Глава 4 «Исход решит последний батальон»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 4

«Исход решит последний батальон»

Рано утром 30 сентября 1941 года 2-я танковая группа, а 2 октября 3-я и 4-я танковые группы группы армий «Центр» фельдмаршала фон Бока нанесли ужасной силы удары по оборонительным позициям советских армий, прикрывавших подступы к Москве. С ревом и скрежетом, прорвав фронт, бесконечные колонны германской техники двинулись через суровую сельскую местность на фронте более чем в 600 км. Погода была превосходной, солнце сияло с золотой бледностью русской осени. Германские Stukas[61] и низколетящие бомбардировщики проносились впереди наступающих колонн, бомбя русских защитников и обнаруживая сосредоточения войск, местонахождение аэродромов, позиций в селах и городах. Каждый германский солдат и летчик в земной и воздушной армаде группы армий «Центр» знал, что ожидалось. Москву нужно было взять, пока сохранялась хорошая погода.

Каждый немец также знал, что задача не будет простой. Русские проявили куда больше желания сражаться, чем войска стран Западной и Юго-Восточной Европы во время прошлых блицкригов. Кроме того, на протяжении недель с конца августа, когда Гитлер приказал перейти к обороне на центральном участке Восточного фронта, русские перебросили много войск на фронт между Смоленском и Москвой и возвели внушительные оборонительные позиции[62]. Когда наступление фон Бока началось, группа армий «Центр» столкнулась с 16, 19, 20, 22, 29 и 30-й армиями Западного фронта, 31, 32, 33 и 49-й армиями Резервного фронта, 3, 13, 50-й армиями и оперативной группой Ермакова Брянского фронта. Их объединенная сила была больше, чем войска фон Бока, возможно, больше в два раза[63].

Готовясь к отражению нового наступления немцев, русские прибегли к любым мыслимым средствам, к любым мыслимым методам обороны, известным в современном ведении войны. На путях, возможных для проведения германских танковых атак, они поставили танки и артиллерию, так что стволы лишь немного возвышались над поверхностью земли. На путях германской техники они заложили многие тысячи мин, большинство из которых были кустарными и самодельными, но эффективными. Для защиты от германской пехоты они разбросали многие тысячи противопехотных мин, которые взрывались, убивая или калеча, при соприкосновении с человеческой ногой1. На протяжении дорог, ведущих в Москву, и в городах и деревнях, русские установили баррикады из мешков с песком, бревен и грубой колючей проволоки. Это делали русские солдаты и, часто, гражданские лица, которые знали, что наказание за дезертирство – смерть2.

И теперь, когда наступление фон Бока началось, раздались миллионы взрывов. В некоторых случаях фанатичные защитники обвязывались взрывчаткой и бросались под наступающие германские танки. В других случаях они привязывали взрывчатку к спинам несчастных собак, которые были обучены по команде делать бросок под гусеницы ближайшего танка. На всем фронте русские выкатывали свои новые установленные на автомобилях ракетные установки (гвардейские минометы), которые оказались одним из самых смертоносных видов артиллерии за Вторую мировую войну[64]. Эти установки давали залп реактивными снарядами калибром 132 мм или 82 мм (позже, в 1942 году, появились и 300-мм снаряды) в ускоренном темпе. Солдаты фон Бока быстро стали называть это оружие «сталинский орган»3.

Первые дни октября 1941 года прошли в самых тяжелых боях за всю Вторую мировую войну. Но несмотря на отчаянную оборону русских, стало ясно, что мощь и свирепость атаки фон Бока застала русских врасплох, как случилось тремя с половиной месяцами ранее, когда началось вторжение. Поражает та быстрота, с которой фон Боку удалось сосредоточить силы и развернуть наступление. Это, в свою очередь, было сделано во многом благодаря требовательности фельдмаршала. С середины сентября фон Бок в устных и письменных приказах и во время инспекционных поездок в подчиненные ему армии и танковые группы, корпуса и дивизии придавал особое значение тому, чтобы скорость и внезапность были основными элементами нового наступления. Кроме того, фон Бок был озабочен проблемами личного состава, углубившись в решение невероятно сложной ситуации с продовольствием, с которой столкнулась группа армий «Центр»[65]. Он приступил к обновлению систем доставки снабжения и транспорта. Штабные офицеры фон Бока подсчитали, что, когда начнется наступление, группа армий «Центр» будет ежедневно потреблять тысячи тонн продовольствия и 1500 тонн горючего4. Чтобы убедиться, что такое колоссальное количество снабжения будет поступать, фон Бок часто совещался с Верховным главнокомандующим сухопутными войсками фон Браухичем, с начальником Генерального штаба генерал-полковником Гальдером и генерал-квартирмейстером германской армии генерал-полковником Эдуардом Вагнером.

На южном участке фронта группы армий «Центр», пополненная 2-я танковая группа (с 5 октября 2-я танковая армия) Гудериана атаковала в северо-восточном направлении, ударив по двум важным железнодорожным и автодорожным узлам и промышленным центрам, Орлу и Брянску. На протяжении конца августа и почти всего сентября танки 2-й танковой группы Гудериана сыграли наряду с танковыми соединениями 1-й танковой группы фон Клейста главную роль в боях по окружению и уничтожению русских вооруженных сил в районе Киева. В конце сентября, когда фон Бок отдал приказ Гудериану окружить Москву с юга, тот осуществил трудную задачу по реорганизации и пополнению своих понесших потери дивизий. Ему предстояло в ходе наступления проделать довольно длинный путь. Гудериан решительно возразил против решения фон Бока атаковать 30 сентября, утверждая, что в его 2-ю танковую группу поступило пока только 50 из 300 новых танков и около половины из запрошенного количества топлива, и он не мог быть готовым начать наступление к этой дате. Но фон Бок был непоколебим, и в надлежащее время Гудериан бросил свои танки в бой утром 30 сентября5.

Поворот на север значил подставление правого фланга Гудериана под удар плохо организованных, но упорно сражающихся русских войск в секторе Орел – Курск. Также он значил расширение бреши между правым флангом Гудериана и самыми северными соединениями 6-й армии группы армий «Юг» Рундштедта. Развитие наступления интересовало фон Бока куда больше, чем жалобы Гудериана на нехватку танков. Это обстоятельство долго оставалось предметом жарких споров между ним и Главным командованием сухопутных войск. На протяжении всей Русской кампании фон Бок всегда утверждал – наверное, вполне справедливо, – что для группы армий «Юг» было огромной тактической ошибкой наступать на широкие просторы Советской Украины и Донбасса, оставляя русским войскам возможность сконцентрироваться в районе Орел-Дмитровск-Орловский – Курск – Белгород. Тем самым под удар подставлялись и правый фланг группы армий «Центр», и северный фланг группы армий «Юг». Но протесты фон Бока не были приняты. Так что теперь он считал, что с наступлением ключевой даты альтернатив осталось крайне мало и что подставление правого фланга Гудериана под возможный контудар было просто еще одним риском, на который пришлось идти.

1 октября 24-й моторизованный корпус 2-й танковой группы Гудериана под командованием генерала Гейра фон Швеппенбурга прорвал русскую оборону у Севска и быстро пронесся по шоссе до Орла6. В тот же день 4-я танковая группа Гёппнера, которая была переведена под командование фон Бока из группы армий «Север», форсировала реку Десну в центральном секторе фронта группы армий «Центр» и вышла на оперативный простор в русском тылу. Промежуточной целью Гёппнера был захват Калуги, крупного города в 154 км по шоссе к юго-западу от Москвы, и окружение русских войск, которые, как было известно, были сосредоточены у Вязьмы7.

Дальше к северу 3-я танковая группа Гота и ее испытанные в бою ветераны предыдущих впечатляющих успехов у Минска и Смоленска совершили 2 октября такой же прорыв. Основные силы Гота начали обходить с севера советскую группировку западнее Вязьмы, чтобы в дальнейшем ударить на Калинин8.

Утром 2 октября перешли в наступление и многочисленные пехотные дивизии 2, 4 и 9-й полевых армий. На немецкой пехоте лежала тяжелая задача поддерживать наступление танков. По всему фронту солдаты преодолевали упорное сопротивление советских войск. Бои были интенсивными и жестокими. И пока фон Бок изучал карты и ждал донесений о развитии наступления, далеко на востоке от его штаба происходили тысячи и тысячи кровавых драм. Вот один из примеров.

В лесистой местности в нескольких километрах от Ярцево, в секторе фронта 4-й армии, лейтенант Хайнц Отто Краузе, командир роты 456-го гренадерского полка 256-й пехотной дивизии тихо стоял среди своих людей. Ровно в 5:40 2 октября Краузе взглянул на часы и тихим и четким тоном заговорил:

«Начало атаки через пять минут. Перед нами силы противника в лесу. Двинемся десятью отдельными группами с переносчиками боеприпасов и пулеметчиками посередине. Как только русские откроют огонь, каждый начнет вести огонь на бегу от бедра. В случае если я выйду из строя, командование примет лейтенант Вальтер фон Крюгер. Если погибнет Крюгер, командование примет унтер-офицер Бергманн. Если и Бергманн не сможет командовать, атаку нужно будет остановить, и каждый должен будет вернуться на изначальную позицию, чтобы ожидать новых приказов. Я повторяю прежние указания: строго запрещено оказывать помощь раненым или переносить убитых. Такие попытки будут караться, как и раньше, расстрелом без промедления. А теперь удачи, попытаем счастья с иваном».

В 5:45 люди Краузе, тяжело нагруженные оружием и боеприпасами, начали пересекать лес. Когда они продвинулись примерно на триста метров, затаившиеся русские неожиданно открыли огонь. Казалось, их винтовки и пулеметы стреляли из-за каждого дерева, из-под каждого колючего куста. Осколки рвущихся ручных гранат разлетались между продвигавшимися германцами.

«Fertigmahen zum Sturm!»[66] – завопил Краузе. И каждый побежал вперед на полной скорости, стреляя и крича на бегу. Через несколько минут германские и русские солдаты сошлись в смертельной рукопашной схватке. Пули, приклады винтовок, ручные гранаты, штыки, ножи, даже кулаки были оружием отчаянно сражавшихся людей. Кто-то тихо опускался на землю, будто пораженный какой-то ужасной, невидимой силой. Кто-то шатался и заваливался, хрипя от боли. Один молодой германский солдат привалился к дереву, не желая падать, но и не имея сил стоять. Он потерял каску и оружие, часть его мундира была оборвана. Кровь стекала по его светлым волосам; не веря, он уставился на обрубок, оставшийся от его правой руки.

Русские, так же внезапно, как открыли огонь, прекратили сражаться и начали отступать в направлении Ярцево, немцы с криком наступали им на пятки, стреляя так быстро, как только могли, перезаряжая оружие. В течение четверти часа некоторые из людей Краузе достигли восточного края леса. Они установили тяжелые пулеметы и начали обстреливать поле перед Ярцево, находящегося не больше чем в полутора километрах. Краузе достал сигнальный пистолет и выпустил вверх зеленую ракету.

Крюгер и еще 37 человек из 120 начавших атаку пропали где-то в лесу. Краузе и Бергманн, запыхавшиеся и вымотанные, с запачканными лицами, в изодранных в клочья мундирах, сели под березой и стали смотреть, как пули пробивают деревянные дома в Ярцево, поджигая их, хотя многие дома и так уже горели после бомбардировки пикирующих бомбардировщиков.

Краузе приказал, чтобы его людям раздали по дополнительной порции шнапса. Из кармана он достал фляжку, сделал несколько больших глотков и передал ее Бергманну.

«Ну, Бергманн, – наконец заговорил Краузе, – иван силен, но, если нам будет сопутствовать удача, Адольф скоро будет стоять на кремлевской стене с рукой, поднятой над Красной площадью».

«Да, господин лейтенант, и я смею предположить, что старый Федди фон Бок будет стоять там рядом с ним. По слухам, он мечтает посмотреть на Красную площадь сверху вниз даже больше, чем Адольф!»9

Вполне возможно, что фон Бок никогда не слышал ни об этом, ни о бесчисленных тысячах других подобных высказываний, которые делали о нем его солдаты.

В полдень того же дня в группу армий «Центр» поступил приказ по войскам, подписанный Адольфом Гитлером. «Солдаты Восточного фронта! За последние три с половиной месяца было сделано все возможное, чтобы приготовиться к этому последнему мощному удару, который до наступления зимы сокрушит противника… Сегодня начинается последняя решительная битва этого года!»10

Поздним вечером в своем штабе фельдмаршал фон Бок записал в дневнике: «Наступление проходит согласно плану по всему фронту группы армий. На самом деле мои войска продвигаются так быстро, что мне интересно, попробуют ли русские использовать свои старые трюки или массово отступят»11. Потом фон Бок приказал Кессельрингу усилить воздушную разведку на обширных подступах к Москве. Тем же вечером Гальдер также оставил в своем дневнике запись: «Группа армий «Центр». Главные силы группы армий перешли в наступление («Тайфун») и успешно продвигаются»12.

На протяжении первых дней октября операция «Тайфун» полностью оправдала свое название. Хотя фон Бок и лично наблюдал за планированием и подготовкой этой «последней решающей битвы года», он не принимал участия в выборе кодового названия атаки. Выбор сделал лично Гитлер. С присущей ему склонностью к драматизму и сенсационности фюрер знал, что это название произведет психологический подъем как среди испытанных в боях ветеранов группы армий «Центр», так и среди военнослужащих, еще не испытавших потрясение от безжалостной Русской кампании, которых перебросили сюда из Франции, с Балканского полуострова, даже из Норвегии, чтобы возместить потери фон Бока. Фон Бок вспоминал личный разговор с Гитлером десятью месяцами ранее, в декабре 1940 года. Пока фельдмаршал был прикован к постели во время одного из визитов Гитлера, он выразил глубокую уверенность в том, что русские будут отчаянно сражаться за свою столицу. Но Гитлер нетерпеливо отверг такую уверенность фон Бока. «Они будут думать, что их смел ураган!» – такими были слова Гитлера13.

В своем штабе 2 октября, читая первые донесения о продвижении войск своей группы армий «Центр», фон Бок размышлял над тем, что тайфун и ураган являются разными силами, но и тайфун может произвести такой же разрушающий опустошительный эффект, как и ураган – если он ударит в нужных местах.

3 октября в Берлине Гитлер обратился к рейхстагу. В речи, продолжавшейся более двух часов и сопровождавшейся частыми аплодисментами и выкриками «Хайль!», он детально подсчитал успехи германского оружия, которые были достигнуты в войне с Советским Союзом начиная с 22 июня 1941 года. Значительная часть европейской части СССР, почти 100 миллионов людей и более семидесяти процентов русских индустриальных и коммуникационных центров, как утверждал Гитлер[67], были теперь под контролем Германии. В завершение он сделал заявление, которое оказалось довольно большим преувеличением: «Сорок восемь часов назад началась битва огромнейших масштабов! Противник сломлен и никогда больше не восстанет!» Через германское радио эти слова были переданы по всему миру14.

3 октября танки Гудериана ворвались в Орел, откуда хорошая дорога вела в Москву, находившуюся в 380 км по шоссе. Германские танки так внезапно для русских появились в городе, что по улицам еще разъезжали трамваи. Русские планировали эвакуировать из Орла оборудование заводов, но у них не хватило на это времени. «По улицам, начиная от фабрик и заводов и до самой железнодорожной станции, повсюду лежали станки и бесчисленные ящики с заводским оборудованием и сырьем», – писал Гудериан15.

В то же время другая мощная танковая колонна 2-й танковой группы (с 5 октября армии) Гудериана, 48-й корпус Лемельзена, приближалась к Карачеву. По получении этих новостей фон Бок приказал Гудериану наступать на Тулу16. Тем не менее в течение двух часов фон Бок начал испытывать первые признаки разочарования в новом наступлении. Главное командование сухопутных войск отменило его приказ Гудериану, приказав бросить большие танковые силы на Брянск, где в соединении с немецкими войсками 2-й армии, продвигающимися с запада, должно было быть организовано большое окружение русских войск. Теперь фон Бок должен был принять жизненно важное решение. Тула была важным индустриальным и железнодорожным центром; ее падение привело бы к наиболее ощутимому удару по русской обороне к югу от Москвы17.

С другой стороны, перспектива уничтожения большой группировки русских войск в районе Брянска была также заманчива. Она обещала тот же успех, не менее впечатляющий, чем те, которыми характеризовалась кампания группы армий «Центр» в первые недели вторжения. Более того, донесения, направленные в штаб фон Бока, показывали возможность организации другого большого окружения к западу от Вязьмы. Танки Гота и Гёпнера прорвались далеко в глубь русской территории, образуя с севера и юга кольцо окружения вокруг русской группировки между Ярцево и Вязьмой.

После долгих размышлений фон Бок решил, что окружения у Брянска и Вязьмы должны быть замкнуты, а запертые в них русские войска – уничтожены. Тогда фон Бок связался по телефону с Гудерианом и приказал ему направить необходимые танковые силы в северном направлении к Брянску. В то же время Гудериан должен был попытаться захватить Мценск и Болхов, два небольших города, расположенных в 50 км к северо-востоку и 56 км к северу от Орла соответственно. Такие же приказы в отношении Вязьмы он отправил Гёпнеру и Готу18.

Решение фон Бока согласиться с Главным командованием сухопутных войск и сосредоточиться на уничтожении русских сил в котлах под Брянском и Вязьмой, а не продолжать безостановочное наступление на Москву является предметом споров. Ранее фон Бок был не прочь высказать несогласие, когда считал, что его решения и действия как командующего огромной, обширной и сложной военной силой важнее, чем мнение тех, из командования. Почему он не поступил так в этот раз? Имела ли возможность окружить русских и нанести им тяжелое поражение под Брянском и Вязьмой такую большую привлекательность? Фон Бок обещал Гитлеру, что его войска войдут в Москву в начале ноября. За последние недели он придавал большое значение времени, как одному из важнейших факторов в битве за Москву. Мог ли он на какой-то момент упустить из виду этот наиболее важный фактор? В некоторых секторах на фронте фон Бока русское сопротивление становилось более жестким и отчаянным; авиация Красной армии даже несколько раз бомбила Орел в тот же вечер, когда войска Гудериана взяли этот город, нанеся ущерб как немцам, так и русским. Но имелись признаки и того, что русский фронт рушится и что танковые колонны фон Бока могли оказаться в Москве в середине октября, опережая график самого фельдмаршала. Некоторые русские историки, анализируя этот критический для их страны период, с этим соглашаются19.

В августе 1941 года Гитлер проигнорировал мнение ОКХ, Генерального штаба сухопутных войск и высших командующих – особенно фон Бока – и приказал захватить Украину до того, как будет взята Москва. С того времени Гитлер, официально и фактически, взял на себя контроль над всеми военными операциями на Восточном фронте. Армия и генералитет были низведены до роли посредников20. Фон Бок осознавал, что Гитлер теперь принимал все как тактические, так и стратегические решения, и, возможно, он не хотел противоборствовать с фюрером в этом вопросе.

Это возможно, но не точно. Тем не менее четко ясны две вещи. Во-первых, в этом решении фон Бок преследовал свои собственные интересы, интересы престижа германского генералитета и цели благосостояния Германии; во-вторых, ни он, ни кто бы то ни было другой не мог предвидеть того бедствия, которое произошло с группой армий «Центр» в последующие недели.

5 октября фон Бок сел в свой специальный поезд и отправился в инспекционную поездку. По дороге в штаб 4-й армии он сделал короткие остановки, посетив несколько пехотных и танковых дивизий и побеседовал с генералами, полковниками, с унтер-офицерским составом и с рядовыми. Когда он покидал 7-ю пехотную дивизию, один старый седой унтер-офицер, ветеран двух мировых войн и дюжин смертельно опасных ситуаций, отсалютовал ему и сказал: «Скоро мы будем в Москве, господин генерал-фельдмаршал!»21

В 4-й армии фон Клюге тепло встретил своего командующего и подвел для него итоги боев на своем участке фронта. С тех пор как армия его заняла центральный сектор фронта группы армий «Центр», фон Клюге уже не тревожился из-за вечной проблемы безопасности флангов. Он сообщил фон Боку, что в 4-й армии ситуация вполне оптимистична. Фон Бок был доволен, что фон Клюге склонен к продуктивному сотрудничеству22.

Из 4-й армии фон Бок отправился в штаб 2-й армии, где обсудил быстро развивающееся окружение в районе Брянска с умудренным командующим 2-й армией фрайхерром фон Вейхсом. Удовлетворенный тем, что у того имеется достаточно сил для закрытия с севера Брянского котла, фон Бок приказал ему в кратчайшие сроки достичь Сухиничей и Белева, открыв путь к важному железнодорожному узлу городу Калуге. После приятного ужина во 2-й армии с фон Вейхсом и его старшими штабными офицерами фон Бок уехал на своем специальном поезде. Он много узнал о непосредственной ситуации во время своей короткой поездки и ощутил энтузиазм по поводу брянского и вяземского окружений. «Это будет великое достижение, – писал он. – Я надеюсь, что на наши силы и ценное время, затраченное на «зачистку» котлов, не окажут отрицательного эффекта»23.

В ОКХ Гальдер записал в своем дневнике так: «Сражение на фронте группы армий «Центр» принимает все более классический характер… Сопротивление противника, упорное и, видимо, на отдельных участках организованное, будет скоро сломлено…»24

Утром 6 октября, когда фон Бок сошел со своего поезда в Смоленске, он записал, что русское небо посерело и что с севера задул холодный злой ветер. Фон Бок напомнил себе, что его генерал-квартирмейстер должен был решить в ОКХ вопрос об обещанной теплой одежде для войск и о незамерзающей жидкости для техники.

В своем штабе фон Бок узнал, что 17-я танковая дивизия Гудериана взяла Брянск «с удивительной простотой» и что другие части Гудериана и 2-й полевой армии фон Вейхса встретились невдалеке от Хвастовичей в 50 км к северо-востоку от Брянска. Брянский котел был закрыт. Это были хорошие новости, но они были последними, которые фон Бок получил в тот день.

Некоторое время спустя из ОКХ пришла депеша, приказывавшая фон Боку направить командующего 3-й танковой армией генерал-полковника Гота в группу армий «Юг». Заменой Готу на посту командующего должен был стать генерал-лейтенант Георг Ханс Райнхардт, прежде бывший одним из командующих корпусов Гота. Райнхардт был кадровым танковым командующим, который наряду с Гудерианом, Вальтером Нерингом, Отто фон Кнобельсдорфом, Эвальдом фон Клейстом, Гёппнером и другими создал танковые войска вермахта в предшествовавшие войне годы. Он был высокоуважаемым и компетентным офицером, но фон Бока расстроила такая замена. Гот был одним из немногих командующих фон Бока, с которым у того никогда не случалось серьезных разногласий. Хотя и очень решительный в своем деле, как и многие германские командующие, Гот никогда не пытался навязывать свой профессиональный анализ фон Боку, когда случались расхождения, как делали фон Клюге, Гудериан и другие. Фон Бок связался с Гальдером и спросил, не мог бы Гот остаться под его командованием хотя бы до тех пор, пока все подходы к Москве будут заняты немцами. Гальдер возразил, и Гот в надлежащее время покинул группу армий «Центр»25.

После полудня 6 октября на северные сектора фронта группы армий «Центр» обрушился холодный дождь. Через час русская сельская местность превратилась в болото, дороги – в сточные канавы, поля и леса – в трясины. И десятки тысяч единиц техники, находившейся в войсках фон Бока, начали застревать в грязи. Танки и другая техника на гусеничном ходу с черепашьей скоростью еще могла продвигаться вперед; грузовики и подобные им средства транспорта на колесах безнадежно завязли, несмотря на попытки тысяч людей вытащить их из грязи. К вечеру упала температура, дождь перешел в снег и распространился по всему фронту.

Из своего штаба в Орле Гудериан связался по телефону с фон Боком, чтобы спросить о зимнем обмундировании и незамерзающей жидкости для радиаторов и двигателей, ничего из этого ему так и не поступило. Неприятная перемена погоды и взволнованный звонок Гудериана спровоцировали фон Бока выстрелить сообщением по телеграфу в ОКХ. «Где зимнее снабжение, которое вы нам обещали?» – такова была суть послания26. Прошло два дня, прежде чем до штаба фон Бока дошел ответ ОКХ, утверждающий, что зимняя одежда и другие предметы снабжения высланы на передовую. Ответ указывал фон Боку, что если он будет заниматься своими обязанностями, то интенданты в ОКХ буду заниматься своими27.

Теперь фон Бок обратил свое внимание на вяземское окружение в секторе 9-й армии и 3-й и 4-й танковых групп. Донесения разведки подытоживали, что около сорока пяти русских дивизий, по меньшей мере 450 тысяч человек, находились в котле западнее Вязьмы, созданном 7 октября силами 3-й танковой группы Гота (теперь уже Райнхардта) и 4-й танковой группы Гёппнера. Но поскольку танки не смогли полностью прикрыть кольцо – это могла сделать только пехота, – из котла на восток пробивались тысячи русских солдат. Более того, на беду фон Бока, появлялись признаки того, что пехота 9-й армии Штрауса не могла выполнить необходимое, по мнению фельдмаршала, уничтожение окруженных сил противника. Фон Бок связался со Штраусом по телефону, чтобы побудить его приложить все усилия в выполнении поставленной задачи. Между фон Боком и Штраусом последовала серьезная перебранка. Штраус с жаром заявлял, что дождь и снег сделали территорию непроходимой, непригодной для передвижения. Более того, даже если его войска смогут двигаться с той же скоростью, как и в последние дни, более реальным видится продвижение к Бородино. Ведь разве сам фон Бок не подчеркивал такую возможность в своих прежних указаниях? К тому же, подытоживал Штраус, на подконтрольной 9-й армии территории тревожно растут партизанские нападения русских, и это не только подрывает положение тылу, но и создает замешательство и дезорганизацию как на поле боя, так и на занятой территории. За последние сорок восемь часов поступили сообщения о почти шестидесяти атаках партизан на колонны грузовиков, аванпосты и железнодорожные линии.

Никто из них не смог переубедить другого. Наконец фон Бок потерял терпение, напомнив Штраусу, что он, фон

Бок, командующий группой армий и несет ответственность за успех или провал операции. Что Штраус имеет достаточно охранных войск для отражения партизанских атак, и что ему нужно взять себя в руки и выполнять поставленную задачу в соответствии с его должностью командующего армией28. На следующий день, обдумав инцидент со Штраусом, фон Бок написал ему длинное письмо:

«Дорогой Штраус!

Я сожалею, что развитие событий последних десяти дней привело к недопониманию между нами. Я уверен, что, в интересах приближения великого успеха, вы предпочтете преодолеть его точно так же, как и я. Вам известно, что с самого первого приказа, который я отдал в этом наступлении, я устно и письменно подчеркивал необходимость неотрывного следования пехоты за танковыми соединениями и их взаимную поддержку. В случае окружения у Вязьмы эта необходимость сохраняется.

Я полностью в курсе предельно тяжелого положения в вопросах продовольствия, транспортира и связи. Тем не менее я не согласен с вашим утверждением, что продвижение для вашей пехоты невозможно. Напомню вам, что, несмотря на тяжелые местные условия, пехота других полевых армий продолжает двигаться вперед. Безотлагательным является предотвращение прорыва противника из Вяземского котла с целью не дать ему возможность снова организовать оборону восточнее и севернее.

Тот же принцип лежал и в основе моих предыдущих приказов. На протяжении боев в Минске и Смоленске я неоднократно подчеркивал, что танковым войскам будет дана свобода действий – продвигаться вперед так быстро, как только возможно, чтобы предупредить предполагаемую перегруппировку войск обороняющегося противника. Такая необходимость возлагает тяжкий груз на пехоту. Но в этом наш единственный шанс победить противника, который традиционно использует свою обширную примитивную территорию как преимущество…

Под Минском и Смоленском, из-за обстоятельств, находящихся вне моей компетенции, я не мог провести такую концепцию ведения войны. В результате оба сражения, хоть и успешные, не стали решающими. Этого не должно произойти снова!

Я очень хочу, чтобы мы все вместе разделили плоды грядущего успеха в этой Восточной кампании. Но чтобы этого добиться, я должен настоять на своем, даже рискуя поставить под угрозу дружеские отношения, которые ранее существовали между нами.

Я надеюсь, что это объяснение обновит товарищеское сотрудничество, в котором я имел удовольствие находиться с вами в прошлом и которое сделало возможным множество успехов группы армий.

Искренне ваш,

фон Бок,

фельдмаршал»29.

На протяжении утра 7 октября температура воздуха поднялась, снегопад прекратился, и к полудню над русскими землями снова засияло солнце. Полтора миллиона германских солдат[68] под командованием фон Бока потянулись из своих наскоро построенных укрытий, из завязших в грязи машин и из занятых теплых русских жилищ. Они начали счищать грязь с себя и со своей техники, чистить винтовки, пистолеты-пулеметы, пулеметы и орудия и молиться, чтобы погода оставалась хорошей.

После полудня на борту своего специального «Юнкерса» в ставку фон Бока прибыл фон Браухич. Фон Бок доложил, что котлы у Брянска и Вязьмы уже практически запечатаны и сужены и что самый главный приз в этой войне уже виден на горизонте. В своих поздравлениях фон Браухич был щедр и красноречив. Он между прочим заметил: «В этот раз все будет по-другому. В этот раз вы не будете стеснены в ведении операции, как это было под Минском и Смоленском… В этот раз, герр фон Бок, у вас будет полная свобода в продвижении вперед…»

Фон Бок отреагировал скептически.

«Что ж, надеюсь» – таким был его лаконичный ответ30.

К утру 8 октября земля высохла настолько, чтобы по ней могла двигаться техника. Еще 6 октября 17-я танковая дивизия Гудериана ворвалась в Брянск с востока со стороны Карачева. Его 4-я танковая дивизия устремилась в сторону Тулы, но натолкнулась на жесткое сопротивление и была вынуждена отойти на свою первоначальную позицию под Мценском (немцы в ходе тяжелых боев застряли здесь надолго и смогли продолжить наступление на Тулу только 23 октября). Фон Бок связался с Гудерианом и высказался по поводу старой проблемы, безопасности правого фланга. Тот резко возразил, утверждая, что ситуация у него полностью под контролем и что он следует приказам командования группы армий «Центр». Говоря о захвате Брянска с востока, Гудериан не упустил возможности проявить сарказм и презрение по поводу ведения операции группой армий «Центр». «А в каком направлении находится Москва?» – спросил он31.

На севере танки Гёппнера и Райнхардта захватили Вязьму. Германские танки двинулись в восточном направлении, ошеломляя обороняющихся русских солдат. Но и под Брянском, и под Вязьмой русские ожесточенно сражались за удержание своих путей отступления[69]. Потери были большими с обеих сторон. Фон Бок разослал телеграммы своим командующим армиями, приказывая им энергично и быстро заняться зачисткой двух котлов и усилить наступательные действия на Москву. Он попросил фон Клюге определить время захвата Бородино и Можайска. Стремлением фон Бока было добиться падения Бородино, места великой победы[70] Наполеона в 1812 году, одновременно с победами в Брянске и Вязьме. Бородино было в 110 км от Москвы. Фон Клюге ответил, что с должной поддержкой бронетехники и авиации он смог бы захватить этот исторический населенный пункт в течение недели32. (На Бородинском поле бои шли в течение 4 дней, немцы потеряли до 10 тысяч солдат и десятки танков, только 18 октября был оставлен Можайск.)

Поздно вечером 8 октября из Верховного главнокомандования вермахта в группу армий «Центр» пришла телеграмма, подписанная Адольфом Гитлером. В ней фюрер приказывал фон Боку бросить в наступление 3-ю и 4-ю танковые группы, чтобы их силами окружить Москву максимально быстро с северо-запада. Далее, как приказывал Гитлер, фон Бок должен был дополнительно использовать 19-ю танковую дивизию и пехотный полк Grossdeutschland («Великая Германия»[71]), чтобы предотвратить прорыв противника из Брянского котла. Тон телеграммы Гитлера был полон нетерпения и раздражения. Больше между строк, чем открытым текстом, он показывал свое неудовлетворение достижениями фон Бока и намекал, что последний, возможно, подвержен слишком большому количеству предосторожностей33.

Как и случалось ранее в этой кампании, фон Бок был разозлен и сбит с толку. «Кто же, в конце концов, управляет этой войной?» – спрашивал он себя. Исходя из своих профессиональных убеждений и из своего продолжительного презрения к командующим в высшем руководстве, «полководцам из кресел», фон Бок заключил, что виноват не Гитлер, глава государства, а ужасно некомпетентные штабные генералы в окружении фюрера, которые не справлялись с тем, чтобы доносить до него информацию о настоящем развитии событий34.

Похоже, фон Боку и в голову не приходило, что подчиненный ему старший офицер мог, в обход его, обращаться непосредственно к высшему руководству.

Через несколько минут по телеграфу был отправлен ответ Гитлеру:

«Мой фюрер! Хотя некоторые соединения 3-й и 4-й танковых групп, и 2-й танковой армии тоже, уже ведут наступление в направлении Москвы, другие их соединения сейчас вовлечены в ликвидацию войск противника в котлах у Вязьмы и Брянска. Таким образом, сейчас невозможно полностью бросить их в наступление на восток. Более того, им понадобится поддержка 2, 4 и 9-й полевых армий и всей возможной авиации. Дороги снова непроходимы и заполнены колоннами грузовиков, так как жизненно необходимо доставлять топливо, боеприпасы и все остальное для боевых частей. 19-я танковая дивизия уже прошла Юхнов; ввиду того что дороги сильно перегружены, развернуть дивизию и направить ее к Брянску невозможно. В данный момент мне не известно точное расположение полка «Великая Германия»… Запрашиваю информацию, что является приоритетным – полк «Великая Германия» или обеспечение группы армий топливом и снаряжением?

Фон Бок»35.

9 октября после короткой передышки в виде хорошей погоды русскую сельскую местность снова накрыло дождем вперемешку со снегом. И снова боевые машины фон Бока завязли. Германские солдаты затряслись от холода, и их попытки поддержать непрерывный темп наступления стали уходить за пределы человеческих возможностей. Они использовали лошадей, машины и просто человеческую силу, стараясь вытащить свою технику из грязи русских дорог. Но несмотря на все их старания, природа[72] оказалась сильнее, и Битва под Москвой превратилась в «битву в грязи». Сотни брошенных единиц техники остались в грязи на дорогах и в болотистых местах. Мертвых немцев часто можно было обнаружить или внутри, или рядом с застрявшей техникой, они стали жертвами партизанских атак36.

Фон Бок произвел инспекционную поездку в северный сектор его фронта, поговорил с несколькими командующими корпусов и дивизий и пришел к заключению, что, несмотря на неблагоприятную погоду, его люди все еще сохраняют тактическое преимущество над русскими. Он опять подчеркнул важность для полевых армий продолжать напор и расположиться между Вяземским и Брянским котлами, отрезав русских от их путей к отступлению. Возвращаясь в ставку, фон Бок с огорчением узнал, что германское радио в одном из своих военных сообщений, которые теперь постоянно трубили на всю оккупированную Европу, объявило о великой победе в районе Брянска.

Фон Бок связался с Гальдером в ОКХ. «Опять вы со своими преждевременными заявлениями! – кипел фон Бок. – Вы что, не в курсе, что на самом деле здесь происходит? Ни под Брянском, ни под Вязьмой котлы еще не ликвидированы. Но будут. А пока что будьте добры воздержаться от восклицаний о победе до ее наступления»37.

Очевидно, протесты фон Бока Гитлеру и ОКХ имели результаты. 11 октября по приказу фюрера ОКХ направило фон Боку запрос: «Какова ваша оценка ситуации ввиду плохой погоды? Насколько целесообразно продолжение операции?»38

Бок снова встал перед важным решением. Он был доволен тем, что хоть раз высшее командование доверяло возможность принять решение, возможность, которая и так по праву ему принадлежала. Но он также чувствовал весь груз ответственности за это решение. Он понимал, что теперь стоит перед судом самой истории.

Будучи профессионалом своего дела, фон Бок внимательно рассмотрел все факторы, которые могли привести его к конечной цели. Какова была тактическая ситуация? Где его войска одержали победу над русскими? Все донесения от командующих указывали на то, что, хоть русские храбро, даже отчаянно, сражались, их организованное в обычном военном смысле сопротивление терпело крах, и советские войска были в одном шаге от полного тактического и стратегического поражения. Таким образом, ответом на второй вопрос было «да».

А что с его собственными войсками? Обладали ли офицеры и солдаты группы армий «Центр» необходимой боевой мощью и резервами, чтобы не только добиться окончательного поражения русских, но еще и воспользоваться им? С каких позиций было возможно двигаться в сторону Москвы, до которой, в обычных условиях, оставалось меньше двух часов езды по шоссе? За две недели с начала операции «Тайфун» потери фон Бока в людях и в технике были тяжелыми, но не недопустимыми. С 30 сентября группа армий «Центр» потеряла 35 тысяч человек, не считая больных, около 250 танков и единиц тяжелой артиллерии и несколько сотен другой передвижной техники39. Большинство танков и другой техники было потеряно на непроходимой территории за последние сорок восемь часов. Снабжение, особенно топливо и боеприпасы, с большим трудом доставлялось до мест назначения и в недостаточном количестве. Только около двадцати из тридцати железнодорожных составов, которые требовались ежедневно, достигали боевых частей. Тем не менее специалисты по снабжению фон Бока подсчитывали, что недостаток продовольствия компенсировался импровизацией и целесообразностью использования среди солдат. Например, каждая единица техники, которая бросалась из-за плохих дорог или поломки, «обгладывалась», то есть с техники полностью снимались все годные к использованию части, сливалось топливо для той техники, что была еще функциональна. Куда более тяжелой оказалась проблема с зимним обмундированием.

Следующим важным фактором, определить который было гораздо сложнее, чем возможности германских или даже советских войск, была погода. На данный момент она создавала для сил фон Бока проблему серьезнее, чем сами русские. Специалисты по погоде в авиации провели исчерпывающее изучение погоды в области Москвы. Но технические данные были условными, и никто во всей германской военной иерархии не брал в расчет, что в октябре 1941 года на подходах к Москве сотни тысяч солдат фон Бока будут еле тащиться, по колено увязая в грязи. Таким образом, самый долгосрочный прогноз, который только можно было сделать, заключался в том, что сезон осадков продлится еще две недели или около того, возможно прерываясь на короткие периоды без дождей. За этим последует период холодной сухой погоды, который продлится большую часть ноября.

Был и еще один жизненный фактор, который стоило учитывать. На протяжении двух лет с тех пор, как началась Вторая мировая война, вермахт создал вокруг себя ореол непобедимости. Германская военная машина пронеслась по территории всех ее противников в Западной Европе. Каждая страна, оккупированная Германией, дружественная, воинственная или нейтральная, была в ужасе от новой германской концепции ведения войны, блицкрига, ознаменовавшейся более чем убедительными победами. Так что гордый и надменный фельдмаршал фон Бок, потомственный прусский военный, безусловно, хотел бы сохранить и укрепить ореол непобедимости вермахта. Москва была, казалось, на расстоянии вытянутой руки; возможно, такой шанс мог и не представиться. Фон Бок решил, что это возможность оставить потомкам свое имя как завоевателя Москвы.

Наконец, был вполне прагматичный расчет на то, что для группы армий «Центр» не было иной альтернативы, кроме как продолжать усиливать натиск. С чисто военной точки зрения труднее было остановить операцию и попытаться организовать оборонительную линию в глубине России, в 1000 км от границы Германии. В случае перехода к обороне русские, которые еще не были окончательно побеждены, перехватят инициативу (что, как мы знаем, и произошло).

Оценив все факторы, как явные, так и предполагаемые, фон Бок принял решение. Его ответ ОКХ был куда проще, чем сложные вычисления, которые к нему привели. «Я настаиваю на продолжении наступления», – заявил фельдмаршал фон Бок40.

Хотя огромное количество русских находилось в котлах у Брянска и Вязьмы, большие силы русских продолжали оказывать сопротивление в лесистой местности северо-западнее и западнее Москвы. Эти леса и повсеместная распутица также являлись противниками немцев. 14 октября 3-я танковая группа захватила Калинин (ныне Тверь. – Ред.).

Русский участник боев в той области полковник С.Н. Севрюгов, командир полка 53-й кавалерийской дивизии, описывал ожесточенность тех боев:

«…..Противник атаковал наши позиции бомбардировщиками и штурмовиками, иногда группами по сотне самолетов или больше. Лес (к северо-западу от Волоколамска) был заполнен дымом от бесчисленных сильных взрывов. Старые деревья валились на землю, воздух был очень горячим, так что было невозможно дышать.

Было очевидно, что противник пытается окружить нас с юго-востока. Он вел атаку с большой интенсивностью. Его пехотинцев поддерживало большое количество танков. Под давлением превосходящего числом противника я приказал своему полку отступать с боем.

На протяжении ночи основные части моего полка добрались до шоссе. Было холодно, сыро и очень темно. На восток по шоссе бесконечным потоком шли фашистские танки, грузовики, набитые пехотой, моторизованная артиллерия и другая техника. Ревели и скрежетали их моторы; сквозь осенний дождь их затемненные фары были едва видны. С большой осторожностью, чтобы не поднять тревогу, наши эскадроны перестроились для атаки. Поток фашистской техники прогрохотал мимо и наконец исчез из вида. Осталась только тихая грязная дорога, проборонованная множеством колес и гусениц. Мы ждали.

Опять послышался рев моторов, и вскоре вновь стал виден приглушенный свет фар. Подходила друга колонна противника. Они приблизились – фашистские танки, грузовики и артиллерия. Некоторая техника буксовала и часто застревала. Они были так близко, что мы слышали проклятия немецких солдат, толкавших свою тяжелую технику, завязшую в грязи. Я рассчитал, что через час уже станет светло.

В определенный момент я дал команду: «Вперед! Огонь по фарам! Всем эскадронам! В бой!»

Темнота наполнилась выстрелами. Фары начали гаснуть. Огонь наших орудий, пулеметов и легкого стрелкового оружия обрушился на технику. Рвались гранаты и сигнальные ракеты. Наконец, после долгих криков и непонимания, фашисты открыли огонь из тяжелого оружия… После тяжелого боя мы начали отступать в сторону Москвы, оставив за собой множество убитых врагов и уничтоженной техники»41.

4-я танковая группа, испытывая огромные трудности с упорно сражавшимися русскими, шаг за шагом пробивалась вперед и 12 октября захватила Калугу, а 18 октября Малоярославец. Из последнего города через Наро-Фоминск к советской столице тянулась мощеная дорога. К концу октября германские танки и пехота вышли к Наро-Фоминску и на рубеж реки Нара в 56 км от Москвы. (А 23 октября 3-я и 13-я армии Брянского фронта, которые три недели вели тяжелые бои в тылу противника, вырвались из окружения. – Ред.)

На южном секторе фронта продвижение Гудериана шло медленнее. После двух недель тяжелых боев в районе Мценска только 23 октября удалось совершить прорыв в сторону Тулы, но попытка взять этот город с ходу 29 октября провалилась, немцы понесли большие потери людей и танков. (Другие соединения 2-й танковой армии Гудериана позже, 22 ноября, достигли Сталиногорска и Венева, двух небольших городков к востоку от Тулы. Немцы под Тулой пытались создать котел, в западне которого окажутся защитники этого неприступного города.)

В Германии на протяжении этих дней радиостанции несколько раз прерывали свои обычные программы, чтобы сообщить: «В самое ближайшее время мы ожидаем сообщения особой важности. Пожалуйста, оставайтесь с нами»42. В Берлине, Гамбурге, Мюнхене и дюжине других германских городов вечерние газеты выходили с заголовками о неминуемом падении Москвы. Официальная газета нацистской партии «Фёлькишер беобахтер» придерживалась наиболее драматичного тона. В огромных ярких красных заголовках говорилось: «Великий час настал! Восточная кампания завершена!»43

Данный текст является ознакомительным фрагментом.