Глава XI. ИГРА БЕЗ ПРАВИЛ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава XI. ИГРА БЕЗ ПРАВИЛ

«Старайся играть белыми, если

противник не умеет играть черными».

Рекомендация шахматисту одной из российских газет за 1902 год

Холодной декабрьской ночью, незадолго до Нового, 1943, года, Кента и Маргарет привезли в Париж. Часть пути они проделали не только в наручниках, но и в надетых на ноги кандалах. Правда, уже в поезде, после бурного протеста Кента, кандалы с него и Маргарет были сняты. Бдительная охрана ограничилась наручниками.

В парижскую тюрьму Френ, имевшую славу самой жестокой тюрьмы Франции, где царили кошмарные порядки, их доставили заполночь.

После долгой процедуры оформления документов Кента и Маргарет развели по одиночным камерам, которые считались камерами смертников.

Ни жестокость надзирателей, ни скудное питание не смогли отвлечь разведчика от размышления на главную тему: зачем из Берлина его привезли тайно в Париж?

Начиная со следующего утра Кента часто стали возить на допросы в мрачное здание на улице де Соссе. Сюда из Брюсселя переехала зондеркоманда гестапо «Красная капелла», которую по-прежнему возглавлял Карл Гиринг. Вскоре Кенту стало ясно, что этот опытный руководитель спецслужбы неизлечимо болен. Как выяснилось позже, у него был рак горла. Несмотря на это, Гиринг строил свои допросы по-прежнему напористо, на высоком профессиональном уровне. Лицо его, хотя и осунулось, было, как и раньше, непроницаемым и строгим. Он был прекрасным психологом и аналитиком и умел ценить подобные качества у противника. Поэтому к Кенту он относился с подчеркнутым тактом. Хотя, разумеется, ни о каких взаимных симпатиях речи быть не могло.

Советского резидента допрашивали и другие следователи, среди которых выделялся истеричный и заносчивый Эрик Юнг.

Чем больше длились допросы, тем отчетливей Кент убеждался в том, что Треппер встал на путь предательства. Можно ли было его за это винить? Треппер не был гражданином СССР. Он, польский еврей и польский гражданин, за свою жизнь столько колесил по свету, что вполне мог считать себя космополитом. Правда, оставались еще убеждения. Он был советским коммунистом, членом партии большевиков. Но была еще и нравственная сторона проблемы: сотрудничая с гестапо, он не только способствовал утверждению фашистского режима, ослаблению позиций антифашистов, но и предавал конкретных людей, которые еще недавно ему доверяли.

В отличие от него, Кент категорически отказывался от сотрудничества с гестапо. При этом, он «не рвал на груди тельняшку» подобно кинематографическому герою-моряку перед расстрелом. Его героизм был иного рода: он отстаивал выбранную им линию поведения, маневрировал, иногда переходя в наступление, отступал только под тяжестью неопровержимых улик.

Улики эти появлялись все чаще, и, в основном, это были признания Леопольда Треппера.

Но гестапо тоже не сидело, сложа руки. Ему тоже порой удавалось добыть неопровержимые факты разведывательной деятельности Кента. Вскоре Гиринг уже спокойно и уверенно говорил ему в глаза, что именно он, Кент, из всех разведчиков в Бельгии и во Франции нанес Германии самый ощутимый ущерб.

В конце февраля 1943 года на очередном допросе Гиринг вежливо поинтересовался у Кента, продолжает ли тот утверждать, что был завербован в Москве людьми, плохо говорившими по-русски. Получив утвердительный ответ, он вызвал к себе дешифровальщика доктора Вальдемара Ленца, который принес папку с расшифровкой последней радиограммы из Центра. В ней командование поздравляло Кента с праздником – Днем Красной армии и с присвоением очередного воинского звания – капитана.

Улыбаясь, Карл Гиринг следил за реакцией разведчика. Ему было интересно наблюдать за выдержкой своего соперника. Кент, прочитав текст, ничего не ответил. На очередное предложение об участии в радиоигре ответил категорическим «нет», понимая, что это еще далеко не последнее предложение.

Кент упорствовал, а «большая игра» – радиоигра гестапо, при активном участии Леопольда Треппера, с Центром – набирала силу.

Германская спецслужба ввела в нее вначале Константина Ефремова, а уже позже Иогана Венцеля из Брюсселя и Антона Винтеринка (Якоба Хильболлинга, находившегося в Нидерландах). Роль Леопольда Треппера в этой игре сначала была невелика: он не знал ни кода для шифровки своих донесений, ни программы радиосвязи. Арестованные Герш и Мира Сокол знали программу радиосвязи, но показаний не давали.

Через шесть дней после Л. Треппера был арестован Лео Гроссфогель, чуть позже – Гилель Кац. Оба они знали и шифр, и программу. Лео сообщил о них Гирингу. Треппер, Гроссфогель и Кац включились в радиоигру. Это случилось 25 декабря 1942 года.

По поводу начала участия Кента в этой радиоигре существует несколько версий. Самая несостоятельная из них принадлежит перу кандидата военных наук А. И. Галагана[36]. Она подробно изложена в послесловии к книге Леопольда Треппера «Большая игра». Являясь сотрудником ГРУ, А. И. Галаган мог бы и более добросовестно изучить эту часть проблемы, поскольку, наверняка, имел доступ ко всем необходимым для исследования архивным материалам.

Я, как историк, нахожусь в более сложном положении: к фондам архива Главразведупра меня никто никогда не допустит. Но я имел уникальную возможность ознакомиться с содержанием обширного личного архива Кента, документы которого позволяют объяснить природу ошибки А. И. Галагана и воссоздать реальную картину событий той поры. Подтвердить достоверность моих слов могут данные архива гестапо, которые сейчас наверняка сохранились и занимают свое место, скорее всего, в одном из дел «Смерш» бывшего Центрального государственного архива КГБ, ныне, вероятно, Центрального государственного архива ФСБ.

На самом деле события развивались так. Л. Треппер, начав сотрудничество с гестапо, передал сообщение в Центр о том, что Кент, арестованный прежде французской полицией, был якобы ею отпущен за недоказанностью предъявленных ему обвинений. Он продолжил свою легализацию и готов к выполнению новых заданий. Центр в эту ложь поверил. Из ГРУ на имя Кента стали поступать задания, в том числе ему было поручено установить контакт с бывшим латышским генералом Озолсом, числившимся в картотеке Главного разведуправления под оперативным псевдонимом Золя.

Гестаповец Вальдемар Ленц встретился с Золя, представившись ему секретарем Кента. По заданию криминального советника Гиринга Ленц получил от генерала Озолса список с именами и адресами его резидентуры, а также другую важную информацию.

Гиринг руководил зондеркомандой «Красная капелла» блестяще, но некоторых неожиданных поворотов дела он предусмотреть не мог. В частности, он не знал, что доктор Ленц в свое время был в добрых приятельских отношениях с Харро Шульце-Бойзеном. У них были разные политические идеалы. Ленц считал себя национал-социалистом – ярым противником коммунистов. Он не состоял в антифашистской организации Шульце-Бойзена-Харнака, но арест и казнь своего товарища воспринял тяжело. Он был сотрудником гестапо, но умел ценить в людях верность своим убеждениям и человеческую порядочность.

Однажды Ленц узнал, что генерал Озолс и его жена удочерили сироту – девочку, родителей которой казнили фашисты. Сентиментальный немец, спровоцировавший совсем недавно старого генерала – резидента советской разведки на сотрудничество со своей спецслужбой, стал пытаться сделать все, чтобы спасти его семью от ареста, помогал им даже материально.

В начале июня 1943 года Кента перевели из тюрьмы Френ в одно из помещений здания геста по, что располагалось на улице Соссе. Его разместили не в тюремной камере, а в хорошо охраняемой комнате, дверь в которой всегда закрывалась на ключ. В соседней комнате содержался Леопольд Треппер, о чем Кент совершенно случайно узнал позже.

Допросы продолжались. Кенту постоянно предъявлялись материалы радиообмена между Центром и гестапо, действовавшим от его имени. Гиринг продолжал убеждать разведчика включиться в эту странную игру.

Кент испытывал колоссальное нервное напряжение. Казалось, он был сломлен и думал только о спасении своей жизни и жизни Маргарет.

Безусловно, он не желал умирать. Еще больше ему хотелось сохранить жизнь любимой женщины. Мечталось страстно, но не ценой предательства.

Словно гроссмейстер, он обдумывал варианты своих дальнейших действий, просчитывал ходы, от результативности которых зависело многое. Отрывочные идеи в конце концов сложились в четкий план действий, результатом которых должна была стать только победа.

Почему-то вспоминалась старая командирская шутка: «Если офицер не может предотвратить пьянку подчиненных – он должен ее возглавить». В этом парадоксе заключалась удивительная логика. Информация, передаваемая в Центр от его имени, нанесла немалый вред нашей разведке. Пора было переходить от обороны к активному, но скрытому до поры наступлению. Настало время брать инициативу в свои руки: в июне – июле 1943 года Кент дал согласие гестапо на участие в радиоигре с Центром.

Карл Гиринг так долго ждал этого момента, что, несмотря на свой богатый опыт работы в гестапо, «проглотил» согласие Кента, как голодный окунь живца. Он откровенно ликовал, забыв, что имеет дело с профессионалом, не уступавшим ему в мастерстве «заводить рака за камень».

Началась «игра», в которой Кента устраивала только победа.

Под контролем гестапо он подготовил текст первого донесения в Центр. Он сознательно изменял стиль своего доклада, манеру аргументации, надеясь, что сотрудники ГРУ догадаются о его работе под контролем.

Гиринг по-деловому поинтересовался: не существует ли какого-нибудь знака или символа, передача которого означала бы, что разведчик действует по принуждению и передает сфабрикованные донесения. Увы, такой знак разработчиками задания Кента предусмотрен не был, и разведчик, не кривя душой, сказал об этом Гирингу.

Разведывательная деятельность Кента вступала в качественно новую фазу: он стал участником радиоигры гестапо с Главразведупром Генерального штаба Красной армии.

Спустя годы, к началу 90-х годов, эксперты и ученые совершенно точно докажут, что Кент настолько виртуозно «играл» в этой радиоигре, что не нанес никакого вреда советской разведке, не предал ни одного из своих товарищей, а некоторым из них даже сумел спасти жизнь. Это было подтверждено в мае 1995 года в ходе трансляции из Парижа на многие страны Европы телепередачи, посвященной встрече Кента с французским писателем Жилем Перро. Автор книги «Красная капелла» во всеуслышание заявил, что тщательная проверка многих документов показала: Кент не выдал гестаповцам ни одного человека.

Аналогов в мировой разведывательной практике нет...

Спустя некоторое время Кент под усиленной охраной был переведен в здание, находившееся на перекрестке улиц Виктора Гюго и де Рувре. Там проживал начальник гестапо Парижа Вернер Бемельбург. Глава столичного гестапо давно превратил виллу, которую занимал, в тюрьму для особо ценных противников рейха. В ней содержались брат Шарля де Голля, Альбер Лебрен, бывший глава правительства республиканской Испании Ларго Кабальеро, другие политические и государственные деятели.

Незадолго до Кента туда поместили Леопольда Треппера. Об этом А. М. Гуревич узнал значительно позже.

Этот перевод в некоторой мере был связан с тем, что в начале июля 1943 года Карлу Гирингу предстояло отойти от дел: рак горла у него прогрессировал, и продолжать руководить зондеркомандой «Красная капелла» он больше не мог.

В один из дней между Гирингом и Кентом состоялась конфиденциальная беседа. Гестаповец заявил, что с уважением относится к стойкости Кента, к его преданности своему офицерскому долгу. Несмотря на различие в политических взглядах, Гиринг испытывал к нему человеческую симпатию, восхищался его одаренностью и мужеством.

Гиринг с 20-х годов служил в полиции, был опытнейшим следователем. В гестапо он попал именно по этой причине. Ему нравилось распутывать сложные дела, а их политическая окраска для Карла Гиринга не играла первостепенной роли. Он умел уважать достойного соперника. Кент был Именно таким.

Гиринг. представил Кента своему преемнику – криминальному советнику Хейнцу Паннвицу. Это был совершенно иной человек. Ему было немногим более тридцати лет. Внешне он был спокоен и сдержан, хотя, как службист, обладал железной хваткой. Ради достижения своей цели он был способен на многое. Об этом хорошо знали те, кто еще недавно служил с ним в Чехословакии. По его инициативе и при его непосредственном руководстве были проведены массовые репрессии среди чехов и словаков.

Став руководителем зондеркоманды «Красная капелла», Паннвиц перенес свои усилия на слабое звено в цепи советской разведки– на Леопольда Треппера. С Кентом он работал мало, считая его человеком не очень удобным в сотрудничестве. Его интересовал сам механизм, который позволил Кенту за короткий срок сделать из «Симекско» идеальную «крышу» для разведывательной работы. Об этом он неторопливо, часами, расспрашивал Кента, который, казалось, и не стремился что-либо утаивать. Но, как хорошо понимал гестаповец, умудрялся это делать всякий раз во время бесконечных допросов.

Кент, как всегда, был одновременно обаятелен и рационален. Он не переигрывал в общении с Паннвицем, но уже скоро знал детально, чего стоит он, доктор Ленц, бывший австрийский жандарм-радист Стлука и секретарша Паннвица фрейлейн Кемпа.

Ему стало известно, что свою карьеру честолюбивый Паннвиц сделал, по сути, на крови чехословацких патриотов.

В конце мая 1942 года в Чехословакии был смертельно ранен Р. Гейдрих – глава этого германского протектората. В ту пору Паннвицу был 31 год. Но, несмотря на молодость, он возглавлял комиссию по расследованию убийства Гейдриха. Расследование вывело на след участников покушения, которые укрывались в храме Карла Боромейского, переименованного позже в храм святых Кирилла и Мефодия.

Паннвиц лично руководил операцией по захвату парашютистов, укрывшихся в церкви. Позже он был одним из организаторов уничтожения шахтерского поселка Лидицы, часть жителей которого открыто выступила против фашистов. Поселок сравняли с землей. Всех мужчин старше пятнадцати лет расстреляли. Остальное население направили в концлагеря. За эти «успехи» Паннвица наградили железным крестом. Ему присвоили звание криминального советника и гаупштурмфюрера СС. Это был единственный случай, когда столь высокое звание гестаповец получил в таком возрасте. За его карьерой благосклонно следили Гиммлер и Мюллер, а его руководством зон-зондеркомандой«Красная капелла» интересовался сам Гитлер.

Неожиданное событие послужило причиной для резкого изменения во взаимоотношениях Паннвица и Кента.

13 сентября 1943 года Л. Треппер бежал из гестапо. Вскоре криминальный советник вызвал к себе Кента и сообщил дрожащим от волнения голосом, что Л. Треппер скрылся.

На помощь Кента в поимке Л. Треппера рассчитывать было бесполезно: он не знал членов резидентуры своего бывшего коллеги, а если бы и знал, не стал бы ее выдавать, даже желая отомстить ему за предательство.

Агенты гестапо рыскали по всей Франции, но парижский резидент советской разведки бесследно исчез. У Кента было противоречивое отношение к случившемуся. Он понимал, что дальновидный Треппер, вне всякого сомнения, сумел припасти «на черный день» немалую сумму денег, без которой его нахождение в подполье было бы немыслимо.

Над Паннвицем нависла угроза отправки на Восточный фронт, а быть может; даже привлечение его к уголовной ответственности. Его вызвали в Берлин для разбирательства. Ему потребовалось много усилий для того, чтобы доказать: побег Треп-пера не означает провала радиоигры с Москвой. В связи с этим «акции» Кента резко пошли в гору. Паннвиц сумел доказать Мюллеру, что с помощью Кента он сможет организовать радиоигру с Москвой лучше, чем при участии Треппера. Все эти события проходили на фоне разительных перемен на фронте. Многие германские офицеры начали понимать, что поражение Германии в войне неизбежно.

Понимал это и Паннвиц. Имея «чехословацкие грехи», он осознавал, что рассчитывать на снисхождение победителей бессмысленно. Но у него в руках был умный и опытный советский резидент Кент, сотрудничество с которым могло бы в перспективе спасти гестаповца. На эту мысль Паннвица натолкнул его близкий друг – известный в прошлом социал-демократ, экономист Отто Бах, проходивший позже в Центре под оперативным псевдонимом «Карл».

«Взаимопонимание» между Кентом и Паннвицем, Бахом, Ленцем и Стлукой налаживалось постепенно.

Зондеркоманда «Красная капелла» переехала в отдельное здание на улице Курсель. В нем Кенту отвели три комнаты, которые, правда, снаружи закрывались на замок.

Маргарет Барча была переведена из тюрьмы Френ к Кенту. Между ними состоялась трогательная, не поддающаяся описанию встреча. Кент признался Маргарет, что мечтает видеть ее своей женой.

Уже не было смысла скрывать, что он является советским разведчиком. У Кента появилась робкая надежда, что после окончания войны они смогут уехать жить в Советский Союз. 21 апреля 1944 года Маргарет родила Кенту сына, которого они назвали Мишелем...

Но за несколько месяцев до этого произошло еще одно важное событие. Как-то раз Паннвиц попросил Кента одеть новый костюм, сам вручил ему рубашку и галстук. Они вдвоем вышли на улицу и сели в машину. Паннвиц был за рулем. Он новел машину в Булонский лес, где в одном из ресторанов, в отдельном кабинете их ожидали Отто Бах и Вальдемар Ленц.

В тихой обстановке, за столом с коньяком и винами начался непринужденный разговор о погоде, о положении на фронте. Закончился он тем, что гестаповцы и Отто Бах, по существу, сделали первый шаг к тому, чтобы быть завербованными резидентом Кентом.

Игра гестапо перешла в иное русло: на ее ход стал оказывать прямое влияние советский разведчик, продолжавший действовать только в интересах своей Родины.

Вербовка – это искусство, владеть которым по-настоящему могут немногие. Вербовка – не столько факт, сколько процесс. Процесс, как правило, длительный и многоплановый, основанный не всегда на шантаже и угрозах. Шантаж и угрозы по сути своей примитивны. Используя их, следует ожидать и столь же примитивной отдачи. «Высший пилотаж» вербовки – постепенное завоевывание интеллектуального, психологического превосходства над вербуемым, умение сделать из него если не полного единомышленника, то во многом надежного союзника.

Контакт с вербуемым – многогранен. Одна из самых тонких, можно сказать, ювелирных, граней – человеческие отношения между вербовщиком и вербуемым. Необходимо, в частности, учитывать его человеческие качества, происхождение, воспитание, устремления, психику, черты характера, отношения с людьми.

Иной оппонент может мне сказать: «Какие “человеческие” отношения могут сложиться у советского разведчика – офицера, коммуниста по убеждениям – с идейным фашистом, удачливым и солидным по должности гестаповским чиновником?» Могут! Но только в том случае, если вербовщик психологически точно рассчитал свои действия и до мелочей учел интересы вербуемого.

Интересы вербуемого – это, как правило, не просто жизнь, а качество этой жизни. Причем под качеством в первую очередь следует понимать не столько материальное благополучие, сколько возможность реализовать свои иные устремления, включая интересы карьеры, интимной жизни, душевного комфорта.

Изучая гестаповцев, Кент сумел с удивительной точностью учесть все эти нюансы. Постепенно, шаг за шагом он «опутывал психологической паутиной» своих тюремщиков, не оставляя им пути к отступлению. Так опытный рыбак, имея тоненькую леску и слабенький крючок, осторожно, но настойчиво подводит клюнувшую крупную рыбу к берегу. И не дай Бог ее вспугнуть неосторожным движением, преждевременным рывком...

У Кента оказались железные нервы, а перед его целеустремленностью следует преклониться. Он сумел найти индивидуальный подход к каждому из гестаповцев и склонить их к сотрудничеству в пользу советской разведки. Эту работу он проводил сугубо индивидуально, играя на их слабостях, бережно щадя самолюбие каждого из них. Работали они на Кента изолированно друг от друга, и это было психологически обоснованно.

На первых порах Кент больше всего доверял Отто Баху. Бах в свое время был убежденным социалистом, с симпатией относился к СССР, имел немного серьезных научных трудов по экономике, был для Паннвица ближайшим другом и, стало быть, заметно влиял на него.

Вальдемар Ленц был тоже, как и Отто Бах, человек ученый. Он был доктором наук, хотя в Германии эта ученая степень присуждалась за более скромный вклад в развитие науки, чем, скажем, в Советском Союзе. Он не был ярым сторонником гитлеровских идей и планов, умел ценить человеческое благородство. Спровоцировав генерала Озолса на неосознанное сотрудничество с гестапо, он, тем не менее, позже сделал многое, чтобы сохранить жизнь ему, его семье и даже связанным с ним членам французского Сопротивления.

Кент сумел учесть и интересы фрейлейн Кем-па. Внешне не привлекательная, она искренне и самозабвенно любила женатого Паннвица. Она надеялась, попав с ним в СССР, стать его женой и быть рядом с ним всю жизнь.

На что рассчитывал Хейнц Паннвиц? На то, что его сведения в пользу СССР частично компенсируют его злодеяния в Чехословакии. Но самое главное – он верил в то, что советская военная разведка будет заинтересована в нем как в профессионале, как в эксперте и советнике.

Радиоигра гестапо с ГРУ продолжалась. Ключевой фигурой в ней после побега Л. Треппера стал Кент. Но говорить о его предательстве было бы абсурдно. Документально подтверждено, что Кент сумел доложить в Москву о том, что работает под контролем гестапо и получил на это «добро» Центра. Об этом со ссылкой на архивные документы указывал бывший генерал-лейтенант НКВД П. А. Судоплатов, курировавший в это время вопросы внешней разведки[37]. Кроме того, по вине Кента не погиб ни один член французского Сопротивления. Больше того, под влиянием Кента «игра», затеянная гестапо с целью массированной дезинформации органов советской разведки, командования Красной армии и политического руководства СССР, постепенно переросла в снабжение ГРУ информацией правдивой, что до сих пор не было оценено ни учеными, ни разведчикам, ни руководством разного уровня.

Со временем начались личные встречи Кента и Золя – бывшего генерала Озолса, резидента советской разведки, считавшего Кента своим старшим начальником.

Кент имел возможность сообщить Озолсу, что сотрудничает с гестапо, но не сделал этого. Сей факт позже ставился Кенту в вину Формально вроде бы справедливо, но с профессиональных позиций – категорически нет! Каждому разведчику «нарезана своя делянка», и большего знать ему не полагается. Противоборство Кента и руководства зондеркоманды «Красная капелла» было их проблемой. Втягивать в это «состязание» непосвященного в детали Золя было бы ошибкой, да и проку бы от этого не было.

Задачей Кента было сохранение резидентуры Золя и его источников из числа членов движения Сопротивления.

Кента при встречах с Золя и вообще при выходе за пределы изолированных и охраняемых помещений всегда сопровождали на расстоянии несколько переодетых в гражданскую одежду гестаповцев. Они не афишировали, но и не скрывали ни от кого, что сопровождают Кента. Озолсу и его товарищам эти люди казались телохранителями Кента, что было вполне логично, учитывая его статус. В ходе всех встреч с Золя рядом с Кентом неотступно находился Вальдемар Ленц. Постоянное присутствие «секретаря» рядом со своим «шефом» Золя воспринимал как должное.

Кент не разубеждал в этом Озолса, твердо зная, что гестаповцы стерегут его и других задач не имеют: стало быть, для резидентуры Озолса они не опасны.

Тем не менее, для перестраховки Кент отдал распоряжение Золя перевести всех членов резидентуры на нелегальное положение. Приказ выполнили все, за исключением агента Пьера и это, увы, стоило ему жизни. Никто из зондеркоманды «Красная капелла» к его гибели причастен не был.

Сохранение резидентуры Золя Паннвицем было не благодеянием, а необходимостью. Если бы эта резидентура погибла, то целесообразность ведения радиоигры отпала бы, а вместе с тем и надобность в содержании зондеркоманды «Красная капелла», это для Паннвица было бы огромным ударом.

Кенту удалось завербовать радиста гестапо Стлука, что позволило ему при необходимости общаться с Центром напрямую, минуя Паннвица. Но злоупотреблять «внеплановыми» выходами в эфир было нельзя, так как не исключалась вероятность периодического контроля за радиоигрой со стороны Берлина.

Через Золя Кент поддерживал отношения с представителями движения Сопротивления. Среди них был французский офицер капитан Поль Лежандр – один из руководителей организации под названием «Комба». В Центре, по информации Кента, он числился как Виктор. Жена Виктора находилась в немецком концлагере. Кенту удалось убедить Паннвица, что в «интересах дела» ее нужно освободить. Вскоре Отто Бах привез ее из Германии в Париж, и она сразу же, по указанию Кента, перешла на нелегальное положение.

Связь с Виктором оказалась очень ценной: его источники снабжали Кента информацией по многим важнейшим вопросам. Судя по качеству и направленности информации, Виктор поддерживал прямые отношения с лондонским комитетом де Голля.

Паннвиц стал столь зависим от Кента, что иногда был вынужден даже оказывать содействие представителям Сопротивления в их деятельности.

Характерен такой пример. Как-то раз Виктор сообщил, что он и его товарищи испытывают острую потребность в бензине. Для того, чтобы пополнить запасы горючего, они готовили нападение на бензохранилище завода Рено. Неудача нападения ставила под угрозу деятельность резидентуры Золя. Этого допустить было нельзя. Кент объяснил ситуацию Паннвицу. По его указанию была разработана операция, в ходе которой французские патриоты сумели беспрепятственно завладеть двумя цистернами горючего. В благодарность за помощь Виктор передал Кенту и его «друзьям» два огромных ящика марокканских сардин в масле.

Благодаря резидентуре Золя и помощи Виктора в Центр были переправлены радиодонесения о размещении немецких ракет, нацеленных на Великобританию, об обороне германской военно-морской базы в Шербурге, о ходе десантной операции «Оверлорд» – форсированию войсками США и Великобритании Ла Манша 6 июня 1944 года и об их дальнейшем продвижении вглубь Франции.

События развивались стремительно. 20 июля 1944 года на Гитлера было совершено покушение. Был вскрыт крупномасштабный антигитлеровский заговор. Только в Париже, по мнению Паннвица, было арестовано более тысячи офицеров СС, СД и гестапо.

После 25 июля, когда была осуществлена успешная высадка союзников в Нормандии, стало ясно, что освобождение Парижа – дело ближайшего времени.

Паннвиц лихорадочно искал пути дальнейших действий и спрашивал совета у Кента. Советский разведчик понимал, что, оставшись в Париже до его освобождения, он фактически выполнил бы поставленную перед ним командованием задачу. Но в интересах дела следовало бы сделать так, чтобы Паннвиц, другие гестаповцы и ценные документы попали не к союзникам, а к советским разведорганам.

В результате поиска наиболее разумного выхода из положения было принято решение о выезде на германскую территорию.

У Кента был соблазн вместе с Маргарет и Мишелем бежать из гестапо, но он понимал, что побег Л. Треппера обошелся слишком дорого: многие остававшиеся до той поры на свободе члены его резидентуры были арестованы. Подобные меры без сомнения были бы предприняты и на этот раз. Этого Кент допустить не мог.

Он объяснил Маргарет, что в Париже скоро начнутся бои и безопасней было бы покинуть город.

Паннвиц разработал план бегства из Парижа. Он убедил берлинское руководство в целесообразности сохранения резидентуры Золя, группы Виктора: они, дескать, будут поддерживать полезную радиосвязь с Кентом.

15 или 16 августа 1944 года две машины, в которых находились Кент и гестаповцы, выехали из Парижа в направлении германской границы.

Накануне Кент дал необходимые инструкции Золя.

25 августа Париж был полностью освобожден от захватчиков.

...Искушение – явление сложное. Не каждому удается его избежать. Неразбериха, начавшаяся среди фашистов накануне бегства из Парижа, была огромной. Педантичные, аккуратные немцы на время перестали быть похожими на себя: они, казалось, обезумели от приближения наступавшего на город противника.

В этом хаосе Кент мог бы бежать из гестапо. И ему этого очень хотелось. У него и прежде появлялись разные прожекты, связанные с побегом. То ему мечталось с помощью бойцов Виктора организовать захват виллы – тюрьмы на улице Курсель, то скрыться при встрече с Золя на конспиративной квартире, о которой гестаповцы не знали.

Но, несмотря на всю привлекательность этих планов, бежать из гестапо Кент не мог. На то были, как минимум, три причины. Во-первых, слишком свежи оставались в памяти последствия бегства Треппера: пострадали многие люди, в том числе и те, что были далеки от разведки, а лишь в той или иной мере были знакомы с парижским резидентом. Во-вторых, у фашистов оставалась Маргарет и их сын Мишель, за жизнь которых Кент без колебания отдал бы свою. И, в-третьих, он был профессионалом. А это означало, что начатое дело нужно было доводить до конца: он продолжал с помощью Стлука передавать информацию и очень надеялся в конце концов передать в распоряжение ГРУ гестаповские документы и завербованных гестаповцев. Это принесло бы советской разведке огромную пользу, в том числе помогло бы разобраться в допущенных ошибках, дабы в будущем избежать их повторения.

...Гестаповские машины направлялись в Берлин. За спиной оставался Париж: избежавшие гибели от рук гестаповцев Золя, его семья и резидентура, группа французских патриотов во главе с Виктором.

Оценит ли кто-нибудь в будущем роль Кента в сохранении их жизней? К сожалению, нет.

За несколько дней до отъезда сотрудников зондеркоманды и Кента из Парижа в Германию поездом были отправлены Маргарет и Мишель. О судьбе старшего сына Маргарет – Рене – ничего не было известно.

Под надзором гестапо их доставили в Мец, потом – в Карлсруэ, а затем Тюрингию, в окрестности города Гота. Там, неподалеку от населенного пункта Фридрих-Рода, в зданиях бывшего пансионата, был организован концлагерь для привилегированных врагов рейха, где их и разместили.

Паннвиц до поры до времени Кенту об этом не сообщал: выжидал, как будут разворачиваться дальнейшие события.

Не секрет, что лучшей рекламой любого дела является успех. Красная армия и ее союзники уверенно побеждали войска Германии на всех фронтах. Эти победы были главным «агитатором» в пользу СССР. Наиболее дальновидные и «прозревшие» вдруг фашисты не могли с этим не считаться. Среди них были Паннвиц и его подчиненные. В конце 1944 года к ним присоединились полковники Биклер и Бемельбург, руководившие крупными подразделениями в РСХА – вотчине знаменитого Вальтера Шелленберга.

К сожалению, ни Биклер, ни Бемельбург позже не подтвердили факта своей готовности уехать вместе с Кентом в Москву. Мне представляется, что главной тому причиной было молчание по этому поводу Центра, хотя Кент сообщил в ГРУ об их желании сотрудничать с советской разведкой.

Бытует мнение, что заслуга Кента в вербовке криминального советника и других членов зондеркоманды «Красная капелла» невелика, что сама жизнь заставила их сделать этот выбор. Думаю, это неверная оценка действительных событий.

Да, обстановка на фронте, политическая ситуация в целом были мощным катализатором событий, объективным фактором. Но было бы непростительной ошибкой ученых, разведчиков и обычных читателей упускать из виду фактор субъективный – роль резидента Кента.

Гестаповцы ему – доверились. Они, как бы мы к ним не относились, были людьми умными, опытными и осторожными. На карту ставились их жизнь, жизни и благополучие их близких. Кому попало все это не доверишь. Кент был надежен, поскольку был умен, высоко профессионален, ему доверял Центр и, что особенно важно, он не совершил предательства перед своей страной, что, казалось, являлось гарантией будущего признания гестаповцев как сотрудников советской военной разведкой.

Не понимая этой простой истины, сложно разбираться в мотивации поступков героев книги.

...Путь на машинах в Берлин был труден. По дороге их обстреливали английские самолеты, и пассажирам приходилось прятаться под деревьями, что росли недалеко от шоссе. Многие города лежали в руинах. Удивляло то, что на фоне развалин жилых домов корпуса фабрик и заводов стояли целехонькими. Такая избирательность авиации союзников создавала тягостное впечатление.

В Берлине, в здании управления гестапо, с Кентом беседовал незнакомый ему сотрудник спецслужбы. Беседа проходила в присутствии Паннвица и длилась не более тридцати минут. Она не принесла ничего нового. Суть разговора была сведена лишь к обещанию сохранения жизни ему, Маргарет и Мишелю в обмен на «верную службу рейху». К подобным угрозам разведчик давно привык и относился к ним с достоинством и выдержкой.

Спустя некоторое время зондеркоманда «Красная капелла» была расформирована, но Паннвицу удалось убедить свое руководство в необходимости сохранения жизни Кента и его семьи.

Паннвица назначили начальником отдела «А» РСХА. В его обязанности входило обеспечение создания и деятельности разведсети на территории Германии и на примыкающих к ней территориях с целью сбора информации о приближающихся войсках противника.

Паннвиц сообщил Кенту, что Маргарет и Мишель находятся в концлагере и пообещал, что поможет им встретиться.

Паннвиц, Стлука, Кемпа и Кент колесили по Германии. Все говорило о том, что скоро закончится война.

3 сентября 1944 года был освобожден от фашистов Брюссель, за ним Антверпен, вскоре – Люксембург. В ноябре союзники заняли Мец и Страсбург.

Отчаянная попытка гитлеровцев переломить ход военной операции в Арденнах закончилась для них полным провалом.

Наступил январь 1945 года. Кенту, наконец-то, удалось встретиться с Маргарет и Мишелем, Паннвиц отвез его к ним в концлагерь во Фридрих-Рода и оставил там на время.

Встреча с семьей была для Кента великим счастьем. Сын подрос – ему было уже девять месяцев. Маргарет теперь могла надеяться, что впереди уже больше не будет разлуки. Кент знал, что это, увы, не так, но огорчать ее раньше времени ни стал: что может быть страшнее, чем причинять боль любимому человеку?

В том же здании, где находились они, содержались жена знаменитого французского генерала Анри Оноре Жиро и вдова итальянского принца бельгийская графиня Изобелл Русполи, близкая родственница бельгийского короля.

Мадам Жиро, графиня, Маргарет и Кент очень подружились. Обе высокопоставленные дамы с удовольствием приняли предложение стать крестными Мишеля во время скромно обставленной церемонии его крещения.

Вскоре графиня пригласила Кента на конфиденциальный разговор, в ходе которого она высказала любопытное предположение. Графиня сказала, что в городе Гота у нее живет надежная подруга, которая могла бы до конца войны спрятать молодую семью от гестапо. А потом Изобелл Русполи сообщила, что, зная о предпринимательском таланте молодого человека, она хотела бы предложить ему стать управляющим одного из ее имений в Южной Америке.

Кент искренне поблагодарил графиню за ее добросердечность, но от предложений мягко отказался, пространно сославшись на наличие других планов.

Все чаще и чаще окрестности подвергались воздушной бомбардировке союзников. Бомбили обычно Дрезден, но находившийся относительно недалеко от него лагерь тоже был в опасности, и в нем часто звучал сигнал воздушной тревоги. Обитатели лагеря – французские генералы и политики, бельгийские бизнесмены, а также охрана – выбегали во время тревоги из зданий и прятались кто где мог. Во время очередной тревоги выбежавшая из дома Маргарет поскользнулась, упала и сломала ногу.

Несуеверный Кент увидел в этом недобрый знак, что вскоре подтвердилось.

Как-то раз, в конце февраля 1945 года, к дому подъехала машина, в которой сидел Паннвиц, Стлука и Кемпа.

Кенту дали на сборы всего несколько минут. В глазах Маргарет было отчаяние и мольба о том, чтобы Винсенте не покидал ее. Но это было невозможно.

Собравшись с силами, Кент, как мог, успокоил ее и сказал, что скоро они будут вместе навсегда. Он искренне верил, что их ждет счастливая жизнь в СССР. Не сообщая своей настоящей фамилии, он объяснил Маргарет, куда ей следует обратиться после войны, назвав его по псевдониму, чтобы им помогли встретиться.

Тогда ни он, ни Маргарет не знали, что это была их последняя встреча…

Многие годы спустя, в 1965 году, Маргарет Варна узнает от французского писателя Жиля Перро и Леопольда Треппера, что ее Винсенте – Анатолий Маркович Гуревич – после долгих лет, проведенных в советских лагерях, живет в Ленинграде.

До самой своей кончины в 1985 году Маргарет не смогла отыскать его, хотя обращалась неоднократно в посольство и консульства СССР. После смерти матери Мишель упорно продолжал поиски отца.

Жиль Перро и Леопольд Треппер до конца дней Маргарет использовали ее в своих издательских интересах, в особенности для того, чтобы обелить имя Л. Треппера. Под их давлением, как стало известно позже, она даже изменила многое в своих мемуарах, которые, правда, так и не были опубликованы. Теперь, спустя многие годы, они хранятся в доме А. М. Гуревича.

Кент после войны не искал свою жену и сына Мишеля: «добрые люди» в Москве сообщили, что

Маргарет и сын погибли во время бомбежки английской авиации...

В начале апреля 1945 года состоялась последняя встреча Кента и Паннвица с полковником Биклером. Тот сообщил, что 4 апреля Генрих Гиммлер проводил совещание со своими ближайшими подчиненными и признал, что вне всякого сомнения Германия проиграет войну. Он предложил своим соратникам воспользоваться заготовленными заранее паспортами на вымышленные имена, получить валюту и скрыться в Швейцарии или какой-либо иной стране.

Узнав, что Центр по-прежнему никак не реагирует на переданное Кентом по рации в Центр предложение гестаповцев, в частности, полковника Биклера, о сотрудничестве, он, в свою очередь, предложил Паннвицу и Кенту воспользоваться «любезностью» Гиммлера и бежать вместе.

Знали разведчики и о том, что их с радостью примут и в американской разведке. Для этого следовало только использовать по назначению пароль «Кодак».

Ни Паннвиц, ни тем более Кент на это пойти не пожелали. Биклер уехал, и о его дальнейшей судьбе они больше ничего не знали.

13 апреля 1945 года советские войска освободили Вену. Это подтолкнуло Паннвица принять решение о поездке в Австрийские Альпы, чтобы там дождаться прихода Красной армии.

Вскоре машина, в которой находились Кент, Паннвиц, Стлука и Кемпа, пересекла германо-австрийскую границу, а еще через несколько часов остановилась высоко в горах у тихого и уютного охотничьего домика. У подножия гор разместился небольшой городок Блуденц, куда предстояло время от времени ездить за продуктами.

Кент и Паннвиц внимательно просмотрели все документы, которые они хранили в специальном металлическом ящике. Там было множество интереснейших бумаг, среди которых – материалы расследования дела по покушению на Гитлера 20 июля 1944 года, доклад в адрес германских спецслужб советского разведчика Шувалова, ряд документов за подписью Гиммлера, а также дела, заведенные в гестапо на Кента и Леопольда Треппера.

Кент и Стлука надежно замуровали ящик с документами в подвале охотничьего домика. Столь же тщательно они спрятали и радиопередатчик.

Кент и гестаповцы постоянно слушали радиоприемник. 30 апреля 1945 года по радио передали сообщение о том, что Гитлер покончил с собой. 2 мая Берлин полностью был занят советскими войсками.

Судя по развивавшимся событиям, территорию, на которой находился охотничий домик, должны были захватить не советские, а французские войска. Это очень беспокоило всех, особенно Паннвица. Он принял решение, всем членам «команды» поменять паспорта на подложные.

Кент разработал и огласил легенду, согласно которой он – майор Красной армии Виктор Михайлович Соколов. Ему якобы было поручено советским командованием оказывать помощь военнопленным в побеге из германских концлагерей. А его спутники – немецкие антифашисты, помогавшие ему в выполнении этой задачи.

Легенда выглядела вполне надежной и, как показало будущее, так оно и было.

Через пару дней, когда обитатели охотничьего домика завтракали, дверь резко распахнулась, и на пороге возник французский лейтенант с пистолетом. Он подал команду всем поднять руки. В ответ на это Кент встал и нарочито спокойно на прекрасном французском сообщил, что он – майор Красной армии Соколов, а рядом с ним – его друзья-антифашисты. Более того, Кент потребовал, чтобы его немедленно препроводили к начальству.

Лейтенант не ожидал такого поворота дел. Придя в себя от растерянности, он поручил подчиненным охранять немцев, а сам поехал на машине вместе с Кентом в Блуденц, где расположился штаб одной из дивизий французских войск, входивших в армию, которой командовал генерал Жан Мари де Латтр де Тассиньи.

Лейтенант представил Кента капитану Лемуану – начальнику 2-го и 5-го отделов штаба дивизии. Лемуан выслушал Кента с интересом и спросил, чем он может подтвердить свои слова. Разведчик заявил, что у него есть рация, по которой можно отправить сообщение в Москву, а они, в свою очередь, передадут подтверждение в военное министерство Франции, в Париж.

На том и порешили. Кент в сопровождении лейтенанта вернулся в охотничий домик. Он составил и зашифровал радиограмму в Центр, сообщив о своей новой легенде и о сложившейся ситуации. Стлука тут же ее передал в Москву.

Вскоре из Москвы в Париж пришло сообщение, подтверждавшее верность информации «майора Виктора Соколова».

Кент и его спутники собрали свои вещи, радиоаппаратуру и ящик с документами. Погрузив все это в машину которой управлял капитан Лемуан, они выехали в Париж.

Накануне было 8 мая – день, когда весь мир узнал об окончании войны. Французские офицеры устроили банкет и пригласили на него майора Соколова. Неожиданно командир дивизии предоставил ему слово. Офицеры вежливо притихли, ожидая, что услышат речь в духе сталинской пропаганда. К всеобщему восторгу майор Соколов предложил поднять бокалы за женщин, которые вдохновляли мужчин на победу! Эти слова были оценены французами по достоинству

В предместье французской столицы выехали поздно вечером. Машина остановилась у скромного здания, где разместился штаб уполномоченного по репатриации от СССР, который возглавлял генерал Дрогун.

Семь лет Кент не говорил по-русски! Если понять смысл этой фразы, то многое другое можно не пояснять.

С чем возможно сравнить охватившее его волнение?

Впервые за долгие годы он увидел советскую военную форму. Она несколько отличалась от той, довоенной: вместо знаков различия в петлицах на плечах появились погоны. Но что значила эта новизна по сравнению с тем, что рядом были родные лица!!!

В кабинете Кента встретил генерал Дрогун, полковник Новиков и еще один полковник, лицо которого разведчику показалось знакомым. Тут же он вспомнил: это был сотрудник ГРУ, который вместе с комбригом Брониным 15 апреля 1939 года провожал его на Ленинградском вокзале в Москве в зарубежную командировку Вероятно, ему было поручено удостовериться в том, что Кент – это именно тот человек, за которого он себя выдает.

Встреча была радушной и вместе с тем деловой.

Советские офицеры познакомились с гестаповцами и отнеслись к ним вполне доброжелательно.

Начался томительный период ожидания отправки в Москву. В эти дни Кент вновь почувствовал себя просто Анатолием Гуревичем – молодым человеком, тридцати одного года от роду Правда, большинству людей выпавших на его долю испытаний хватило бы на несколько жизней.

Ему под предлогом обеспечения безопасности было запрещено покидать здание, в котором его разместили. Это было тем более досадно, что Паннвиц, Стлука и Кем па имели разрешение беспрепятственно бывать в Париже, заходить в кафе, магазины и просто гулять по городу.

Анатолий не отдыхал. Он отвечал на многочисленные вопросы генерала Дрогуна и полковника Новикова, помогал последнему разобраться в гестаповских документах, выполнял обязанности переводчика при общении советских офицеров с немцами.

Вскоре Анатолий засел за пишущую машинку – начал готовить подробный доклад для ГРУ о своей семилетней работе. Документ получался обстоятельным. Изучавшие его позже сотрудники НКВД с усмешкой говорили, что, читая его, у них складывалось впечатление, будто его автором был иностранец, плохо владевший русским языком. В этом не было ничего удивительного: вынужденно вживавшемуся в роль иностранца на протяжении долгих лет Анатолию трудно было так быстро перекроить привычку излагать свои мысли. Доклад был подготовлен полностью, но в ГРУ он так и не попал, потому что был перехвачен по указанию генерала Абакумова и долгие годы (вплоть до его ареста) находился в его личном сейфе. Только в 1961 г. старший следователь КГБ СССР Лунев и военный прокурор Беспалов смогли отыскать ряд важных документов, имевших прямое отношение к делу Кента. Среди них были доклад разведчика, подготовленный им для ГРУ, а также стенограмма отчета А. М. Гуревича, продиктованного им стенографисткам 8 – 12 июня 1945 г.

6 июня 1945 года полковник Новиков сообщил Анатолию Гуревичу о том, что завтра им предстоит долгожданный отлет в Москву. Специально подготовленный для них самолет «Дуглас» уже стоял на аэродроме.

Ночь прошла в беспокойном сне. Утром на автомобилях Анатолия и его спутников доставили прямо к трапу самолета. Прощание было недолгим. Самолет разогнался по взлетной полосе и взял курс на Москву. 

Данный текст является ознакомительным фрагментом.