Послесловие

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Послесловие

Военный коллаборационизм советских граждан, несомненно, имел много общего с похожими явлениями, которые происходили в оккупированной нацистами Европе. Одновременно следует отметить то, что в идейно-политическом плане советский коллаборационизм был, по сути, продолжением событий Гражданской войны 1918 – 1920 годов в новых условиях. Эти условия складывались под воздействием негативных сторон общественно-политического развития предвоенного СССР (репрессии, коллективизация, национально-религиозные притеснения). В конечном итоге все это привело к тому, что немецкое военно-политическое руководство смогло привлечь на свою сторону почти 1,5 млн так называемых «восточных» добровольцев, или три четверти всех военных коллаборационистов.

Процесс создания и использования белорусских добровольческих формирований проходил в рамках военно-политического коллаборационизма советских граждан с руководством нацистской Германии. Разумеется, они приобрели общие черты и логику развития, присущие другим «восточным» частям. Однако, несмотря на это, белорусские формирования имели ряд особенностей, которые отличали их от прочих формирований, созданных из представителей других народов СССР. И в первую очередь эти особенности были связаны с причинами и условиями белорусского военно-политического коллаборационизма.

Можно сказать, что за период с 1941 по 1945 год в германских вооруженных силах прошло службу около 50 тысяч добровольцев-белорусов. Примерно это равняется:

• 3,3 – 3,8 процента от общей численности добровольцев из числа граждан СССР, которая за период с 1941 по 1945 год составила 1,3 – 1,5 млн человек;

• 2,5 процента от общей численности личного состава иностранных добровольческих формирований, которая за период с 1940 по 1945 год составила около 2 млн человек;

• и 0,3 процента от общей численности германских вооруженных сил, которая за период с 1939 по 1945 год составила около 17 млн человек[693].

Приведенные цифры не являются абсолютными, так как в случае с «восточными» формированиями не всегда можно учесть их боевые и небоевые потери, организационные перемещения личного состава, его этническую принадлежность и другие факторы. Главной причиной этого является то, что набор добровольцев не всегда проходил по линии ОКВ, ОКХ, Главного управления СС и т. п., то есть централизованно. Как известно, создание большинства подобных формирований, а также прием добровольцев на службу в немецкие части осуществлялись по инициативе полевых командиров германских силовых структур и поэтому далеко не всегда находили отражение в документах органов главного командования.

В данном исследовании имеются в виду добровольцы, которые проходили эту службу организованно в составе формирований, укомплектованных этническими белорусами либо целиком, либо с небольшим вкраплением представителей других национальных групп (немцев, русских, украинцев или поляков). В истории белорусского военного коллаборационизма к таким формированиям, где этнический фактор являлся определяющим, относятся:

• 1-й Белорусский штурмовой взвод – 52 человека;

• Корпус белорусской самообороны, в 20 батальонах которого проходило службу около 15 тысяч человек;

• Белорусская вспомогательная полиция порядка, или Schuma, в 12 батальонах и более мелких подразделениях которой проходило службу около 20 тысяч человек;

• Белорусский батальон железнодорожной охраны – около 1 тысячи человек;

• 13-й Белорусский полицейский батальон при СД – около 1 тысячи человек;

• Новогрудский кавалерийский эскадрон – около 600 – 800 человек;

• Белорусская краевая оборона, в 39 пехотных и 6 саперных батальонах которой проходило службу около 30 тысяч человек;

• 1-й Кадровый батальон Белорусской краевой обороны – 300 человек;

• Специальный десантный батальон «Дальвиц» – 200 человек;

• 30-я гренадерская дивизия войск СС (2-я русская), в трех полках которой проходило службу около 7 тысяч белорусов;

• 30-я гренадерская дивизия войск СС (1-я белорусская), в одном полку которой проходило службу 1094 белоруса.

Причину же такого численного соотношения белорусских, «восточных» и иностранных добровольцев вообще следует искать главным образом в тех политических и военных условиях, в которых проходило создание и использование белорусских добровольческих формирований[694].

Нельзя не отметить, что военно-политический коллаборационизм на территории Белоруссии имел место в условиях такого тесного и причудливого переплетения политических, военных, национальных, религиозных и социальных факторов, какого не было ни на одной из других оккупированных советских территорий. Вследствие этого на белорусских формированиях, как ни на каких других из числа «восточных» частей, отразилось противостояние тех противоборствующих группировок, которые действовали в тот период в республике. Можно выделить следующие политические силы, которые боролись за влияние на процесс создания этих формирований:

1. Гражданская оккупационная администрация, вермахт и СС;

2. Сторонники «национальной» концепции Розенберга и «русофильская партия» офицеров вермахта;

3. Сторонники активного коллаборационизма с немцами из числа белорусских националистов и сторонники белорусской «третьей силы»;

4. Сторонники полной независимости Белоруссии и сторонники совместной борьбы всех советских народов в рамках власовского КОНР;

5. Белорусы-католики и белорусы-православные;

6. Западные и восточные белорусы.

Каждая из этих сторон имела свою концепцию будущего развития Белоруссии и, соответственно, по-своему видела роль белорусских добровольческих формирований в ней. Причем немецкая точка зрения, будучи чисто утилитаристской и неоднозначной, являлась иногда диаметрально противоположной националистической. Немцы хотели выиграть войну и поэтому пытались использовать любые средства. Националисты же в деле создания добровольческих частей выдвигали на первый план следующие задачи:

1. Создание как можно большего количества белорусских формирований, снабженных современным (или даже любым) вооружением и снаряжением.

2. Переподчинение новых и уже имеющихся формирований руководству белорусских национальных организаций, при минимальном контроле со стороны немцев.

3. Воспитание личного состава этих формирований в белорусском национальном духе.

4. Подготовка на современном уровне как можно большего количества офицеров и унтер-офицеров, воспитанных в национальном духе.

5. Со временем все вышеуказанные моменты должны были послужить предпосылками для создания Белорусской национальной армии.

Важным фактором, повлиявшим на создание коллаборационистских формирований, были межнациональные отношения на территории Белоруссии. В целом их можно свести к белорусско-польским отношениям на западе республики и белорусско-русским на востоке. Последние не имели большой остроты в силу исторической, этнической и религиозной близости двух восточнославянских народов. Поэтому основная борьба за влияние на коллаборационистские формирования между белорусскими националистами и силами, претендующими на всероссийский характер, развернулась уже после освобождения Белоруссии. Так, осенью 1944 – весной 1945 года часть немецкого военно-политического руководства, которая стояла на русофильских позициях, попыталась объединить все антисоветские организации под эгидой власовского КОНР. В результате это привело к конфликту между власовским движением и белорусскими националистами, а также – к расколу в лагере последних. Белорусско-польский конфликт, наоборот, был более острым именно в период оккупации республики. Исходя из своих политических установок польское движение Сопротивления пыталось всеми силами помешать белорусификации «восточных территорий» второй Речи Посполитой. Уничтожение белорусских коллаборационистов всех категорий было важным пунктом этой программы.

Все указанные выше особенности ситуации и перипетии политической борьбы в оккупированной Белоруссии, несомненно, наложили значительный отпечаток на процесс организации, подготовки и боевого применения коллаборационистских формирований. На основе анализа немецкой нормативной документации можно выделить два их основных типа: формирования в полицейских структурах нацистской Германии и формирования в ее вооруженных силах. К первому типу относятся белорусская полиция, части самообороны и БКА. Второй тип составляют разведывательно-диверсионные части спецслужб, вспомогательные формирования вермахта и боевые подразделения войск СС.

Тем не менее, несмотря на такое функциональное разнообразие, вся история белорусских частей до эвакуации в Германию (июнь – июль 1944 г.) свидетельствует о том, что немцы организовывали их исключительно как охранные (даже если формально они и не относились к полиции). В целом с военной точки зрения эти части проявили себя положительно. Не секрет, что с партизанским движением на территории Белоруссии боролись именно «восточные» формирования (белорусские и другие, которые в это время там находились), так как немецких частей было не так много и вообще они были не лучшего качества. Наилучшим образом себя, конечно, проявили части, которые формировались из уже подготовленного и имевшего боевой опыт контингента или которые имели достаточное время на подготовку (например, Белорусский батальон железнодорожной охраны и 13-й белорусский полицейский батальон при СД). Части же, которые создавались наспех и без должной подготовки, как правило, распадались при первом же серьезном боестолкновении или даже до него (например, большинство батальонов БКА).

На наш взгляд, следует выделить только два основных фактора, которые так или иначе обусловили низкую боеспособность отдельных белорусских формирований: деятельность различных немецких инстанций и влияние партизанского движения (причем не только советского). Немцы приложили немало усилий, чтобы создать действительно боеспособные коллаборационистские формирования. Понятно, что они сами были в этом заинтересованы. Однако из-за несогласованной политической линии они же большинство из них и загубили: какие-то отказом снабдить вооружением и снаряжением, какие-то репрессиями за видимость националистического характера. Фактически такая политика проводилась до самой мобилизации в БКА, однако, даже отказавшись в целом от нее (но не всех ее атрибутов), уже ничего нельзя было исправить. Тем более что второй, партизанский фактор, который действовал на протяжении всей оккупации, к весне 1944 года, естественно, только усилился.

Вообще же этот фактор оказал значительное влияние на процесс создания белорусских частей и их боевое применение. В советское время о партизанском движении писали как об исключительно советском. Однако выше уже было показано, что оно было неоднородным и отличалось как по политическим взглядам его сторонников, так и по их национальной принадлежности. Из всей массы советских, белорусских, польских, литовских, украинских и еврейских партизанских отрядов наибольшее влияние на белорусские коллаборационистские части оказали первые три категории. Каждая из них делала это в меру своих возможностей и сил и с разной степенью результативности. Тем не менее только воздействие советского партизанского движения было наиболее существенным и действительно смогло отразиться на процессе создания и использования белорусских формирований. Роль же белорусского националистического партизанского движения вообще и его влияние на коллаборационистские подразделения в частности следует признать незначительной, так как ни одной из целей, поставленных перед собой, оно не достигло.

Наиболее острым и болезненным моментом боевого применения всех коллаборационистских формирований является вопрос об их участии в репрессиях против мирного населения. Естественно, белорусские части не были исключением из этого правила. К тому же партизанская война здесь приобрела особенно крайние формы, зачастую выливаясь в войну гражданскую. Однако следует признать, что приписывать белорусским добровольцам какие-либо эксцессы на национальной или религиозной почве нельзя. В отличие от, например, Прибалтики, Украины или Крыма белорусские добровольцы никогда не убивали людей за то, что они говорили на другом языке или исповедовали другую религию. Этого не делали даже те белорусские формирования, которым условно можно приписать национальный характер. Все акции по уничтожению мирного населения, в которых приходилось участвовать белорусской полиции, укладываются в рамки проявлений немецкого оккупационного режима. Так бы на их месте поступали любые другие коллаборационисты.

Белорусской полиции, естественно, приходилось участвовать и в уничтожении еврейского населения. Тем не менее уровень антисемитизма в Белоруссии был значительно ниже, чем, например, в Украине, и белорусское население не участвовало в массовых антиеврейских эксцессах, как, например, в Прибалтике.

История белорусских коллаборационистских формирований закончилась фактически в июле 1944 года. В эмиграции также были попытки создать нечто подобное и с немецкой, и с белорусской стороны. Однако ни по масштабам, ни по значению части, которые были созданы в промежуток времени с июля 1944 по апрель 1945 года, ни в коей мере нельзя сравнивать с частями, которые были созданы в период оккупации. К тому же в деле их создания было больше политики, чем военных соображений. В принципе эта закономерность касается не только белорусских добровольцев.

В научной и мемуарной литературе до сих пор не прекращается спор: имели ли белорусские добровольческие формирования действительно белорусский национальный характер (как, например, некоторые прибалтийские, украинские и т. п.)? Этот вопрос очень важен, так как положительный ответ на него является очень существенным для поддержания мифа о «белорусском национально-государственном строительстве в период Второй мировой войны», да и мифа о белорусском национализме вообще. Естественно, что белорусские эмигрантские историки и мемуаристы отвечают на этот вопрос однозначно: да, эти части имели такой характер. Более того, «два основных желания были телом и душой основной массы белорусских солдат… служение униженной и порабощенной Родине и отказ воевать на стороне своих врагов»[695].

Поскольку советские историки обходили стороной этот вопрос, белорусским националистам отвечали сторонники «Единой и Неделимой России». Так, И. Коринкевич писал: «В Белоруссии действовали самые крупные антисоветские отряды Каминского и Родионова. Но не образовалось ни одного, буквально ни одного, хотя бы самого захудалого, белорусского самостийного отряда, бойцы которого сражались бы за независимость Белоруссии»[696].

В принципе правы приверженцы обеих точек зрения. Истина, как обычно, лежит где-то посередине. Однако, чтобы понять это, необходимо вспомнить, что представляла собой белорусская национальная идея и белорусское национальное движение на тот момент. Выше уже было показано, что как таковой развитой национальной идеи белорусское национальное движение еще не имело (в отличие от, например, украинского). Само же оно состояло из нескольких группировок, которые в своей деятельности ориентировались на разные политические силы и враждовали между собой. Еще более проблематичным был вопрос с национальным самосознанием белорусского народа: даже после всех социальных экспериментов начала прошлого века и политики белорусизации советского правительства многие белорусы искренне считали себя частью русского народа. Поэтому трудно сказать, был ли личный состав какого-нибудь из добровольческих формирований действительно проникнут белорусской национальной идеей. Вероятно, такую идею (или как ее понимали их покровители из различных группировок белорусских националистов) разделяли некоторые белорусские офицеры и унтер-офицеры, которые по мере сил старались внедрить ее среди рядового состава. Однако даже по признанию самих националистов (например, Ф. Кушеля) таких «сознательных патриотов» было очень мало. К тому же, как можно было убедиться, немцы крайне отрицательно относились к любой националистической пропаганде, преследуя ее иногда наравне с советской. Хотя и они не отрицали, что формирования с белорусским командным составом сражались намного лучше, чем формирования, где на всех руководящих должностях были немцы. Таким образом, единственной частью, которая в целом имела белорусский национальный характер, следует признать Новогрудский кавалерийский эскадрон Б. Рогули. Роль последнего в этом огромна, однако заслуга генерального комиссара фон Готтберга не меньше уже хотя бы потому, что он разрешил этому эскадрону быть таким. К слову, это было и единственное белорусское формирование, при создании и использовании которого немцы выполнили все свои обещания. И в этом его своего рода уникальность.

Конец белорусских коллаборационистских формирований был закономерным и, помимо всего прочего, показал, что поражение ждет всех, кто попадет в центр схватки между двумя гигантами. К тому же если еще и погонится за заведомо утопической идеей, какой на тот момент являлся белорусский национализм с его стремлением создать независимую Белоруссию. Ни политических, ни военных, ни национальных, ни каких-либо иных предпосылок для подобного начинания в условиях того времени попросту не было.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.