В Крымских горах

В Крымских горах

Горы эти, Главной (Южной) гряды, протянулись вдоль Южного берега Крыма. Во время марша, продолжавшегося двое суток, мы видели, как постепенно над степью, которая здесь более неровная и более плодородная, вырастают горные вершины. С нашей стороны склоны, поначалу пологие, поднимались над равниной до известняковых плато, высоты которых колебались между 1000 и 1200 метрами (высшая точка Крымских гор – гора Роман-Кош, 1545 метров). Заросшие труднопроходимыми лесами склоны были прорезаны глубокими ущельями, по которым неслись потоки воды в руслах, выложенных обкатанными камнями. Лишь редкие тропы позволяли проникнуть в глубь горной гряды, у подножия которой стояли несколько крупных городов, но остальная ее часть была практически необитаемой. Скалы высились повсюду, точно бастионы, возведенные над обрывами, и каждый из них мог быть превращен в крепость.

В эти труднодоступные горы русская армия отступила после своего поражения на перешейках, пройдя через степной Крым. Неизвестно было, сосредоточится ли она на заранее подготовленных позициях. Нельзя было давать противнику никакой передышки. Чем быстрее бы мы его нагнали, чем быстрее вступили бы в бой с последними его подразделениями, продолжавшими сопротивление, тем быстрее мы лишили бы его остатков воли к борьбе, тем быстрее показали бы бесполезность дальнейшего сопротивления и тем больше облегчили себе будущие бои. С самого утра, когда мы вышли к предгорьям Главной гряды, нам понадобились свежие данные разведки, необходимо было разработать новый план и подготовиться к подъему в горы. В тот момент мы обнаружили колонии, основанные некогда немецкими религиозными общинами, а теперь покинутые населением; они были окружены великолепными садами и виноградниками и носили красноречивые имена: Фриденталь (Долина мира) и Фриденхорст (Убежище мира). Возможно, какая-нибудь забытая здесь старушка могла бы рассказать нам, почему отсюда угнали мужчин и женщин и как безмерное горе обрушилось на жителей этих расположенных на краю света прекрасных деревень, в которых полтора столетия аккуратные и работящие крестьяне трудились, облагораживая эту землю. Однако нам предстояло подниматься еще выше. Мы искали дороги и тропинки. Уже начинался ноябрь, погода день ото дня портилась все больше, бушевали ветра и дожди, на Яйле выпал снег. Усилия, которые требовались от солдата, скоро превысили человеческие силы. Крутые дороги превратились в узкие тропинки, так что проехать по ним на крестьянских телегах стало невозможно. Опытные офицеры, умевшие обращаться с животными, бросили телеги, навьючили самое необходимое (боеприпасы, продовольствие, теплые одеяла) на лошадей и повели их дальше. В соответствии с приказом, полк двигался колоннами. Батальоны были отделены друг от друга глубокими ущельями и труднопроходимыми лесами. Связь между ними можно было поддерживать только по радио, поэтому каждый действовал все более независимо, и их командирам приходилось брать всю ответственность на себя. Их продвижение замедлилось, когда решительные русские начальники невысокого ранга сумели собрать некоторые силы, чтобы оказать разрозненное сопротивление. Бои, с учетом рельефа местности, были тяжелыми, непредсказуемыми и не обходились без потерь. Так, например, было с нашей левой передовой группой, которая в одном зажатом между гор ущелье потеряла много людей, прежде чем сумела овладеть высотой. Пройдя обходными путями, артиллеристы, проявив невероятную выдержку, сумели установить одну батарею и, после целого дня неудачных попыток, все-таки установить радиосвязь с артиллерийскими наблюдателями-корректировщиками этого батальона. Благодаря этому батарея сумела с большого расстояния вступить в бой и сыграть в нем решающую роль. Она действовала так эффективно, что противник оставил последние удерживаемые им позиции и мелкими группами рассеялся по лишенной дорог горной местности, где мы не стали его преследовать.

Дальнейшая наша задача заключалась в сосредоточении подразделений и приведении себя в порядок. На подходах и в ущельях было много вышедших из строя машин противника, и нам удалось заполучить прекрасное оборудование одного высокого штаба. Русские солдаты более или менее крупными группами выходили из лесов – терпеливые, полные достоинства, даже можно сказать: импозантные в своем несчастье. Эти самые добродушные существа из всех, кого мы когда бы то ни было встречали, были теми же самыми, кто яростно дрался с нами в чудовищных по ожесточению боях, и теми же, кто, как мы знали по собственному опыту, соединял в себе самую утонченную хитрость с жестокостью дикаря. Выше, на вершинах, нас ожидали поразительные открытия. Стало очевидно, что эти высоты давно уже были превращены в узлы обороны и базы снабжения. Мы обнаружили там многочисленные склады продовольствия и обмундирования, благодаря которым смогли снабдить наших солдат необходимыми им едой и вещами: мукой, сахаром, бараниной в бочках, огромным количеством топленого масла, бельем и портянками. Небольшие патрули, прочесывавшие леса с целью предотвращения нападения противника и сбора разведданных, переживали невероятные приключения. Впервые нам пришлось вступить в перестрелку с женщинами.

По горам бродили женщины и другого рода, чье отношение к мужчинам, как мы с удивлением впервые увидели, сильно отличалось от тех высочайших моральных принципов, которые мы до того времени отмечали в русском народе. Но сильнее всего нас заботило то, что вокруг продовольственных складов, лишь малую часть которых мы обнаружили, начали собираться партизаны. После того как, сочтя свою военную задачу выполненной, мы спустились с гор, они смогли беспрепятственно передвигаться, воссоздавать воинские подразделения и с вершин гор постепенно возобновить боевые действия. В действительности мы никогда не были полными хозяевами в Крымских горах, поскольку с них все время спускались партизаны, нападавшие на селения и наши коммуникации. 9 ноября в штаб полка с инспекцией прибыл командир дивизии и объявил, он считает, что полк выполнил поставленную перед ним задачу. Я поделился с ним нашими впечатлениями, поскольку не мог принять его точку зрения. Однако нас ждали новые тяжелые боевые задачи.

У наших ног лежало бескрайнее море, и многие из нас цеплялись за надежду, что полк, после стольких превратностей судьбы, трудных боев и тяжелых потерь, получит возможность некоторое время отдохнуть на его берегах. Конечно, наши солдаты испытывали разочарование оттого, что надежды их не сбылись, но приходилось смириться с этим и вновь выступать в поход, теперь в направлении крепости Севастополь. Здесь мне представился случай воздать хвалу солдатам, поставленным под мое командование; я воспользовался им, чтобы без обиняков выразить все мои тревоги высшему командованию, до которого иначе я не мог достучаться. Пехота изнуряла себя, без передышек выполняя одну боевую задачу за другой; пока что ей это удавалось благодаря ее прирожденным достоинствам, но скоро силы ее закончатся; если с ней и дальше будут обращаться так же, то через небольшой промежуток времени от нее совсем ничего не останется. Подкрепления, приходившие с маршевыми батальонами, теперь бросались в бой без базовой подготовки, как будто все забыли, что военный успех достигается бережным отношением к войскам. Я требовал дать отдых, чтобы вернуть равновесие мыслей, позволить восстановить порядок и поднять боевой дух. Еще со времен Первой мировой войны я знал, что время от времени войскам необходима передышка. Люди наверху, с которыми я разговаривал, были умными, понимали, что солдаты много пережили, но что они могли мне ответить? Они тоже оказались в положении загнанной дичи, были связаны рамками приказов.

Какой же результат дали мои замечания, доходившие до упреков? Полку не дали ни одного дня отдыха для того, чтобы постирать белье, кишевшее паразитами, починить обувь, отмыть тела от пота и грязи, налипшей за много недель походов и боев. Когда мы подошли к крепости, погода резко переменилась, и вместо проливных дождей ударили зимние морозы. На западе на горизонте стали видны высоты, на которых располагались внешние линии обороны Севастополя. За ними находилась эта мощная крепость, которая, как мы знали из истории, в прошлом уже выдержала долгую и кровопролитную осаду армий нескольких могущественных европейских держав. 13 ноября полк сменил на господствующей над долиной Бельбека высоте (190,1 метра) воинскую часть, которая во время штурма крепости была остановлена перед дотами внешней оборонительной линии, поскольку не получила поддержки танковых частей и тяжелой артиллерии. Из-за отсутствия многочисленных мобильных частей не удалось не только взять крепость с первого же штурма, но даже с налету овладеть гласисом; теперь требовалось с большим трудом последовательными атаками прорывать позиции противника, который постоянно затыкал образовывавшиеся в них бреши и усиливал оборону.

Все мои ощущения, испытанные тогда, ежедневно усиливали мое мнение относительно начатой против России войны: это была безумная кампания, у которой не могло быть удачного исхода. На заднем плане стояла по-прежнему недоступная Англия, усиливавшая свою армию и даже начавшая в этот момент активные боевые действия в Северной Африке; но, главное, там были США, которые направили свою огромную экономическую мощь на создание военной промышленности. Наше наступление на Востоке начинало пробуксовывать, наталкиваясь на удивительное количество свежих дивизий противника, и скоро остановилось. А ведь наше руководство уже давно объявило, что от русских вооруженных сил осталось несколько соединений, да и те скоро будут разгромлены. Я смотрел на карту и убеждался, что, хотя нами были оккупированы значительные русские территории, у нас просто не хватало людей, чтобы их контролировать, и еще бо?льшие русские территории оставались свободными, и там противник производил оружие и готовил новые армии к боям. Нам противостояли огромные пространства и огромные людские ресурсы – эти две фундаментальные силы нашего противника; у нас же была другая сила, и она сохраняла свое могущество, несмотря на мои тревоги, – это были наши молодые солдаты. В часы, когда меня одолевали невеселые мысли, я находил в их уверенности силы ежедневно исполнять свой долг, налагаемый на меня полученными приказами.