16. Львов

16. Львов

Главнокомандующим Юго-Западного фронта стал 63-летний генерал от артиллерии Николай Иудович Иванов. В молодости, будучи поручиком, он отличился в турецкой войне. Но с той поры утратил пыл, военными талантами не выделялся, его считали в большей степени хозяйственником, чем полководцем. Был близок к придворным кругам, стал крестным наследника престола Алексея. Отвратительно командовал корпусом в Маньчжурии, но 1905 г. сумел утихомирить мятеж в Кронштадте — не оружием, а увещеваниями. Перед войной он командовал Киевским округом.

Зато Иванову достался отличный начальник штаба — генерал от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев. Отец его был крепостным крестьянином, попал в солдаты и дослужился до штабс-капитана. Сам Михаил Васильевич поступил в Московское юнкерское училище, но не закончил его. Началась война с турками, и он ушел на фронт прапорщиком. Под Плевной был ординарцем у Скобелева (а у Скобелева сменилось несколько ординарцев, генерал посылал их с приказами в самое пекло). Алексеев был ранен, награжден орденом св. Георгия IV степени, но, не имея полного образования, 9 лет не мог дослужиться до ротного. Его трудолюбию мог позавидовать любой, он учился самостоятельно и поступил в Академию генштаба. Великолепно проявил себя, стал профессором военной истории. На японскую пошел генерал-квартирмейстером 3-й армии, был награжден несколькими орденами и Золотым оружием. Потом служил в генштабе и в Киевском округе, на маневрах понравился царю детальным разбором операции. Командовал 13-м корпусом — тем самым, который погубил Клюев.

Брусилов отмечал, что это был «человек очень умный, быстро схватывающий обстановку, отличный стратег». А профессор Академии генштаба Головин вспоминал: «Алексеев являлся выдающимся представителем нашего генерального штаба. Благодаря присущему ему глубокому уму, громадной трудоспособности и военным знаниям, приобретенным им самим в индивидуальном порядке, он был на голову выше других представителей русского генерального штаба». Алексеев был глубоко и искренне верующим. В трудной обстановке становился перед иконой на колени, молился долго и истово. Считал, что именно тогда к нему приходят правильные решения. Вот только характер у него был слишком мягким. Он не умел стукнуть кулаком по столу, «нажать». Не любил спорить, убеждать других в своей правоте. Поэтому старался избегать совещаний, всю работу предпочитал делать один. Но Иванов ему, собственно, и не мешал. Разработку Галицийской операции осуществлял Алексеев, он же руководил войсками, а Иванов лишь подписывал представленные документы.

Австрийская территория дугой вдавалась в русскую, и предусматривалось несколько концентрических ударов. С востока, на Украине, 3-я и 8-я армии наступали на Львов, С юга их прикрывал небольшой Днестровский отряд. Второй удар наносился с севера, из Польши. 5-я армия от Ковеля тоже нацеливалась на Львов, а 4-я располагалась западнее и наступала от Люблина и Холма — на Перемышль. В составе фронта должно было собраться 47 пехотных и 18,5 кавалерийских дивизий. Хотя к началу сражения имелось лишь 34,5 пехотных и 12,5 кавалерийских — около 650 тыс. бойцов. Остальные войска ожидались позже.

Но и австрийцы готовились наступать, опередить русских, разбить до того, как сосредоточатся все соединения. Силы врага превосходили, у него было 35 пехотных и 11 кавалерийских дивизий (около 750 тыс. штыков и сабель). По мере развития операции должны были подойти еще 250 тыс. Главный удар наносился на север, в Польше. Тут австрийцы создали двойной перевес, против наших 4-й и 5-й армий развертывались 1-я и 4-я австрийские, с левого фланга их прикрывали армейская группа Куммера и германский корпус Войрша. На восточном участке, в Галиции, превосходство было у русских. Против 3-й и 8-й наших армий выдвигались 3-я австрийская и армейская группа Кавеса. Предполагалось, что они измочалят русских в активной обороне и тоже перейдут в наступление.

Дух нашей армии перед сражением был высочайшим. Прекрасно было налажено снабжение. Пайку русского солдата мог позавидовать боец любой другой армии. На день полагалось 3 фунта хлеба, фунт мяса, полфунта сала (фунт — 400 г), 18 золотников сахара (77 г.). Плюс масло, крупа, овощи. Однажды командиру Каргопольского драгунского полка даже пришлось отдавать приказ — каждый нижний чин «обязан» съедать выданное продовольствие, «дабы иметь силы в предстоящей ему боевой работе».

Впрочем, стоит упомянуть и о других особенностях русской императорской армии. Пехотные и кавалерийские полки, кроме номеров, имели названия по городам. Это не означало места их дислокации. Название указывало на место рождения полка или было символическим. Но города «шефствовали» над «своими» полками, поддерживали связи, присылали подарки. Казачьи полки назывались по месту формирования, а номер означал очередность призыва. Скажем, 1-й Лабинский полк формировался в кубанском Лабинском округе и был кадровым, а 2-й Лабинский состоял из резервистов.

В войсках были очень сильны боевые традиции. Любой офицер и солдат знал историю своей части так детально, будто речь шла о собственных предках. Очень престижными были коллективные отличия, заслуженные полками за подвиги прошлых войн — это могли быть наградные знамена, добавка к названию, серебряные трубы, особые значки или отклонения формы одежды (скажем, Апшеронскому полку полагались красные отвороты на сапогах в память о том, что в битве при Кунерсдорфе полк выстоял «по колено в крови»). Такими отличиями гордились все солдаты части.

Галицийская операция

Очень высоко ставилось понятие офицерской чести. Но и понятию солдатской чести придавалось огромное значение. Устав гласил: «Солдат есть имя общее, знаменитое, имя солдата носит всякий военный служащий от генерала до последнего рядового». Важнейшую роль в армии играли унтер-офицеры. Это были профессионалы высочайшего уровня, костяк любого полка, «отцы родные» солдат — их непосредственные учителя и наставники. Армия воспитывалась в строгой духовности, священник в полку был далеко не последним лицом. Хотя при этом допускалась широкая веротерпимость — мусульманам, католикам, лютеранам, даже язычникам из народов Поволжья и Сибири разрешалось отправлять свои обряды, присягу каждый принимал по обычаям своей веры.

В подготовке пехоты важное значение все еще имел штыковой бой, учили ему основательно, существовало настоящее искусство фехтования на штыках. А конницу, соответственно, учили мастерски владеть шашками. Пулеметчики были «элитой» и даже в пехотных полках обижались, если их путали с пехотой — сами они причисляли себя к коннице. Пулеметы появились недавно, и расчет «максима» состоял не из 2 бойцов, как впоследствии, а из 9. Командир, наводчик, его помощник, дальномерщик-наблюдатель, подносчик патронов, пулеметная и патронная двуколки с ездовыми, двое верховых — разведчики и связные. Полковая пулеметная команда из 8 пулеметов, 80 человек и 16 легких повозок была сама по себе сильным и мобильным подразделением. А военным музыкантам приходилось не только играть марши — в боях на них возлагались обязанности санитаров и похоронной команды.

На Юго-Западном фронте сроки развертывания тоже получались разные, поэтому 8-я армия выступала 18 августа, 3-я — 19-го, а 4-я и 5-я — 23 августа. 8-й армией командовал Алексей Алексеевич Брусилов. В юности он был изрядным повесой, из Пажеского корпуса его отчислили за неуспеваемость, и экзамены пришлось сдавать экстерном. Драгунским поручиком отважно сражался в турецкой войне, заслужил 3 ордена. Со временем изжил недостатки молодости, закончил Офицерскую кавалерийскую школу. Командовал различными соединениями, дослужившись до чина генерала от кавалерии. У него было 3 неполных корпуса (139 тыс. штыков и шашек при 472 орудиях). Должен был догнать еще один, 24-й корпус, подойти и 3 казачьи дивизии с Кавказа.

Австрийцы попытались сорвать наступление упреждающим ударом. 17 августа их части вторглись на русскую территорию, захватили Каменец-Подольск, под угрозой артиллерийской бомбардировки потребовали от города уплатить большую контрибуцию. Обеспокоенный Иванов потребовал от Брусилова направить войска и выбить врага. Но Брусилов и Алексеев указали, что не надо разбрасывать силы — начнется операция, и австрийцы сами уйдут, чтобы их не отрезали от своих. На следующий день 8-я армия двинулась через р. Збруч, отбросила прикрывающую берег кавалерийскую дивизию противника. Приказ Брусилова гласил: «Поздравляю славные войска армии с переходом границы. Приказываю объяснить нижним чинам, что мы вступаем в Галицию, хотя и составную часть Австро-Венгрии, но это исконная русская земля, населенная, главным образом, русским же народом, для освобождения которого война ведется…»

Его предположения вполне оправдались. Едва узнав о форсировании Збруча, австрийцы сразу убрались из Каменец-Подольска, а контрибуцию вернули до копейки — ведь русские на их земле могли ответить тем же. Генерал фон Конрад рассчитывал, что Юго-Западный фронт сможет завершить мобилизацию только недели через две, и наступление стало для врага полной неожиданностью. С Балканского фронта спешно повернули в Галицию 2-ю армию. А навстречу Брусилову, чтобы задержать его на рубеже р. Серет, выслали 3 кавалерийских дивизии и несколько пехотных бригад. Но конница, продвигающаяся в авангарде 8-й армии, обнаружила врага и опрокинула одной атакой. Кого порубили, кого обратили в бегство и взяли г. Тарнополь.

Справа от Брусилова вступила в бой 3-я армия. Командовал ею генерал от инфантерии Николай Владимирович Рузский. Он успел повоевать на турецкой и японской, но славился в основном как теоретик, был одним из авторов новых уставов и наставлений. Войск у него было побольше, чем у Брусилова — 4 корпуса (215 тыс. человек и 685 орудий). Кавалерия Рузского с налета взяла приграничные города Лешнюв, Станиславчик, Броды. С ней схлестнулась венгерская конница, потеснила во встречных боях. Русских было приказано остановить на р. Стырь. Подтянулась австрийская пехота, бросилась в контратаки. Но казачьи батареи встретили их шрапнелью, наши командиры умело разместили пулеметы, поливавшие неприятеля фланговым огнем. Атаки захлебнулись. А русская 11-я кавдивизия форсировала Стырь в стороночке, южнее, вышла в тыл противнику и заставила его бежать. 3-я армия устремилась на Злочев и Каменку-Струмилово.

На северном участке дело пошло далеко не так гладко. Вот здесь-то австрийцы сумели использовать задержку в сосредоточении русских, как следует изготовились. Они первыми перешли границу, навстречу 4-й армии Зальца (3 корпуса — 109 тыс. бойцов при 426 орудиях) выдвинулась 1-я австрийская армия (228 тыс. человек и 468 орудий). Поблизости расположились группа Куммера (2 корпуса), германский корпус Войрша. 23 августа войска Зальца двинулись в южном направлении. Казалось, побеждали. Но перед ними находились лишь мелкие отряды и преднамеренно отступали. Австрийцы обманули Зальца, их группировка поджидала западнее. Когда русские подставили ей правый фланг, она нанесла мощный удар. Смяла боковое охранение и обрушилась на 14-й корпус. В жестоком сражении под Красником его разбили, он покатился прочь. В боевых порядках 4-й армии образовалась брешь в 25 км.

Австрийцы кинули в нее пехотный корпус и 3 кавдивизии. Нацеливались выйти в тылы Зальца, захватить г. Люблин с проходящей там железной дорогой, отрезать наши корпуса от коммуникаций. Неприятельское командование наметило и второй обход, более глубокий, от Кракова на Люблин заходила группа Куммера. 4-я армия смогла спастись только быстрым отступлением. Зальца за грубые ошибки сместили, на его место назначили 57-летнего Алексея Ермолаевича Эверта. В Маньчжурии он был начальником штаба у Куропаткина, командовал Иркутским округом, был наказным атаманом Забайкальского Казачьего Войска. Он был знаменит крайним педантизмом — например, перед началом операции высчитывал необходимое количество снарядов даже не до сотен а до единиц. В ситуации с 4-й армией его аккуратность и деловитость пришлись очень кстати. Эверт сумел восстановить управление войсками, наладить их боепитание. К армии прибывали новые соединения, не успевшие к началу наступления. 27 августа она заняла позиции южнее Люблина и все попытки австрийцев прорвать оборону успеха не имели. Атаковали, силились обойти, но ничего не получилось, напор сдержали.

Из-за 4-й армии попала в тяжелое положение и соседняя, 5-я. Ее возглавлял 64-летний генерал от кавалерии Павел Адамович Плеве. Это был удивительно скромный человек, но волевой, энергичный — и талантливый военачальник. Молодым офицером участвовал в турецкой войне, служил в строевых частях и штабах, а перед войной командовал Московским округом. У него было 4 корпуса (147 тыс. человек и 456 орудий), а ловушку ему готовила 4-я австрийская армия (250 тыс. человек и 462 орудия). На его участке местность была очень удобной для засад — леса, поймы рек. Противник расположился скрытно, разведка крупных сил не обнаружила.

5-я армия наступала слева от 4-й. Когда на войска Зальца напали австрийцы, Плеве получил приказ помочь ему. Повернул свои соединения, пошел на запад, и тут же, на марше, получил фланговый удар. Одна австрийская группировка вклинилась в стык между 4-й и 5-й армиями, чтобы не дать им соединиться, другая навалилась на арьергард Плеве, 35-ю пехотную и 7-ю кавалерийскую дивизии, отшвырнула их и прорвалась в русские тылы. Противник стал обтекать армию с двух сторон. Замышлялся такой же сценарий, как у Самсонова — оттеснить фланговые корпуса и окружить два центральных. Но здесь врагу противостояли другие начальники, и события развивались иначе.

26 августа австрийцы добились успеха на правом крыле 5-й армии, заставили отступить фланговый 25-й корпус, а 19-й попал в кольцо. Но Плеве произвел быстрый маневр — в тыл к неприятелям, окружавшим 19-й корпус, он вывел свой 5-й корпус. На врага понеслись в атаку сразу две донских казачьих дивизии, 1-я и 5-я. На пути лавины из 8 тыс. казаков оказалась 15-я австрийская дивизия. Ее почти полностью уничтожили, кольцо разомкнули. Но силы русских оказались стянуты к правому крылу, а 28 августа противник прорвался на левом, снова обходил. Плеве приказал отступить. Огрызаясь огнем и контратаками, 5-я армия отошла к г. Холму и сомкнулась в обороне с 4-й.

А между тем, австрийцам уже припекало на другом участке, в Галиции. Армии Рузского и Брусилова продвигались все глубже, приближались к Львову. Тылы северной неприятельской группировки, наступавшей на Люблин и Холм, тоже оказались под угрозой. Австрийское командование занервничало, принялось перетасовывать свои соединения. Против Плеве оставили лишь 2 корпуса и кавалерию, натиск на его части сразу ослабел. Другие 2 корпуса враг спешно выводил из боя и перебрасывал под Львов. Сюда начали прибывать и эшелоны 2-й австрийской армии из Сербии.

Львов, по сути, был крепостью, его окружали сильные форты. Брать его планировалось совместными силами двух армия, Брусилов с юга, Рузский с севера и востока. Но наше командование не знало, что крепость перед войной была упразднена, орудия с фортов сняты. Австрийцы рассчитывали отстоять Львов в полевом сражении на подступах к нему. Главный рубеж обороны готовили по притоку Днестра Гнилая Липа и по Бугу — от близко примыкает к верховьям Гнилой Липы, образуя с ней как бы одну линию. Чтобы получше оборудовать позиции неприятель решил задержать 8-ю армию чуть раньше, на р. Коропец. Бросил в атаку 2 дивизии. Задержать не получилось. 8-й корпус Радко-Дмитриева и 12-й Леша опрокинули врага во встречном бою и обратили в бегство. Захватили всю артиллерию, много пленных.

Но в это время армия Рузского натолкнулась на основную линию неприятельских позиций. А австрийцы хорошо умели их строить. Добросовестно окапывались, каждый солдат еще и носил в ранце 5–6 м колючей проволоки, чтобы быстро поставить заграждения. Русских остановили сильным огнем. Мало того, посыпались контратаки. Левофланговый 10-й корпус отбросили назад. Центральные, 9-й и 11-й удержались, но вынуждены были перейти к обороне. А на правом фланге 21-й корпус и 11-я кавдивизия завязали ожесточенные бои за г. Каменка-Струмилово. Противник наседал отчаянно, атака следовала за атакой. Несколько раз венгерская кавалерия прорывала боевые порядки, добиралась до русских батарей и начинала рубить прислугу. Но в бой бросались резервы, и прорвавшиеся сами гибли под русской шашками.

Иванов приказал Брусилову помочь соседям. Но Брусилов узнал от своих летчиков и о том, что значительные силы противника сосредоточены прямо перед ним, на Гнилой Липе. Он послал распоряжение 24-му корпусу Цурикова, догонявшему армию — ускорить движение и прикрыть южный фланг со стороны Галича. А остальным войскам поставил задачу совершить сложный фланговый маневр на север — сдвинуться вправо и примкнуть к 3-й армии. Сделать это требовалось быстро и ночью, а уже утром атаковать врага, 8-му и 12-му корпусам нажать в лоб, но Гнилую Липу не переходить. А 7-му, на правом фланге, форсировать ее, прорвать австрийские позиции и стараться обойти противостоящую группировку, чтобы не отступила в Львов и не укрылась в его фортах.

29 августа по берегам Гнилой Липы и Буга закипело общее сражение. Местность тут была крайне неудобной для наступления — кругом болота, речушки, а все мосты и гати простреливались. Особенно тяжело пришлось 8-му корпусу Радко-Дмитриева. 24-й, который должен был прикрыть его слева, все еще отставал. Этим воспользовались вражеские части, засевшие в г. Галиче. Совершили вылазку и стали прорываться в русский тыл. Радко-Дмитриев приказал своим дивизиям загнуть левый фланг, отбивал жестокие атаки с двух сторон. Но командир 24-го Цуриков догадался выслать вперед одну бригаду, она спешила ускоренными маршами, без привалов, и все-таки подоспела, с ходу вступила в бой и оттянула на себя части галичского гарнизона.

Тяжко было и 7-му корпусу на стыке с 3-й армией. Ему предстояло расчленить боевые порядки австрийцев, он нес в атаках большие потери, но продвигался еле-еле. По сотням, по десяткам метров буквально вгрызался в оборону врага. Лишь через 2 дня он пробился к Гнилой Липе и стал переправляться через нее. Но когда его соединения перешли через реку, возник разрыв между ними и 12-м корпусом. Противник это сразу заметил и бросил в брешь значительные силы — отрезать 7-й корпус от своих. Спасла положение 12-я кавалерийская дивизия Алексея Максимовича Каледина. Этот генерал, донской казак из Усть-Хоперской станицы, проявил себя решительным и умелым начальником. Сам, без приказа свыше, выдвинул полки наперерез прорвавшимся австрийцам. Спешенная конница залегла, развернулись дивизионные батареи. Раз за разом накатывались цепи неприятеля, их встречали огнем. Доходило до рукопашных. На некоторых участках отряды противника пробивались в русские тылы. На них Каледин бросал резервные эскадроны, врага давили и отбрасывали конными контратаками и продержались, пока подошла подмога, бригада пехоты.

Но уже сказывался прорыв 7-го корпуса. Он все глубже проникал в расположение австрийцев, и 1 сентября неприятель дрогнул, начал пятиться назад. Брусилов, угадав этот момент, приказал всем остальным войскам «наподдать». Его корпуса с новой силой навалились на противников, и они не выдержали. Отступление принимало все более беспорядочный характер, наши части по всему фронту форсировали Гнилую Липу и устремилась в преследование, захватывали пленных, пушки, обозы. А левофланговый 24-й корпус подступил к Галичу. Город был сильно укреплен, ощетинился тяжелыми орудиями. Но гарнизон, причинивший столько неприятностей своей вылазкой, растрепали в полевых боях. Когда рухнула оборона по Гнилой Липе, защитники Галича запаниковали, и его взяли одной атакой.

Левее Брусилова наступал Днестровский отряд Певлова из 2-й сводной казачьей дивизии и пехотной бригады. 2 сентября он с ходу захватил г. Станислав (Ивано-Франковск), и казаки ринулись в рейд по тылам противника на Калуш и Стрый. Австрийцы стали отступать и перед правым соседом Брусилова, 3-й армией, она двинулась к Львову. Авиаразведка доложила, что к Львовскому вокзалу стягивается масса войск, и набитые поезда отходят один за другим. Позже выяснилось, что прорыв 8-й армии оказался очень опасным для врага. Австрийское командование испугалось, что русские захватят железнодорожный узел и отрежут их войскам пути отхода, поэтому решило оставить Львов.

Для нашего командования это было неожиданным. 3 сентября Брусилов со штабными офицерами ехал к Рузскому на совещание. Одна из машин, в которой находились полковники Гейден и Яхонтов, отстала и сбилась с дороги. Офицеры увидели, что от Львова идут крестьяне, местные русины (так называли западных украинцев). Поинтересовались: «А что, много там войска?» Им ответили: «Нема никого, все утекли». Гейден и Яхонтов сперва не поверили, но заинтересовались. Уж очень соблазнительной показалась возможность блеснуть с истинным офицерским шиком. Поехали в Львов. У предместий обогнали свои передовые части и направились к центру города. Солдат противника и впрямь не было. Полковники не отказали себе в удовольствии позавтракать в лучшей гостинице Жоржа, купили знаменитых львовских конфет и поехали обратно — докладывать.

С юга в город вступила дивизия Каледина, с севера части 3-й армии — 9-й корпус Щербачева. Его полки стали занимать пустые форты, и Рузский, узнав об этом, был очень озадачен. Приказал Щербачеву соблюдать сугубую осторожность: не приготовил ли враг какой-нибудь ловушки? Но ловушек не обнаружилось. Сражение было выиграно. Рузский за эту победу был произведен в генерал-адъютанты, его и Иванова наградили орденом Св. Георгия III степени, Брусилова — IV степени.

Из тюрем и лагерей в Галиции были освобождены десятки тысяч интернированных русских и местных жителей, арестованных за «русофильство» (часто всего лишь за неосторожное слово). Встречали наших воинов по-разному. Русины — с искренней радостью. Они в большинстве православными и даже говорили тогда на другом языке. Офицеры с удивлением отмечали, что язык русин гораздо ближе к великорусскому, чем украинский (что не удивительно — в Поднепровье славяне смешивались с тюркскими народами, а в Прикарпатье сохранялось наречие Киевской Руси). Простые галичане воспринимали приход русских как «своих». Дружески были настроены и поляки. А враждебную позицию заняли униатская церковь, немцы, евреи. Но стрельбы в спину и перерезания телефонных проводов, как в Пруссии, здесь не было — не осмеливались.

Русские власти отнеслись лояльно ко всем категориям населения. Была создана гражданская администрация во главе с генерал-губернатором Галиции графом Бобринским, взялась за налаживание нормальной жизни края. Никаких контрибуций на взятые города не накладывалось, репрессий не было. Свободно дозволялось униатское и иудейское богослужение. Запрещались лишь антироссийские акции и призывы к ним. А для поляков великий князь Николай Николаевич издал воззвание, обещал после войны объединить русскую, австрийскую и германскую части Польши и предоставить ей автономию, поляки это восприняли с восторгом.

Первые сражения преподнесли и неприятные сюрпризы. По сравнению с прошлыми войнами, оружие значительно усовершенствовалось, и потери оказались гораздо больше, чем можно было ожидать. Медицинские структуры не справлялись с наплывом раненых. Военное ведомство и Красный Крест действовали не согласованно между собой. Тысячи раненых копились в лазаретах и на станциях — наспех перевязанные, без подстилок, на голой земле. Тревожные доклады об этом безобразии посыпались из всех армий, корпусов. Верховный Главнокомандующий тотчас предпринял решительные меры. Начальник санитарно-эвакуационной части Евдокимов, не отреагировавший вовремя на сигналы, был снят. На его место назначили принца Александра Петровича Ольденбургского, предоставив ему диктаторские права по отношению к любым, военным и гражданским службам. Он энергично взялся наводить порядок.

К помощи раненым подключились императрица Александра Федоровна, члены царствующей фамилии, на свои средства снаряжали санитарные поезда, создавали госпитали. А в Москве был создан Всероссийский Земский Союз помощи больным и раненым — на эти цели земцы собрали 600 тыс. руб. Набирали медперсонал, оборудовали дополнительные медицинские учреждения, транспорт. Для тех же задач возник Всероссийский Союз Городов, обе организации объединились в Союз Земств и Городов (Земгор) под председательством князя Г. Е. Львова. Царь с благодарностью принял инициативу общественности. Министерство внутренних дел предписало губернаторам оказывать содействие работе Земгору, он начал создавать фронтовые и губернские комитеты. Ситуация с пострадавшими воинами быстро выправилась.

Бои выявили и серьезное преимущество врага в тяжелой артиллерии. Но в России крупнокалиберные орудия не производились, их закупали за границей. Чтобы срочно подкрепить войска, стали снимать и отправлять на фронт орудия береговой обороны калибра 152 и 254 мм. Кроме того, нехватку крупных калибров придумали компенсировать, применять массированно обычные полевые орудия. В русской армии впервые начали формировать артиллерийские бригады, мощные соединения из 8 батарей по 8 орудий.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.