Цусима – Поминальное…
Цусима – Поминальное…
Para bellum!
Древнее, древнее леденит
Душу седое преданье
Корабль мертвых из ногтей
Скользит над застывшей гладью.
Фенрир вырвался,
Локи восстал,
Падает
Игдрасиль
Рухнул Один,
Повержен Тор, —
Бальдра голос звенит.
В тьме бесконечных ушедших времен,
В их свившихся мрачных глубинах,
Где-то будущее лежит
Иглой железной
Под корнями тинными.
Опускаю руки в землю я,
В глину лет,
Пески-минуты,
Вновь разворачиваю
На ладонях века,
Шелестящие хриплыми рунами.
В мире минувшем – Пожар и Месть,
В мире моём – Продажа и Бесстыдство,
Я собираю угли давних сеч,
Я разжигаю заново пепелища.
На
Гнилозубое
Стадо-тварь,
На его страну-побежалость,
Я пробуждаю
Ржавых мечей
Кровавую злую жадность.
В небе весеннем коршун парит,
В сумрачной чаще волк затаился —
Агнцы надежды!
Благовестящие голуби! —
Страны, захваченной Крысами.
Да!
Я бешеный!
Я фашист!
А еще большевик!
И Малюта Скуратов!
И позвоночник мой ревет
Рвать вас в клочья – свиное стадо!
И это
Из начала
Столетья идет —
И этому долго учиться надо.
. . .
Я
Обещаю —
Не буду мельчить,
Я зажмурю глаза, заткну уши
На бездарно-пошлые лики московских дур,
На мнимо-значительные их мужей экивоки.
И
Наполняясь
Воющей мглой,
В вьюге мечей расцветая солнцем,
Я начинаю Цусиму скрести
Когтями Фенрира
По броненосцам.
Зов Цусимы
Ну,
Хватит
Меня томить,
Слышала – обещаю!
Если кипу листов найду,
Отправлюсь в морские дали.
Ты вступила в свои права,
Ты во мне – Цусима
Скулами броненосцев
В якоря
Намертво меня закусила.
Ты уже
Рейдами во мне стоишь,
Крыса корабельная – обнюхиваешь жерлами,
Вантами всплываешь
из пучинной тьмы,
Офицерскими кортиками играешь.
В бескозырках
Крепких матросских лиц,
В околышах
Сухощавой дворянской стати,
Легкой побежке
Адмиральских ног
По корабельным трапам,
И
В птицах
Белых рубах
Разлетевшихся от палуб до клотиков.
Ах,
Я кажется
Тебя пишу
От мочи Сифилис-бурга,
До ослепительного солнца Несси-Бе
И бирюзовой волны Сингапура.
Ты подступаешь,
Уже змеят
Тени японского берега,
Уже по мышиному верещат
Морзянки накликающие всполохи.
Всю тебя,
От стапелей до скал,
От Своего до Чужого берега,
Я вынашивал как слепого щенка
И вот взвился он Стоглавым Зверем!
Цусима
Я
Тяну,
Не решаюсь взяться,
Надо мной тяготеют виденья,
В желтых водах – уснувшие броненосцы,
В казематах и кубриках – экипажи.
Капитаны в рубках,
Комендоры у пушек,
Со стальных мачт не спущены флаги.
Друг за другом лежат
Не свернувшие с курса
Непреклонные
Броненосцы-бульдоги:
«Суворов»,
«Александр Третий»,
«Бородино» и «Ослябя».
А вокруг,
В развале неистовой схватки:
«Наварин»,
«Ушаков»,
«Мономах»,
«Нахимов»,
«Сысой Великий»,
Тараном в скалы чужой земли
«Донской»
Стынут в водах
Развороченными машинами.
Не сошедшие
После гибели могучих флагманов
С адмиральского курса.
Я
еще
не решаюсь
Вас касаться стылых,
Сохранивших в заворотах стали
Память о неистовой силе,
Что в вас билась,
О звериной воле,
Что снарядами вас кромсала.
Я
ещё
не могу
Вас трогать руками —
Вы обжигающе живые,
Протянувшиеся стволами «Славы»
К Белым Ирбенам – Красному Моонзунду.
И мне в кощунство
Лизать
рассудком,
Как сыпать солью,
Ваши незаживающие раны.
Вы погибли, не свернув с боевого курса
22 корабля-героя,
А я буду копаться.
Нельзя ли по другому,
Хотя знаю
Этот Крест —
Испытание,
Возносящее Россию.
И неистовые,
Родные
Вы сегодня всплываете
Как Надежда,
Вопреки всему, даже тупому рассудку,
Не свернувшие с боевого курса!
Пусть низятся волн Воронье – Чайки,
Пусть косматятся в небе Орлы-Альбатросы,
Пусть несутся в струях Акулы-Волки
Это
Калка —
Будет и Куликово поле
Среди волн океанами идущей России.
Я
Рычу вам —
Ухабистые витии,
От Нордкапа и до Горна
Вы никогда не свернете Россию с ее курса,
Даже если вздыбится на том пути
Цусима.
И
В разъяренном
Фугасном смерче,
Посреди развороченных палуб
Уже отливается из плачущей брони
Сталин,
Уже чеканит минуты в годы,
Когда скажет
«Мы —
Старшее поколение
Сорок лет ждали этого часа!»
На погибель себе,
Змея
Япония,
Ты заглатываешь три клочка на Курилах,
Я
беру тебя всю
От Вакканая до Окинавы —
Стальными кольцами Цусимы
Мы навеки с тобой
Обвенчались.
Цусима – песня фенрира
Вот и отгремели
Цусимские пушки
Вот и опустились
На море чайки
Там, где всплыли разбухшие трупы
В белых посмертных матросских рубахах
Средь безглазых икон
И обломков
Трапов.
Мне уже отстрелялось
Мне легли в душу
Кабана над морем истерические визги,
Прыгавшего
К затащившим его сюда людям
И получавшим от них веслом по рылу.
Я уже захлебывался
С потерявшим рассудок, Пытавшимся топить всех мимо плывущих,
И я уже видел,
Как они все вместе
Его вчетвером утопили.
Я
Уже падал
Плечом броненосца,
Лез через порты на его днище,
Меня
Уже резало
Из пробитой централи
Перегретым паром на акульи порции.
Мне уже разнесло
мозги по кубрику,
Вставило глаза
в глазницы иллюминаторов,
Мои зубы впечатались в челюсти казематов,
Позвоночник перерубило винтом на циркулярии.
Я уже шел торпедой
на борты,
Я уже мчался снарядом
на палубы,
Я горел шлюпкой на плачущих рострах,
Я раскалывался броней на болтах стонущих.
Меня рвали секунды
летящей стали,
Меня жевали часы
нескончаемой канонады,
Мне день ухмылялся
двенадцатидюймовыми жерлами,
Мне ночь шевелилась
миноносцев червями.
Я в взрывах крюйт-камер
Реял над мачтами,
Я в развале котлов
Опрокидывался в бездну
И сомкнулись воды
Над броненосцами,
И лижет кровавые лапы
Фенрир.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.