Глава 15. Апогей верховной власти

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 15. Апогей верховной власти

Упрочнение диктатуры Верховного правителя и Верховного главнокомандующего, своего авторитета борца за свободу и выполнение программы «наведения в Сибири порядка» Колчак видел в решении комплекса задач. Одна из них – чисто военная – перерастала в политическую. Необходима была крупная военная победа. По оценке адмирала и в силу причин ее скорее всего можно было ожидать на пермском направлении. Это обуславливалось военно-экономическим значением района Среднего Урала и Перми, наличием в нем военных заводов Ижевска и Воткинска, стремлением расширить социально-классовую базу контрреволюции и близостью войск союзников. Самым же важным доводом было то, что там уже имелась наиболее сильная ударная группировка. Наконец, в пользу пермского направления говорила и сложившаяся конфигурация фронта.

Идея осуществления наступления на Пермь с целью соединиться с северной группой союзников нашла отражение еще в конце октября в приказе генерала Болдырева. Она в полной мере выражала устремление англо-французского командования на установление своей власти на северо-востоке России. Генерал Айрнсайд, командующий войсками интервентов, заявил на пресс-конференции в частности: «…План очень прост и сводится к тому, чтобы использовать летнее время для перенесения базы русской национальной армии из Сибири в Архангельск. Из Архангельска теперь морем нужно всего 8 суток для перевозки людей, снаряжения, грузов и т. д. Вы понимаете, какая экономия времени и сил и выгоды материальные, стратегические и другие получаются при переводе базы из Сибири в г. Архангельск. Ни расстояние, ни какие-либо международные, союзные и национальные соображения не могут влиять на получение всего необходимого на фронт Колчака…» Заканчивая интервью, Айрнсайд добавил, что союзники надеются «утвердиться этим летом в трех пунктах: Котлас, Вологда и Петроград… и тогда можно будет серьезно заняться центром и югом…»

29 ноября ударом Сибирской армии, насчитывавшей около 38 тысяч штыков и сабель, по левому флангу советской 3-й армии (командующий Р. И. Берзин, затем М. М. Лашевич), оборонявшей фронт к востоку от Перми, началась «Пермская операция». 35-тысячная 3-я армия, растянувшаяся по фронту почти на 400 верст, не выдержала натиска белогвардейцев и чехов и, упорно сопротивляясь, начала отход к Перми. Первые успехи на Уральском фронте окрылили омское правительство и его союзников, вселили надежду на осуществление далеко идущих замыслов.

Главными заботами Колчака в те дни были: материально-техническое обеспечение действующих войск и подготовка для них резервов. Особо остро на фронте ощущали нехватку патронов и снарядов. Несмотря на старания Нокса, грузы из Европы из-за дальности расстояния продвигались крайне медленно. Колчаковское правительство по дипломатическим каналам обратилось с заказом на снаряды и патроны к Японии. Непростой оказалась и подготовка людских резервов для фронта, необходимость в которых возрастала по мере потери боеспособности чехословацких частей. Офицерские кадры начали проходить ускоренную подготовку с помощью английских инструкторов на Русском острове под Владивостоком. Как Верховный главнокомандующий Колчак утвердил «Схему высшего военного управления». Всю территорию Сибири и Дальнего Востока он разделил на военные округа во главе с генерал-губернаторами. На них в качестве главной возлагалась задача осуществления мобилизации личного состава.

А. В. Колчак обходит строй своих бойцов. Осень 1919 г.

Верховный правитель занимался и другими проблемами. Гражданское управление ложилось на министров (их было десять), объединенных в Совет во главе с председателем П. В. Вологодским. Ему помогал управляющий делами Э. К. Тельберг и председатель экономического совещания М. Л. Гинс. Колчак, однако, не только утверждал все важные постановления Совмина, одобренные его собственным Советом, но нередко и сам принимал участие в законотворчестве. Новая власть подтвердила, например, основные законоположения, принятые еще Сибирским правительством (до Директории): сохранение частной собственности на промышленные и торговые предприятия, жилые дома и другие владения, воссоздала весь полицейско-карательный аппарат.

Наряду с экономической программой Совет министров разработал конституционные (политические) основы военной диктатуры – «Положение о временном устройстве государственной власти в России». Возглавлял ее временный Верховный правитель с подчиненными ему вооруженными силами, а после свержения Советской власти – представительное национальное Учредительное собрание. В связи с тем, что Совет министров не был лишен законодательной инициативы, авторы временного Положения рассматривали Колчака как конституционного диктатора. Для разработки конституции омское правительство создало подготовительную комиссию, предварительно заложив принципы избирательной системы: избиратели – не моложе 25 лет, право прямых выборов – гражданам крупных городов, военнослужащие – без права избирать и быть избранными. В качестве государственного гимна была принята известная русская музыка на слова «Коль славен…».

Вскоре в Омск прибыл французский генерал М. Жанен со своим штабом. Высокий, здоровый, «эффектный», отлично владеющий русским языком, французский генерал держался важно, с большим достоинством и сразу по прибытии хотел представить свои полномочия Верховному правителю. Адъютант не пропустил генерала в адмиральский кабинет, объяснив, что Верховный нездоров.

Колчак, еще не видя Жанена, вспомнил, что однажды уже встречался с этим долговязым французом. Это было в шестнадцатом году в Ставке Верховного главнокомандующего, когда Александр Васильевич сам представлялся царю по случаю своего назначения командующим флотом Черного моря. Тогда Жанен был полковником. Разведотдел штаба доставил адмиралу более полные сведения о нем: сын военного врача, после получения военного образования во Франции окончил академию Генерального штаба в Петербурге, в начале войны командовал полком, с мая 1916-го состоял при штабе Николая II посредником между французским и русским командованиями.

Где-то на шестой день после первых признаков недомогания Колчак почувствовал, что заболел по-настоящему. Температура с утра поднялась за 38°. Велел адъютанту не впускать в кабинет никого. Но тут пришли высокие представители Франции: комиссар Реньо и генерал Жанен. Адъютант отказал им в приеме, ссылаясь на категорический запрет больного адмирала. Однако французы не уходили, настояв на том, чтобы офицер все-таки доложил о них Верховному правителю. Колчак одного Жанена бы не принял, но старику Реньо отказать не мог. После взаимных приветствий и извинений посетителей за беспокойство больного адмирала перешли к делу. Жанен доложил решение Верховного совета государств Антанты (там преобладали французы) о его назначении главнокомандующим русскими и союзными войсками.

Колчак возразил:

– Общественное мнение не поймет этого и будет оскорблено. Настоящая война – не обычная, а гражданская между русскими классами. Поэтому командование здесь иностранцев неуместно. Оно должно оставаться только русским, дабы обеспечить авторитет и прочность правительству после победы.

Жанен пытался объяснить, что лишь подчиняется воле Верховного совета, полагая, что сможет принести пользу общему делу. Вмешиваться в прерогативы правительства он не собирается и сложит свои обязанности сразу, как только обстановка на фронте изменится к лучшему. Реньо, плохо понимавший русскую речь, но видя возмущение адмирала, вставил в защиту Жанена:

– Дженераль окончил Петербургская академия и знает русский тактика.

– Командование должно быть русским и только русским в течение всей борьбы, – твердо заявил Колчак.

Французы, понимая, что им не договориться с самолюбивым и упрямым Правителем России, к тому же больным, решили продолжить разговор в другой раз. Извинившись за причиненное беспокойство и пожелав Александру Васильевичу быстрейшего выздоровления, они ушли.

Через два дня больному опять пришлось встать с постели. Прибыла представительная делегация от блока политических и общественных объединений Сибири в составе 14 человек. Старейшие из делегатов вручили Верховному правителю заявление, в котором среди витиеватого многословия говорилось о всемерной поддержке власти Российского правительства, возглавляемого Верховным правителем адмиралом Александром Васильевичем Колчаком. Далее шли подписи от всесибирских кооперативов, различных партий (кадетов, энесов, народовольцев, меньшевиков), центрального военно-промышленного комитета, казачьих войск четырех округов. Заявление делегации подбодрило Колчака, подкрепило его уверенность в правильности внутренней политики. Но реальная политическая обстановка в городе опровергла такую уверенность. 22 декабря с рассвета в пригороде Омска началось восстание.

Генрал М. К. Дитерихс, главнокомандующий Сибирской и Западной армиями Колчака.

Вечером сопротивление повстанцев в Куломзино было подавлено. Как ни упорно сражались они, а против хорошо вооруженной силы долго выстоять не смогли. В целом же восстание потерпело неудачу из-за плохой его организации и прежде всего из-за несогласованности в действиях боевых отрядов в разных частях города и нехватки оружия. В итоге жестокого подавления вооруженного выступления в Куломзино погибли сотни рабочих и солдат. Значительная часть оставшихся в живых повстанцев была расстреляна на месте по приговору военно-полевого суда, некоторых «пощадили», бросив в тюрьму, а многих, в том числе и некоторых мирных жителей, каратели пороли шомполами. Десятки домов Куломзино, подвергшихся артиллерийскому обстрелу, были разрушены. Общее число жертв декабрьского 1918 года вооруженного восстания в Омске, по одним данным, превышало тысячу, по другим – доходило до двух тысяч человек. Со стороны правительственных войск потери не превышали 20–25 солдат и офицеров.

Как только восстановилась связь с фронтом, Колчак получил телеграмму от Гайды о готовности двух полков выехать в Омск для оказания помощи местным войскам. В ответной телеграмме Верховного правителя говорилось: «…никаких частей не снимать… здесь все спокойно и ликвидировано».

Адмирал подтвердил свой приказ о введении в действие военно-полевых судов в день восстания, обосновывая их следующим: «если повстанцы захвачены с оружием в руках, то они подлежат полевому суду». Сурового наказания, по его мнению, заслуживали и «учредиловцы», угрожавшие Омску карательной экспедицией. Таким вроде оказался только один – эсер Девятов. Однако отдачу приписываемых ему распоряжений о расстрелах других заключенных он категорически отвергал: «Я расценивал этот акт против меня, чтобы дискредитировать меня перед иностранцами… Расстрел мне представлялся совершенно бессмысленным, не имеющим связи с восстанием».

Действительно, такая бесцельная и ничем не оправданная акция вызвала бы только ненависть народа, и прежде всего к нему – Верховному правителю. Эта кровавая расправа над арестованными людьми, непричастными к восстанию, главным образом над членами Учредительного собрания, была делом рук правых экстремистов – офицеров-монархистов, оппозиционно настроенных к адмиралу за его кажущийся либерализм. Он проявлялся в безнаказанности освобожденных членов Директории и постоянном заигрывании с профсоюзами. Подобный упрек экстремистов имел определенные основания. А то, что экстремистские силы имелись, причем готовые даже применить к Колчаку насильственные меры, он только что узнал от Вологодского, располагавшего на этот счет достоверной информацией.

В последующие дни в Омске продолжались повальные обыски, облавы, аресты лиц, подозреваемых в связях с «мятежниками», большевиками и «социалистами». Не избежали разгрома некоторые профсоюзы. Больше всех неистовствовала контрразведка, нареченная в народе «колчаковской». И Колчак не мог пресечь эти репрессии. Он знал, что главные из этих экстремистов были в числе тех, кто поднял его на вершину власти. Впервые он осознал себя диктатором с сильно урезанными возможностями.

Сквозь мрачные тучи, сгустившиеся вокруг уже не столь всесильного адмирала, показался, наконец, долгожданный просвет. 25 декабря сибирские войска после напряженных боев взяли Пермь, захватив значительные трофеи в виде вооружения и военного снаряжения. Белые ворвались в Пермь, используя лесистые участки местности и промежутки между опорными пунктами 3-й армии. В плен сдался запасный батальон 29-й стрелковой дивизии. Захвачены были ее обозы и 33 орудия, немедленно использованные для преследования отходивших частей противника на Глазов. Удержался лишь правый фланг 3-й армии восточнее реки Кама. Под ударом частей Колчака начала отход 2-я армия красных. Падение Перми стало для белых успешным завершением первой части плана, сводившегося к установлению непосредственной связи с северным белогвардейским фронтом через Вятку и Вологду. Советская власть потеряла последний крупный рабочий центр Предуралья, в руки колчаковцев перешел важный военный Мотовиловский завод. Захвачен был узел водных, железнодорожных и грунтовых путей. Правда, развить успех не удалось. Удар по Перми оказался обособленным в пространстве – северный фронт Антанты и белогвардейцев не оказал активной поддержки. Сказались также сложные климатические условия, просчеты Ставки Колчака в оценке противника, в частности, его последующих действий по усилению этого участка фронта соединениями 1-й армии, готовившимися к переброске на Южный фронт.

За разгром армий противника Русскими армиями под управлением Верховного правителя и Верховного главнокомандующего адмирала А. В. Колчака, на основании параграфа 1 статьи 8-й Георгиевского статута Георгиевская Дума при штабе Сибирской армии поднесла адмиралу орден Святого Георгия 3-й степени. «Принимая эту высокую воинскую награду, – писал Александр Васильевич в приказе, – я уверен, что доблестная возрожденная Русская армия не ослабеет в своем порыве и до конца доведет дело освобождения России от врагов и поможет ей снова стать могучей и сильной в среде великих держав мира».

Наступление на пермском направлении оказало благоприятное влияние на авторитет Колчака. К началу февраля 1919 года под его знаменами сражалось более 143 тысяч бойцов, в том числе 105 тысяч в составе «народной» армии, около 32 тысяч казачьих войск, 6150 чехословаков. Несмотря на затянувшуюся болезнь, Александр Васильевич проявляет максимум усилий, чтобы использовать сложившуюся обстановку для решения крупных стратегических задач. Он проводит ряд мероприятий, направленных на усиление контактов с союзниками, а также с Белым движением на юге и северо-востоке России, решение экономических задач, усиление власти на местах. Расширяются, в частности, права командующих военными округами, военных комендантов городов и промышленных районов. Демагогические лозунги и обещания расточаются среднему крестьянству Урала и Сибири – главной опоре диктатуры. Кстати, именно в этот период, период побед на Восточном фронте, во многих общественных кругах вновь стал широко дискутироваться вопрос о власти сильной личности, способной навести порядок на территории бывшей Российской империи.

Погоны чинов 25-го Екатеринбургского адмирала Колчака полка.

В конце 1918 – начале 1919 года на роль диктатора и Верховного главнокомандующего выдвигался определенными кругами, преимущественно правыми, великий князь Николай Николаевич. Живя в Крыму, в Дюльбере, он оставался центром внимания этих кругов, из которых к нему обращались не раз, первоначально – с просьбой о возглавлении армий украинской, южной и астраханской. Все эти предложения великий князь отвергал, справедливо видя в этом явную авантюру. Другие группы правых, в том числе Государственное объединение, признавая в принципе верховное возглавление великого князя весьма желательным, считали вступление его тогда на политическую арену несвоевременным и в местном масштабе не соответствующим. Его авторитет приберегался ими до того момента, когда все четыре фронта – Колчака, Деникина, Юденича и Миллера – приблизятся к Москве.

Мечтал и Александр Васильевич въехать на белом коне в златоглавую столицу.

Однако осенью 1919 года, когда обозначилась прямая угроза Крыму со стороны наступавших с севера большевиков, местопребывание там императорской семьи сделалось невозможным. Незадолго до отступления к Ак-Монаю все лица императорского дома на английском военном судне выехали за границу. Великий князь Николай Николаевич поселился в С.-Маргарита, в Италии. Вскоре после вторичного овладения белыми Крымом, по поручению Деникина генерал Лукомский 7 июля сообщил великому князю, что в данное время для него представляется полная возможность безопасного пребывания на южном берегу Крыма. В начале сентября был получен ответ, что великий князь «отказывает себе в счастье вернуться на родину, так как приезд его в Россию неминуемо повлечет за собой всевозможные толки о выступлении его как политического деятеля, чем еще больше осложнится общее положение дел». Впрочем, им не исключена возможность жить в Крыму «частным лицом на общих основаниях по водворении полного порядка». Но въезд в Россию был обусловлен «совместным решением этого вопроса адмиралом Колчаком, генералом Деникиным и союзниками»… «Мы получили ответ этот, – вспоминал А. И. Деникин, – в октябре, когда на южном фронте назревала опасность, а на восточном уже созрела, и вопрос о приезде затих».

Между тем состав вооруженных сил Верховного правителя увеличивался. По его приказу на военную службу была призвана интеллигенция в возрасте от 18 до 35 лет, запасные сроков службы 1914–1918 годов, новобранцы 1898–1900 годов рождения, в прифронтовых уездах – все мужское население от 18 до 45 лет. Мобилизованными считались все офицеры старой армии. Для пополнения младшего командного состава были призваны на военную службу все унтер-офицеры, фельдфебели и подпрапорщики сроком службы с 1909 по 1913 год. Все это позволило довести численность армии до 600 тысяч человек и оставить план развертывания Российской армии до 1200 тысяч человек. Вооружение, снаряжение, обмундирование должно было поступить от Антанты в дополнение к тому, что белые получили от союзников в порядке передачи военных материалов и из захваченных в городе Владивостоке складов, созданных еще в период поставки союзниками и США военных материалов по заказам царского правительства и Керенского.

Помогали интервенты и людьми. Ожидалось прибытие трех эшелонов 25-го английского полка в составе 25 офицеров и 943 солдат, три эшелона французского колониального Сибирского батальона (17 офицеров и 895 солдат), двух эшелонов 1-й французской Сибирской батареи в составе 6 офицеров, 163 солдат и 6 орудий, трех эшелонов итальянских войск под командованием полковника Фосини в составе 32 офицеров и 1070 солдат. Запрашивалась готовность к переброске на фронт канадских войск, прибывших во Владивосток.

В потоке сообщений, в том числе и неприятных, поступавших в адрес Колчака в конце декабря с фронта и тыла, доброй ласточкой оказалась телеграмма от бывшего министра иностранных дел бывшего правительства Керенского С. Д. Сазонова, ставшего послом Омска в Париже. От имени «Русского политического совещания» в Париже он выражал солидарность с программой Верховного правителя, рекомендовал консолидировать силы с армией Деникина, интенсивнее использовать средства, выделяемые Антантой. Тогда же был уточнен общий план действий. По настоянию представителей Антанты колчаковцы должны были правым крылом наступать на Котлас, чтобы соединиться с войсками северной контрреволюции, а основными силами – к Волге, на соединение в районе Саратова с деникинцами. Однако в отношении направления главного удара среди военных представителей Антанты и высшего колчаковского командования существовали противоположные точки зрения. Английская миссия настаивала на нанесении главного удара в направлении Пермь – Вятка – Вологда, а оттуда через Ярославль на Москву. Французы считали необходимым наступать силами Западной армии на Среднюю Волгу, чтобы затем совместно с деникинскими войсками ударить на Москву с юга.

Александр Васильевич склонялся к первому варианту, но не спешил отдавать приказ.

В январе 1919 года болезнь еще не оставила Колчака. Но под наблюдением врачей он постепенно увеличивал свою служебную нагрузку, не выходя за двери домашней резиденции. В один из январских дней в доме Верховного правителя появилась очаровательная молодая дама, сразу взявшая на себя роль главной патронажной сестры милосердия. Как и когда добралась эта дама до Омска, неизвестно. Окружающие адмирала люди вначале терялись в догадках: кем приходилась ему Тимирева, к которой он обращался на «вы» и по имени и отчеству и которая по отношению к нему соблюдала такую же официальность. Но вскоре поняли, что она в его жизни занимает место не меньше, если не больше, чем жена, оставшаяся, по слухам, в Севастополе.

Анна Васильевна установила строгий контроль за регулярностью приема больным лекарств и пищи, особо заботилась о качестве питания, зачастую сама ставила ему банки и горчичники, добилась от Колчака согласия на упорядочение режима: восьмичасовой ночной сон и двухчасовой послеобеденный отдых. Заботы любимой женщины не замедлили сказаться. Адмирал быстро пошел на поправку.

В первых числах января Верховный правитель провел в Челябинске военное совещание. Атаман всех Оренбургских казачьих войск и командующий отдельной Оренбургской казачьей армией генерал Дутов доложил, что вверенная ему армия вполне боеспособна, что лояльность и надежность подчиненных ему башкирских войск не вызывают у него сомнений и что поэтому левый фланг фронта, и в частности левый фланг армии генерала Ханжина, будет не только надежно обеспечен, но генерал Ханжин может вполне рассчитывать на активное и серьезное содействие со стороны Оренбургской армии.

Вопрос о башкирских войсках возник не случайно. Не входя в подробности, достаточно отметить, что в числе прочего «наследства» Колчак получил от своих предшественников корпус башкирских войск. В собственном смысле слова корпуса как такового вообще не было. Был организован штаб башкирских войск из русских офицеров. Командиром корпуса числился генерал Савич-Заблотский. По данным штаба, значилось 5 пехотных и 2 кавалерийских полка и большое количество кантонных команд партизан – в общей сложности около 5000 человек. Имелось, однако, одно очень неприятное для белых обстоятельство. Вместе с корпусом кочевало Башкирское национальное правительство, возглавлявшееся местным уроженцем сельским учителем Валидовым. Колчаку приходилось до поры до времени «терпеть» существование правительства Башкирии, дабы не потерять башкирские войска и не обнаружить сразу же свои истинные великодержавные цели. 19 февраля злополучный командир башкирского корпуса докладывал по прямому проводу начальнику штаба Западной армии генералу Щепихину, что он и состоящие в штабе корпуса русские офицеры были в селе Баймак арестованы по распоряжению Валидова, что Валидовым отдан приказ поголовно уничтожить всех русских офицеров и что только чудом ему, генералу Савич-Заблотскому, и небольшой части офицеров штаба удалось вырваться из-под ареста и спастись, добравшись до села Кизильская. Из всего корпуса с ним отошли в названный пункт только солдаты первого башкирского полка.

Совершенно неожиданно для Колчака там, где числился на фронте башкирский корпус, оказалось пустое место. Более того, теперь уже нужно было считаться с тем, что перешедшие на сторону Советов башкирские части будут действовать совместно с войсками Красной армии. Потеря войск означала потерю сочувствия и поддержки населения. Это была крупная брешь в военных и политических расчетах Колчака накануне Уфимской операции.

Деньги правительства А. В. Колчака.

Еще хуже, как выяснил Колчак, обстояло дело в Уральской казачьей армии, о чем свидетельствует следующая выдержка из разговора Дутова с уполномоченным Оренбургского войска при ставке Колчака. «Проезжавшие от Деникина, – заявил в этом разговоре Дутов, – к Колчаку два офицера рассказывали, что уральцы перед Рождеством почти все разъехались на праздники и ловлю рыбы. Сам начальник штаба говорил: «Полков у нас 19, но в полку не больше 150 шашек… дисциплины никакой… выборное начало… митинги… неисполнение приказов… самовольные уходы с позиции, комитеты в частях… Сотнями и дружинами часто командует писарь или фельдшер, а офицеры за урядника…»

Процесс революционизирования и классового расслоения в казачьих войсках ширился и углублялся – приостановить его не могли никакие призывы и ухищрения белогвардейской верхушки казачества. Вслед за башкирским корпусом слабым местом Западного фронта оказались Оренбургская и Уральская казачьи армии. Успешное наступление 1-й Красной армии в январе 1919 года создало угрозу Оренбургу. 16 января Колчак вынужден был отдать директиву, начинающуюся словами: «В целях спасения Оренбурга…» Директивой предлагалось командующему Западной армией нанести удар в стерлитамакском направлении и продолжать наступление в юго-западном – в тыл наступающим на Оренбург красным. Одновременно подтверждалась генералу Ханжину необходимость продолжать энергично готовиться к выполнению основной задачи Западной армии. Предусматривалась также переброска войск из Сибирской армии на помощь Дутову. Но спасти Оренбург оказалось уже невозможно.

Падение Оренбурга 22 января 1919 года усилило развал армии Дутова. Вслед за Оренбургом наступил черед г. Орска.

26 февраля Дутов, разуверившись в получении реальной помощи от Ставки, обращается непосредственно за немедленной помощью к командующему Западной армией генералу Ханжину: «…Части 2-го конного Оренбургского казачьего корпуса, не оказывая никакого сопротивления противнику, отошли… Положение г. Орска катастрофическое, некоторые части совершенно вышли из подчинения. Есть случаи грабежа складов, транспортов… Невозможно учесть, во что выльется операция…»

Таким образом, в самый разгар формирования Западной армии и подготовки ее к решительному наступлению левый фланг всего Западного фронта Колчака начал разваливаться. Выполнение директивы от 6 января оказалось под угрозой срыва. Следующий разговор начальника штаба Западной армии генерала Щепихина с генерал-квартирмейстером штаба Верховного главнокомандующего полковником Церетелли показывает, какое значение белогвардейское высшее командование придавало создавшемуся положению. «Оренбургская армия, – заявил Щепихин, – больна, почти все заражены политикой, а потому рассчитывать на серьезную работу ее трудно, внутреннее положение ее вызывает серьезные опасения. Я должен теперь признать, что при обсуждении общего плана здесь, в Челябинске, в присутствии Верховного, мы были введены – быть может, вполне добросовестно – командующим Оренбургской армией генералом Дутовым в заблуждение как относительно общего состояния армии, так и, в частности, относительно башкирского участка. Основываясь на докладе генерала Дутова, что все обстоит благополучно и что с банкирами он справится, и был принят план».

Январское контрнаступление большевиков породило у Колчака первое сомнение в надежности хваленых сибирских войск, окончательно подорвало доверие к чехословацким легионерам. Достигнутая временная стабилизация обстановки на фронте не давала никакой гарантии в том, что равновесие сил в любой час не будет нарушено. Колчак и назначенный им новый, после Болдырева, главнокомандующий фронтом генерал М. К. Дитерихс решили в спешном порядке укреплять оборонительные рубежи, занятые к 28 января, заменить при первой возможности за счет новых пополнений Чехословацкий корпус, полностью потерявший боеспособность.

Продвижение советских войск в начале 1919 года в районы Южного Урала и угроза наступления 5-й армии из района Уфы вынудили колчаковское командование обратить более пристальное внимание на юго-западное направление. Александр Васильевич решил провести частную наступательную операцию против Восточного фронта. План этой операции, изложенный в директиве Колчака от 15 февраля, предусматривал переход в наступление в начале марта. Сибирской армии предстояло продвинуться на вятском направлении, разбить 2-ю армию большевиков и овладеть районом Сарапул, Боткинским и Ижевским заводами. Западной армии ставилась задача разгромить 5-ю армию и занять район Бирск, Уфа, выйти к реке Ик и ударом в тыл 1-й армии противника помочь Оренбургской армии овладеть Актюбинском и Оренбургом. Оренбургская армия должна была также соединиться с Уральской армией. 2-му Степному корпусу предстояло занять Семиречье.

В директиве не было определено направление сосредоточения основных усилий. Но уже 3 марта Колчак определил, что главный удар будет наноситься на уфимском направлении.

Адмирал обратился за военной помощью к союзникам. Его поддержали Нокс и Гаррис, просившие свои правительства оказать такую помощь. Между тем наметившийся перелом борьбы на советско-колчаковском фронте в пользу красных посеял у Нокса первые сомнения в дальнейших успехах адмирала. «Признаюсь, – писал английский генерал в свое военное ведомство, – все мои симпатии на стороне Колчака, который обладает большей твердостью, мужеством и подлинным патриотизмом, чем кто бы то ни было в Сибири, и чья трудная задача становится почти невыполнимой из-за эгоизма Японии, тщеславия Франции и безразличия остальных союзников».

Успех советских войск озаботил не только колчаковское командование, но и интервентов.

В связи с поражением в мировой войне и капитуляцией в ноябре 1918 года Германии и Австро-Венгрии, у стран Антанты, казалось бы, появились возможности расширить вооруженную интервенцию в России и помочь Колчаку. Но этого союзные державы не могли сделать ввиду изменившейся политической обстановки у себя дома. В побежденной Германии началась революция, волна которой докатилась до западноевропейских государств и США, привела к росту антивоенных настроений в собственных войсках, находящихся в России. С выводом из войны Германии и Австро-Венгрии интервенты лишились и своего главного пропагандистского козыря для вооруженного вмешательства во внутренние дела России – «защиты» русского народа от германского порабощения.

19 января 1919 года Колчак подписал соглашение о координации действий белогвардейцев и интервентов. К исполнению обязанностей главнокомандующего войсками союзных государств в Восточной России и в Западной Сибири приступил представитель Высшего межсоюзного командования французский генерал М. Жанен. США в счет кредитов, предоставлявшихся ранее России, передали Колчаку 600 тысяч винтовок, сотни орудий, тысячи пулеметов, большое количество боеприпасов, снаряжения и обмундирования. Великобритания поставила 200 тысяч комплектов обмундирования, 2 тысячи пулеметов, 500 миллионов патронов. Военное имущество стоимостью 21 миллион франков, в том числе 30 самолетов и свыше 200 автомобилей, направило Колчаку правительство Франции. От Японии было получено 70 тысяч винтовок, 30 орудий, 100 пулеметов, боеприпасы, 12 тысяч комплектов обмундирования. К весне 1919 года численность колчаковских войск была доведена до 400 тысяч человек, в том числе около 30 тысяч офицеров.

К 25 февраля на уфимском направлении стала готовиться к переходу в наступление белогвардейская ударная армия, насчитывавшая около 64 тысяч человек. На их вооружении находилось свыше 650 пулеметов и 110 орудий. Более половины сил и средств были сосредоточены на направлении главного удара в узкой полосе фронта севернее и северо-восточнее Уфы.

Завершалась подготовка Уфимской наступательной операции. О грядущих событиях Александр Васильевич писал жене: «Весеннее наступление, начатое мною в самых тяжелых условиях и с огромным риском, в котором я вполне отдавал себе отчет, явилось первым ударом по Советской Республике, давшим возможность Деникину оправиться и начать, в свою очередь, разгром большевиков на юге. Троцкий понял и открыто высказал, что я являюсь главным врагом Советской Республики, и врагом беспощадным и неумолимым. На мой фронт брошено все, что только было возможно, и было сделано все, что можно было сделать, чтобы создать у меня большевизм и разложить армию».

Намечая широкие наступательные действия, Верховный правитель издал новый приказ о проведении в Сибири массовой мобилизации. В солдаты набирались прежде всего антисоветски настроенные молодые люди из зажиточных семей, во вторую очередь – крестьяне и рабочие. Командный состав формировался из бывших царских кадровых офицеров, осевших в тыловых гарнизонах, и выпускников офицерских и унтер-офицерских школ. Для обеспечения бесперебойных военных перевозок потребовалось коренное улучшение работы транспорта, особенно Великой Транссибирской железнодорожной магистрали. С этой целью в Токио было подписано соглашение об образовании Межсоюзного железнодорожного комитета. В него вошли: министр путей сообщения омского правительства Л. А. Устругов (председатель комитета), глава технического совета американский инженер Д. Ф. Стивенс, глава совета по перевозкам – японский представитель.

Между тем возникало немало проблем в тылу.

Поднимались на борьбу рабочие и крестьяне Иркутской и других губерний, но они пока действовали небольшими отрядами и группами. Среди них выделялся партизанский отряд политического ссыльного Н. А. Каландаришвили. Всю борьбу народных масс в «Колчакии» возглавило подпольное Сибирское бюро (его часто называли Уральско-Сибирским), созданное ЦК РКП/б/в декабре 1918 года из 5 человек: Ф. Голощекина, А. Масленникова, А. Нейбута, И. Смирнова и Ф. Суховерхова (Сычева). Оно, в свою очередь, образовало подпольные сибирские областные бюро, в которые входили военно-революционные штабы, крестьянские секции, отделения общества Красного Креста, паспортное и информационное бюро и редколлегия. Эти бюро или комитеты руководили партийными организациями на предприятиях, в железнодорожных мастерских, партизанских отрядах и в подпольных комитетах революционно настроенных солдат и иностранных военнопленных.

В феврале в селе Большой Улуй состоялся съезд представителей девяти волостей Енисейской губернии, в которых была восстановлена Советская власть. Съезд принял решение о развитии партизанской борьбы с колчаковцами, срыве их военных перевозок по Транссибирской магистрали. 17 февраля в селе Шитки Канского уезда восставшие крестьяне создали партизанский отряд, который позже разросся до таких размеров, что держал под своим контролем тринадцать волостей. К тому времени в Енисейской губернии, объявленной на военном положении, определились три центра партизанской борьбы: северная часть Ачинского уезда, где действовал отряд бывшего штабс-капитана П. Е. Щетинкина, Степно-Баджейская волость Красноярского уезда, ставшая районом действий отряда во главе с бывшим прапорщиком А. Д. Кравченко, и Тасеевская волость, контролируемая отрядом, руководимым бывшими политическими ссыльными Ф. Астафьевым и В. Яковлевым.

Участились революционные выступления рабочих Иркутска, Черемхова, Усолья и Бодайбо.

Размах народной борьбы вызвал со стороны властей усиление карательных мер. Колчак шел на это крайне неохотно. Он прекрасно понимал, что это – заколдованный круг: чем больше будет ужесточаться карательная практика администрации, тем больший масштаб приобретет народное сопротивление. Но, опасаясь стихийного развития партизанщины, он не мог уже разорвать этот порочный круг.

15 мая против отрядов Щетинкина и Кравченко генерал Розанов направил 12-тысячное войско при 25 орудиях и 50 пулеметах. Партизаны начали с боями отходить к реке Мана. В оставленных ими деревнях, по приказу Розанова от 4 апреля, белогвардейцы расстреливали каждого десятого жителя.

С нарастанием общенародной борьбы в Сибири ужесточались и карательные действия тыловых армейских и казачьих отрядов. Колчак, верный своему принципу – подавлять вооруженные восстания силой оружия, подписал приказ об изъятии у крестьян, явно связанных с партизанами, земель и имущества в пользу карателей. А те вопреки приказу зачастую без разбора чинили расстрелы и расправы над сельским населением, сжигали целые деревни. В феврале усилиями нового директора департамента милиции В. Н. Пепеляева в губерниях при органах министерства внутренних дел для подавления мятежников начали создаваться отряды особого назначения.

В Восточной Сибири и на Дальнем Востоке казачьи отряды Семенова, Калмыкова, Гамова, Кузнецова и других атаманов чинили произвол и насилие. В рукописном дневнике «В семеновском царстве» Г. Е. Катанаев приводит факты настоящего бандитизма и беззакония, творимых семеновцами и головорезами из других казачьих отрядов. Так, семеновские молодчики ограбили местное отделение государственного банка, изъяв из его сейфов 3,5 миллиона рублей; позже учинили поголовную порку рабочих кровельного цеха читинских железнодорожных мастерских только по подозрению их в причастности к большевикам. Все эти акции вандализма белогвардейской военщины, озлоблявшие трудящихся сибиряков, заносились ими на «лицевой» счет самого Колчака, режим правления которого получил название «колчаковщины».

В ходе подготовки к новому военному походу на Советскую Россию Верховному правителю пришлось столкнуться и с национальным вопросом. Проводящаяся Омском мобилизация в армию не обходила мужчин призывного возраста – выходцев из Прибалтики. А их, латышей, литовцев и эстонцев, покинувших свою родину из-за германской оккупации, оказалось в Сибири несколько сот тысяч. Конференции и съезды представителей этих колонистов, проходившие в конце 1918 года, решили формировать из своих добровольцев собственные воинские национальные части Латвии, Литвы и Эстонии для выступления против Советской власти. Колчак выступил ярым противником формирования национальных воинских частей.

К 1 марта омскому правительству, несмотря на трудности, удалось выставить на фронт в подавляющем числе кадровых солдат и офицеров, настроенных антисоветски. Были среди них и новички. Так, в феврале на фронт прибыло пополнение из русских выпускников английской военной школы на Русском острове: 500 офицеров и 500 сержантов. Фронтовые войска имели, как правило, добротную экипировку, в основном английскую, необходимое военное снаряжение, все виды стрелкового и артиллерийского оружия, боеприпасы и военную технику – от автомобилей до самолетов. Все это явилось результатом военного снабжения, осуществляемого союзниками небезвозмездно, а частично в кредит, частично за наличный расчет русским золотым запасом, осевшим в сейфах омского банка. Поток железнодорожных составов с военными грузами, растянувшийся от Владивостока до Уральского фронта, прерывался только в двух случаях: при перебоях в поставках или при повреждениях Транссибирской магистрали партизанами.

Недооценивая превосходящие белогвардейские силы, войска Восточного фронта Красной армии (103 тысячи штыков и сабель) по директиве ее главного командования от 21 февраля готовили наступление в направлении Екатеринбурга, Челябинска, Троицка и Южного Урала. Белые и красные армии выжидали день и час наступления.

4 марта Сибирская армия генерала Гайды перешла в наступление. На другой день наступательные действия предприняла 5-я советская армия, но, получив встречный удар более чем втрое превосходящей по численности Западной армии Ханжина, стала откатываться к Уфе. Наступлением колчаковских войск началось выполнение общего плана интервентов и белогвардейцев по разгрому Красной армии и свержению Советской власти. Белым армиям с востока отводилась роль ударной силы Антанты.

Армия Ханжина, решавшая вначале частную задачу наступления, 14 марта заняла Уфу, 5 апреля – Стерлитамак, к 10 апреля – Бугульму и двигалась в направлении Самары. Армия Гайды к тому времени захватила Оханск, Боткинский и Сарапул и действовала в двух направлениях: на Глазов и Казань. Южная группа войск Белова и Оренбургская армия Дутова приблизились к Оренбургу. Появилась реальная возможность соединения колчаковских и деникинских войск на Волге и их совместного похода на Москву.

12 апреля в газетах «Правда» и «Известия ВЦИК» были опубликованы написанные Лениным «Тезисы ЦК РКП (б) в связи с положением Восточного фронта». Они начинались такими строками: «Победы Колчака на Восточном фронте создают чрезвычайную опасность для Советской республики. Необходимо самое крайнее напряжение сил, чтобы разбить Колчака». Далее в семи тезисах указывались важнейшие меры для достижения этой цели и прежде всего: пополнение рядов Красной армии и улучшение ее снабжения оружием, одеждой и прочим.

А в Сибири – всеобщее ликование. Каждая сводка о взятии колчаковскими войсками нового населенного пункта встречается с восторгом. В русской буржуазной эмигрантской и иностранной прессе расписывается доблесть освободительных армий Колчака, а сам адмирал именовался «новой надеждой России» или «русским Вашингтоном». Раздавались голоса за признание и поддержку омского правительства, причем первыми за это высказались Нокс и Уорд. Верховный правитель получал отовсюду поздравления с блестящими боевыми успехами его доблестных войск.

В эти счастливые для него дни он мог позволить себе иногда и развлечься в обществе прекрасных дам. Это обычно были непременная при нем Тимирева и ее обретенные в Омске подруги – мадам Гришина-Алмазова и мадам Имен. В салоне Гришиной-Алмазовой постоянно собирались штабные офицеры и среди них, как ходили слухи, скрытые «герои» 18 ноября. Мадам Имен – служащая союзнической радиопочты – находилась в дружбе с полковницей и Тимиревой и, кроме того, была в близких отношениях с супругами Франк – переводчиками полковника Уорда. У генерала Жанена Имен и супружеская пара Франк были на подозрении как шпионы. Насколько обоснованны были его подозрения, сказать невозможно, но Имен генерал все же уволил с радиопочты. Адмиральская компания свои веселые застолья устраивала то у Гришиной-Алмазовой, то в лучших ресторанах города, при этом нередко в общих залах.

Колчаковское командование, окрыленное достигнутыми успехами, решило продолжить наступление при сложившейся группировке сил без оперативной паузы. 12 апреля в войска была направлена новая директива. В ней говорилось: «…противник на всем фронте разбит, деморализован и отступает… генерал Деникин начал теснить красных в Донецком каменноугольном бассейне. Генерал Юденич теснит большевиков на псковском и нарвском направлениях.

Верховный правитель и Верховный главнокомандующий повелел: действующим армиям уничтожить красных, оперирующих к востоку от рек Вятка и Волга, отрезав их от мостов через эти реки».

Таким образом, частная наступательная операция должна была перерасти в широкомасштабное стратегическое наступление. Но при этом Колчак не учитывал ни соотношений сил и средств, ни усталости войск, ни состояния их материально-технического обеспечения. Войскам ставились явно непосильные задачи, не подтвержденные оперативными расчетами.

Решались и другие вопросы.

Колчак, в частности, издал приказ, реабилитирующий полковника Семенова, через день-два атаман прислал на имя адмирала телеграмму с изъявлением своей покорности и готовности служить признанному большей частью России Верховному правителю верно и нелицемерно. Однако уже 27 марта управляющий делами Совмина Тельберг телеграфировал генералу Иванову-Ринову во Владивосток о новом разбое семеновцев – задержке на станциях Маньчжурия четырех вагонов с пушниной, следовавших в Харбин для обмена ее на военное снаряжение.

Охрану Транссибирской магистрали взяли на себя войска интервентов. Восточную часть ее и дальневосточные железные дороги охраняли американцы и японцы, западная часть магистрали от Байкала до Новониколаевска находилась под охраной чехов, а участок от Новониколаевска до Омска контролировали поляки. На все войска охраны железной дороги возлагалась одновременно помощь техническому комитету в наблюдении за ее исправностью и восстановлении участков пути, разрушенных партизанами. Под руководством путейских инженеров магистраль была приведена в состояние, позволяющее повысить ее пропускную способность, увеличить скорость движения поездов и тяжесть перевозимых грузов.

Одновременно омское правительство проявляло заботу и о поддержании водного сообщения Сибири с Архангельском и Западной Европой, для чего в апреле 1919 года образовало комитет Северного морского пути. Он состоял из представителей министерства торговли и промышленности, кооперативных объединений, земских и других сибирских учреждений и занимался организацией морских товарообменных экспедиций между сибирскими и иностранными компаниями и фирмами. Для обеспечения безопасности плавания судов в Обь-Енисейском районе и на подходах к нему с моря при морском министерстве еще раньше была учреждена Дирекция маяков и лоции во главе с подполковником корпуса гидрографов Д. Ф. Котельниковым. Чтобы организовать регулярные плавания по Северному морскому пути, он создал специальный комитет, направил в высокоширотные районы России несколько поисково-геологических экспедиций (и в их числе партию молодого изыскателя Николая Урванцева, знаменитого первооткрывателя богатств Норильского рудного района). Полярник жил в душе адмирала до последнего его вздоха.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.