Глава восьмая Москва в огне
Глава восьмая
Москва в огне
Вот башни полудикие Москвы
Перед тобой в венцах из злата
Горят на солнце… но – увы!
То солнце твоего заката!
Байрон «Бронзовый век»
Никогда победитель не вступал с меньшим торжеством, которое сопровождалось бы более зловещими признаками.
Генерал Пюибюск
I
Наконец то, к чему все эти месяцы так стремился Наполеон, свершилось: «великая армия» подходила к Москве.
Император был равно готов ко всему: к кровопролитной битве под стенами древней столицы и к переговорам с упрямым Кутузовым о мире.
Но, как указывали карты д’Альба, до Москвы остались последние версты.
– Вон с тех холмов Москва должна быть видна, – говорили все.
К скольким столицам мира за пятнадцать лет войн подходили победоносные войска Наполеона! Сколько больших, красивых, богатых городов отдавалось на его волю, на волю его «орлов»: Милан, Венеция, Александрия, Каир, Яффа, Вена, Берлин, Лиссабон, Рим, Амстердам, Антверпен, Варшава!
Уже даже трудно вспомнить подробности каждой капитуляции.
В Милане армия назвала Наполеона «маленький капрал», а в Москве должна назвать «божественным императором».
Хотелось спешить туда, к этим холмам, но осторожность заставляла не торопиться и каждую минуту ждать коварного удара из-за угла, какой-либо непредвиденной скифской хитрости. Император велел двигаться осмотрительно: все равно теперь уже Москва никуда не уйдет!
Наполеон был весел: и болезнь и Бородино с тысячами трупов и неудовольствием на него маршалов миновали. Пусть дуются они, эти глупцы, что император, вопреки их желаниям, не пустил в дело старую гвардию. Вот теперь она идет – человек к человеку, могучая, несокрушимая, идут его «ворчуны», его оплот и сила.
Кавалеристы уже на Поклонной горе. Машут киверами, касками, радостно кричат:
– Москва! Да здравствует император!
Вот оно, настало!
Наполеон невольно коснулся шпорами белых боков Евфрата. Араб поскакал в галоп.
Наполеон вскочил на Поклонную гору. За ним, ломая строй, теснились усачи гвардейцы. Каждому хотелось поскорее, раньше товарищей, увидеть Москву.
– Москва! Москва!
– Да здравствует император!
Солдаты кричали, подпрыгивали, бросали вверх медвежьи шапки, блестящие каски, кивера, потрясали ружьями и саблями, обнимали друг друга, смеялись как обезумевшие, воздевали руки: конец мучениям! Конец усталости, конец, странствованиям, скитаниям по лесам, пескам и болотам, конец боям!
– Москва! – восторженно повторяла свита, хлопая в ладоши.
Наполеон тоже рукоплескал, радовался, как ребенок:
– Наконец вот он, этот знаменитый город! Давно пора! Заждались!
– Это как в третьей песне у Тассо в «Освобожденном Иерусалиме», когда армия Готфрида Бульонского увидала башни Иерусалима! – кричал сзади Коленкуру Сегюр. – «У каждого как бы выросли крылья на сердце и на ногах! Как легко стало! Да, это Иерусалим!» – скандировал Сегюр.
«Дурак! Сравнивает меня с каким-то Готфридом Бульонским. Гастрономический полководец! Я бы не доверил ему одно капральство, не то что армию!» – подумал Наполеон, глядя вниз.
Перед ним расстилался громадный, необычайный город, в существование которого как-то уже не верилось, – казалось, он живет лишь в воображении восточных поэтов.
Сотни церквей с золотыми, яркими, причудливыми куполообразными главами, дворцы всевозможных стилей, дома, выкрашенные в разнообразные краски, сады, бульвары, извилистая Москва-река, текущая по светлым лугам.
Над всей панорамой господствовали башни древнего Кремля с высокой колокольней Ивана Великого, на вершине которой сверкал в ярком солнце большой золотой крест.
Мечта. Восточная сказка. Неизведанная Азия!
Вся армия, сотни тысяч глаз с волнением смотрели на Москву. Каждый старался высказать свое впечатление, находя все новые и новые красоты: одни указывали на прекрасный дворец в восточном стиле, другие – на великолепный храм.
Старая гвардия восторгалась:
– Бесподобно! Это – Калькутта!
– А ты был в Калькутте?
– Не был… Это – Пекин!
– А ты был в Пекине?
– Не был, но буду. Маленький капрал меня доведет! – кивал гвардеец на императора.
А «маленький капрал» слез с коня и смотрел на город в трубу и те же самые части города разыскивал на громадной карте, разостланной у его ног на земле.
«Молодчина д’Альб, постарался!»
Один из императорских секретарей, Лелорнь, знавший Москву, называл Наполеону части города, давал объяснения. Наполеон повторял за ним, стараясь запомнить дикие названия:
– Пасмани. Семльяни вал. Куснески мост. Мясниски ворота. Взвз-взвиженька…
И как всегда, плохо запоминал и путал названия, но зато быстро схватывал и запоминал накрепко, навсегда топографию. И постепенно осваивался в этой азиатской концентрической планировке города.
На Поклонной горе стояли уже больше часа. Хотелось не только смотреть издалека, но быть там, среди всего этого великолепия, если оно само дается в руки.
Еще не верилось, что русские отдают без боя такое сокровище.
Наполеон ждал депутатов. Поклонная гора, на которой все кланяются городу, для него – не поклонная. Наоборот: здесь московский мэр, московский магистрат должны поклониться Наполеону, но они почему-то медлят сделать это, а терпения уже не хватает ни у кого.
Армия Наполеона стоит у Москвы, готовая схватить город. Мюрат – у Дорогомиловской заставы, Понятовский – у Калужской, вице-король – у Тверской.
Может быть, депутация ждет у городской заставы, название которой Наполеону не выговорить – такое оно несуразно длинное:
– До-ро-го-ми-ловска-я…
Это не парижское, легкое и короткое: Сен-Жермен.
Терпение истощилось. Наполеон сел на коня и махнул белой перчаткой генералу Сорбье. Раздался условный сигнальный выстрел гвардейской пушки. Он обозначал одно великолепное слово: «Вперед!»
Кавалерия бросилась в галоп; артиллерия, забыв о своих неповоротливых пушках, пыталась не отстать от кавалерии; пехота кинулась бегом, словно не прошла с боями столько сотен лье.
Топот, грохот, лязг, скрип, крики! Веселый ураган! Бескровная атака! Можно бежать, зная, что не страшно, если только не споткнешься и не упадешь под свой же громыхающий зарядный ящик, под тяжелые колеса пушек, если не собьют и не затопчут копыта взбешенных коней.
Опять всколыхнулись, поднялись густые тучи пыли и затмили радостное солнце. И в этих облаках пыли, как в облаках славы, скакал к Дорогомиловской заставе Москвы Наполеон.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.