7. Секьюритизация русской души

7. Секьюритизация русской души

Проблема безопасности и духовные ценности общества взаимно определяют друг друга.

Белая книга российских спецслужб (1995)

В марте 2002 года в центре Москвы состоялась торжественная церемония, знаменовавшая начало нового этапа в истории взаимоотношений органов госбезопасности и духовенства в России. Во время этой церемонии, состоявшейся, очевидно, по инициативе Путина в годовщину его вступления в должность директора ФСБ[872], освящался православный храм на территории штаб-квартиры ФСБ на Лубянке. Важность этого мероприятия подчеркивал и тот факт, что на нем присутствовали Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II и директор ФСБ Николай Патрушев, обменявшиеся символическими дарами[873]. Это событие стало своего рода публичным закреплением того союза, который начал создаваться некоторое время назад. Оно свидетельствовало о появлении новой концепции безопасности в современной России, в которой духовность и безопасность были теснейшим образом переплетены.

Суть этого нового подхода лаконично сформулировал патриарх в своем обращении на церемонии освящения, говоря о необходимости согласованных действий с целью борьбы с угрозами «духовной безопасности» России[874]. Он сказал: «Важно сохранить безопасность не только внешнюю, но и духовную»[875]. Новая концепция духовной безопасности согласуется с прежними чекистскими исканиями нравственной чистоты и занимает важное место в идеологическом ландшафте современной России[876].

С конца 1990-х годов некоторые российские политические деятели заговорили о духовной безопасности в самых различных контекстах. В силу своей неопределенности понятие «духовная безопасность» может использоваться практически в любой области[877]. При этом данная концепция никоим образом не ограничивает рамки российской политики (хотя явно в ней выделяется).

О духовной безопасности стали писать представители самых разных областей политического спектра, включая Дмитрия Рогозина[878], Александра Дугина[879] и Алексея Подберезкина[880]. К концепции духовной безопасности часто обращается патриархат Русской православной церкви, а на юридическом факультете Российского православного университета сейчас даже читается курс «Духовная безопасность»[881]. Это понятие вошло в моду и принесло пользу тем, кто хотел получить государственное финансирование соответствующих исследований[882]. Оно часто обсуждается в контексте образования и воспитания подрастающего поколения россиян и российских солдат[883].

Идеологи концепции духовной безопасности всегда ориентировались на Кремль. Духовная безопасность рассматривалась ими как важный подраздел национальной безопасности и в ряде официальных политических документов, принятых Путиным (включая такие законодательные акты, как Концепция национальной безопасности Российской Федерации (январь 2000-го)[884] и Доктрина информационной безопасности Российской Федерации (сентябрь 2000-го))[885].

Концепция духовной безопасности имеет либеральное происхождение. Ее истоки восходят к федеральному закону о безопасности, принятие которого в марте 1992 года свидетельствовало об отторжении старой советской парадигмы безопасности. В новом законе приоритет отдавался личной безопасности перед государственной[886], подчеркивалась важность «духовных ценностей», упомянутых в первой же статье закона[887], что говорило об отказе от советского воинствующего атеизма и государственного преследования верующих. Однако впоследствии взаимосвязь понятий безопасности и духовности стала использоваться как орудие для целей, далеко стоящих от принципов, которыми руководствовались создатели данного закона[888]. Настолько далеко, что даже Коммунистическая партия РФ, далекая от либерализма, включила идею духовной безопасности в свой идеологический арсенал[889]. В июне 2003 года, например, именно по инициативе компартии прошли парламентские слушания по проблеме духовной безопасности.