«Задумчивый, почти рассеянный юноша в тужурке хаки»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Задумчивый, почти рассеянный юноша в тужурке хаки»

Первые успехи в борьбе с внутренней контрреволюцией утвердили тогдашних руководителей Советской Республики в том мнении, что Красную Армию можно будет строить на добровольческих началах без привлечения кадровых военных специалистов. Однако германское вторжение в феврале 1918 г. похоронило эти надежды: в критические дни 18–23 февраля в распоряжении Наркомвоена не оказалось вооруженной силы, способной отразить наступление врага. На повестку дня стал вопрос о создании массовой регулярной армии, построенной по всем правилам военной науки.

По подсчетам генерала М. Д. Бонч-Бруевича, привлеченного Лениным к сотрудничеству с советской властью, в 1918 г. для защиты от немцев стране требовалось не менее 60 дивизий, для которых нужно было 55 тыс. офицеров. Об огромности этой цифры говорит один факт: выпуск всех ускоренных командных курсов к концу 1918 г. составил всего 1773 (!) красных командира.

Стало ясно, что создание Красной Армии невозможно без использования офицерского корпуса старой русской армии. Но представители этого корпуса, не желая участвовать в братоубийственной Гражданской войне, считали службу большевикам неприемлемой для себя.

Немецкое нашествие всколыхнуло патриотические чувства русского офицерства, и оно с готовностью пошло в создаваемую тогда Западную завесу – систему пехотных и артиллерийских отрядов с приданными им для разведки и связи конными частями. Она по предложению Бонч-Бруевича должна была прикрыть от немцев западную границу.

Служба в Завесе для офицеров старой армии являлась как бы продолжением прежней службы, исполнением воинского долга перед родиной, подвергшейся подлому германскому нападению. Завеса психологически облегчила десяткам тысяч русских офицеров приход в Красную Армию, в рядах которой в годы Гражданской войны их насчитывалось около 75 тыс., включая 775 генералов, 980 полковников и 746 подполковников. Подпоручики же, надо полагать, исчислялись тысячами.

Возникает вопрос: почему же при назначении на должность командующего 1-й армией Восточного фронта летом 1918 г. советское руководство сотням генералов и полковников предпочло только что вернувшегося из плена подпоручика Тухачевского, имевшего к тому же минимальный командный опыт? Биографы Тухачевского, его сподвижники да и он сам приложили немало усилий, чтобы создать у окружающих впечатление, будто решающую роль в этом назначении сыграл Ленин.

Так, Н. Н. Кулябко в сборнике «Маршал Тухачевский» писал: «Когда на Волге вспыхнул мятеж белочехов, я имел случай доложить о Тухачевском В. И. Ленину. Владимир Ильич очень заинтересовался им и попросил привести «подпоручика-коммуниста». Присутствовать при состоявшейся вскоре беседе Владимира Ильича с Тухачевским мне не пришлось. Но со слов Михаила Николаевича кое-что знаю о ней… Тухачевский стал подробно излагать свои мысли о том, как соединить разрозненные красногвардейские отряды в настоящую регулярную армию. Видимо, эти мысли понравились Владимиру Ильичу, и очень скоро вчерашний подпоручик получил назначение на пост командующего 1-й Революционной армией Восточного фронта» (с. 29).

Наивная легенда! Подпоручик, просвещающий в вопросах создания регулярной армии председателя Совнаркома, к услугам которого с февраля 1918 г. находился Высший военный совет, состоявший из генералов и полковников Генштаба! Настораживает и другое: о встрече Ленина с Тухачевским, закончившейся столь важным назначением, не сохранилось никаких записей в канцелярии Совнаркома. Нет о ней упоминания и в капитальной ленинской «Биографической хронике». О первой и последней документально подтвержденной встрече Ленина с Тухачевским, состоявшейся 18 декабря 1919 г., сообщается лишь в восьмом томе «Хроники» на странице 130.

Но пусть и не ленинская, но достаточно мощная поддержка сверху для назначения на столь высокий пост была необходима. И она у Тухачевского была.

Появившись в Москве, по всей видимости, в феврале 1918 г., он остановился в доме своего давнего приятеля Н. Н. Кулябко, в прошлом музыканта, а в марте 1918 г. члена ВЦИК. И вот первая удача: в начале марта и он уже служит в Военном отделе ВЦИК!

В то время в верхах обсуждался вопрос о введении института военных комиссаров. Поняв, что невозможно создать регулярную массовую Красную Армию без привлечения в ее ряды множества кадровых офицеров, Ленин и Троцкий надумали к военным специалистам высоких рангов приставлять для присмотра за ними так называемых военных комиссаров – обязательно членов РКП(б) – до июля 1918 г. допускались также левые эсеры.

Являясь заместителем председателя Всероссийского бюро военных комиссаров, Кулябко тогда был озабочен поисками подходящих для этой цели людей, которые обязательно должны быть членами партии. Можно ли после этого считать случайностью, что 5 апреля 1918 г. по рекомендации Кулябко и секретаря ВЦИК А. С. Енукидзе Тухачевского принимают в РКП(б). А уже 27 мая бывший подпоручик вместе с левым эсером бывшим прапорщиком Ю. В. Саблиным в качестве военных комиссаров поставлены присматривать за военным руководителем Московского района обороны Западной завесы бывшим генералом К. К. Баиовым!

Это назначение состоялось через два дня после начала чехословацкого мятежа, за которым начали появляться всякого рода «правительства» и их вооруженные белогвардейские формирования в Приволжье, на Урале и в Сибири. Советская власть на местах начала сколачивать отряды для отпора мятежникам, центр же предпринимал отчаянные усилия свести эти отряды в армии и установить над ними единое командование.

Во главе формирующегося Восточного фронта 13 июня 1918 г. был поставлен подполковник старой армии левый эсер М. А. Муравьев, уже имевший немалые заслуги перед советской властью. В 1917 г. он, возглавляя оборону Петрограда, подавил мятеж Керенского – Краснова, боролся с калединщиной, командовал Южным фронтом.

Одновременно с его назначением на Восточный фронт здесь шло формирование армий. На симбирско-сызранско-самарском направлении сколачивалась 1-я армия, на оренбургско-уфимском – 2-я, на челябинско-екатеринбургском – 3-я, на саратовско-уральском – 4-я.

В числе партийных работников, направленных Москвой на Восточный фронт, был и «подпоручик-коммунист» Тухачевский. 19 июня он отбыл на восток, имея мандат на «исполнение работ исключительной важности по организации и формированию Красной Армии в высшие войсковые соединения и командования ими». По прибытии на место оказалось, что 1-я армия Восточного фронта уже «организована и сформирована», так что прибывшему из Москвы эмиссару осталось только 28 июня вступить в командование ею.

Таким образом, самое значительное в своей карьере повышение – по современной терминологии от лейтенанта до генерала армии – Михаил Николаевич получил не за какие-то выдающиеся полководческие заслуги, каковых он и не мог получить за четыре месяца канцелярской работы в военном отделе ВЦИК, а за своевременное вступление в РКП(б). Ведь тогда на всю Красную Армию насчитывалось не более сотни офицеров-большевиков, и, естественно, для них был создан режим наибольшего благоприятствования.

Но для успешного продвижения по служебной лестнице мало было одного только режима благоприятствования. Здесь требовалась еще та «лабильность», то есть «чрезвычайная способность подстраиваться», которую считал определяющей в характере Михаила Николаевича немецкий генерал-майор К. Шпальке, встречавшийся с ним в 20-х годах на маневрах рейхсвера («Гутен Таг». 1988. № 10. С. 37).

Оговоримся сразу: наличие этого свойства характера не бросает тени на блестящую одаренность Тухачевского, ибо «подстраивание» – это целое искусство, требующее и недюжинных талантов, и быстрого ума, и обаяния, а главное – изощренной интуиции, безошибочно выделяющей из множества начальников именно того, к кому в данный момент следует подстраиваться Летом 1918 г. Михаил Николаевич выбрал Троцкого…

Критическое положение на Восточном фронте поставило вопрос о переброске туда пехотных дивизий, сформированных из отрядов Западной завесы. И это поставило офицеров, пошедших в Завесу для борьбы с германским нашествием, в положение, при котором им пришлось бы воевать против своих соотечественников. Такая возможность породила в офицерской среде брожение, вызванное нежеланием участвовать в боевых действиях против своего народа.

Ответом на это стал известный приказ наркомвоена Троцкого от 15 июня 1918 г., в котором угрожающе говорилось о случаях «уклонения от выполнения приказаний» и об уклоняющихся, которые «пытаются ссылаться на то, что они не призваны вести «гражданскую войну».

«Объявляю, – писал Троцкий, – все, которые без возмущения и негодования относятся к мятежу военнопленных чужеземных наемников… будут низвергнуты, виновные в противодействии будут раздавлены. Настоящее предупреждение является первым и последним».

Тухачевский стал первым, кто взялся провести грозный приказ Троцкого в жизнь. 4 июля 1918 г., всего через пять дней после вступления в должность, он, заручившись поддержкой симбирского губкома во главе с И. М. Варейкисом, провел первую в стране принудительную мобилизацию офицеров, угрожая неявившимся преданием военно-полевому суду.

Доверие советской власти к молодому командиру укрепилось еще больше после муравьевского путча. 10 июля, вслед за восстанием эсеров в Москве, Муравьев отрекся от советской власти и объявил войну Германии. Тухачевский, не поддержавший этого выступления своего начальника, способствовал быстрой ликвидации мятежа, и после убийства Муравьева во время переговоров в здании симбирского губкома именно Михаилу Николаевичу было доверено временно исполнять обязанности командующего фронтом до приезда нового командующего И. Вацетиса.

В результате этого десятидневного командования красные потеряли Симбирск и положение на Восточном фронте стало резко ухудшаться.

29 июля 1918 г. ЦК РКП(б) объявил Восточный фронт главным фронтом Республики, но все попытки Вацетиса овладеть положением не привели к успеху, 6 августа 1918 г. чехословаки взяли Казань. И тогда на Восточный фронт отправился на своем знаменитом бронепоезде наркомвоен Л. Д. Троцкий, который в скором времени показал местным руководителям, как надо крепить революционную дисциплину в армии…

В 4-м Латышском полку по его приказу были расстреляны члены полкового комитета. В дрогнувшем перед белыми Петроградском полку была произведена децимация – расстрел каждого десятого красноармейца, причем в числе расстрелянных оказались командир и комиссар полка. В полках, состоявших из мобилизованных казанских татар, из пулеметов расстреливали всех подряд, так что небезызвестная Л. Рейснер не без оснований писала об устроенной Троцким резне в Свияжске: «Простых красноармейцев расстреливали, как собак…»

«Оздоровив» таким образом Восточный фронт, Лев Давидович обвинил в бездействии и бездарности едва ли не всех его командиров и комиссаров, поставив им в пример одно только «славное имя товарища Тухачевского» (Р. Гуль. Красные маршалы. С. 66).

Возникает вопрос: почему из множества военных и партийных работников Восточного фронта Троцкий выделил ничем не прославившегося Тухачевского? Ведь за Михаилом Николаевичем не числилось революционного прошлого, не было у него еще громких побед, а партийный стаж исчислялся всего пятью месяцами. И тем не менее именно его Лев Давидович выделяет из всех как «революционера и партийного человека»; именно ему – единственному из командиров – обещает поддержку всем «авторитетом нар. комиссара по военделам»; именно на него возлагает огромные, неизвестно на чем основанные надежды.

«Сил у нас достаточно для победы, – писал Троцкий в доверительном неофициальном письме Тухачевскому в августе 1918 г. – Нужна воля к победе. Соберите партийные элементы, разъясните им положение и ударьте на врага. Вы должны победить». (Реввоенсовет Республики. М., 1991. С 54).

Это письмо проливает яркий свет на быстрое превращение Михаила Николаевича из скромного служащего Военного отдела ВЦИК в капризного красного генерала-вундеркинда, могущего себе позволять большие вольности в отношениях с военными и партийными коллегами. Человек, которому обещана поддержка военного министра, мог позволить себе громкие конфликты с руководителями едва ли не всех фронтов, где ему довелось служить. Такие конфликты имели место между Тухачевским и С. П. Медведевым, И. И. Вацетисом, А. А. Самойло, В. А. Ольдерогге, В. М. Гиттисом, С. С. Каменевым и многими другими. Но эта сторона жизни полководца, естественно, не становилась достоянием гласности. Глазам общества являлся усиленно творимый средствами массовой информации образ обаятельного, симпатичного молодого генерала, обретшего славу только потому, что она лежала на пути простого исполнения обязанностей.

Через несколько лет известный газетчик-правдист М. Е. Кольцов (Фридлянд), восхищаясь Тухачевским, восклицал: «Задумчивый, почти рассеянный юноша в тужурке хаки, которого блестящий талант крупного стратега-полководца развернулся в громких походах!»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.