Мамаев курган
Мамаев курган
1
К вечеру 12 сентября мы подъехали к переправе в Красной Слободе. На моторный паром погружен танк Т-34, готовят к погрузке второй танк. Мою машину не пускают. Пришлось предъявить документы командующего 62?й армией.
Мне представился заместитель командира танкового корпуса по технической части.
Я попросил его обрисовать обстановку в его части.
– Вчера к вечеру, – доложил он, – в корпусе было около сорока танков, из них только половина на ходу, остальные подбиты, но используются в качестве неподвижных огневых точек.
Наш паром огибает с севера песчаную косу острова Голодный и направляется к центральной пристани. Изредка на воде рвутся снаряды. Огонь не прицельный. Не опасно. Приближаемся к берегу. Издали видно, как при подходе нашего парома пристань заполняется народом. Из щелей, воронок и укрытий выносят раненых, появляются люди с узлами и чемоданами. Все они до подхода парома спасались от огня в щелях, ямах, воронках от бомб.
На закопченных лицах засохшие полосы грязи – слезы смешались с пылью. Дети, измученные жаждой и голодом, тянутся ручонками к воде… Сердце сжимается, к горлу подступает комок горечи.
Наша машина соскользнула с парома. Мне сообщили в штабе фронта, что штаб 62?й армии находится в балке реки Царица, неподалеку от ее устья.
Улицы города мертвы. Ни одной зеленой ветки на деревьях: все погибло в огне пожаров. От деревянных домов остались только кучи золы, торчат печные трубы. Многие каменные дома – обгорелые, без окон и дверей, с провалившимися перекрытиями. Изредка попадаются уцелевшие здания. В них копошатся люди: вытаскивают узлы, самовары, посуду, все несут к пристани.
Мы проехали по берегу Волги вдоль железной дороги до устья Царицы, затем по балке до Астраханского моста, но командного пункта не нашли. Темнело.
Недалеко от вокзала встретили командира. Выясняется, что это комиссар саперной части. Радость: комиссар знает, где командный пункт армии. Сажаю его в машину. Он и проводил нас до подножия Мамаева кургана.
Оставив машину, на курган поднялся пешком, цепляясь в темноте за кусты, за какие-то колючки. Наконец долгожданный окрик часового:
– Стой! Кто идет?
Командный пункт. Овраг, свежевырытые щели, блиндажи. Мамаев курган! Мог ли я тогда предполагать, что он станет местом высшего напряжения боев за Сталинград, что здесь, на этом клочке не останется ни одного живого места, неперекопанного взрывами снарядов и авиабомб.
Пока это конец моему сегодняшнему путешествию.
Вот и блиндаж начальника штаба армии Николая Ивановича Крылова.
До этого мы с ним не встречались и не были знакомы. Я знал, правда, что он был одним из руководителей обороны Одессы и Севастополя. Встреча на дорогах войны. Как много было и у меня и у него таких встреч. Встретились, разошлись. А эта встреча была на всю жизнь, до самого того скорбного часа, когда довелось мне проводить самого родного и дорогого моего друга, которого подарила мне моя долгая жизнь, Николая Ивановича, Маршала Советского Союза, командующего ракетными войсками Советского Союза стратегического назначения в его последний путь – на Красную площадь. Дружба наша была скреплена не только боями за Сталинград, не только тем, что мы рядом провели много дней и ночей под огнем врага, но общей горечью утраты наших боевых товарищей.
А тогда? Тогда мы еще не знали друг друга, и не знали, сойдемся ли характерами на той точке, куда нас поставил ход событий.
Блиндаж Крылова. Это и не блиндаж в строгом смысле слова. Широкая щель, прикрытая хворостом и соломой. Поверх хвороста и соломы десять-двадцать сантиметров земляной насыпи. По одну сторону щели земляная лавка, по другую сторону земляная постель и земляной стол. Перекрытие содрогается от взрывов снарядов. Немцы уже обстреливают город и курган. Методический обстрел по площадям, еще не по целям. На столе разложены карты. На них сыплется земля.
В блиндаже двое: генерал Крылов с телефонной трубкой в руке и дежурная телефонистка Елена Бакаревич, голубоглазая девушка лет восемнадцати. Крылов с кем-то резко разговаривает. Его голос звучит твердо, громко, рассерженно. Бакаревич сидит у входа с двумя трубками на ушах и кому-то отвечает:
– Занят по другому телефону…
Я достаю документ и кладу его перед Крыловым. Не прекращая отчитывать кого-то, он пробегает бумагу глазами, потом заканчивает разговор, и мы здороваемся. При скудном свете коптилки вижу энергичное, суровое и в то же время приятное лицо.
– Видите ли, товарищ командарм, – говорит Н. И. Крылов, – командир танкового корпуса без моего разрешения снял командный пункт с высоты 107,5 и перенес его на самый берег Волги. Другими словами, командный пункт соединения находится сейчас позади нас. Это безобразие…
Соглашаюсь с ним, что это безобразие, и пересаживаюсь к столу. То и дело раздаются телефонные звонки. Бакаревич передает трубку Крылову. Он отдает распоряжения на завтрашний день. Я слушаю, стараясь вникнуть в смысл разговора: решил не мешать Крылову. Слушая его и одновременно изучая его рабочую карту, отметки и стрелы на ней, хочу войти в курс происходящих событий. Чувствую, что для спокойного доклада об обстановке у него нет времени. Я должен довериться Крылову, не нарушать его действий, не изменять его плана на завтра, потому что все равно ничего не смогу исправить, если даже это и нужно.
Американцы говорят «время – деньги». В обстановке тех дней можно было бы сказать «время – кровь»; ведь за упущенное время придется расплачиваться кровью наших людей. Крылов, очевидно, понял мое желание; во время своих телефонных разговоров он острием карандаша показывал на карте участок, о котором шла речь, очень подробно, с повторениями, разъяснял командирам задачи, вводя меня таким образом в боевую обстановку. Я почувствовал, что мы находим общий язык.
С Николаем Ивановичем Крыловым мы были неразлучны все время боев за город. Мы жили в одном блиндаже или щели, вместе спали и ели, вместе переживали все горести и радости.
Он был начальником штаба армии и моим первым заместителем. В то трудное время мы хорошо узнали друг друга, и в оценке событий, как бы сложно ни складывалась обстановка, у нас не было расхождений.
Я особенно ценил боевой опыт Николая Ивановича, полученный им в обороне Одессы и Севастополя, его глубокие знания, организаторский талант, умение работать с людьми.
Исключительная честность и отзывчивость, верность долгу – вот главные черты коммуниста Николая Ивановича Крылова.
Я отправил телеграмму Военному совету фронта о прибытии на место и о вступлении в командование 62?й армией и взялся за работу. Прежде всего я решил выяснить, почему командир танкового корпуса самовольно переместился на берег Волги, когда есть приказ:
«Ни шагу назад!», и попросил вызвать его к телефону.
– Командир танкового корпуса у аппарата, – доложила Бакаревич, передавая мне трубку.
Назвав себя, я спросил, почему он без разрешения сменил свой командный пункт. Генерал начал объяснять, что к этому его вынудили минометный огонь, потери в людях, неустойчивость подчиненных ему частей на фронте и ряд других причин. Я поинтересовался, была ли связь с командным пунктом штаба армии, когда он принимал такое решение. Он ответил:
– Не знаю, сейчас выясню…
Я приказал генералу вместе с комиссаром немедленно явиться ко мне на Мамаев курган.
В блиндаж вошел член Военного совета армии дивизионный комиссар Кузьма Акимович Гуров. Поздоровались. Мы были знакомы и раньше.
С товарищем К. А. Гуровым мы так же, как и с Н. И. Крыловым, проработали вместе, если не в одном блиндаже, то, по крайней мере, в 2–3 метрах друг от друга. Мы встречались на наблюдательном пункте, при анализе обстановки и принятии решений. Он был политработником, хорошо разбирающимся в военной обстановке, умел потребовать и показать сам, как обеспечиваются политически боевые решения и проведение операций. Он прекрасно знал всех работников штаба и командиров соединений. Он знал и часто рекомендовал, кому что можно поручить.
В блиндаж входили и представлялись начальники отделов штаба, их заместители.
Вскоре мне доложили о прибытии командира и комиссара танкового корпуса. Я немедленно пригласил их в блиндаж, задержав у себя всех, кто находился в это время в штабе, и спросил:
– Как вы, советский генерал, будучи начальником боевого участка, будете смотреть на то, если ваши подчиненные командиры и штабы отойдут без вашего разрешения в тыл? Как вы расцениваете свой поступок с точки зрения выполнения приказа № 227 Народного комиссара обороны – самовольный перенос командного пункта соединения в тыл командного пункта армии?
Ответа на свои вопросы я не получил. И командир, и комиссар корпуса сгорали от стыда. Это было видно по их глазам.
Я строго предупредил, что расцениваю их поступок как дезертирство с поля боя и приказал им к четырем часам 13 сентября быть с командным пунктом на высоте 107,5.
Гуров подтвердил мое решение своим кратким «правильно», а комиссару приказал зайти к нему в блиндаж. Не знаю, о чем они там говорили, но, когда мы вновь встретились, Гуров сказал:
– Давай и впредь делать именно так…
В этот момент к нам прибыл заместитель командующего фронтом генерал Ф. И. Голиков. Я был очень рад встретиться с ним на Мамаевом кургане в часы моего вступления в командование 62?й армией.
Мы с ним часто виделись на поле боя. Непрестанно разъезжая по фронту, он отлично знал положение во всех армиях, всегда здраво смотрел на обстановку и откровенно высказывал свое мнение о ходе боев и всего сражения. И на этот раз Голиков сообщил мне ценные сведения.
Филипп Иванович вскоре уехал, пообещав доложить Военному совету фронта о необходимости помочь армии несколькими свежими дивизиями. Это его обещание было очень кстати, так как почти все соединения и части 62?й армии были сильно ослаблены в предыдущих боях. Некоторые дивизии имели в своем составе одну-две сотни бойцов пехоты. Голиков понимал, что такими силами удержать город невозможно. 62?я армия была обескровлена.
Дивизии, которые входили в нее в июле и в начале августа, были обескровлены в боях еще в большой излучине Дона. Из старых стрелковых дивизий оставалась одна – 112?я дивизия и часть 196?й стрелковой дивизии.
Наблюдая, как работает Крылов, знакомясь со своими заместителями, я часам к двум ночи уже основательно вошел в курс дела, хотя многих деталей еще не схватил.
Обстановка к исходу дня 12 сентября сложилась так: против войск 62?й армии наступали войска 6?й полевой и несколько дивизий 4?й танковой армии противника. Отдельные его части вышли к Волге севернее поселка Рынок и южнее города у Купоросного. Наша армия была прижата к Волге с фронта и флангов мощной подковой немецко-фашистских войск.
На севере участок от Латошинки до отметки 135,4 занимала 16?я танковая дивизия гитлеровцев фронтом в форме полукруга на юг и на север.
Левее, от отметки 135,4 до отметки 147,6 занимала участок фронтом на юг частью сил 60?й моторизованной дивизии противника.
Далее, от отметки 147.6 через 108,8 до высоты 129,1, фронтом на восток стояла 389?я пехотная дивизия.
От высоты 129,1, включая Городище, располагалась 100?я легкопехотная дивизия.
Эти четыре дивизии со средствами усиления занимали фронт протяжением около двадцати километров, но особой активности не проявляли. По-видимому, они были изрядно потрепаны в предыдущих боях, пополнялись и временно перешли к обороне.
Южнее, включая Городище, Александровку, больницу, на фронте протяжением около шести километров действовала ударная группа из трех пехотных дивизий: 295?й, 94?й и 71?й с большими средствами усиления и 24?й танковой. Направление ее удара – через Мамаев курган и центральный вокзал на центральную пристань.
На участке отметка 147,5, пригород Минина, Купоросное – на фронте протяжением шесть километров действовала южная ударная группа в составе трех дивизий: 29?й моторизованной, 14?й танковой немецких и 20?й румынской пехотной дивизии. Направление ее удара – прямо на восток, с задачей выйти на Волгу.
Ближайшие резервы противника, по сведениям разведки, находились в районе Гумрак (одна дивизия) и в районе Воропоново, Карповка, Мал. Россошка (две-три дивизии).
Вся группировка в составе девяти дивизий противника со средствами усиления и группа «Штахель», наступавшие против 62?й армии, поддерживались 4?м воздушным флотом, в котором было около тысячи действующих самолетов всех типов. Ближайшая задача всей этой мощной группировки немецко-фашистских войск была проста: взять город и выйти на Волгу, то есть пройти с боем 5-10 километров и сбросить нас в реку.
Количество дивизий и бригад, входивших в состав 62?й армии, не дает правильного и полного представления о численном составе и силе ее войск. Например, одна танковая бригада утром 14 сентября имела только один танк, две другие танковые бригады оказались вовсе без танков и вскоре были переправлены на левый берег на формирование. Сводный отряд из разных бригад и дивизий вечером 14 сентября имел в своем составе около двухсот штыков, то есть меньше одного штатного батальона; численность соседней с ним 244?й стрелковой дивизии не превышала 1500 человек, а штыков в дивизии было не больше одного штатного батальона; 42?я стрелковая бригада имела 666 человек, а штыков – не более двухсот; 35?я гвардейская дивизия полковника В. П. Дубянского на левом фланге – не более 250 штыков. Другие соединения и части были такого же состава. Танковый корпус под командованием генерала А. Ф. Попова в своих бригадах имел 40–50 танков, из которых процентов 30 были подбитые, использовались как огневые точки. Лишь одна дивизия полковника А. А. Сараева да три отдельные стрелковые бригады были укомплектованы более или менее нормально.
62?я армия не имела локтевой связи с соседями справа и слева. Наши фланги упирались в Волгу. Если немцы могли совершать в сутки от 1000 до 3000 самолето-вылетов, то наша авиация не могла нас поддержать так интенсивно и ответить им даже одной десятой самолето-вылетов.
Противник прочно удерживал превосходство в воздухе. Частично наша зенитная артиллерия была разбита врагом, частично отошла на левый берег Волги, откуда она могла прикрывать реку и узкую полосу вдоль правого берега. На правом берегу осталось незначительное число батарей. Правда, с 13 сентября в боях с авиацией противника участвовали 1079?й и 748?й зенитные полки, была создана артиллерийская группа полковника 3. И. Ершова. Но этого было недостаточно. Поэтому фашистские самолеты с рассвета и дотемна висели над городом, над нашими боевыми порядками и над Волгой.
Наблюдая за действиями вражеской авиации, мы заметили, что фашистские летчики не отличаются точностью бомбометания: они бомбят наш передний край только там, где есть широкие нейтральные полосы, то есть достаточное расстояние между нашими и вражескими передовыми позициями. Это натолкнуло нас на мысль: сократить нейтральные полосы до предела – до броска гранаты.
Но прежде всего надо было поднять боевой дух армии. И задачу эту необходимо было решить немедленно. Боевые потери, отходы, недостаток боеприпасов и продовольствия, трудности с пополнением людьми и техникой – все это отрицательно влияло на моральное состояние войск. У некоторых возникло желание уйти поскорее за Волгу, вырваться из пекла.
Партийные организации, политический отдел армии стремились поднять боевой дух воинов. Много сделали мои боевые помощники и друзья: дивизионный комиссар Гуров, генералы Крылов и Пожарский, полковник Витков, бригадный комиссар Васильев и другие. Командиры и политработники частей поняли, что за город мы будем драться до последнего человека, до последнего патрона.
2
Мы собрали Военный совет армии. Военный совет прежде всего наметил и провел ряд мероприятий, без которых невозможно было продолжать сражение.
1. Нам нужно было укрепить настроение среди личного состава в том, что отступать больше нельзя, некуда, что враг должен быть разбит. Бой за город, как за последний рубеж, должен быть беспощадным для противника, и мы, советские воины, по зову партии и по приказу народа должны отстоять его или умереть. Третьего пути у нас нет.
Эта задача, как первое мероприятие, была передана через командиров и политработников всему личному составу, партийным и комсомольским организациям.
2. Военный совет армии принял решение на больших предприятиях города создать из рабочих и служащих вооруженные отряды, которые могли бы совместно с войсками армии и даже без них оборонять эти фабрики и заводы. Мы дали им оружие и другое снаряжение наравне с войсками.
Рабочие и служащие ремонтировали и восстанавливали подбитую или вышедшую из строя технику под ударами бомб и снарядов.
Такие военизированные отряды, превращенные в роты и батальоны, конечно, создавались по согласованию и под руководством партийных, советских организаций.
3. Военный совет запретил какой-либо самовольный отход с занимаемых позиций без ведома командующего армией и начальника штаба.
4. Военный совет принял решение: командующему штабу армии оставаться на правом берегу, в Сталинграде и на левый берег или на острова ни в коем случае не уходить.
5. Эти решения Военного совета были доведены до каждого бойца, их обсуждали на партийных и комсомольских собраниях.
Вместе с тем, нам было необходимо заняться переформированием некоторых частей армии. В армии не было ни одного соединения, ни одной части, которые были бы укомплектованы личным составом или техникой хотя бы наполовину. Поэтому во время сентябрьских боев управления некоторых дивизий и бригад были выведены на левый берег Волги на формирование. Некоторые разрозненные части были объединены в новые соединения. Но это не было отходом на левый берег Волги – эти меры были продиктованы военной необходимостью.
К двум часам ночи 13 сентября Военный совет армии закончил разработку плана действий на ближайшие два-три дня.
– У вас когда-нибудь едят или так обходятся? – спросил я у Крылова.
– Да бывает, едим иной раз! – ответил за него Гуров. Наши адъютанты достали где-то хлеба, консервов и холодного чая. Перекусив, мы разошлись спать, каждый с одной и той же думой: «Что день грядущий нам готовит?»
Мы решили прежде всего защищать переправы от артиллерийского огня противника. Для этого надо было на правом и левом флангах перейти к жесткой обороне, а в центре частными атаками занять разъезд Разгуляевка и идущую от него на юго-запад железную дорогу до крутого поворота на Гумрак. Это позволило бы выпрямить фронт в центре и, опираясь на железнодорожную насыпь, как на противотанковую преграду, в дальнейшем занять Городище и Александровну. Для выполнения этой задачи предназначался танковый корпус, усиленный пехотными частями, при поддержке основной массой артиллерии армии. 13 сентября перегруппироваться, 14?го – атаковать, но противник опередил нас.
Рано утром нас разбудил интенсивный артиллерийский огонь противника и бомбежка.
В 6 часов 30 минут из района Разгуляевка фашисты перешли в наступление силами пехотной дивизии с 40–50 танками. Направление удара – через Авиагородок на Центральный вокзал и Мамаев курган.
На обоих флангах нашей армии противник ограничился сковывающими действиями, атакуя одним батальоном боевые порядки стрелковой бригады с севера на Орловку, а на левом крыле бросая отдельные батальоны на позиции одного нашего сводного полка.
В центре и на левом крыле армии сражение продолжалось весь день. Противник, вводя новые резервы, развивал наступление. Он буквально засыпал наши боевые порядки снарядами и минами. Его авиация висела над полем сражения.
С Мамаева кургана были хорошо видны и поле боя, и воздушные схватки. На наших глазах около десятка самолетов – наших и противника, – объятые пламенем, врезались в землю. Несмотря на упорное сопротивление советских наземных войск и авиации, противник благодаря своему численному превосходству брал верх.
Эти действия противника мы оценивали, как боевую разведку. Его наступление главными силами нужно было ожидать через день-два.
На наш командный пункт, находившийся на самой вершине Мамаева кургана, ливнем сыпались мины, снаряды и бомбы противника. Я работал в одном блиндаже с Крыловым и время от времени вместе с ним выходил к стереотрубе, чтобы наблюдать за ходом сражения. Несколько блиндажей было разбито, имелись потери и в личном составе штаба армии.
То и дело обрывались провода проволочной связи, радиоузел работал с большими и частыми перебоями. На восстановление связи были брошены все связисты. Даже дежурные телефонистки в нашем блиндаже то и дело оставляли телефоны и ползли искать и исправлять повреждения на линии. За весь день 13 сентября мне только один раз удалось поговорить с командующим фронтом. Я кратко доложил ему обстановку и просил в ближайшие сутки дать мне две-три свежие дивизии: отражать удары врага было нечем.
Несмотря на все усилия наших связистов, к 16 часам связь с войсками почти прекратилась.
Обстановка к этому времени сложилась малоутешительная. Хотя батальон противника, наступавший с севера на Орловку, был уничтожен 115?й стрелковой бригадой, в центре армии наши части, понеся потери, вынуждены были потесниться на восток, на западную опушку леса, западнее поселка Баррикады и поселка Красный Октябрь. Фашисты захватили высоту 126,3, Авиагородок и больницу. На левом крыле наш сводный полк оставил МТС восточнее станции Садовая. На остальных участках фронта отдельные атаки были отбиты, сожжено 16 танков противника.
До наступления темноты я должен был принять решение, выполнять ли план активной обороны, выработанный и принятый накануне, или, учитывая начавшееся наступление противника, перейти к более решительным действиям. Медлить было нельзя, потому что перегруппировку войск мы могли произвести только под покровом ночи: днем из-за налетов авиации противника сделать это было невозможно.
Мы решили контратаковать. Чтобы опередить противника, начало контратаки было назначено на раннее утро 14 сентября. Мы понимали, что возможности армии весьма ограничены и не могли выделить большие силы для контратаки, но были уверены, что и враг хорошо знает это и менее всего ожидает наших активных действий. Вспомнился суворовский принцип: «Удивить – значит победить». На быструю победу мы не рассчитывали, а удивить противника и перепутать ему карты могли. Нам было важно внезапной контратакой, хотя бы частично и временно, лишить его инициативы.
Приказ о контратаке был направлен в войска в 22 часа 30 минут. Он определял конкретные задачи каждой части.
38?я мотострелковая бригада с усиленной ротой мотострелков и приданным артдивизионом наступает в направлении поселка юго-восточнее Разгуляевки. Дивизия Сараева силами одного полка контратакует противника в направлении высоты 126,3, а затем высоты 144,3.
Сводный полк из разных частей армии с приданной танковой бригадой контратакует в направлении Авиагородка и высоты 153,7. Отдельная 42?я стрелковая бригада находится в готовности содействовать контратаке ударом в направлении больницы и высоты 153,7.
Всем частям, принимающим участие в контратаке, предписывалось взаимодействовать друг с другом, обеспечив между собой надежную связь.
Остальные части армии должны прочно удерживать занимаемые рубежи.
Контратаку будут поддерживать три истребительных противотанковых артиллерийских полка, три артиллерийских полка РГК и три полка гвардейских минометов («катюш»).
День, проведенный на Мамаевом кургане, показал, что управлять войсками с этого командного пункта невозможно. Беспрерывное нарушение связи из-за обстрелов вело к потере управления войсками. Решили перенести командный пункт армии в балку реки Царица. На Мамаевом кургане оставался армейский наблюдательный пункт. На переход командного пункта армии мы имели разрешение штаба фронта еще за два дня до этого.
Это были критические дни для войск 62?й армии и всех войск, оборонявших Сталинград. Контрудар, который нацеливался с севера еще в начале сентября (5-15 числа) войсками 1?й гвардейской, 24?й и 66?й армий на прорыв к Сталинграду, на соединение со сталинградцами, не осуществился. Новый контрудар смежными флангами 1?й гвардейской и 24?й армий из района Котлубань с этой же целью готовился только к 18 сентября. Силы 62?й армии были надломлены в предыдущих боях. Требовалось срочное усиление армии свежими дивизиями, чтобы остановить противника, не сдать город и вывести из него многие штабы частей и соединений, которые потеряли полностью боеспособность.
13 сентября 1942 года было началом периода самого кровопролитного, самого упорного сражения, которое вошло в историю как «оборона Сталинграда», длившаяся до 19 ноября, то есть до перехода советских войск в контрнаступление. Это оборонительное сражение для войск, оборонявших Сталинград, особенно для войск 62?й армии, было непрерывной смертельной схваткой, без оперативных пауз и без ночных затиший как с той, так и с другой стороны. Оборона 62?й армии не была ни на минуту пассивной, это была атакующая оборона, которая не давала передышки наступающему противнику.
На 13 сентября максимальное расстояние, отделяющее противника от реки Волги, было не более 10 километров, а сам город Сталинград, вытянувшись вдоль Волги на 35–40 километров, имел максимальную ширину около пяти километров. Чтобы захватить город Сталинград и главное – его заводскую, северную часть, противнику нужно было с боем пройти не более 10 километров. Но тут случилось то, чего никто не ожидал. Эти 10 километров фашистские войска не могли преодолеть, несмотря на то что Гитлер бросил в сражение за этот город свои лучшие силы, превосходящие обороняющие силы в несколько раз.
Весь мир с затаенным дыханием следил за этим сражением. Весь мир назвал Сталинградское сражение «чудом».
Вот краткие выдержки из американской и английской газет.
В номере от 27 сентября американская газета «Нью-Йорк геральд трибун» писала:
«В невообразимом хаосе бушующих пожаров, густого дыма, разрывающихся бомб, разрушенных зданий, мертвых тел защитники города отстаивали его со страстной решимостью не только умереть, если потребуется, не только обороняться, где нужно, но и наступать, где можно, не считаясь с жертвами для себя, своих друзей, своего города. Такие бои не поддаются стратегическому расчету: ведутся со жгучей ненавистью, со страстью, которой не знал Лондон даже в самые тяжелые дни германских воздушных налетов. Но именно такими боями выигрывают войну».
Английская газета «Рейнольдс ньюс» 29 сентября, касаясь обороны Сталинграда, отмечала: «Вторично на протяжении одного поколения Сталинград стал символом воли русского народа к жизни. 24 года назад реакционеры, старавшиеся уничтожить молодую Советскую республику, были сами уничтожены на берегах Волги. Сегодня еще худший деспотизм требует кровавых жертв на улицах города, который выдерживает самые грандиозные атаки в истории войн. Эпос Сталинграда будет жить вечно.
Героизм вооруженного русского народа, искусство русских командиров будут вызывать восхищение во всем свободном мире. Мы с полным основанием восхищаемся Сталинградом».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.