Глава VII. Кампания 1789 года

Глава VII. Кампания 1789 года

Во вторую войну с Турцией, в царствование Екатерины Великой, переменилось поприще, на котором действовали главные морские силы России. План войны во многих отношениях предположен был одинаковый с предшествовавшим, и Греческий Архипелаг должен был снова увидеть сильный флот, которому содействовали бы христианские народы, призванные Россией к оружию против Порты.

Но дела на севере изменили эти намерения, и флот, под начальством адмирала Грейга, готовый выступить из балтийских портов в Средиземное море, был удержан для отражения шведского короля Густава III, который, пользуясь несогласиями России с Портой, так же вероломно нарушил договоры вечного мира, в Нейштадте и Абове заключенные, как Диван отверг обязательства Белградского и Кайнарджийского, вследствие чего объявлен был 1 июля 1788 года высочайший манифест о войне со Швецией.

Итак, главный театр морских действий перешел на Черное море, где флот наш, немногочисленный еще, но предводимый храбрыми и искусными начальниками, заменил Чесменский и Патрасский пожары четырехкратными пожарами на лимане Днепровском и разбитиями турецкого флота в открытом море. Однако жители Греции и Архипелага были также призваны к участию в этой новой борьбе. На генерал-поручика Заборовского возложено было произвести восстание, и, подобно графу Орлову, он избрал Флоренцию главным местом тайных сношений своих, поручив ближайшее управление делами в Архипелаге генералу Псаро и генерал-майору князю Мещерскому.

Кроме того, деятельными агентами правительства нашего были: в Ливорно генерал-майор В. С. Томара и русский генеральный консул Каламай; в Триесте – генеральный консул наш, полковник граф Иван Войнович; в Корфу – консул Бинаки, и в Превезе – вице-консул Дмитрий Ламбро. В Триесте и Сиракузах снаряжены были две корсерские эскадры под русским военным флагом и за счет правительства нашего; они назывались Российскими императорскими флотилиями в Архипелаге.

Командиры судов этих приняли присягу в верности императрице, получили военные чины и право носить русский морской мундир. Флотилия, изготовленная в Триесте, состояла из десяти судов, под начальством храброго греческого капитана Ламбро Качони, служившего корсером при флоте Спиридова в прошлую войну и награжденного тогда чином майора; самые суда принадлежали ему и другим грекам, но снабжены и вооружены были всем нужным к мореплаванию из казенных сумм, находившихся в распоряжении генерала Заборовского.

Качони имел поручение раздавать воззвания к жителям Греции, приготовленные в значительном числе экземпляров, требовать от них преданности и верности к государыне и пособия всем нужным для успеха оружия, поднятого на их собственную пользу и защиту; он был также уполномочен набирать людей в службу и выдавать свидетельства лицам, ему содействовавшим, при чем положено было награждать: прапорщичьими чинами тех, кто поставит более 30 и до 50 человек; поручичьими – от 60 до 90; капитанскими – от 100 до 150; майорскими – от 200 до 300, и премьер-майорскими – свыше 300.

Чины эти должны были утверждаться Государственной военной коллегией, по представлениям Заборовского; и равным образом соответственное вознаграждение обещано всем тем, которые усилят флотилию судами своими и прочими принадлежностями, относящимися к военным действиям.

Флотилиям поставлялось в непременную обязанность строгое и неупустительное наблюдение высочайше утвержденного установления о корсерах и воспрещались всякие грабежи и насилия в местах народов, преданных России; все же неприятельские суда, турецкие и шведские, составляли ее полную добычу. В исходе марта 1789 года Качони впервые вышел из Триеста и занял линию от Дарданелл к Афонской горе, Лемносу, Тенедосу и пр., дабы пресечь на этом пути привоз съестных припасов в Константинополь из Египта, Анатолии, Архипелага и Румелии; тревожить неприятеля в заливе Валлоны и других местах, посещаемых дульцуниотскими судами, и уничтожить намерения жителей острова Идра (идриотов), готовивших множество судов для плаваний на Черном море.

Генерал-майору Гиббсу поручено было с такой же целью снарядить несколько казенных судов в Сиракузах и под своим председательством учредить там комиссию для заведования призами; впоследствии управление этими снаряжениями передано генерал-майору Томаре. Начальство над флотилией, состоявшей из двух фрегатов и трех корветов, вверено было Гвильйомо Лоренцо[28], старому мальтийскому капитану, принятому тогда на русскую службу с чином капитана 2 ранга.

В апреле 1789 года Лоренцо вышел из Сиракуз с судами своими[29] к Дарданеллам, чтобы соединиться с флотилией Ламбро Качони, и, не подчиняясь один другому, действовать, однако, соединенными силами для наибольшего нанесения вреда неприятелю. В продолжение всей войны обе флотилии преимущественно заняты были пресечением подвоза продовольствия в Константинополь и неоднократно заставляли столицу Оттоманской империи испытывать голод; они завладели множеством призов, истребили несколько военных судов и вообще тревожили турецкие владения с той стороны; но мы не станем более упоминать о действиях архипелагских корсаров и обратимся к главным событиям, происходившим на Черном море.

Покорение Очакова служило поводом к новым усилиям турок для вознаграждения потерянного, и непреклонный враг России султан Селим III, наследовавший в начале 1789 года престол отчий своего султана Абдул-Хамида, повелел верховному визирю действовать наступательно.

Все старания приложены были к пополнению убыли судов, потерянных в кампанию прошедшего года, для чего приглашены кораблестроители из Франции; и недовольная многочисленными военными неудачами капудан-паши, храброго Эски-Гассана, Порта вручила ему начальство над сухопутными войсками, с возведением в звание сераскира, и возложила на него непременное возвращение Очакова; начальником же оттоманского флота назначен был константинопольский лиман-рейза (капитан над портом), молодой и неопытный Гуссейн, недавно оставивший сераль, где он воспитывался вместе с Селимом III, с которым был одних лет и с детства находился при нем в услужении. Взаимная дружба тесно связывала их между собой, и, став султаном, Селим назначил Гуссейна капудан-пашой, а потом выдал за него замуж сестру свою.

В марте 1789 года турецкий флот вышел в море, и одна эскадра из шести фрегатов отправилась к Синопу, чтобы предупредить потери, понесенные в прошлом году от эскадры Сенявина, а другая такая же эскадра отделилась к Варне, для обеспечения румельских берегов.

Однако крейсерские отряды наши, из 18 легких судов, под начальством лейтенантов Бардаки и Глези, вышедшие из Севастополя 17 апреля, истребили несколько неприятельских купеческих судов у устьев Дуная и произвели большое опустошение у Кюстенджи, высадив близ мыса Кара-Ирмака 600 солдат под начальством майора Чапони.

На сухом пути военные действия начались также с апреля, и 1 числа восьмитысячный турецкий корпус разбит был при Берладе. В половине того же месяца граф Войнович, бывший, как упомянуто выше, с исхода 1788 года временным главным командиром Черноморского флота и портов вместо контр-адмирала Мордвинова, уволенного в отпуск, и поэтому находившийся в Херсоне, вышел в Лиман и расположился на Очаковском фарватере, имея повеление по возможности усиливать судами эскадру свою и принять начальство в предстоявших действиях на лимане Днепровском, куда ожидали прибытия турецкого флота для покушения на Очаков.

Он поднял флаг свой на корабле «Иосиф II» и имел у себя корабли 66-пушечные: «Мария Магдалина» и «Мученик Леонтий»; фрегаты: 50-пушечный «Александр Невский», 40-пушечный «Бористень», «Скорый», 32-пушечный «Макроплия Марк Евангелист»[30], и несколько транспортов. Гребная флотилия находилась под начальством капитана Ахматова и стояла под очаковским берегом.

Корабельный флот, над которым принял начальство контр-адмирал Ушаков на время отсутствия Войновича в Херсон, также был в готовности выйти на Севастопольский рейд по первому востребованию, и для крейсерства выслан был отряд из двух фрегатов и десяти мелких судов, под начальством капитана бригадирского ранга П. В. Пустошкина, который плавал до поздней осени между Таганрогом и южными берегами Крыма.

В исходе мая Потемкин прибыл в Ольвиополь и принял начальство над Екатеринославской и Украинской армиями, названными Южной; однако ничего важного не располагал он предпринять в эту кампанию, проведя много времени в приготовлениях, и предоставил одному Очаковскому гарнизону вместе с Лиманской эскадрой отражать нападения неприятеля на эту крепость. Поэтому, ожидая прибытия многочисленного турецкого флота к Лиману, Войнович предписал Ушакову (от 14 июня) выйти на рейд и быть «в ожидании, что, может быть, понадобится действовать единовременно со здешними (т. е. находившимися в Лимане) силами».

К 22-му числу весь флот был на рейде и Ушаков поднял флаг свой на корабле «Св. Павел»; в начале же июля турецкий флот пришел на вид Георгиевского монастыря, близ Севастополя, но вскоре скрылся, и 12 июля прибыл к Очакову. Он расположился между Кинбурном и Гаджибеем, и состоял из 17 кораблей, 10 фрегатов и 13 мелких судов; кроме того, у гаджибейского берега стояли на якоре 33 лансона, две шебеки и пять кирлангичей.

Видя, что флотилия наша, в соединении с кинбурнскими и очаковскими батареями, почти неприступно защищала Очаковский фарватер, и имея еще в свежей памяти поражения, понесенные в прошлом году на водах этих, турецкий адмирал ни на что не отваживался, и, конечно, возвращение Очакова представляло для него тогда слишком мало возможности. Поэтому Потемкин, невзирая на присутствие столь сильного неприятеля, предписал генерал-поручику Гудовичу покорить Гаджибей, откуда турки вывозили значительное количество хлеба в Константинополь, и вместе с тем приказал Войновичу сделать нападение на неприятельские суда и заставить их удалиться.

Гаджибей, лежавший на месте теперешней Одессы, был тогда небольшим и бедным селением с редутом, дурно устроенным, в котором находилось 12 пушек и 300 солдат; но турецкая флотилия стояла под самым берегом и, защищая его своими выстрелами, значительно затрудняла завладение. Генерал Гудович, занимавший Очаковскую крепость, решился не ожидать более удаления турецкого флота и 3 сентября выступил с частью гарнизона к Гаджибею, употребив на небольшой переход этот десять суток.

Войска наши шли только ночью и скрывались днем в камыши, чтобы не обнаружить движений своих неприятелю, сухопутная сила которого у Гаджибея была им неизвестна. Рибас начальствовал над передовым отделением и, не дождавшись остальной части отряда, 1 сентября на рассвете пошел на приступ.

Казаки через короткое время завладели укреплением, потеряв 50 убитыми и 130 ранеными; для действия же по турецким судам, Рибас устроил батарею из 16 разной величины пушек, которая наносила большой вред и до того повредила два лансона, что они вынуждены были сесть на берег и сдаться. Через несколько дней после покорения Гаджибея подошел к нему весь турецкий флот и открыл сильную пальбу, но на дальнем расстоянии и потому без всякого вреда, после чего отошел в море.

В завладении этим пунктом должен был принять участие и флот, как выше упомянуто. От 2 августа Войнович доносил Потемкину, что готовится напасть, «согласившись с генерал-майором де Рибасом и генералом Гудовичем», потому что «располагаем сделать атаку в одно время на море и на земле». Однако с его стороны ничего предпринято не было против неприятеля; равномерно и корабельный флот, находившийся в его распоряжении, оставлен им был в бездействии во все лето на Севастопольском рейде, между тем как, подойдя к Очакову, он мог бы, вместе с Лиманской эскадрой, заставить турецкого адмирала удалиться и даже понести поражение. Только в начале сентября (11-го числа) Войнович предписал Ф. Ф. Ушакову выйти для этого из Севастополя.

Ушаков вышел 21 сентября; 28-го подошел к турецкому флоту и появлением своим заставил неприятеля немедленно сняться с якоря и удалиться. У турок было тогда более 40 судов, из коих 15 кораблей; проводив их еще на 70 миль в море от Гаджибея, русская эскадра возвратилась в Севастополь.

18 сентября Войнович вышел из Лимана с парусной эскадрой, в которой были четыре новых корабля (80-пушечный «Рождество Христово», 66-пушечный «Мария Магдалина», «Иосиф II» и «Мученик Леонтий»), десять фрегатов (50-пушечный «Александр Невский», 46-пушечные «Петр Апостол» и «Иоанн Богослов», 40-пушечные «Скорый» и «Бористень», 32-пушечный «Макроплия Св. Марк Евангелист», 24-пушечные «Антоний» и «Феодосий», 20-пушечные «Федот Мученик» и «Василий Великий»), одно бомбардирское судно и несколько малых.

Претерпев жестокую бурю, он, однако, благополучно прибыл в Севастополь; 1 октября по повелению Потемкина опять вышел в крейсерство с десятью кораблями, пятью фрегатами и двумя мелкими судами, причем авангардом командовал Ф. Ф. Ушаков, а арьергардом бригадир-капитан Голенкин. Дойдя до Фидониси и не встретив нигде неприятеля, флот возвратился в Севастополь 26 октября, и 3 ноября все суда вошли в гавань и разоружились. В исходе сентября пришли в Севастополь два новых корабля из Таганрога, под начальством капитана Пустошкина.

Но если флоту нашему не случилось ознаменовать особыми подвигами 1789 год, то на сухом пути поражения турок были значительны и многочисленны. 21 июля Суворов вместе с начальствовавшим австрийскими войсками принцем Саксен-Корбурским разбил при Фокшанах 30-тысячный турецкий корпус; 7 сентября нанес им новое поражение на реке Рымнике, и того же числа Репнин разбил их при реке Сальче.

Сам Потемкин с армией своей занял Кишинев и 30 сентября – Аккерман. Для облегчения покорения этих крепостей отряжена была в Дунай часть Лиманской флотилии под начальством капитана Ахматова. Со взятием Бендер, 3 ноября, окончилась сухопутная кампания этого года, после чего вся флотилия расположилась на зимовку в Херсоне и на реке Буг.

К событиям 1789 года, важным для Черноморского флота, принадлежит основание города Николаева с верфью[31], при слиянии реки Буга с рекой Ингулом.

Потемкин дал городу это имя в воспоминание взятия Очакова, 6 декабря, в день чудотворца Николая, и первый в том же году заложенный на новой верфи 46-пушечный фрегат назвал «Святой Николай».[32]

Он неутомимо заботился о скорейшей постройке нового города и успешном судостроении в нем.

Невыполнение желания Потемкина относительно нападения на турецкий флот у Очакова и Гаджибея имело неблагоприятные последствия для графа Войновича, и представленные им оправдания не только не были приняты князем, но вскоре после того назначен он в Каспийское море для командования незначительной тамошней флотилией; главное же начальство над Черноморским корабельным флотом в 1790 г. поручено Ушакову, произведенному в том же году, сорока пяти лет от роду, в контр-адмиралы, до того прослужившему в чине бригадира около трех лет.

Невзирая на многие заслуги Войновича по устройству Черноморского флота и управлению, Потемкин, вероятно, не мог извинить ему той медленности и нерешительности, с какими предпринимал он свои крейсерства и нападения на неприятеля. В одном из писем к М. Л. Фалееву, в Николаев, писанных вскоре после поражения турецкого флота Ушаковым, близ острова Тендры 29 августа 1790 года, Потемкин пишет: «Наши, благодаря Бога, такого перцу Туркам задали, что любо. Спасибо Федору Федоровичу! Коли бы трус Воинович был, то бы он с…. у Тарханова Кута, либо в гавани»[33].