Глава девятая. Алик непорочный
Глава девятая. Алик непорочный
— Несколько лет назад, — начал свой рассказ Аношин, — когда я работал в уголовном розыске, Господин Случай свел меня с человеком неординарной судьбы. Карманником экстра класса… «Щипачи» на Руси всегда считались высшей кастой, аристократией преступного мира. Артисты, виртуозы. Меня, Олег Юрьевич, поразила их железная самодисциплина. Спиртным не злоупотребляют. Режим блюдут. А это — ох, как непросто при жизни воровской. За два часа до выхода «на работу» ничего не едят и не пьют, даже чая, как пограничники перед заступлением в наряд по охране госграницы…
— Ну, уж… не смешивай пряники с портянками!
— Да-да, это насилие над собой заставляет с полной отдачей работать все «бортовые системы» человеческого организма: обостряется зрение, слух, обоняние. Реакция становится молниеносной. Знаете, Олег Юрьевич, карманников, по-моему, можно сравнить не только с заступающими в наряд пограничниками…
— Пал Палыч, давай ближе к телу… тети Клавы! — Казаченко посмотрел на часы. — Время дорого!
— Ну, в общем, так, Олег Юрьевич. В конце семидесятых во дворах около Тишинского рынка можно было встретить отдыхающего после очередной отсидки знаменитого карманника Витю Малину… Ну, ученика легендарного Васьки Бриллианта…
— Не имел чести быть представленным… — буркнул Казаченко.
Вошедший в раж Пал Палыч иронии не заметил.
— Так вот, собирал Витя вокруг себя окрестную ребятню и бесплатно показывал и объяснял разные фокусы. Ловкость рук — никакого мошенничества. Очаровав пацанов, Витя предлагал им повторить кое-что из своих фокусов. И внимательно следил, как и что делают мальчишки. Был в ватаге той — Александр Поречный, по прозвищу Алик Непорочный — маленький, конопатый, азартный, рожденный неизвестным отцом. Отсюда и прозвище: малый, мол, появился от непорочного зачатия…
Вот у Алика и карты появлялись нужные, пятак исчезал на глазах у изумленной публики. Витя Малина похвалил Непорочного и увел с собой. Так Александр Поречный стал карманником. И уже через полгода работал по первому разряду. Его настоящего имени и фамилии уже никто не вспоминал — для всех он был только Алик Непорочный.
Апофеозом жизни Непорочного стало лето 1980?го. Все подозрительные личности в преддверии московской Олимпиады подлежали выдворению за 101 километр. Алик остался один. Вот тогда-то его талант и засверкал бриллиантовыми гранями.
По Москве ходили толпы «бесхозных» иностранцев. Каждый вечер Алик приволакивал домой швейцарские часы, фотоаппараты, брелоки, сигареты. Что-то раздаривал, что-то продавал по дешевке дворовым корешам. Бумажники с разноцветными банкнотами придерживал до возвращения из ссылки фарцовщиков…
Сразу после своего совершеннолетия Непорочный сгинул: муровцы давно подбирались к нему. Появился он вновь в середине восьмидесятых — с лицом черным и высохшим. Правая рука у него плохо гнулась: специально отбили в милиции.
Переквалифицировался Алик в инструкторы — открыл курсы «молодых бойцов карманного фронта». В числе своих учеников заприметил одну красавицу дивчину, по имени Дарья, глаз с нее не спускал. Чтоб пыль ей жизни уркаганской в глаза пустить, снова пошел на дело — деньги нужны были позарез. Не знал, что после первой «ходки» у оперов под «колпаком» находится. На кармане взяли с поличным.
Слава о похождениях Алика впереди него бежала — не успел ещё в Бутырке оказаться, а ему уже там почетный прием блатные организовали. Ковровых дорожек и пионеров с барабанами только не было при встрече.
Через некоторое время «короновали» Алика, стал он вором в законе по кличке «Злотник». Всего-то два дня и носил корону. «Малява» — известие — пришла с воли: ссучился Непорочный, продался ментам, воровской орден променял на возможность выйти быстрее на волю к Дарье. Вслед за обрядом посвящения в высшее преступное сословие последовал обратный ход. «Опустили», то есть принародно «раскороновали» его урки там же, в Бутырке. Отторгли, значит, за измену.
Оказался он вскоре на воле. Некоторое время о нем ничего не было известно — на карантин сел. Сейчас верховодит на «курсах молодых бойцов». Те же, кто знал о том, что он завербован МУРом и изгнан с позором из воровского сообщества, уже или в мире ином, или безвылазно на зонах да по тюрьмам. Так что, молодая блатная поросль, которую он с успехом натаскивает, не ведает, что находится под муровской опекой…
— Это — то, что нужно! — Казаченко удовлетворенно потер руки. — «Щипача», Пал Палыч, проинструктируешь лично!
* * *
Алику хватило двух минут, чтобы усвоить, какая роль отводится ему в предстоящем спектакле на Центральном рынке.
— Нет, я что?.. Мне бы вот только вторую, — вор показал свою здоровую руку, — не сломали… Всё остальное — разыграем, как по нотам…
Алик Непорочный слово сдержал.
На машине «наружки» его подвезли к рынку, показали тётю Клаву, появившуюся у прилавков с зеленью и фруктами. Заточенным серебряным полтинником, зажатым между указательным и средним пальцами правой руки, Алик взрезал хозяйственную сумку. Движение неуловимое, даже видеокамера его не зафиксировала. Не успел злоумышленник достать вожделенный кошелек и связку ключей, как на него навалились «сознательные граждане», случайно оказавшиеся в этот час на Центральном рынке…
Шум, гам, как водится. Для порядку или подначки ради, кто-то крикнул: «Держи вора!» А чего его держать-то? Стоит себе, как музейный экспонат — не шелохнется. И вроде даже совестно ему в глаза людям смотреть. Знать бы им, зевакам, чего стоило ему, виртуозу «щипаческого» дела, сломить свою гордыню, чтоб вот так вот, принародно обосраться! С другой стороны — чего ни сделаешь, если опер попросит…
Бутерброд с икрой, как известно, падает икрой на пол — мимо рынка как раз проезжал милицейский наряд на «уазике».
Всех: тётю Клаву, карманника, бдительных граждан погрузили в машину и отправили в отделение. Тут и началось! Допросы, протоколы, очные ставки…
Потом приказ: «Следственный эксперимент!» И снова повезли всех на рынок, где расставили пострадавшую, посягателя и свидетелей по местам и попросили вспомнить, кто, чего делал, о чем думал и прочее. И так беспрерывно все пять часов… А как же, профессионалы — они работают основательно!
— Ничего себе, сходила за петрушечкой, — зажав в кулаке связку ключей и кошелек, сказала тётя Клава при выходе из отделения, — чтоб вам всем ни дна ни покрышки!..
Дома её ждали ещё два сюрприза: разъяренный рыжий кот и разбитая ваза…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.