протянутая рука бьёт револьверной вспышкой, а лесная опушка разлетается бешеной кавалерийской лавой.

Только в 1921 году Георгий Жуков блеснул из безвестности: в отчаянном 2дневном бою в районе станции Жердёвка на Тамбовщине «эскадрон т. Жукова противостоял 1500-ной коннице бандитов, заманил её на невыгодную местность и обеспечил разгром» – в разъяснение этого представления т. Жукова к Ордену Боевого Красного Знамени остаётся добавить только одно, весь этот бой эскадрон т. Жукова провёл один, будучи арьергардом двух полков Отступившей Бригады, т. е. в соотношении 1 к 10… Под Жуковым убили в эти страшные часы 3-х коней, дважды боевые товарищи вырывали его из рук бандитов.

Первый орден Боевого Красного Знамени…

Но как много выдвиженцев стояло над ним…

Первую проверку, кем стал Георгий Жуков для Красной Армии, дал 1922 год – по категорическому требованию М.В.Фрунзе «немедленно демобилизовать армию, иначе она преждевременно вымрет в казармах от дистрофии» армию сократили с 5,5 млн. до 298 тысяч к 1924 году, т. е. фактически до охранных команд при складах, погребах, арсеналах и фортах. Многие, очень многие, объективно и субъективно желавшие остаться в армии, остались не у дел, хотя бы тот же А.П.Голиков: пьянствовал, пробовал застрелиться, но открыл для себя литературу; сначала поэзия: «Орда», «Брага», «Пулемётная пурга», потом проза – «РВС».

А Георгий Жуков оказался необходим: кто-то должен был заниматься строевой, пресловутой «шагистикой», «садить в седло», «сколачивать» в подразделения – слова-то какие неприличные.

В 1923 году комдив 7-й Самарской кавалерийской дивизии Н.Д.Каширин неожиданно, во всяком случае так пишет об этом маршал, предложил командиру эскадрона и помощнику командира 40-го кавалерийского полка по боевой подготовке Г.К.Жукову принять 39-й кавалерийский полк.

И странная деталь: вызвав подчинённого для отдачи поручения начальник и тем более военный начальник как правило «всё решил», и надо только не испортить молебен, т. е. производить лояльные звуко– и телодвижения при раздаче милостей, или являть полную покорность при низвергаемых громах.

В описании Г.К. это назначение, столь важное в военной судьбе старшего офицера при вхождении в высший комсостав – с полка начинается полководец – едва не провалилось. Комдив Каширин явно испытывал неоднозначное чувство после разговора с «уже решённым» кандидатом:

«– Я вас не очень хорошо знаю, но товарищи, с которыми разговаривал, рекомендовали вас на эту должность. Если возражений нет, идите в штаб и получите предписание. Приказ о назначении уже подписан…»

О каких возражениях может идти речь в армии, если приказ подписан?! Право, мемуары Георгия Константиновича следует читать по методу Шампольона.

Не является ли ключом к сцене та гладкая до противности фраза в ответ на вопрошания начальства:

«– Как вы думаете, правильно у нас обучают конницу для войны будущего?

– Учим подчинённых так, как учили нас в старой армии. Чтобы полноценно готовить войска, нужно вооружить начальствующий состав современным пониманием военного дела».

По смыслу, в переводе с кулуарного на человеческий язык это значит

Начальство спрашивает:

– Как там у вас?

Подчинённый отвечает:

– Как и у вас…

Комдив задумался – но приказ подписан…

В 1924 году Г.К.Жукова командируют в Ленинград на сдачу экзаменов и поступление в авторитетнейшую Высшую кавалерийскую школу, созданную великим князем Николаем Николаевичем-младшим и генералом А.Брусиловым. Экзамены оказались на удивление лёгкими, а состав курса необыкновенно сильным: К.К.Рокоссовский, А.И.Еременко, И.Х.Баграмян… Преимущественно как и он орденоносцы-практики, в большинстве командиры полков. Увы, секрет раскрылся очень просто, 2-х годичную «Лошадиную Академию» преобразовали в 1-годичные ККУКС /Кавалерийские Курсы Усовершенствования Командного Состава/.

Как правило, при таких преобразованиях кулька в рогожку рубят либо «голову», либо «ноги» учебного процесса: Георгий Константинович много пишет о тяжелейшей учебной нагрузке, о том, как приходилось урывать время от сна, но когда перечисляет состав своих занятий, там нет ни стратегии, ни операционного искусства, кроме его любимой тактики – есть выездка, стипль-чез, конкур-иппик, гладкие скачки, фигурная езда, владение холодным оружием, что он превосходно освоил уже в унтер– офицерской школе. Свою единственную теоретическую работу, написанную в это время, курсовой доклад «Основные факторы, влияющие на теорию военного искусства» Жуков впоследствии оценил невысоко: «Теперь эта тема не вызвала бы затруднений». Значит, рубанули по «голове».

Но почему такой пиетет???

Но есть очень дельное наблюдение, что внимательному, заинтересованному читателю даже плохая книга принесёт пользу – Жуков был читатель влюблённый, и именно здесь приобрёл важнейшие для военачальника 20-го века навыки превосходного чтения карты, моделирования пространственных ситуации на макетах, пусть простейших – в ящике с песком. Это обретение значило для него лично нескольких академий. Развёртываемая в пространстве карты цепочка тактических задач необходимо обретает контуры оперативного искусства по мере возрастания масштаба карты. Можно сказать, посредственная школа подарила ему лампу Аладдина, высвечивающую джинов войны.

И Жуков, и его сокурсники озарились посещениями музеев и театров царственного в ту пору Ленинграда; с удовольствием оттянулись молодыми телами на приятных военно-спортивных разминках, самой памятной из которых стал конно-спортивный забег Ленинград – Минск, на котором участники потеряли 5–7 кг. веса, а лошади 8-12, и вспоминаемый полководцем в деталях через десятилетия…

На общем фото курса с присутствием начальника комкора М. А. Баторского Жуков стоит крайний справа во 2-м ряду, в заметном отстранении; даже коэск Ерёменко помещён в более выгодной позиции: сидит в 1-м ряду через одного от начальника курсов. В том же 2-м ряду, но в центре, за левым плечом начальника курсов стоит выразительно красивый, выделенный особой статью, ростом и 2-я орденами Красного Знамени комбриг К.Рокоссовский, как всегда в своей жизни привлекая внимание в любом собрании. Именно с ним завязываются у Жукова какие-то отношения, сначала на том, что сложились на пару оплачивать занятия по фехтованию на эспадронах: ровно доброжелательные со стороны Константина Константиновича, обычные у него в отношении тех лиц, которые были ему не неприятны; и ершисто задористые с элементами соперничества со стороны Г.Жукова, не выносившего превосходства партнёра в фехтовании – и в то же время тянувшегося к товарищу, которому всегда везло: в службе, женщинах, рассудительности; и так же доброжелательно делившегося своим душевным и семейным покоем с ним, взъерошенным дроздом – пересмешником.

Врождённый такт, деликатность, то, что итальянские аристократы в совокупности называли «джентиллеза», помогло тому разглядеть нечто иное в обрубистом казарменном кавалеристе; принять – не принять, но не мешать ему быть таким, каков есть, пусть без глубокой проникновенности: на снимке они разведены очень далеко.

Право, всю жизнь Жуков как бы пытался «заскочить», а Константин Константинович доброжелательно и мягко «ссаживал» его: в фехтовании, войне, будучи старшим или подчинённым. На Москву – Сталинград, на Берлин – общее понимание, что это лишь подарок Верховного…

Дали бы Рокоссовскому – взял бы Рокоссовский,

Дали бы Василевскому – взял бы Василевский,

Дали бы Коневу – взял бы Конев; впрочем, он и так взял…

И тонкое понимание, что Москва всё равно несравнима ни с чем…

Итак, с 1923 года командир полка: 39 Бузулукский, 41-й Мелекесский, 39-й Мелекесско-Пугачёвский.

Раз за разом военные реформы, и общие, переход от кадровой армии к территориальной, от территориальной к кадрово-милиционной; и перетасовка состава подразделений в соединениях полк-бригада-дивизия. В кавалерии звено эскадрон-полк преобразуется в трёхчастное деление эскадрондивизион-полк едва ли не в пехотное уразумение: рота-батальон-полк. Но если 3-4-х ротный батальон вполне реальный боевой компонент системы, то 2-х эскадронный дивизион вполне очевидный мёртворождённый эмбрион: либо количество его подразделений вырастет до 3-4-х, либо он пропадёт, оставив невостребованного начальника – ни полковой, ни эскадронный.

В переводе полков с 4-х эскадронного на 3-дивизионное(и 6-эскадронное) начало при сохранении прежнего 24-х эскадронного состава дивизий Жуков естественно, увидел только то, что лежало на поверхности, желание сократить в дивизии числа бригадных начальников с 3 до 2-х и «полковых» с 6 до 4 – но ведь в возмещение им вырастут 12 «дивизионных»?! Числом поболее – ценою подешевле?? – и разумеется, не видел того, что порождало эти «выкрутасы» в строении соединений русской армии с начала 19-го века.

Не обращаясь к сумеречному, «чётности» великорусского исторического этно-психологического сознания и «нечётности» всех остальных, а исходя исключительно из тактических характеристик «суворовской» 4-ки и «наполеоновской» 3-ки, которые прошли через всю эпопею с 1800 по 1920 год, «русская» 4-ка обеспечивала наилучший из возможных сбалансированный строй 3-х полков линии и 1-го полка резерва на парирование угроз в обороне или обеспечение энергичных маневренных действий свободной силой при наступлении. Это было самое универсальное строение войск, равно нацеленных на оба вида боевых действий: оборонительное и наступательное; и настолько эффективное, что организацию русских дивизий эпохи Крымской войны (4 пехотных и 2 егерских полка) союзники назвали «железной».

Если отбросить все махинации и мошенничества, которые совершил на Бородино Михаил Илларионович Кутузов, то в рамках именно этой традиции он и разгласил/утаил свои замыслы комсоставу в канун боя – оборонительное начало, а по итогу финал: 3 к 1 соотношение боевой массы линии и резерва (2 корпуса из 8).

Европейская «Тройка», утверждённая Наполеоном, ориентирована и полноценно применима исключительно к наступательному взлому, когда 2/3 сил посредственно сковывают неприятеля, а 1/3 занесена для сокрушающего удара., при этом даже не вполне свободного, в ограниченном выборе наступательных маневров; так для неё в целом невозможно значительное удаление от боевой линии т. е. каких-либо глубоких обходов, как опасно ослабляющее её, создающее угрозу собственного разгрома по частям – что великолепно продемонстрировал А.Суворов на Требии. И это естественно для Европейских странёшек, которые в ПРИНЦИПЕ НЕ ЗНАЮТ ОБОРОНИТЕЛЬНОЙ ВОЙНЫ, если понимать под войной насильственное средство достижения политической цели, ПОЛИТИКУ ДРУГИМИ СРЕДСТВАМИ. При ограниченных ресурсах пространства и времени ВОЙНА, как дело СВОБОДНОГО ВЫБОРА, как планируемое и готовящееся мероприятие в Европе может осознаваться ТОЛЬКО НАСТУПАТЕЛЬНОЙ – в противном случае пусть её делает за неё КТО-ТО ДРУГОЙ.

Европейская «Тройка» такое же порождение исторического порядка, как 2-х уланный строй азиатских степных ополчений, знающих свою слабость в лобовой схватке воль, бое «челом», и ищущих победу исключительно во «фланговом жульничестве» двух крыльев, в оправдание которому единственно можно сказать, что именно из него выросло «военное искусство», которое отвергали римляне-пуристы героической эпохи Торкватов и Пирра, и вынуждены были смириться в подлые времена Ганнибала и Сципионов.

Но любопытно, что в этом «октроировании» отечественной военной организации к европейскому «шедевру» именно кавалерия оказалась особенно упруго-неуступчивой к потугам «оевропеенных» голов. То свойство «Четвёрки», относительная автономность 4-го элемента от достаточно обеспеченной боевой линии, позволявшая ему оперировать в значительно большем отдалении т. е. обеспечение в целом контроля над большим пространством, становилась особенно важной для кавалерии по мере утраты ей характера главного рода войск и перемещения на «неправильные» формы боя, фланговое хулиганство и рейдовую партизанщину. Пехоцкие, утверждаясь в примитивном ломе «Вперёд-Назад», надиктованном 1-й Мировой войной, без какого-либо творчества, кроме наращивания «в потай» преобладающего кулака для дробления вражеских скул, восприняли эти новации спокойно – всё равно, как ходить в линейку полков, Втроём или Вчетвером, Фронт из Трёх держать даже легче, а резервы пусть задний умник припасёт… и как-то не заметили, что под Москвой 5-тысячная кавалерийская масса генерала Доватора держала фронт, по протяжённости равный фронту знаменитой 14-тысячной стрелковой дивизии генерала Панфилова – ОБЕ НА НАПРАВЛЕНИИ ГЛАВНОГО УДАРА ПРОТИВНИКА.

Вряд ли эти пертурбации понравились и остались без язвительных комментариев «упёртого строевика», вынужденного изобретать суррогатные формы строевых учений для 2-х эскадронных «ублюдков», и не очень ограничивающего себя в свободе слова: «меньше взвода не дадут, дальше Кушки не пошлют»; впрочем, уже и отчасти играющегося своей приниженностью: начальство уже разобралось в своих впечатлениях и потребных к тому мерах – Георгия Жукова признали полезной железной метлой для очистки «Аггевых конюшен» и переводят с одного полка на другой поднять-надраить-сдать.

Как обычно «при приёмке полка обнаружились недостатки в боевой подготовке. Особенно плохо обстояло дело с огневой и тактической подготовкой» – жесточайшая (а вы зачем меня сюда послали?) жуковская снимка стружки – блистательный дебют на учениях: хвалят, хвалят, хвалят (Гай, Блюхер, Уборевич; поверх голов, отмечая не полк, а соединение, где такой полк, М.Н.Тухачевский) и… Принимай следующий: «при приёме полка обнаружилось…»

В этой системе отношений была своя хорошая сторона: «пожарный» получал относительную свободу мнений и телодвижений, ограниченных кругом своих обязанностей и немного вовне, в меру зависимости преуспеваний начальства от него; обратной стороной было то, что вынужденно терпя неприятное лицо в ранге «пожарного полковника», начальство и не собиралось его поднимать за пределы этого ранга – Георгий Жуков просидел на полку с 1923 по 1930 год…

Военный человек должен расти и растёт всю жизнь: «вечный лейтенант», «вечный капитан», «вечный майор», «вечный полковник» – это приговор «тут твоя могила», воина нет: он сбежит или утратится; хождение по плац– парадному кругу обратится из средства подготовки к войне в подмену войны, обращая воина в псевдо-воина, армию в псевдо-армию – и за это война убьёт и псевдо-воина, и псевдо-армию.

С Жуковым этого не произошло по единственной причине: он любил и наслаждался тем, что делал – строевое дело и тактику; он возрастал в том, что другие полагали рутиной и проклятием: обращение расхлябанности, неумения, нежелания в единую волю запускаемого курком боевого механизма; возрастая и поднимаясь вместе с ним в кристаллизации шаржировано-изжившего всё стороннее полководца-волкодава, главной целью которого является навязывание СВОЕЙ ВОЛИ всем обстоятельствам судьбы-боя; вплоть до гротеска, до утверждения своей воли как единственной.

Любопытнейший документ являет собой 1-е издание мемуаров полководца, написанное под бдительной редактурой, зачастую диктовкой приставленных «шестидесятнических» демо-курочек, наподобии Ленки Ржевской, уже не «отцов», но ещё более злопамятных «детей» 1953 года.

Ах, какие замечательные, улыбчивые, доброжелательные, интеллигентные образованные люди окружают Георгия Жукова: И.Уборевич, М.Тухачевский, Г.Гай, Н.Каширин, как радушно приветствуют, как щедро благодарят, что в пару-тройку месяцев поднял полк №Х, полк №XX, полк №XXX, и после этого коротенькая фраза, так, безопасной бритвой под мыльной пеной…

Комдив Гай «…вторую часть учений увидим в следующий раз»;

Командарм Тухачевский «…дальнейшее «сражение» было прервано сигналом «отбой». На этом эпизоде и закончились маневры. Общего разбора не было»;

Комдив Степной-Спижарный, Очень, Очень Хороший «был суетлив, любитель многословия, даже можно сказать, излишне болтлив»;

Комдив Шмидт «умница, свои мысли выражал кратко. не любил кропотливо работать»

Можно понять, что Г.Гай и М.Тухачевский не очень-то интересовались предъявляемыми учениями, т. е. состоянием вверенных им войск;

Комдив Степной-Спижарный был говорливый дурак, а комдив Шмидт молчаливый бездельник…

А вот и материальное подтверждение вычитанному между строк: «Дела в дивизии очень оживились, когда комдива Д.А.Шмидта сменил серб Данило Сердич, прославленный командир Первой Конной Армии. Д. Сердич сразу развил активную деятельность и сумел завоевать авторитет у командиров частей…» – похоже, у комдива Шмидта не было ни слов, ни авторитета…

Только в одном случае Георгий Константинович не проводит этого приёма – подставить ножку предыдущему начальнику сравнением с последующим, когда в 1929 году комдивом становится К.К.Рокоссовский: «я приветствовал его назначение и был уверен, что К.К. Рокоссовский продолжит традиции Д. Сердича в дивизии. Так оно и было.

39-м кавалерийским полком я командовал почти семь лет..».

Честно, но с грустной оконцовкой…

Автор мемуаров очень неплохо справился с трудной задачей удовлетворить требованиям «Всем сестрам по серьгам» – и сказал сверх того много своего…

Впрочем, как и умолчал…

Вот занятный эпизод 1926 года из мемуаров маршала, Георгий Константинович выдвинут в единоначальники своего полка, т. е. получает в дополнение права комиссара во исполнение вытребованной М.Ф.Фрунзе директивы ЦК ВКП(б) «Об единоначалии в Красной Армии»; при этом в эпизоде присутствуют новые лица: комкор С.К.Тимошенко и дивизионный комиссар Г.М.Штерн. До и после, вводя то или иное значительное, а тем более исторически отмеченное лицо, да ещё из «списков-37», автор дополняет его справкой о своих с ним отношениях, хотя чаще всего их просто не было – здесь НИЧЕГО. Жуков подчёркнуто не информирует о своей первой встрече с будущим Наркомом Обороны СССР, и умалчивает о давнем знакомстве с Командующим ОКДВА 1939 года, у которого он худо-бедно будет пребывать в оперативном подчинении на Халхин-Голе. От первого он отговаривается, что Тимошенко только что принял командование (да, в феврале 1925 года – но не мог же оставаться анонимным до 1930 года, когда был переведён на округ); а второго просто отметил как комиссара своей дивизии без каких-либо комментариев.

Вместо этого двусмысленная фраза, с отголоском прошедшей грозы:

«Помолчав кажется больше, чем следует, ответил, что при надлежащей помощи командования и политотдела дивизии надеюсь справиться с новыми для себя обязанностями…»

Это о ком?

О девочке-институтке?

Или о Полкане-Полковнике от конюшен и жеребцов?

Хозяин на взводе – эскадроне – полку просится в подчинение политговорунам?

Оставим эти гадания. Очевидно одно – автор вполне сознательно дистанцируется от этих лиц на весь период 1930-х годов, а от Штерна вообще навсегда.

И есть подтверждение, с 10-го издания Мемуаров в них внесён эпизод, пробежавший чёрной кошкой между Жуковым и Тимошенко: принимая инспектирующего кавалерию округа командарма С.М.Будённого Жуков приветствовал его не по уставному положению «к встрече Командующего рода войск» / «-Великого князя», как это осталось на языке в память о старой армии/ подъёмом и построением полка, а по обычному ритуалу встречи старшего начальника общим сбором комсостава, что Инспектору не понравилось…

В данном случае «дочерние припоминания», появившиеся после 1985 года вполне достоверны: рубцы от изъятия так и рвут стр.94–95 1-го издания, делая совершенно непонятной уцелевшую фразу: «Я понял, что комдив не имеет в виду какие-либо торжественные церемонии и что С.М.Будённого надо встречать по уставу старшего начальника…», без последующего разъяснения, правильно, или неправильно понял комполка Г.Жуков комдива Д.Шмидта – оказалось, неправильно! Устав надо знать досконально, и не только для победы над противником, но и для безопасности от начальства – и от высокого недовольства и от близких подножек…Кажется, она была.

М-да, испортить отношения с командующим своим родом войск, подставить своих непосредственных начальников, комдива, комкора – больше полка не дадут!

Только в 1929 году судьба скупо улыбнулась Жукову, 7 кавдивизию принял К.К.Рокоссовский, и немедленно добился зачисления Георгия Константиновича на КУВНАС(Курсы Усовершенствования Высшего Начальствующего Состава) с 2-летним заочным сроком обучения, а через год, воспользовавшись формальным основанием, не дожидаясь завершения образования, провёл его утверждение командиром 2-й бригады 7 Самарской кавдивизии; ввёл в высший комсостав. Как повлияли на становление полководца КУВНАС, ориентированные на стратегический и оперативный уровень проблем слушателей? По полному умолчанию о них в Мемуарах Г.Жукова – никак.

Но Константин Константинович уже определённо видит в нём нечто большее и при первой возможности аттестует на должность помощника Инспектора кавалерии Красной Армии по разработке новых уставов и тактических требований. Георгий Константинович впервые вступил в негромкие коридоры высшей военной власти; переехал в Москву… – недобрую, которая слезам не верит – и которую полюбил; как горожанин он был воспитан и прельщён Москвой, она была первым большим городом, который он увидел после деревни и оказалась величайшей: что там Калуга, Минск, Киев, Одесса, Свердловск, как и Варшава, и Берлин… даже Ленинград. Москва всему голова, какая-то невеликая, невысокая, везде обозримая, доступная – и упёртая, круто-крепенькая, себе на уме, всегда с подсечкой – как и он. Сделавшая его.

В своих мемуарах Г.К. много и пространно пишет, как замечательно, хорошо, плодотворно ему работалось в Москве, Инспекции Кавалерии; какие кругом были доброжелательные, славные люди-товарищи, Как, То, Вследствие. Отойдём от всего этого, обратимся к наличной данности, фактам, итогу.

Жуков оказался в совершенно иной среде: людей талантливых, разнообразованных, артистичных, богатых на слово, общение, приватный разговор – с артистами, художниками литераторами… О чём они говорили в кулуарах закрытых военных собраний: новинки интеллигентных умозрений, модная военная беллетристика:

Б.Шапошников: «Мозг армии»

К.Триандафиллов: «Характер операций современных армий»

Г.Иссерсон: «Канны»

А он, из строя, пахнущий кожей и конским потом? – Ухнали, Шенкеля, Подковы, Ковка…

Инспекция Кавалерии была состоявшейся системой – а Жуков не вписывался ни в какую систему, потому что сам был системой, под которую надо было подстраиваться или отвергать, по соотношению сил или значимости момента.

Люди разумно-исполнительные, без педалируемой лидерской жилки, с умением «проглотить» первые впечатления, быстро с ним срабатывались, почти до тёплых отношений (А.Василевский, А.Соколовский) – но твёрдые, дистанцированные вскоре начинали уставать, вступали в конфликт. О легко липнувшем к нему шельфе я не говорю, он ещё змеился на слишком низком для значимости уровне комэсков (Крюков, Музыченко), и легко отрывался при каждом переводе; не вязал окончательно.

Конфликт был неизбежен.

В 1932 году Жуков столкнулся со своим непосредственным начальником, комкором Косоговым – представленный проект боевого устава конницы лежит год без движения. В целом Косогов был виноват только в том, что знал настроения в самых высоких кругах; а Жуков прав в том, что их не знал – именно в это время М.Н.Тухачевский выдвинул требование немедленно преобразовать кавалерийские дивизии в бронетанковые, для чего произвести 100 тысяч танков до 35 года… Начальник управления кадров Наркомата Обороны комкор Седякин, разбиравший конфликт, мнение своего шефа знал, и представил убийственную для вторгшегося в непозволительно высокие сферы комбрига служебную записку, на которую Михаил Николаевич наложил резолюцию «Уволить из кадров РККА, как бесперспективного для дальнейшей службы в комсоставе по неспособности к восприятию требований современной войны». И вступил бы Георгий Константинович в Великую Отечественную войну рядовым Московского Ополчения, как уволенный в эти же годы из кадров армии командарм Аралов…

Но в этот момент на стол Наркома Обороны легла докладная записка командующего Белорусским военным округом И.П.Уборевича, в которой устрашающими красками был расписан развал самой знаменитой в Красной Армии 4-й кавалерийской дивизии имени К.Е.Ворошилова… Глубоко уязвлённый лично Нарком немедленно вспомнил о «врачевателе полков» Г.Жукове, и отменив уже завизированный М.Тухачевским приказ, отправил комбрига командовать дивизией.

Вообще, странное это было дело: 4 кавдивизия, как самая именитая в кавалерии, квартировалась в Ленинграде на базе казарм и лагерей Гвардейской Кавалерии старой армии – и вдруг переводится на усиление Белорусского военного округа, «самого удобного» по обилию болот, дефиле, перелесков для действий массированной конницы; и тем более на совершенно необустроенное место. В мемуарах маршал констатирует, что и сам перевод был странно-скоропалительным, и отношение командования округа к прославленному соединению РККА совершенно предвзятое; и в потере боеспособности дивизией виноват не столько комдив Клеткин, сколько командарм Уборевич… Как-то странно читать на этом фоне: «Оглядываясь назад, я должен сказать, что лучшим командующим округом был командарм 1 ранга И.П.Уборевич». Жуков очень многое не договаривает, останавливаясь на предостерегающих намёках: «Как мне потом стало известно, передислокацию объясняли чрезвычайными оперативными соображениями. Однако в тот период не было никакой надобности в спешной переброске дивизии на совершенно неподготовленную базу… В результате блестяще подготовленная дивизия превратилась в плохую рабочую воинскую часть» – и около того остановился…

А не запускался ли этим механизм ликвидации кавалерии, для чего её образцово-показательные соединения загоняли на естественную выбраковку по медвежьим углам, с глаз долой общества и руководства?…

Остановимся и мы, и не будем более примысливать, кому и для чего понадобилось перегнать лучшее, образцово-публичное соединение КА из второй столицы в Слуцк, и потом почти уничтожить совершенно неподобающим отношением…

Прочее было очевидно-привычно: коням овёс, бойцам щи с мясом, командирам накрутка хвостов и жильё; утром чистка лошадей, выездка, строевая учёба отделение-взвод-эскадрон; после обеда огневая, с колена, из окопа, с коня, из револьвера, пистолета, карабина… Оп-ля! Сели на коня! Полк, Марш-Марш!..

В предельно краткий момент времени, когда во внимании к нему соединились взыскующе высшее начальство – Москва и воздыхающее злорадное непосредственное – Минск, Жуков обратился не к канюченью и разоблачениям, а ринулся на то, что явилось главным обвинением – потерю боеспособности; в общем то и объективно-главным показателем, ради чего сверх всех кулуарных игр-подсидок, страна и содержит армию; и бросил все ресурсы не на казармы и командирские общежития, а на учебные поля и строевую и тактическую подготовку, следуя крестьянскому «будет рожь– будет и мера» – и выиграл, на «нечаянной проверке» 1934 года, проведённой с пристрастием «за 5 часов командующий сумел объехать все подразделении… Он проскакал более 80 километров и, видимо устав, приказал дать отбой». Придраться было не к чему… «Все были довольны результатами учения и, честно говоря, тем, что И.П.Уборевич не имел времени дольше оставаться в дивизии».

И теперь уже невозбранно стало требовать строителей, кирпич, цемент, лес, кровельное железо – при вполне очевидной симпатии высших властей.

И возрастать в обретении новых военных постижений: как образцовопоказательное соединение дивизия была уже переведена на новые штаты: 4 кавалерийских, механизированный, артиллерийский полки, была бронекавалерийской и Жуков со страстью неофита отрабатывал-создавал новую тактику, проверяя и развивая положения своего непринятого устава; соединяя пробивную мощь танков и открывающуюся обволакивающую проникновенность кавалерии, жадно, как губка, впитывая и наполняясь новыми боевыми впечатлениями… Это не умозрения; это дрожит под рукой в колеблемой мотором броне, стоит в глазах настигающей и уносящейся вдаль стальной и кавалерийской лавой. Это для себя – и с какой фантастической быстротой преобразуется он, как водитель войск!

Без теорий и разглашений он уяснял для себя, что утрачиваясь, как «правильный» главный род войск, сметаемая на поле боя пулемётным ливнем и одетым в броню мотором «современных» военных организаций, НАМЕРТВО ПРИВЯЗАННЫХ К ДОРОГАМ И РЕГУЛЯРНОМУ СНАБЖЕНИЮ, кавалерия приобретает совершенно новое качество, уходя на бездорожье, в нелётную погоду, лес и туман; становится совершенно незаменимым компонентом «неправильного» боя в «неправильной войне» с необеспеченным снабжением, а где в Евразии может быть правильная война? Конник с конём и вьюком образуют совершенно уникальное по проходимости транспортнобоевое средство, обеспечивающее значительно больший радиус боевой автономности в отношении пехотинца с «сидором» при значительно большей скорости маневра; уникальная же проходимость по прямым вне дорожной сети делает этот показатель сопоставимым, а на фоне всего маневра свёртывания-движения-развёртывания из колонн ПРЕВОСХОДЯЩИМ СКОРОСТНЫЕ И МАНЕВРЕННЫЕ качества танковых и мотопехотных соединений. Как тут не вспомнить удивление хозяев Чикагской мэрии, когда её полицейское управление потребовало создать подразделение конной полиции, и с диаграммами и таблицами доказало, что при средней скорости автомобильного транспорта 12,5 км/час, связанного в городе углами авеню и стрит, конный полицейский, двигаясь по прямым и диагоналям кварталов и парков развивает среднюю скорость более 25 км/час, и всегда перехватит нарушителя. Открывалось, что только на спидометре скорость автотранспорта и бронетехники достигает 80-100 км/час – потребность ограничить длину дивизионной колонны из 2 тыс. машин хотя бы 20 километрами на сокращённых интервалах заставляет придерживаться реальной скорости теоретически не более 40 км/час., фактически же 10–20 км/ч.!!!

Уже 60 лет идёт непрерывное затянувшееся армейское творчество с воздушно-штурмовыми, десантируемыми, а сейчас и прямо заявляемыми «специальными войсками», компенсирующими утрату «современными цивилизованными военными организациями» способности ко всем этим «ландшафтным неправильностям» настоящего боя, а полноценной замены так и не возникло – боец спецназа, в отсутствие поддержки и снабжения с мехтехники на бездорожье, превращается в пехотного «вахтового рейдовика», так и не заменив кавалериста на коне, т. е. оставил эти «ландшафтные дыры» тому, кто займёт; а они, между прочим, начинаясь от обочин дорог, занимают преобладающую часть пространства, и 50-метровой глубины «зелёнка» становится ТАНКОНЕДОСТУПНЫМ ПРЕПЯТСТВИЕМ, прошибаемым телами спешенной мотопехоты…

Кстати, знаете ли вы, какой род войск особенно расцвёл в годы Великой Отечественной войны? В 1944 году против 1941 года Красная Армия имела:

– 538 стрелковых дивизий против 266;

– 6 танковых армий(750–800 танков каждая) против 25 танковых корпусов(1050 танков каждый);

– 84 кавалерийских дивизии против 13(!)…

Какое волнующее богатство разнообразных переливов форм боя являл этот симбиоз разных форм вооружённой борьбы ищущему взору!.. А Жуков искал, уже по одной любви к своему роду войск против хоронящих Тухачевских-Уборевичей-Калиновских в прежнем; и в неприятие заслоняющихся от реальностей современного боя Степных-Спижарных в новом – и уже наливался собственной неукротимой самоуверенностью к завтрашнему дню…

Командование элитно-публичным соединением имело ещё одну внешнюю положительную сторону: комдив, ещё оставаясь в рамках воли и подчинения комкора и командующего округом, уже не выходил из поля зрения и вышестоящих лиц: и Наркома Обороны, имя которого носила дивизия, и Первого Кавалериста, Главного Инспектора кавалерии командарма 1-го ранга С.Будённого, создателя и первого комдива 4-й. Жуков старался и преуспевал – они, как и положено начальству, всё тянули и тянули; но на слуху и в памяти он уже отложился: в 1934 году приехавший на проверку боеготовности дивизии вместе с командующим округом И.П.Уборевичем командарм С.К.Тимошенко подчёркнуто демонстрировал своё дружелюбие и одобрение действиям комдива.

И выразительный прорыв – на инспекторской проверке 1935 года дивизия получила высшую аттестацию в РККА и в целом, как соединение, и по подготовке отдельных полков, вплоть до традиционно страдавшей у кавалеристов огневой: уверенность комдива в боевой необходимости кавалерии стала ровным сознанием его подчинённых, они обрели второе дыхание в соревновании с другими родами войск, что заметило и начальство – за успехи в боевой и политической подготовке соединение и комдив были награждены высшей наградой СССР орденом Ленина, вероятно и в некоторое назидание критиков «отмирающих родов войск артиллерии и кавалерии» из окружения Первого Заместителя наркома обороны СССР, Начальника вооружений РККА, Председателя Реввоенсовета СССР, Начальника Управления боевой подготовки РККА М.Н.Тухачевского.

Что могли противопоставить теоретическому лому адептов «Доктрины Глубоких Операций» с подразумеваемыми за ними «молниеносными войнами на территории противника» тысячеголовых авиационных и бронетанковых стад К.Ворошилов, С.Будённый, С.Тимошенко, кроме острой подсердечной боли за поднявший их любимо-легендарный, картинно-красивый род войск, тем более, что тех поддерживает закордонный хор-вой: Эймансбергер, Фуллер, Де Голль, Лиддел-Гарт, Гудериан, Дуэ, Вотье, Митчелл, Харрис?… И вот появляется человек, спокойный, твёрдый, и делом и примером переворачивающий теоретические картинки в полевые карикатуры, раз за разом тыкая «теоретиков» носом в упущенные ими «Овраги», «Узости», «Неровности» и «Неправильности» боя. И отметающий всякие обвинения в «ретроградстве» крепким владением новыми родами войск: броневыми, танковыми, мотопехотой, артиллерией сопровождения на мехтяге…

Разборка по крупному произошла на предманевренных учениях 1936 года «Встречный бой стрелковой дивизии с кавалерийской дивизией», на которых 4-й кавдивизии противопоставили 4 стрелковую дивизию во главе с известным теоретиком операций на окружение/Канн/ комдивом Иссерсоном, выдвиженцем из латышских стрелков, к которому командующий округом литовец Уборевич испытывал особую симпатию. В общем исход боя полагался предрешённым: 12800 штыков, 57 танков, 108 орудий, 530 пулемётов у Иссерсона против 5500 сабель, 57 танков, 52 орудий, 64 пулемётов у Жукова – а завершился совершенно обескураживающим посредников поразительным результатом: 4 кавдивизия «разгромила» 4 стрелковую дивизию и на марше, и в развёрнутых боевых порядках, во всех фазах боя создавая и реализуя решительное превосходство в главных пунктах, и вдобавок ко всему внезапной атакой «захватила» КП противника со штабом и комдивом…

Не меньший конфуз произошёл и на самих маневрах: 4 кавдивизия обеспечила «окружение» 4-й стрелковой дивизии и «разгромила» её при попытке «прорыва»… На разборе учений И.П.Уборевич сказал потерявшемуся военачальнику:

– Вот вы пишите «Канны! Канны!» – Никаких Канн у вас не получилось. Вообще ничего не получилось!

Можно понять, как был доволен, вероятно, даже с элементами злорадства Полкан-Практик: врезал Академику! – но вряд ли «пехотному» общевойсковику И. Уборевичу был приятен провал «своего» рода войск, и тем более явленная всем несостоятельность любимца, в которой приходилось принародно каяться: провал очевиден верхам – на учениях присутствуют Нарком К.Е. Ворошилов и Начальник Генштаба А.И.Егоров. И многозначительная деталь: К.Е.Ворошилов лично посещает дивизию своего имени, и с её КП наблюдает «Красный Удар» – форсирование Березины, где впервые были использованы танки, оборудованные для подводного форсирования рек по дну. И как жадно впитывает эти новации «всеядный» комдив: постановка массовых дымзавес авиацией по всему фронту атаки, тактические авиадесанты в районах переправ, притопленные наводные понтонные мосты – и тянет, тянет своё: резинтрестовские плащпалатки, набитые соломой для индивидуальной переправы бойцов в отсутствии табельных средств; и набитые той же соломой комбинезоны химзащиты для создания ложных целей на воде и переправах…

Знает – не знает Георгий Константинович, но он становится разменным мячиком в кулуарном соперничестве верхов: Наркома Обороны К.Е.Ворошилова и Председателя Военного Совета НКО М.Н.Тухачевского, заместителем которого по ВС его начальник И.П.Уборевич…

Увы, за пределами кулуаров и армии оказались вынесенные им из наблюдений за бессмысленными метаниями 4-й стрелковой дивизии выводы по чисто практической полевой задаче – выводу войск из окружения. Удивительно отечественные теоретики-головастики «Канн» 1930-х годов как-то не удосуживались рассмотреть два вытекающих из этой цели вида боевых действий: на разгром окруженного противника, и на прорыв из окружения: как-будто заранее определились, что за окружением последует немедленная сдача-капитуляция врага; а собственного окружения не может быть, потому что не может быть. Как следствие, советские войска Западного фронта (32 дивизии), попавшие в Вяземский котёл в 1941 году, были разгромлены как организованная боевая сила на 14 день боёв – группа армий Центр(52–29 дивизий) в состоянии окружения и полуокружения держалась 1,5 года.

«Выход из окружения – это пожалуй, самый трудный и сложный вид боевых действий. Чтобы быстро прорвать фронт противника, от командования требуется высокое мастерство, большая сила воли И ОСОБЕННО ЧЁТКОЕ УПРАВЛЕНИЕ ВОЙСКАМИ.

Скрытая перегруппировка частей к участку прорыва, мощный огневой налёт/разъясняем, цель которого кроме прочего, избавиться от всего обременяющего боекомплекта, кроме предельно необходимого/, лишение его артиллерийского наблюдения/добавим, и авиационного и информационного/ путём постановки массовых дымзавес является гарантией успешного прорыва и выхода из окружения». И пока у окружённых войск сохраняется воля, организация и боеприпасы они всегда имеют шанс – преимущества действий по внутренним операционным линиям, в 3 раза большую скорость перемещения войсковых масс по диаметрам кольца в отношении внешних охватывающих дуг перемещения противника, т. е. возможность создать на определённый срок необходимое превосходство на выбранном участке прорыва: котёл обращается в нору со многими выходами – угадай, где?! Увы, не «теоретики», ни Жуков даже не задавались вопросом о форме боевых действий, если бой в окружении принимается ПО СОЗНАТЕЛЬНОМУ ВЫБОРУ, как на то решились в случае Одессы, Севастополя, Ленинграда, и что уже решили для Москвы… Что бы изменилось в ситуации лета 1941 года, если бы, убедившись в неотвратимости окружения ПО ВОСТОЧНОМУ БЕРЕГУ ДНЕПРА, командование Юго-Западного фронта, обороняющего Киев и развёрнутого ПО ЗАПАДНОМУ БЕРЕГУ, вместо отчаянно-безнадёжных попыток прорваться через речной рубеж и строй германской армии завернуло бы фланги ПО ЛЕВОМУ ГОСПОДСТВУЮЩЕМУ БЕРЕГУ ДНЕПРА и продолжило бой в окружении, опираясь на линию мощных укрепрайонов Киевского обвода на Западе, и мощный естественный природный рубеж Днепра на Востоке; базируясь на гигантские мобзапасы хранилищ Киевского транспортно-товарного узла? В худших условиях Лусона японская армия генерала Ямаситы (180 тыс.) связала американскую армию В. Крюгера(360 тыс.) на 4 месяца – здесь соревнуются 600 тыс. немцев, венгров, румын, итальянцев и 770 тыс. советских солдат, опирающиеся на стратегические ресурсы, большие ленинградских и без продовольственных проблем на обозримый период… Можно уже в первом приближении сказать, что наступление на московском направлении, отодвинутое с сентября на ноябрь-декабрь, вообще бы не состоялось, а тот 500-тысячный резерв, что израсходовали на воссоздание Юго-Западного направления, стал бы основанием Московского контрнаступления, но только начатого под Смоленском.

Ах, как много давали эти учения Г.К.Жукову, и как мало шло дальше по армии от «не-теоретика», упорно придерживаемого на «дивизионном уровне»– судьба Жукова решалась далёче и выше, и определялась уже не им и его достижениями. Скажите, что должно было последовать после его награждения Орденом Ленина в 1935 году, который имели только 2 из 5 маршалов СССР? Несомненное вполне очевидное и заслуженное повышение в звании при наличии массы вакансий по армии и флоту, выросших в годы 1-й Пятилетки в 4 раза – он «задержан» в комдивах на 4 года!

Тромб из его биографии вышиб 1937 год!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.