Глава 25 Переломный момент

Глава 25

Переломный момент

Август – сентябрь 1918 г.

Вторая неделя августа была отмечена масштабными наступлениями союзников по всему Западному фронту; немцев удалось выбить из деревни Антёй-Порт к северу от Компьеня, южной границы их июньского наступления. 17 августа французы возобновили наступление на Лассиньи, которое остановилось в июне. Французские войска шесть раз переходили в атаку и шесть раз были вынуждены отступить, понеся тяжелые потери. Но 20 августа бои шли на окраинах города. В тот день Фош уже не сомневался в успехе и написал Клемансо, что сможет добиться победы в 1919 г.

На всем Западном фронте немецкие войска были деморализованы. 20 августа второй лейтенант британской армии Альфред Дафф Купер в своем первом бою продвинулся до железнодорожной выемки, преграждавшей путь его солдатам. «Посмотрев вниз, я увидел человека, бегом поднимавшегося по противоположной стороне выемки, – писал он в своем дневнике. – Я выстрелил в него из револьвера. Потом я увидел двух немцев, осторожно пробиравшихся прямо подо мной. С трудом вспомнив немецкие слова, я крикнул им, чтобы они сдавались и подняли руки вверх. Они без промедления подчинились. Очевидно, не понимали, что я один. Они стали взбираться по склону выемки с поднятыми вверх руками, а за ними, к моему удивлению, последовали остальные. Всего их было восемнадцать или девятнадцать. Если бы они бросились на меня, им бы абсолютно ничего не угрожало, поскольку из револьвера я не попаду и в стог сена, а мои люди находились в восьмидесяти метрах от меня. Однако они послушно следовали за мной, словно овцы, хотя бо?льшую часть пути мне пришлось ползти, чтобы не попасть под огонь с другой стороны выемки. Двое из них оказались санитарами и стали перевязывать наших раненых»?[255].

Главная цель французов, город Лассиньи, был освобожден 21 августа. В тот же день, после возобновления наступления на Сомме, Хейг выразил уверенность в том, что победа будет одержана до конца 1918 г. В тот день британские войска продвинулись более чем на 3 километра и взяли в плен 2000 немецких солдат. Однако в победных реляциях была и печальная нотка. За четыре дня до того, как возобновилось наступление, офицер из Ньюфаундленда по имени Хедли Гудиер, который 8 августа вел своих людей в атаку, писал матери: «Не волнуйся. Гунны до меня не доберутся». Он был убит снайпером между коммунами Лион и Шольн. Его фотография в военной форме еще пятьдесят дней стояла на каминной полке его невесты.

22 августа Дафф Купер снова участвовал в бою. «Когда нас наконец развернули для атаки, – писал он в своем дневнике, – у меня осталось всего десять человек, а в довершение всего мой взводный сержант, прекрасно проявивший себя днем раньше, напился до такой степени, что был бесполезен. Он пошел в наступление вместе с нами, но мы не видели его вплоть до следующего дня. Сама атака была прекрасной и захватывающей – это один из самых памятных моментов моей жизни. Артиллерийская подготовка началась в 4 утра. Огонь перемещался вперед, и мы наступали вслед за ним. Ориентировались мы по звездам и огромной полной луне, сиявшей справа от нас. Я чувствовал сильнейшее волнение и воодушевление; страха не было. Когда мы достигли цели, вражеской траншеи, я с трудом мог в это поверить – время бежало стремительно, и казалось, что прошло лишь одно мгновение. Мы нашли там много убитых немцев. Оставшиеся в живых сдались».

Несмотря на численное превосходство немцев на участке фронта у Соммы – 42 дивизии против 32, – армии союзников видели смысл дальнейшей борьбы и даже испытывали радостное возбуждение. Один за другим преодолевались рубежи там, где в 1916 г. на Сомме шли яростные бои. Хребет Тьепваль был взят 24 августа. Когда в этот же день генерал Врисберг сообщил бюджетному комитету рейхстага, что высшее военное командование Германии уверено в победе, его слова встретили «презрительным, язвительным смехом». «Немцы готовы очень многое отдать ради мира, – сообщал сэр Хорас Рамбольд из Берна в Лондон, – однако они еще не дошли до того состояния ума, чтобы принять наши условия».

Каждый день немцев отбрасывали все дальше. 25 августа был отбит Мамецкий лес. Здесь в 1916 г. шли тяжелые бои, сопровождавшиеся большими потерями. 26 августа немцы отошли на 16 километров по всему 90-километровому фронту. Людендорф не подчинился требованиям высшего командования и отступил еще дальше – из страха перед полным разгромом. 27 августа британские войска заняли лес Дельвиль, еще одно место кровопролитных боев и поражения в 1916 г. Два дня спустя немцы начали эвакуацию из Фландрии, оставляя города и деревни, холмы и реки, завоеванные несколькими месяцами раньше. Людендорф перешел к чисто оборонительной стратегии, стремясь любой ценой удержать линию Гинденбурга.

После совещания британского Военного кабинета в Лондоне сэр Генри Уилсон, в то время начальник Имперского Генерального штаба, отправил Хейгу тревожную телеграмму, предупреждая его о беспокойстве Военного кабинета, что «мы понесем тяжелые потери, безуспешно атакуя линию Гинденбурга». Осторожность – вот что определяло действия по обе стороны линии фронта. Никто не хотел возвращаться к четырехлетнему кровопролитию – периодическому, но интенсивному, – которое только что закончилось. 30 августа австрийский канцлер граф Буриан проинформировал власти в Берлине, что Австрия намерена начать переговоры о мире. К началу сентября количество дезертиров в австрийской армии оценивалось в 400 тысяч человек – в основном с Итальянского фронта, но также на Балканах и из казарм по всей Европе.

На Западном фронте немцам не давали передышки. В конце августа на них обрушились яростные атаки союзников. 30 августа генерал Манжен, который четырьмя годами раньше двумя батальонами выиграл арьергардный бой при отступлении к Марне, бросил французскую дивизию против немцев к востоку от Суассона, оттеснив противника за реку Эна. В тот же день американцы взяли Жювиньи в 8 километрах к северу от Суассона. 31 августа австралийские подразделения освободили Перонну, вынудив немцев оставить укрепленные позиции на горе Сен-Кантен. За проявленную в тот день храбрость восемь человек были награждены Крестом Виктории. Два дня спустя, 2 сентября, канадские войска нанесли удар по линии Гинденбурга на участке Дрокур – Кеан. В результате четырехчасового боя они прорвали последнюю, и самую мощную, линию обороны немцев. Семь участников этого сражения были награждены Крестом Виктории.

Стихи 21-летнего лейтенанта Уилтширского полка Алека Декандоля, написанные 2 сентября в окрестностях Арраса, отражают его надежды на близкое будущее:

Когда утихнут марши,

засыплют рвы землей,

от бранных дел подальше

поеду я домой.

И в дюны Уилтшира

Отправлюсь не спеша,

Где миром вожделенным

Наполнится душа.

Когда умолкнут пушки

И стихнет пулемет,

Прилягу на опушке,

Где травку щиплет скот.

Бескрайнюю равнину

Я буду озирать,

Где больше не придется

Солдатам умирать.

3 сентября Фош отдал приказ о наступлении по всей линии Западного фронта. В тот же день Людендорф издал тайный приказ о пресечении пораженческих разговоров среди находящихся в отпуске солдат. «Настроение общества в Берлине неважное», – писал в своем дневнике генерал Хоффман. Три дня спустя, 6 сентября, немецкие войска окончательно оставили выступ на реке Лис. 8 сентября Людендорф приказал эвакуировать Сен-Миельский выступ. Причиной этого решения стала подготовка французских и американских подразделений к массированному наступлению на выступ.

К тому моменту, когда поступил приказ Людендорфа об отступлении, союзники сосредоточили более 3000 орудий и 40 000 тонн снарядов. Для эвакуации раненых на железнодорожных запасных путях стояли 65 санитарных составов, а в госпиталях подготовили 21 000 коек. Для доставки войск, техники и боеприпасов были реконструированы 24 километра дорог, для чего потребовалось 100 000 тонн щебня, а также построены 72 километра обычной железной дороги и 400 километров узкоколейки.

Но даже в последние дни подготовки наступления на Сен-Миель Фош и Хейг разрабатывали более амбициозные стратегические планы прорыва фронта на участках Ипра и Соммы. Это означало, что Першинг не мог рассчитывать на три сотни тяжелых танков, которые, по его мнению, ему должен был передать Хейг для наступления на Сен-Миель. Французы же предоставили Першингу только 267 из 500 обещанных легких танков. Хейг и Фош, воодушевленные успехами предыдущего месяца, думали не только о захвате вражеских траншей или спрямлении выступа. В августе британские, французские и американские войска взяли в плен 150 000 немецких солдат, захватили 2000 орудий и 13 000 пулеметов. Наступлением, которое должно было начаться в конце сентября, французы и англичане надеялись развить успех. 10 сентября прибывший в Лондон Хейг попросил у Военного министерства кавалерию и все имеющиеся средства увеличения мобильности войск для войны нового типа, маневренной, которую он предполагал в «ближайшем будущем».

В Германии 10 сентября кайзер, оправившийся от переутомления и депрессии, выступил перед рабочими военного завода Круппа в Эссене. Своей речью кайзер надеялся воодушевить их, но его заявление, что все, кто распространяет ложные слухи или антивоенные листовки, должны быть повешены, рабочие встретили молчанием.

11 сентября американцы приступили к последней стадии подготовки операции по вытеснению противника с Сен-Миельского выступа. Несколькими днями ранее немецкие артиллеристы отвели часть тяжелых орудий из леса, господствующего над городом. Немецкое высшее командование было введено в заблуждение американцами, которые сделали вид, что наступление начнется на другом участке и будет направлено на Мюлуз. Один из экземпляров оперативных распоряжений о наступлении на Мюлуз намеренно выбросили в мусорную корзину в Бельфоре, где листки нашел немецкий агент, который понял их «правильно» – так, как и рассчитывали американцы.

Тем не менее сражение было жестоким. «Американские танки не отступят до тех пор, пока хотя бы один танк может двигаться вперед, – информировал своих подчиненных подполковник Джордж С. Паттон 11 сентября. – Их присутствие сохранит жизни сотням пехотинцев и позволит уничтожить много немцев»?[256]. Сражение началось 12 сентября – более 200 000 американских солдат при поддержке 48 000 французов под проливным дождем начали наступление на 20-километровом участке фронта. Препятствием к достижению успеха стало недостаточное количество британских и французских танков. Во время наступления американские артиллеристы выпустили 100 000 снарядов с газом фосген, который вывел из строя 9000 и убил 50 немцев. Еще никогда участие в бою не принимало такое количество авиации: в небо поднялись 1483 американских, французских, итальянских, бельгийских, португальских и бразильских самолетов под общим командованием американцев.

Немцы не могли соперничать с ними ни в численности войск и вооружений, ни в свежести и боевом духе солдат – для многих американцев это был первый бой. «Идите вперед, – убеждал своих людей полковник Уильям «Дикий Билл» Донован из дивизии «Рейнбоу». – Черт побери, вы думаете, что это поминки?» За сорок восемь часов американцы захватили 13 000 пленных и две сотни орудий. Были курьезные случаи сдачи в плен. В Буйонвиле американский сержант Гарри Дж. Адамс заметил немецкого солдата, нырнувшего в глубокий блиндаж. В пистолете у него оставалось всего два патрона. Выпустив обе пули в блиндаж, сержант приказал немцу сдаваться. Из-под земли вылез немец, за ним еще один, потом еще и еще – пока, к изумлению Адамса, у которого больше не осталось патронов, ему не сдались три сотни человек, прятавшихся в подземном укрытии. Вооруженный незаряженным пистолетом, он повел пленных назад, к своим траншеям. Приближающуюся колонну поначалу приняли за контрнаступление противника.

Высшее командование Германии было ошеломлено быстрым успехом американцев. Офицер, видевший Людендорфа 12 сентября, сообщал, что тот «был до такой степени подавлен событиями дня, что не мог вести связный разговор». Успехи американцев были достигнуты ценой тяжелых потерь. На американском военном кладбище в Тьокуре, где похоронены павшие в сражении при Сен-Миеле, можно увидеть 4153 могилы, а на стене выбито 284 имени тех, кто считается пропавшими без вести.

13 сентября около полудня французские войска вошли в Сен-Миель. Когда несколько часов спустя Петен прибыл в штаб-квартиру Першинга, они вместе отправились в город. Петен объяснил жителям, что освободившие город французы входили в состав 1-й армии американцев, солдаты которой обеспечили победу успешными действиями на флангах. Среди освобожденных была ирландская девочка Элайн Генри, которая пробыла в городе четыре года, приехав сюда изучать французский в июне 1914-го. Горожане были в ужасе от действий немцев, которые при отступлении увели с собой всех мужчин в возрасте от 16 до 45 лет. Однако они прошли всего 16 километров на восток, а затем им разрешили вернуться. Американцы, которые вечером вошли в Тьокур, захватили профессора Отто Шмеернказе, которого французы разыскивали как «немецкого специалиста по газу, использовавшего газообразный хлор для цивилизованных пыток».

В тот же день американцы заняли город Эссе, где, по воспоминаниям Макартура, в то время командовавшего бригадой, с удивлением обнаружили «оседланную лошадь немецкого офицера, стоящую в конюшне, полностью укомплектованную артиллерийскую батарею, а также музыкальные инструменты полкового оркестра». Американцы с трудом убедили местных жителей выйти из укрытий: они не знали, что Соединенные Штаты участвуют в войне.

В тот же вечер Макартур в сопровождении адъютанта отправился в захваченные немецкие траншеи, откуда в бинокль был виден Мец. Город был слабо защищен. Макартур тут же предложил начальству продолжить наступление и неожиданно атаковать Мец, следующую цель и желанный приз. «Это была беспрецедентная возможность прорвать линию Гинденбурга в критической точке», – впоследствии писал он. Мнение Макартура и его желание наступать на Мец разделял начальник оперативного отдела штаба 1-й армии полковник Джордж С. Маршалл. Однако Фош, Петен и Хейг уже разрабатывали планы скоординированного наступления союзников на других участках фронта, которое должно было начаться через неделю. Они не хотели «преждевременного» наступления, не хотели отвлекаться от главного сражения.

Спрямление Сен-Миельского выступа и освобождение самого города можно было считать серьезным успехом. Немцы удерживали выступ на протяжении четырех лет, успешно отразив два наступления французов. Победу признали блестящей. «Это быстрая и точная операция, какой еще не было на этой войне, – писала Manchester Guardian, – и, возможно, больше всего воодушевляет тот факт, что все ее аспекты доказывают – точность, искусство и воображение американских командиров не уступают боевому духу их войск». Наконец американские солдаты получили заслуженное признание. Тем не менее Макартур до конца жизни был убежден, что успех у Сен-Миеля следовало развить, освободив Мец. «Если бы мы воспользовались этой возможностью, – впоследствии писал он, – то сохранили бы тысячи жизней американских солдат, которые погибли в глухих углах Аргонского леса».

Проницательность Макартура выглядела необычно на фоне тех проблем, которые выявила даже победа при Сен-Миеле. В тот же день, когда он предложил продолжить наступление, начальник штаба его дивизии сообщал, что солдат плохо снабжают продовольствием и обмундированием. Проблемы с логистикой вынудили танки полковника Паттона 32 часа ждать, пока бензовозы преодолеют расстояние 4,5 километра и доставят необходимое горючее. 15 сентября, когда Сен-Миельский выступ посетил Клемансо, его привели в ярость пробки и хаос на дорогах. «Им требовалась американская армия, – с раздражением писал он. – Они ее получили. Всякий, кто, подобно мне, видел безнадежные заторы в Тьокуре, может поздравить себя с тем, что американцы не пришли раньше». Но, как сообщала немецкая разведка, самой большой угрозой для наступления, планировавшегося через две недели, было то, что «американцы не обладают достаточным опытом и поэтому не боятся большого наступления. Пока у наших солдат сложилось слишком высокое мнение об американцах». Сражение за Сен-Миель закончилось победой союзников, но «большое наступление» было еще впереди.

Во время наступления на Сен-Миель на французском и британском участках и на линии Гинденбурга также предпринимались попытки атаковать, на которые немцы отвечали контратаками. Однако немецкие войска удерживали позиции. Слухи об успехах союзников могли оказаться ложными: деревня Паньи-сюр-Мозель на южной оконечности немецких укреплений, якобы захваченная американцами при наступлении на Сен-Миель, оставалась в руках немцев до самого окончания войны. На памятнике жертвам войны, установленном рядом с деревней, есть табличка с именем 15-летнего мальчика, «без причины» убитого немцами через два месяца после начала войны. Сам памятник изображает солдата с собакой.

В августе и сентябре источником беспокойства для союзников снова стала Россия. 31 августа британский морской атташе в Петрограде, капитан Кроми, был убит большевиками прямо в здании посольства. 2 сентября большевики объявили о начале «красного террора». Только в Петрограде было казнено 512 противников режима. 11 сентября 4500 американских солдат высадились в Архангельске. В тот же день под Мурманском британские войска после успешной операции против Красной армии продвинулись на 40 километров вдоль реки Двина.

14 сентября союзники предприняли наступление под Салониками, началом которого стал шестичасовой артиллерийский обстрел болгарских позиций. В штаб-квартире немцев в Скопье, в 26 километрах севернее, был слышен гром пушек, нарушивший тишину раннего утра. Впрочем, как это часто случалось на Западном фронте, артиллерийский огонь уничтожил проволочные заграждения врага, но не нанес существенного ущерба большей части пулеметных гнезд и артиллерийских позиций. Тем не менее сербам удалось захватить крутую гору Ветреник – решающей стала штыковая атака, предпринятая вместе с французскими и сенегальскими подразделениями.

В тот же день австрийцы обратились к союзникам, в том числе Соединенным Штатам, а также нейтральным странам с просьбой согласиться на «конфиденциальный и ни к чему не обязывающий обмен мнениями» на нейтральной территории в поисках возможного мира. Соединенные Штаты сразу же отвергли предложение, Британия и Франция последовали их примеру после некоторой паузы. Недовольство высказало даже немецкое правительство. Война должна была продолжаться, истощая силы миллионов людей. Пример этой усталости приводил в своем дневнике пацифист Клиффорд Аллен, который 14 сентября встречался с заместителем секретаря Лейбористской партии Великобритании Джимом Мидлтоном: «Джим явно сломлен горем, которое принесла война. Его буквально преследуют эшелоны с солдатами в касках и с ранцами, отправляющиеся с вокзалов Виктория и Ватерлоо и с грохотом проносящиеся мимо его дома в Уимблдоне. Он утратил обычную веселость и чувство юмора».

15 сентября продолжались бои в Македонии, где появилась новая сила, Югославская дивизия, которая воплощала стремление южных славян – словенцев, хорватов, сербов, боснийцев, черногорцев и македонцев – к территориальному объединению после изгнания австрийцев из Лайбаха, Аграма, Белграда, Сараева, Цетинье и Скопье. 15 сентября дивизия пересекла границу между Грецией и Сербией и тут же прекратила наступление – солдаты обнимались друг с другом и с французами, сражавшимися рядом с ними. Им было приказано возобновить боевые действия: война далеко не закончена.

В тот день 36 000 сербов, французов и итальянцев были брошены против 12 000 болгар и немцев. Однако болгарские пулеметчики оказались такими упорными, что для их подавления французам пришлось применить огнеметы – впервые на участке фронта под Салониками, – и только после этого удалось выбить защитников с трех горных вершин. На следующий день, 16 сентября, командующий 2-й болгарской армией генерал Луков заинтересовался австрийскими мирными инициативами. Царь Фердинанд, Верховный главнокомандующий болгарской армией, ответил ему: «Идите и умрите на теперешних позициях».

16 сентября взбунтовались два болгарских полка. Они больше не хотели воевать. Немецкий командир, генерал фон Шольц, один из героев сражения при Танненберге, приказал генералу фон Рейтеру, под началом которого находился резерв, взять пистолет и вместе со своим штабом отправиться на позиции, чтобы подавить мятеж. Когда стало ясно, что бо?льшая часть болгар отказывается сражаться, Шольц отдал приказ к частичному отступлению. Через начальника австрийского Генерального штаба генерала Арца фон Штрауссенбурга Гинденбургу была направлена просьба о подкреплении, однако Гинденбург не располагал свободными резервами для этого отдаленного, почти забытого театра военных действий. Он мог предоставить только одну немецкую бригаду, которая была расквартирована в Крыму и для переброски которой требовалось не менее двух недель; ей приказали морем отправляться в болгарский порт Варна, а затем добираться по суше через Болгарию и Македонию.

18 сентября греческие и британские войска начали наступление у Дойранского озера. Без накладок не обошлось: солдаты 24-го пехотного полка поднялись на вершину Гран-Куроне, но под интенсивным огнем болгарских пулеметов были вынуждены отступить и попали в британское газовое облако. Их командир, подполковник Берджес, трижды раненный и попавший в плен, был награжден Крестом Виктории. Три британских батальона, наступавшие на хребет Пип, также попали под такой плотный огонь болгарских пулеметов, что в лощину, с которой началась атака, вернулась только треть британских солдат. В результате обстрела болгарской артиллерии загорелась трава, и раздуваемый ветром пожар достиг такой силы, что Критская дивизия греков была вынуждена отступить со склона горы.

После двухдневного сражения союзники захватили город Дойран и вершину Пти-Куроне, однако Гран-Куроне оставался в руках болгар. 20 сентября болгарские части получили приказ к отступлению. Британцы, французы и греки, вышедшие на позиции, которые они тщетно атаковали четырьмя днями раньше, обнаружили, что они пусты. Хребет Пип, Гран-Куроне и Глаз Дьявола, которые два года нависали над позициями союзников, словно насмехаясь над всеми попытками их захватить, теперь были безвредными и бесполезными. Солдаты, погибшие во время безуспешных боев предыдущих дней, лежали там, где их настигла смерть.

Два дня спустя сербские войска были уже в 22,5 километра к северу от линии, с которой начали наступление. Марокканские подразделения французской армии, спахи, стремительно продвигались вперед на своих жеребцах. 21 сентября они вошли в город Прилеп, оставленный немцами и болгарами. Сербское население на руках отнесло первых освободителей к зданию, в котором всего несколько часов назад – и на протяжении трех лет – располагался немецкий штаб.

Поражения болгарских войск в Македонии вызвали беспорядки в столице Болгарии, Софии, и бунт в столичном гарнизоне. 23 сентября начались волнения еще в трех болгарских городах, где революционные студенты организовали Советы. Против мятежников в Софии были направлены верные правительству кадеты (в Петрограде для поддержки старого режима также использовали кадетов), усиленные немецкой дивизией, прибывшей в Болгарию из Крыма, но слишком поздно, чтобы повлиять на ход сражений в Македонии.

25 сентября британские войска вошли в Болгарию. Два дня спустя в маленьком промышленном городе Радомир было объявлено об образовании Болгарской республики, президентом которой стал лидер крестьянского движения Александр Стамболийский. Несмотря на поддержку 15 000 солдат, ему не удалось захватить власть в столице: после трехдневных боев у села Владая, в 16 километрах южнее Софии, войска республиканцев были разбиты, и Стамболийскому (который в 1919 г. станет премьер-министром в правительстве царя Бориса) пришлось бежать и укрыться в надежном месте.

Пока длилась эта неудачная революция, в Скопье, столицу Македонии, которую хотели присоединить болгары, вошли французы. Спахи под командованием генерала Жуино-Гамбетта преодолели последние 80 километров до города за шесть дней. Жуино-Гамбетта был племянником Леона Гамбетта, который в 1870 г. покинул осажденный Париж на воздушном шаре и организовал сопротивление немецким оккупантам во французских провинциях. Теперь, когда немцы отступали, их надежды удержать Балканы были разбиты, а южные подходы к «сердцу» Центральных держав оказались открытыми для наступления союзников. Удача, казалось, сопутствовала победителям: железнодорожный состав с 9-й австрийской дивизией, отправленной для защиты Скопье, был всего в 24 километрах от города, когда в него, не встретив сопротивления, вошли спахи под командованием Жуино-Гамбетта.

16 сентября президент Вильсон отверг предложение Австрии о мирных переговорах. На следующий день его примеру последовал Клемансо. Немецкое предложение сепаратного мира с Бельгией при условии, что бельгийцы не будут требовать реституции или контрибуции, было отвергнуто 19 сентября. За последующие семь дней, до 24 сентября, британские экспедиционные силы захватили 30 000 пленных – больше, чем за любую предшествующую неделю войны. 25 сентября кайзер в своей речи перед 400 офицерами-подводниками с гневом говорил о предательстве. Прошло всего две недели после того, как одна из его субмарин, следуя политике неограниченной подводной войны, без предупреждения торпедировала в Ла-Манше лайнер «Гэлвей Касл» компании Union Castle; в результате этой атаки погибли 154 человека.

В Палестине 17 сентября индийский сержант дезертировал из армии Алленби и перебежал к туркам на позициях к северу от Иерусалима. Он сообщил, что через два дня должно начаться большое наступление. Турецкое командование, в том числе Мустафа Кемаль, поверило ему, в отличие от Лимана фон Сандерса, который не принял никаких специальных мер. В полночь 19 сентября британская артиллерия начала артподготовку. Затем, на рассвете 20 сентября, Алленби возобновил наступление на север, которое годом раньше закончилось взятием Иерусалима. Через несколько часов его пехота прорвала турецкую оборону, а кавалерия устремилась на север по прибрежной равнине.

Важную роль в новом наступлении Алленби играла авиация. В то утро британские и австралийские военно-воздушные силы в течение двух часов бомбили телефонные и телеграфные узлы турок в Афуле, Наблусе и Тулькарме, лишив генерала Лимана фон Сандерса связи с подчиненными ему войсками. Также был выведен из строя главный военный аэродром немцев в Дженине. Все семь дней наступления кавалерии Алленби авиация бомбила дороги, железнодорожные узлы и скопления войск, полностью разрушив турецкие и немецкие оборонительные планы.

20 сентября войска Алленби вошли в Изреельскую долину и за два дня боев захватили 7000 пленных. Турки были деморализованы и больше не желали сражаться. В Афуле, железнодорожной станции между Хайфой и Дамаском, индийская кавалерия атаковала позиции турок, убив 50 и взяв в плен 500 солдат противника. Потери индийцев были несущественными: один раненый кавалерист и двенадцать убитых лошадей. В окрестностях Мегиддо, библейского Армагеддона, где туркам приказали удерживать позиции любой ценой, огонь по противнику открыли только немецкие стрелки. Два пулемета заставили их умолкнуть. Затем британская кавалерия направилась к Назарету, и рано утром 21 сентября трехтысячный гарнизон города сложил оружие. Наступающая армия за один день продвинулась почти на 65 километров.

Фон Сандерс бежал из Назарета в пижаме. Турки, не имевшие ни воли, ни средств к сопротивлению, устремились на север и на восток. В тот день отступали две колонны турецких войск, одна из Тулькарма, другая из Наблуса, – через холмы и долины Самарии. Обе колонны были атакованы британской и австралийской авиацией. Вот что рассказывали австралийцы о расстреле колонны турок длиной около трех километров, которая пыталась добраться до Наблуса из Тулькарма: «Пилоты, сменяя друг друга, сбрасывали бомбы, а затем, направляемые наблюдателями, расстреливали несчастных турок из пулеметов. Израсходовав патроны, они спешили на аэродром, чтобы пополнить боезапас, и снова возвращались к массовой бойне. Некоторые летчики совершили в этот день по четыре боевых вылета»?[257].

В тот же день еще более жестоким воздушным налетам подверглась колонна турецких войск, двигавшаяся к реке Иордан от Наблуса. Это была самая массированная воздушная атака за всю войну. Более 50 самолетов бомбили и расстреливали из пулеметов турецких солдат и их обозы, растянувшиеся по узкой долине Вади-Фара. Пока турки пытались добраться до реки, на них было сброшено более 9 тонн бомб, а пулеметы расстреляли 56 000 патронов. Первый удар был нанесен по машинам в голове колонны, так что остальным пришлось остановиться. Затем авиация принялась методично уничтожать неподвижные автомобили и расстреливать из пулеметов охваченных паникой людей, которые пытались укрыться внизу, в высохшем русле реки, или вскарабкаться наверх по крутым склонам?[258].

На следующий день, 22 сентября, на турецкие войска, спускавшиеся к реке Иордан по Вади-Фара, был совершен еще один воздушный налет – на них обрушились еще 4 тонны бомб и 30 000 пуль. «На одном участке дороги, – писал историк Королевских ВВС Х. А. Джонс, – брошенные на ходу грузовики врезались в пушки, а те, в свою очередь, в другие машины, и вся эта масса двинулась вперед, сминая и корежа друг друга, пока наконец не остановилась под действием собственного веса. По всему ущелью были разбросаны изуродованные тела людей и животных». У некоторых летчиков, бомбивших отступавших турок, увиденные с воздуха картины вызвали такое отвращение, что они просили освободить их от последующих вылетов.

Турки были ошеломлены мощью британской авиации и скоростью, с которой наступала кавалерия союзников. 22 сентября Алленби спросил командира Пустынного конного корпуса, сколько взяли пленных. Услышав, что захвачено 15 000, он рассмеялся и сказал командиру корпуса: «Мало, черт возьми! Мне нужно 30 000, прежде чем вы закончите». Его пожелание исполнилось. 23 сентября 500 британских кавалеристов взяли порт Хайфа и после броска на север вошли в город крестоносцев Акру. В тот же день в Вади-Фара был осуществлен третий воздушный налет на турецкие войска, пытавшиеся прорваться к Иордану. На них обрушилось более 6 тонн бомб и 33 000 пуль. В результате трехдневных воздушных атак были уничтожены 50 грузовиков, 90 пушек и 840 четырехколесных фургонов, запряженных лошадьми. Погибли сотни турецких солдат. Смерть с воздуха приняла невиданные масштабы.

25 сентября австралийская и новозеландская кавалерия пересекла Иордан и вошла в Амман, расположенный на железной дороге Берлин – Багдад. Всего в атаке принимало участие 2750 кавалеристов. Они взяли в плен 2563 турецких солдат, доведя количество пленных, захваченных египетскими экспедиционными силами за неделю, до 45 000 человек. Один пленный немецкий офицер раздраженно сказал на допросе: «Мы пытались прикрыть отступление турок, но ждали, что они хотя бы попытаются сохранить присутствие духа. Наконец мы решили, что они не стоят того, чтобы за них сражаться».

За полчаса до полуночи 25 сентября, менее чем через две недели после начала и всего через десять дней после окончания наступления на Сен-Миель, 37 французских и американских дивизий начали новое, еще более масштабное наступление на Аргонский лес и вдоль реки Мёз. Той ночью во время артиллерийской подготовки американцы выпустили 800 снарядов с горчичным газом и фосгеном, выведя из строя более 10 000 немецких солдат (из них 278 человек погибло). Было задействовано 4000 пушек, и «ни одна из них», как выразился американский историк, «не была сделана в Америке»?[259].

Среди американских командиров батарей был капитан Гарри С. Трумэн. «С 4 до 8 часов утра я выпустил 3000 снарядов калибра 75 миллиметров, – впоследствии вспоминал он. – В ночь на пятницу я спал на краю леса справа от моей батареи. Если бы я не проснулся и не встал в 4 утра, меня бы сейчас тут не было, потому что немцы открыли заградительный огонь по тому месту, где я спал!»

Шестичасовой обстрел продолжался всю ночь. В 5:30 утра 26 сентября в наступление пошли более 700 танков, за которыми следовала пехота. Немцев отбросили на 5 километров. Артиллерия, эффективно работавшая всю ночь, также переместилась вперед. «Когда мы двигались по дороге под насыпью, – много лет спустя вспоминал Трумэн, – французская 155-миллиметровая батарея стреляла поверх наших голов, и я до сих пор плохо слышу среди шума».

К утру 27 сентября в плен попало более 23 000 немцев. В тот день близ Камбре британские экспедиционные силы атаковали линию Гинденбурга. Наступление поддерживали более 1000 самолетов; авиацией было сброшено 700 тонн бомб и произведено 26 000 выстрелов из пулеметов. К ночи атакующие захватили еще 10 000 пленных и две сотни орудий. Даже по меркам Западного фронта потери немцев были ошеломляющими: 33 000 пленных за один день. Однако сражение в Аргонском лесу показало, что немецкая армия не собирается сдаваться, а американцы встретились с упорным сопротивлением и понесли большие потери. Как говорили американские солдаты, «там у каждого проклятого немца был пулемет или пушка». В результате немецкой контратаки одна американская дивизия поддалась панике и в беспорядке отступила.

По меркам Западного фронта действия американцев можно было считать успешными. Монфокон, который, по мнению Петена, немцы могли удерживать до зимы, был взят 27 сентября, и на этом участке удалось продвинуться на 10 километров. Однако планы союзников были более масштабными, отчего горечь неудачи ощущалась сильнее.

28 сентября британцы под командованием Хейга предприняли массированное наступление на Ипрском выступе: началась Четвертая битва при Ипре. В ней приняли участие 500 самолетов. Среди новозеландцев, сражавшихся в тот день под Гювельтом, был получивший девять ранений генерал Фрейберг, который писал другу: «Я командовал своей бригадой верхом на лошади (уродливой белой немецкой лошади) и на ней же наступал под огнем противника, пока ее не убили». Наступление было стремительным – в тот же день пал Витсхете, и в плен сдались 4000 немцев. В боях 28 сентября также участвовала бельгийская армия, без особых потерь освободившая Пасхендале, годом раньше ставший местом кровавой бойни.

В тот же вечер Людендорф убеждал Гинденбурга, что Германия должна незамедлительно добиваться перемирия. Однако ни один из них не знал, что Ллойд Джордж и его военный министр лорд Милнет, все еще не уверенные, что скорость британского наступления достаточна для разгрома немцев, настаивали, чтобы Хейг остановил наступление и сохранил людские ресурсы для сражений 1919 г. В Британии все больше внимания уделялось будущим боевым действиям. «Я никогда не забуду посещение большого цеха на севере Англии в сентябре 1918 г., – впоследствии писал специалист по вооружениям Джордж Дьюар, – где я видел, как испытывали пластины брони нашего нового танка «Марк VIII», стреляя в них из немецких винтовок; затем в другом цехе я наблюдал за производством и испытаниями двигателя для этого супертанка. Танку «Марк VIII» не было суждено принять участие в боях, но если бы война продолжилась, то к началу весны 1919 г. Великобритания могла бы собрать и отправить на фронт большое количество этих мощных машин».

На фронте под Салониками в третью неделю сентября в плен было захвачено более 10 000 болгарских и немецких солдат. 28 сентября Болгария, на территорию которой уже вступили британские и греческие войска, начала в Салониках переговоры о мире с представителями Франции и Британии. Она стала первой из Центральных держав, которой удалось выйти из войны. В Спа Людендорф в своих беседах с Гинденбургом настаивал, что Германия тоже должна добиваться перемирия с союзниками. На следующее утро, 29 сентября, два высших военных руководителя Германии, некогда внушавшие страх и едва не разбившие всех своих врагов, пришли к кайзеру и объявили, что война больше не может продолжаться.

Они объяснили кайзеру: проблема не только в нежелании и неспособности немецких солдат сражаться, но и в нежелании президента Вильсона вести какие-либо переговоры с самим кайзером или его военачальниками. Мужественно признав как военное поражение, так и необходимость политической демократизации, кайзер подписал декларацию о создании парламентской республики. За один день в Германии было покончено и с милитаризмом, и с абсолютизмом.

Тем не менее бои на фронтах продолжались, особенно на участке Мёз – Аргонский лес. 29 сентября, на четвертый день сражения, американские войска были вынуждены остановиться, отчасти из-за отчаянного сопротивления немцев, а отчасти из-за хаоса в линиях снабжения и связи. «Его солдаты храбро смотрят в глаза смерти, – отметил французский офицер, побывавший в штабе Першинга, – но они не продвигаются или продвигаются совсем чуть-чуть, а их потери велики. Вся эта огромная масса людей, представляющая собой американскую армию, парализована».

Поль Маз, в тот же день приехавший в штаб американского батальона с целью рекогносцировки, увидел группу солдат, которые как будто отступали. Он поехал вперед на мотоцикле, чтобы выяснить, в чем дело. «Они действительно отходили назад, – впоследствии писал он, – но просто потому, что потеряли связь со всеми; они не имели сведений об обстановке, а большинство офицеров были убиты при наступлении. Я приказал нескольким солдатам остаться на месте и развернуть пулеметы в сторону противника, а остальным – идти впереди и присоединиться к товарищам, что они и сделали. Их действия нельзя было назвать паникой – они просто шли назад, чтобы получить приказ».

Поль Маз вернулся в штаб батальона, чтобы рассказать об этих солдатах. «К своему удивлению, я обнаружил там полный разгром, как после землетрясения. На земле лежали три трупа, наполовину прикрытые мешковиной. Это был часовой, стоявший у входа в блиндаж, и два офицера, с которыми я разговаривал до отъезда. Внизу сидел один полковник, вытиравший лоб. «Это война, капитан», – сказал он, увидев меня».

В числе артиллерийских подразделений, участвовавших в боях 29 сентября, была батарея Гарри Трумэна. «Мы стреляли по трем батареям, – писал он в своих воспоминаниях, – уничтожив одну и выведя из строя две остальные. Командир полка угрожал мне трибуналом за то, что я перенес огонь за пределы сектора 33-й дивизии! Но я сохранил жизни солдатам 28-й дивизии слева от нас, и они отблагодарили меня в 1948-м!»[260].

Заторы на дорогах позади американских позиций были такими, что, когда Клемансо поехал в Монфокон в штаб французской 4-й армии, путь ему преградили американские грузовики, причем шоферы рассказали ему, что простояли в пробках две ночи. Несмотря на неудобства, доставленные Клемансо, вклад американцев произвел впечатление на высшее немецкое командование. 30 сентября Людендорф сказал генералу Герману фон Кулю: «Мы не можем сражаться со всем миром».

Бои на Болгарском фронте прекратились в полдень 30 сентября. Болгария была охвачена волнениями, Македония освобождена, надежды на германские подкрепления рухнули, и поэтому на переговорах в Салониках болгарские делегаты, в том числе генерал Луков, искавший мира еще две недели назад, были вынуждены согласиться на поставленные им условия: уход со всех греческих и сербских территорий, разоружение, вывод немецких и австрийских войск, оккупация союзниками всех стратегических пунктов в Болгарии, использование болгарских железных дорог для наступления на север и почти полная демобилизация болгарской армии.

Капитуляция Болгарии стала ударом для Германии и Австрии, которые внезапно оказались отрезанными от союзной Турции. Кроме того, противнику открывался путь к наступлению на Дунай. В Лондоне и Париже мысль о том, что поражение союзников Германии сделало ее уязвимой, вызывала воодушевление. «Первая опора рухнула», – заметил секретарь британского кабинета министров сэр Морис Хенки.

На Западном фронте бои не только продолжались, но становились все ожесточеннее. 29 сентября британские войска успешно форсировали канал Сен-Кантен, использовав лодки, трапы и 3000 спасательных поясов, которые сняли с паромов, курсировавших через Ла-Манш. Было захвачено 5000 пленных и сотня пушек. На следующий день у Ипра британцы были уже в трех километрах от Менена, взять который им не удавалось на протяжении четырех лет. На британском и французском участках фронта было захвачено еще 18 000 немецких солдат и 200 орудий. И только американцам в Аргонском лесу пришлось остановить наступление, хотя они и намеревались возобновить его через неделю.

Среди тех, кто получил ранение 30 сентября, был и Поль Маз. Он пешком отправился на разведку, чтобы определить положение линии фронта на участке, где сражались австралийцы. Из воронки от снаряда он увидел в двухстах метрах впереди себя острия немецких касок: это была первая линия траншей противника. Когда он поднял бинокль, чтобы рассмотреть все подробнее, пуля ударила его в кисть руки. По пути к побережью в медленно ползущем санитарном поезде Маз слышал вдалеке «гром орудийных выстрелов». Этот звук напомнил ему историю, рассказанную французским другом, к которому на передовую приехала мать. Она добралась до деревни прямо за линией фронта, послала весточку о себе и осталась ждать – высокая черная фигура посреди дороги; увидев сына, идущего к ней по разбитой улице, она крикнула: «Что это за шум, сынок? Что тут происходит?»

7 сентября в Палестине кавалерия Алленби пересекла Голанские высоты и вторглась в Сирию. До Дамаска оставалось всего 95 километров. В тот же день в деревне Тафас турецкие и немецкие солдаты убили несколько сотен арабских женщин и детей – это была жестокая месть за успешные действия участников арабского восстания. На следующий день, 28 сентября, в Даръа, где к восставшим арабам присоединились тысячи бедуинов, были вырезаны все раненые и пленные турецкие солдаты, что стало причиной антиарабских настроений среди индийской кавалерии, которая вошла в город во время резни. «Арабы хладнокровно убивали всех турок, попадавшихся им на пути», – сообщалось в рапорте 4-й кавалерийской дивизии о событиях того дня.

На следующий день 1500 турок перекрыли Алленби дорогу на Сасу, задержав наступление на два дня. Но к вечеру 30 сентября Алленби был уже на пути к Дамаску. В ту же ночь турецкая администрация покинула город, принадлежавший Османской империи на протяжении многих веков. 1 октября кавалерия Алленби, преодолев более 600 километров за двенадцать дней, приблизилась к заветной цели. Когда подразделения 3-й бригады легкой кавалерии из Западной Австралии подошли к окраинам города, их встретил ружейный огонь. Все остались целы, и командир, майор Олден, решил продолжить наступление. Приказав подчиненным обнажить сабли, Олден вместе с ними поскакал к главным турецким казармам, которые защищали несколько тысяч солдат. «Какое-то время враг колебался, – рассказывали австралийцы, – но вид огромных австралийских лошадей, несущихся галопом (турки и местные жители всегда восхищались размерами наших лошадей), сверкание клинков и стук копыт склонили чашу весов на нашу сторону»?[261]. Как вспоминал один австралийский офицер, «через секунду выстрелы стихли, сменившись аплодисментами горожан». Затем снова зазвучали выстрелы, но это были арабы, выражавшие свою радость, что многовековая власть турок наконец пала. Через несколько часов прибыл Лоуренс Аравийский на своем знаменитом «роллс-ройсе» и в сопровождении индийской кавалерии.

Двадцать четыре часа город грабили арабы и друзы. Затем Алленби покинул свою штаб-квартиру в Тверии на Галилейском море, преодолел 190 километров по плохим дорогам, пересек Иордан и Голанские высоты, прибыл в Дамаск, чтобы назначить главой местной администрации эмира Фейсала, и в тот же вечер вернулся в Тверию. Политики должны были проинформировать Фейсала, что по условиям тайного соглашения, подписанного Марком Сайксом и Франсуа Жорж-Пико в 1916 г., Сирия вместе с Ливаном и Северной Месопотамией, в том числе богатыми нефтяными месторождениями Мосула, будет включена в сферу влияния Франции.

1 октября, когда британские экспедиционные силы готовились к преодолению последних препятствий на линии Гинденбурга, а американцы собирались возобновить наступление на Аргонский лес, Людендорф обратился к кайзеру с просьбой немедленно представить союзникам мирные предложения Германии. В эту ночь немецкие войска оставили Лан и Армантьер. К северу от Камбре канадские подразделения за пять дней боев захватили 7000 пленных и двести орудий. Немецкая армия, как сказал Людендорф своему штабу, «серьезно отравлена ядом спартаковско-социалистических идей». Людендорф преувеличивал, но если солдаты на фронте продолжали сражаться, то те, кто находились в отпуске в Германии и должны были вернуться в части, становились жертвой агитации самого экстремистского толка. Руководители Союза Спартака, Карл Либкнехт и Роза Люксембург, требовали немедленного мира и отказа от монархии. Они не считали панацеей (если таковая вообще существовала) демократическую парламентскую монархию британского типа: их целью была социалистическая республика.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.