Генерал-фельдмаршал граф Иван Васильевич Гудович
Генерал-фельдмаршал граф Иван Васильевич Гудович
В 1797 г. император Павел I пожаловал тогда еще генерал-аншефу Гудовичу и всему его потомству графское достоинство. В императорском указе содержалось и подробное описание присвоенного родового герба: «В первой и четвертой частях, в зеленом поле золотой Крест, поставленный на золотой Подкове, а внизу оной крестообразно положены две золотые Стрелы остроконечием вверх. Во второй части, в красном поле диагонально к нижнему левому углу означена Лаврами обвитая серебряная Шпага. В третьей части, в черном поле серебряная Стена с проломом и над нею видна литера А, означающая взятую им крепость Анапу. Щит, покрытый графской Короной, имеет на поверхности поставленный серебряный Шлем, увенчанный графской Короной, над которой двуглавый черный коронованный орел. Намет на щите черного и зеленого цвета, подложенный золотом. Щит держат: с правой стороны Сармат, имеющий в руке лук и за плечами колчан. А с левой – лев. В основание герба девиз – ARMIS ET LABORE».
Трудно найти более подходящие слова, характеризующие полководческий путь Гудовича чем этот девиз, означающий, в переводе с латыни, «оружием и трудом». Именно не только своим оружием, но и невероятным трудом (когда победоносное сражение является только венцом тщательно возводимого здания) Иван Васильевич навсегда вошел в пантеон великих отечественных полководцев.
Родился будущий генерал-фельдмаршал в 1741 г. в родовом имении возле села Ивайтенки (сейчас это Брянская область) на территории Мглинской сотни Стародубского полка (полки до 1781 г., когда гетманщина была разделена на три наместничества, являлись не только войсковой, но и административно-территориальной единицей Малороссии). Его отец – малороссийский генеральный подскарбий (в функции которого входило заведование всеми малороссийскими доходами и расходами, а также надзор за Генеральной счетной комиссией) Василий Андреевич Гудович принадлежал к известному в Малороссии дворянскому роду польского происхождения, также к малороссийскому дворянству принадлежала и мать – Анна Петровна Носенко-Белецкая.
Генерал-фельдмаршал Иван Гудович. Гравюра начала XIX века
Образование Гудович получил, без преувеличения, блестящее. Он обучался в лучших европейских университетах – Кенигсбергском и Лейпцигском. Одно это уже (не говоря о богатстве и влиятельных при дворе родственниках) гарантировало блестящую чиновничью или придворную карьеру, но юный малороссийский дворянин предпочел трудную военную стезю.
Военную службу Гудович начал инженер-прапорщиком в Инженерном корпусе, но пробыл там недолго. Вскоре он становится флигель-адъютантом при генерал-фельдцехмейстере графе Петре Шувалове, а затем, благодаря поддержке брата Андрея (в то время генерал-адъютанта императора Петра III), генеральс-адъютантом с чином подполковника при дяде императора принце Георге Голштинском. Так хорошо начавшаяся военная служба едва не прервалась после дворцового переворота 1762 года, приведшего к власти Екатерину II. Молодой подполковник был арестован гвардейцами и три недели провел в заключении. Однако новая императрица отнюдь не желала начинать свое царствование с расправ – все, арестованные в горячке переворота, были очень быстро освобождены и никаких репрессий к ним не применялось. В дальнейшем подавляющему большинству в той или иной степени приближенных к свергнутому царю удалось беспрепятственно сделать неплохую карьеру в блестящее екатерининское правление. Тем более это относилось к Гудовичу, для которого всегда единственно важной была преданность военной службе.
В 1763 г. бывший генеральс-адъютант, к своей большой радости, переходит на строевую службу – становится командиром Астраханского пехотного полка. Во главе этого прославленного полка (достаточно сказать, что предыдущим полковым командиром был Александр Васильевич Суворов) Гудович оставался семь лет, и его имя навсегда осталось вписанным в полковую историю золотыми буквами.
Первым боевым испытанием Гудовича становится поход в Польшу в 1764 г., результатом которого стало избрание королем Станислава Понятовского (в чем была и личная заслуга командира астраханцев, склонившего к поддержке российской креатуры гетмана Ржевуцкого и князя Чарторыйского). Уже возвращаясь из похода, Гудович получил специальное задание от командовавшего походом генерал-поручика Штофеля по отлавливанию дезертиров, что он успешно и выполнил, отловив их около трех тысяч.
Однако если в Польше особо серьезных боевых действий у астраханцев не было, то это отнюдь нельзя сказать о следующей войне Гудовича. Русско-турецкая война 1768–1774 гг. стала началом его становления как полководца и прославила на всю империю первым же сражением.
Во время осады Хотина 1-й армией под командованием князя Александра Голицына астраханцы нанесли противнику значительный ущерб, который османы уже не смогли восполнить до падения этой стратегически важной крепости.
Автор изданного в 1840 г. прекрасного военно-исторического труда «Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов» Дмитрий Бантыш-Каменский достаточно подробно описал, как этот подвиг командира Астраханского полка в день 11 июля 1769 г.[1], так и некоторые следующие его успехи в той войне: «…выдержал он более четырех часов с одним только батальоном, сильную неприятельскую вылазку на левый фланг и отразил турок; потом, 14 августа, с тем же батальоном и двумя пушками одержал он поверхность над десятитысячным оттоманским войском при Рачевском лесе: собрал рассеянный наш авангард, атаковал турецкую конницу, преследовавшую три гусарских полка, и сильным батальным огнем обратил оную в бегство, гнался за неприятелем до пушечных выстрелов крепости Хотинской, возвратил отбитые турками четыре орудия. За этот мужественный подвиг Гудович был произведен (1770 г.), не по старшинству, бригадиром.
В исходе 1769 года и в начале 1770, прикрывал он с четырьмя полками на Буге, у Бреславля, левый фланг первой армии и истребил несколько татарских отрядов; командовал бригадою и, когда армия, перейдя Днестр, двинулась к Дунаю, вел вторую колонну; первый, чтобы выиграть время, переправился 7 июля через реку Ларгу вброд; участвовал в овладении турецкими батареями и лагерем; награжден, 27 числа, военным орденом Св. Георгия третьей степени».
Далее Гудович стал одним из главных героев сражения у реки Кагул 21 июля 1770 г., в котором он принимал участие в составе корпуса генерал-поручика Петра Племянникова и защитил основные силы от попытки неприятеля нанести удар в тыл. Заслуги Астраханского пехотного полка были особо отмечены в «Журнале военных действий армии ея императорского величества» за этот год: «В то самое время тысяч до 10 или более янычар, вышедши из своего ретранжемента, неприметно опустились в лощину, примыкавшую к их левому флангу, близ которой шел со своим кареем генерал-порутчик Племянников, и только что уже его части доходило простереть руки на овладение ретранжементом, как те янычара, внезапно выскочив из лощины с саблями в руках, обыкновенною своею толпою ударили на правой того карея фас и в самый угол оного, который составляли пехотные Астраханской и Первой Московской полки. Едва первой плутонг (низшее воинское подразделение, соответствует современному взводу. – Авт.) Астраханского полку мог выстрелить, то янычаре, смяв его, одни ворвались внутрь карея, а другие вдоль пошли по правом фасе и своею превосходною силою замешали те полки и другие того карея, то есть: Муромской, Четвертой гренадерской и Бутырской, и приняли к каре генерал-аншефа Олица, к которому пред фронт сквозь их промчалась с великою яростью янычаров толпа и их знаменоносцы».
Гудович также отличился особой доблестью при осаде Браилова войсками 1-й армии (которой в это время уже командовал генерал-фельдмаршал граф Петр Румянцев). Овладение данной, чрезвычайно стратегически значимой крепостью имело важное значение для успеха всей кампании, и роль астраханцев (хотя, конечно, не их одних) в том, что турки решили покинуть крепость, не дожидаясь зимней осады, была очевидна. Первый штурм хотя и стоил русским войскам 2-тысячных потерь, но потери, понесенные османами, были также настолько велики, что они решили отказаться от дальнейшей защиты крепости.
Полководческий авторитет Гудовича после всех этих побед был настолько велик, что Румянцев поручил ему чрезвычайно важное самостоятельное задание – полное очищение от турок территории Валахии. При этом силы ему для этого были даны генерал-фельдмаршалом совсем небольшие: четыре казачьих полка, эскадрон Ахтырского гусарского полка и пять пехотных батальонов. Несмотря на то что османских сил в Валахии было в несколько раз больше, но Гудович блестяще исполнил возложенную на него задачу Под Бухарестом он разбил целый турецкий корпус (при этом взял в качестве трофея два знамени) и победоносно вошел в город.
За взятие Бухареста Гудович производится в свое первое генеральское звание и сразу после этого переводится в отдельный корпус генерал-аншефа Петра Олица, в составе которого принимает участие в штурме Журжи. Хотя новопроизведенный генерал-майор командовал при штурме только колонной в центре, но вышло так, что крепость была взята в решающей степени благодаря его усилиям.
Сам план штурма крепости, по сути, принадлежал не генерал-аншефу, а Гудовичу. Об этом свидетельствуют соображения, поданные им Олицу, в которых, в частности, сказано: «…как время настоит холодное; в провианте полки имеют недостаток; осадная артиллерия заключается только в четырех орудиях: двух осьмнадцатифунтовых и двух двадцати четырех; то необходимо, для воспрепятствования неприятелю усилиться свежими войсками, взять крепость штурмом тремя колоннами».
Олиц принял план Гудовича, но реализовать его командующему не пришлось. Он сам тяжело заболел, командовавшие левой и правой колоннами генералы Гротенгельм и де Малино были тяжело ранены, и в этих условиях Гудович принял командование штурмом на себя. Особо стоит отметить, что он лично повел центральную колонну на штурм турецкого вала и неприятель был обращен в бегство.
В результате штурма в ночь с 19 на 20 февраля им было взято 45 пушек и 15 знамен, а после смерти Олица Гудович был утвержден командующим корпусом.
О боевых заслугах Гудовича в 1772 г. и, главное, об общей оценке его участия в войне с Турцией выдающийся русский военный историк (как его называли современники «Нестор Кавказской истории») конца XIX – начала XX века генерал-лейтенант Василий Потто пишет следующее: «С открытием кампании 1772 года корпус Гудовича поступил под общее начальство князя Репнина, стоявшего тогда под крепостью Турно. Во время этой осады турки внезапно атаковали Журжу, и малодушный комендант ее, не дождавшись помощи, сдал крепость неприятелю. Неожиданное появление отряда Гудовича, посланного на выручку к Журже, всполошило турок, и комендант выслал парламентера объявить Гудовичу, что если войска его начнут нападение, то русский гарнизон, еще оставшийся в Журже, вопреки капитуляции будет перерезан.
– Поезжайте назад, – ответил Гудович парламентеру, – скажите, что если эти несчастные забыли завет наших предков: «Лечь костьми, ибо мертвые срама не имут», – то они не братья наши, и мы их презираем. Турки могут делать с ними все, что угодно.
Однако же атаковать крепость, в которой засело двенадцать тысяч турок, Гудович не решился. Только в июле русские войска под общей командой генерала Эссена вторично подступили к Журже, штурмовали ее вопреки советам Гудовича, но были отбиты с огромной потерей: около двух тысяч русских солдат пало на валах укреплений и семь пушек сделались добычей неприятеля. Сам Гудович был ранен в правую ногу. Он не хотел, однако же, оставить армию и участвовал в кровопролитном сражении двадцатого октября на реке Дембовице, последствием которого было поражение армии сераскира и сдача Журжи, стоившей русским в этом году так много крови.
Этим закончились действия Гудовича в первую турецкую войну. Начав поход молодым полковником, он окончил его генерал-майором с Анненской лентой и Георгием на шее. Имя его приобрело популярность в армии; и если его горячий, суровый и недоступный характер не всегда нравился подчиненным, то никто из них не мог отказать ему в уважении».
После отбытия из армии Гудович до 1784 г. по поручению командования сформировал из малороссийских добровольцев три конных полка – Киевский, Черниговский и Северский, которые отличались высокой дисциплиной и боеспособностью. Потом он некоторое время стоял в окрестностях Очакова, чтобы не допустить вторжения турецких войск, и командовал дивизией. Его дивизия в дальнейшем несколько раз меняла свое расположение, в том числе была и в Херсоне, где благодаря Гудовичу была прекращена масштабная эпидемия.
Некоторое время Гудович (уже ставший генерал-поручиком) был рязанским и тамбовским генерал-губернатором, а затем инспектором армии по кавалерии и инфантерии.
Когда в 1787 г. началась новая война с Турцией, Гудович сделал все возможное, чтобы отправиться на поле боя. Он обратился с прошением об этом к императрице, но оно было удовлетворено лишь в 1789 г. Благодаря этому генерал сумел прославиться новыми победами – блестящими по полководческому искусству и имевшими большое значение для исхода всей кампании.
В первую очередь это относится к взятию Хаджибея, крепости, игравшей ключевую роль для контроля над Причерноморьем.
Остановимся несколько подробнее на овладении этим замком, что позволило вскоре включить в состав империи земли Новороссии.
Гудович командовал корпусом (состоявшим из 11 полков), которому был дан приказ на овладение Хаджибеем. Хотя его гарнизон был невелик (всего 300 человек при 12 пушках), но кроме очень сильных укреплений замок защищал мощный турецкий флот из 40 боевых судов и чуть меньшего количества лансонов (предназначенных для транспортировки и десантирования войск).
Впереди шел авангард под командованием Иосифа де Рибаса, состоявший из шести полков казаков-черноморцев, пехотного и гренадерского батальонов, а также артиллерия (4 осадных и 12 полевых орудий). За ним были основные силы под командованием непосредственно Гудовича.
Де Рибас, подойдя к Хаджибею и увидя сильный флот, решил начать штурм, не дожидаясь подхода главных сил. Наиболее вероятно, он боялся, что турки с помощью флота смогут в ближайшее время получить сильное подкрепление как пехотой, так и поддержкой корабельной артиллерии новых кораблей. Поэтому он бросил всю артиллерию на подавление турецкого флота, а штурм крепости повел тремя колоннами. Де Рибас рассчитал правильно, и Хаджибей был захвачен с самыми минимальными потерями (5 убитых против 100 турецких). Однако взятие Хаджибея еще не означало окончание сражения. Оставался флот, который нельзя было подавить сравнительно слабой артиллерией де Рибаса, и существовала возможность, что под прикрытием огня корабельных пушек турецкий десант сможет отбить крепость.
Окончательную точку в сражении поставила срочно присланная по личному приказу Гудовича 12-пушечная батарея под командованием майора Меркеля, с помощью которой был подавлен турецкий флот, вынужденный вскоре отойти от крепости.
Следующая победа Гудовича имела не меньшее значение – благодаря его усилиям была взята крепость Килия (состоявшая из собственно крепостного замка и окружавшего его города, защищенного линией укреплений), являвшаяся одной из основ турецкой обороны в регионе.
Осаду Килии начал генерал-аншеф барон Иван Меллер-Закомельский, в корпус которого входили 28 батальонов, а также 52 эскадрона и сотни с осадными орудиями. Одновременно с началом осады, чтобы исключить возможность подхода к крепостному гарнизону подкреплений, между Килией и Измаилом стал отряд из шести батальонов под командованием генерал-майора князя Михаила Голенищева-Кутузова.
4 октября Меллер-Закомельский полностью блокировал крепость с северной стороны, но с южной Килию поддерживала турецкая флотилия, что сильно усложняло задачу ее захвата.
Через два дня после начала блокады Меллер-Закомельский сумел захватить передовую линию укреплений, но был смертельно ранен в ходе ожесточенной турецкой контратаки. Умирая, он передал командование Гудовичу, который и продолжил осаду.
О ее ходе и роли Гудовича в одержанной победе подробно рассказал в своих «Записках» о турецкой войне участник штурма Килии адъютант главнокомандующего Григория Потемкина Лев Энгельгардт: «Много было убито и ранено офицеров; нижних чинов убито с лишком пятьсот человек, а ранено еще более; в числе раненых был бригадир Шереметев легко в ногу, однако ж во все время осады Килии не мог служить. Начальство над корпусом принял генерал-поручик И. В. Гудович.
На другой день занят был отчасти выжженный форштат, где во время канонады укрывались от ядер. Сделаны были батареи, одна для отдаления флотилии от крепости, а другая – против самой крепости, и кегель-батарея. Канонады были ужасно сильные из крепости и с обеих флотилий, так что, признаюсь, с первой мною вытерпленной я только и думал сказаться больным, а после выйти в отставку. Но, сменившись, стыдно было показать себя трусом; [я] решился продолжать ходить в форштат, но об отставке все еще не отлагал намерения; в третью канонаду уже и то отдумал и так привык к свисту ядер и бомб, как бы бывал на простом артиллерийском ученьи. Ко всему можно привыкнуть, и храбрость также опытом приобретается, как и все другие добродетели.
Через шесть дней сделана была бреш-батарея в 60 саженях от крепости, на которой поставлено было десять 24-фунтовых пушек, два картаульные единорога, пять мортир разных калибров и 48 кугарновых. Для открытия сей батареи ожидали прибытия светлейшего князя, но чрез пять дней спустя, как он отказался сам быть, произведена была из оной пальба залпами. Командовал оною батареею артиллерии капитан Секерин. В двое суток брешь была сделана; целая башня до фундамента была опровергнута; падением оной ров совершенно был засыпан; уже назначен был штурм, как в ту же ночь турки выслали парламентера и крепость сдалась на капитуляцию. Гарнизону позволено на их флотилии отбыть к Измаилу, также и всем жителям туркам с их женами, семействами и имуществом, но всех невольников-христиан [должны были] оставить. Поутру четыре батальона вступили в крепость; комендантом сделан был генерал-майор Мекноб; итак, чрез две недели после несчастного занятия ретраншамента Килия взята 18 октября. По занятии которой наша Черноморская флотилия прибыла с запорожцами; ею командовал походный войсковой кошевой Головатый, которого запорожцы не любили за то, что он знал грамоте, называя его «письменным».
* * *
После взятия Килии Гудович приступил к осаде Измаила, но взять эту турецкую твердыню ему не пришлось (генерала заменил и успешно провел взятие крепости Суворов). За победу под Килией императрица произвела его в генерал-аншефы и поручила принять командование войсками на Кавказе и Кубани. Как специально отметил Потемкин в письме Гудовичу с сообщением об этом, «где настоящие обстоятельства требуют начальника отличных достоинств».
Командуя кавказскими и кубанскими корпусами, Гудович наносит туркам серьезнейшее поражение. Лишение османов прекрасно укрепленной крепости Анапы (изначально российским командованием планировалось ее не удерживать, а просто сровнять с землей) позволило полностью взять под контроль Кубань и, таким образом, получить важный плацдарм для дальнейшего продвижения на Кавказ.
О том, как был проведен штурм Анапы, Гудович вспоминал позднее следующее: «Прибыв на Кавказскую линию 1791 года 26 января, сделал я тотчас приготовления для взятия неприятельской крепости Анапы, лежащей от моей квартиры, города Георгиевска, более шестисот верст, на берегу Черного моря, близ впадения реки Кубани в оное. К сей крепости подходил прежде меня генерал-аншеф Текеллий со своими войсками, но не взяв оной, отошел обратно на Кавказскую линию; другой раз приступал к оной генерал-поручик Бибиков, но принужден был отступить, с некоторым уроном, не имея довольно провианта, с голодными войсками, на Кавказскую линию. Я, приготовясь, как можно ранее, с войсками, выступил из Георгиевска 9 апреля, обеспеча линию остановленными войсками, и, дав маршруты назначенным в поход войскам, предписал прийти им на рандеву, на угол реки Кубани, где теперь построенная потом мною Кавказская крепость, кубанскому корпусу, под командою генерал-майора Загрядского, стоявшему в Воронежской губернии, предписал тоже, дав маршруты, прийти на реку Кубань, назнача число, дабы пришел оный на другой день пришедших туда Кавказской линии войск, что и исполнено в исходе мая, при урочище, где теперь главное селение черноморских казаков, называемое Екатеринодар, а до того переправою Гудовича. Оттуда переправился я, с обоими корпусами, чрез Кубань, кинув понтонные мосты, а по широте реки, в недостатке оных, имел с собою везенные лодки, хотя и полагаемо было, что по наводнении реки Кубани в то время оную перейти не можно. Горские народы, на левом берегу Кубани живущие, державшие тогда еще сторону турок, пускали по реке большие деревья для разорвания моста и успели было тем разорвать мост; но я, починив оный, переправя лошадей конницы вплавь, а людей и амуницию, пехоту, артиллерию и все прочее чрез мост, дабы скорее перейти с пехотой и артиллерией, поколику уже левый берег реки Кубани на один фут был только от воды, поспешил далее идти к Анапе, хотя и встречал в иных местах реку, вылившуюся из берегов, дабы отдалиться от оной реки до высоких мест. При переправе чрез Кубань, сообщил я генерал-аншефу Каховскому, в Крыму командовавшему, который имел от главнокомандующего князя Потемкина повеление: по требованию моему, дать мне один полк пехоты, батальон егерей и четыре эскадрона драгун и несколько артиллерии, прося, дабы он приготовил назначенные войска на правом берегу реки Кубани, при устье оной в Тамане, в первых числах июня. Я писал ему, что когда подойду близ Анапы, на аман реки Кубани, близ устья оной, и займу узкий проход сухим путем от Анапы, между лиманом реки Кубани и Черным морем, то дам знать метанием ракет, для сделания моста на узком устье Кубани, впадающей в море. Когда я пойду обложить крепость, которая не далее от меня была, как шестнадцать верст, то обещал дать знать, имея уже сухопутное сообщение прислать те войска берегом моря и стать за речкою, близ Анапы, впадающей в море, вне выстрела пушечного, приготовив и несколько провианта, на случай моего требования. На переправе моей сделал я на обоих берегах Кубани тет-де-поны, в которых и оставил весь излишний обоз, а для прикрытия оного обоза и моста оставил двести человек пехоты, с двумя пушками, и два эскадрона карабинер с тем, чтобы уже оттуда вслед за мною, до получения от меня приказа, когда сделается верная коммуникация, никакого известия иначе не присылали, как правым берегом Кубани, чрез Тамань. Таким образом пошел я скорыми маршами к Анапе, останавливаясь лагерем всегда так, чтоб кругом огражден был пикетами, на случай нападения горских народов, державшихся, как я уже сказал, турецкой стороны. Тут, взявши несколько горских пленных, попытавшихся сделать нападение на фуражиров, отпустил оных и дал им знать, что я иду бить турок, и ежели они уймутся от покушения на меня, то оставлю их в покое, наблюдая притом, дабы посеянный ими хлеб как при лагерях, так и во время марша, колоннами моими не был не только потравлен, но и не потоптан. После сего, во время похода моего к Анапе, и были они спокойны. Подошел для осады крепости Анапской, в семи верстах от оной, и перешед речку, впадающую близ Анапы в море, вброд, послал я генерал-майора Загрядского с конницей, и сам туда же переехав, с четырьмя батальонами егерей, прогнал выехавших навстречу, как из Анапы конных турок, так и более 2000 черкес; обложил крепость, взяв лагерь от оной, по рекогносцировании вперед самим мною, в четырех верстах, поставил сильный пост у подошвы гор на высоте, из пехоты и гребенских казаков. После того начал я делать, в ночь, баттареи, поколику от Черного моря и до речки, впадающей близ Анапы, была равнина, делающаяся уже так, что правый фланг крепости был к самому морю, а левый примыкал к устью оной речки. От отряда, присланного ко мне от генерала-аншефа Каховского и расположенного за болотистой речкой, приказал я сделать баттарею, стрелять из оной как по крепости ядрами, так и метать, наипаче из единорогов, бомбы и брандскугели. Из баттарей, мною сделанных, приказал я стрелять также по крепости, которая в обе стороны перестреливалась сильно и метала бомбы из мортир. Позади моего лагеря, верстах в пяти, на горах, каждый день собиралось несколько тысяч горских народов, при которых было 2000 турок. Неприятель делал сильные вылазки из крепости, а черкесы сзади покушались, нападая наипаче на фуражиров, которых, по отдаляющемуся фуражу, должен был я прикрывать батальонами егерей, с пушками. При сем были и сильные сшибки с некоторым уроном убитых и раненых в посылаемых от нас прикрытиях. От баттареи, устроенной за речкою, хотя и сделан был довольно сильный пожар в крепости, после которого я посылал трубача с парламентером, махавшим белым платком, о предложении сдать крепость на капитуляцию, но неприятель, вместо ответа, начал стрелять из пушек по посланным от меня для переговоров. Таким образом, видя крайнее упорство неприятеля и чрезвычайное затруднение идти к крепости апрошами, не имея осадной артиллерии и получа притом известие, что неприятельский гребной флот идет на сикурс крепости (который и подошел близко, но уже для него было поздно), после двенадцатидневной осады я решился штурмовать крепость. На 21-е число июня, в ночь, подошел с войсками к крепости при шуме морском и стрелянии из баттареи, остановился я во время подхода войск до времени начинания рассвета, отрядив генерал-майора Загрядского с пехотою и конницею, для недопущения черкесов и турок, собиравшихся на высотах гор, атаковать меня в тыл во время штурма и разграбить оставленный мною в удобном месте вагенбург (особый строй военного обоза на случай нападения неприятеля. – Авт.). Сам я, как скоро показалась на небе светлота, приказал из батарей метать в крепость бомбы и, под сим шумом подведши на рассвете две колонны с лестницами к правому флангу крепости, послал к левому флангу фальшивую колонну (где был ров глубже и вал выше, и баттареи, обставленные палисадами) из 500 казаков поселенных пеших и артиллерию, с пятидесятью человеками пехоты. Я атаковал на самом рассвете, штурмом, крепость, и нашел впереди крепости человек двести турок, оные тотчас были переколоты. Неприятель начал как из ружей, так и картечами стрелять по войскам. Колонны мои, спустившись в ров, где можно было без лестниц, приставили лестницы к валу и полезли на оный, но сначала были отбиты. Тут подкрепили их небольшие резервы и посланные от меня три эскадрона Астраханского полка драгун, которые, кинувши своих лошадей, туда же полезли на подкрепление, а затем, видя еще сильную оборону неприятеля, послал я из резерва, при мне находившегося, четыреста человек пехоты, оставя при мне и при всех знаменах двести егерей, а затем уже четыре эскадрона конницы, чрез мост, овладенный пехотою, которая, хотя и терпела урон в людях, от баттареи недалеко стоявшей, но переехала в крепость. Неприятель хотя отступил от вала и некоторые баттареи его взяты были, но оборонялся отчаянно; почему послал я еще из двухсот человек, при мне остававшихся, сто человек храбрых егерей 4-го Кавказского батальона. Тут неприятель уже бросился на уход, в море, бросая ружья и сабли и прося пощады, которая и дана была некоторым туркам, еще неутопшим. В самое то время старались черкесы с турками атаковать меня в тыл; но отрядом, поставленным при самом выходе из гор, были опрокинуты, причем гребенские казаки, спешившись, сражались саблями и потеряли пятьдесят человек убитыми и ранеными. Таким образом, после продолжения пяти часов с половиною беспрерывного, сильного ружейного огня и поражения неприятеля, въехавшею в крепость конницей крепость была взята. В ней взяты в плен 128: трехбунчужный паша, командовавший под ним, Батас-паша, приходивший прежде меня на Кавказскую линию, сын, и много других чиновников; более ста орудий, более ста знамен, провиантский магазин и восемнадцать тысяч пленных, между которыми небольшая часть гарнизона, состоявшего из 25 000, ибо прочие, при упорном сражении, все побиты были. У меня было войска на штурме 7200 человек, из которых 1240 было убитых и 2415 раненых».
22 июня из взятой крепости Гудович рапортовал главнокомандующему о своей победе: «Повеление Вашей Светлости исполнено, сего дня в 7 часов утра Анапа взята. Штурм был жестокий и кровопролитный, неприятель оборонялся отчаянно 5 часов. Ров глубокий и широкий, по большей части одетый камнем четыре раза; победа была сомнительна, наконец, благословением Всевышнего, совершено благополучно, в крепости взято 71 пушка, 9 мортир, 160 знамен; во время самого жестокого штурма я был атакован сзади несколькими тысячами черкес с турками и пушками, но оные были прогнаны с большим уроном. Урон наш не велик, а особливо в раненых. Турков было 10000 и татар, черкес и других 15 000 вооруженных; побитых и потопившихся в море неприятелей число велико. В плен взято несколько тысяч турок, командующий трехбунчужный паша Мустафа, Батас-паши сын и много чиновников. Посланного с сим астраханского драгунского полку секунд-майора князя Арбелианова, отличившегося храбростью и усердием, имею честь рекомендовать Вашей Светлости. Вслед за сим поспешу сделать обстоятельное донесение».
4 июля 1791 г. уже сам главнокомандующий сообщал Екатерине II о блестящей победе своего подчиненного: «Сейчас получил я из Анапы от генерала Гудовича с секунд-майором князем Арбелиановым, отправленным по окончании штурма, краткий рапорт, которой при сем имею счастье поднести Вашему Императорскому Величеству; подробное известие пришлется от него немедленно.
Сильный неприятель весь или побит или пленен. Черкесы по взятии города все разбежались в горы. Приобретенная в Анапе артиллерия отменно хорошая и больших калибров, медная.
Помянутый курьер, князь Арбелианов, в проезд чрез Яниколь известился, что Черноморский Вашего Императорского Величества флот вышел уже из Севастополя в море.
Воинство Вашего Императорского Величества, столь храбро подвизавшееся при покорении Анапы, а с оным и себя повергаю чрез сие к священным Вашего Императорского Величества стопам».
О том, насколько труден был штурм и как колебалась чаша весов на поле боя, свидетельствует частное письмо Гудовича от 24 июня своему тестю – бывшему последнему гетману Украины и генерал-фельдмаршалу Кириллу Разумовскому, из которого целесообразно привести наиболее выразительные строки: «…пять часов продолжался жестокой ружейный и картечный огонь, и победа была сомнительна… Во всю мою жизнь не находил я себя в таком критическом положении… Неприятеля побито на месте более 8000, много потоплено в море; в плен взято: сераскир, трехбунчужный паша… шах Мансур, много черкес чиновников и более 7000 пленных… Урон наш тоже немал: убитых и раненых до 2000».
Почти курьезом звучит то, что когда турецкий флот сделал попытку отбить Анапу, то Гудович не только не дал этого сделать, но и пленил один корабль. Он следующим образом описал в журнале боевых действий этот интересный и очень необычный для сухопутной войны эпизод: «Июля 3-го числа примечено вдали в море, верстах 50 от Анапы к стороне Тавриды, до 30 неприятельских судов, из числа оных один карлыгач, отделясь, лавировал под крепостью Анапою, приказано было не стрелять по нем иначе, как в то время, когда они подойдут под самые близкие выстрелы и когда ловко будет опрокинуть в один раз, он на то понадеясь и вертясь несколько времени перед крепостью, ночью стал подходить к оной, и как по смелому его приближению приметно было, что он не знает о взятии Анапы, то наши не стреляли и как он стал близко крепости, тогда закричали ему по-турецки, он остановился и приехали с оного на лодке к крепости чауш-баша с 14 людьми, в то время наши по мелкости в сем месте к лодке бросились и их взяли, а потом и карлыгач с остальными 4 людьми отдался в плен. Карлыгач небольшой меры, двухмачтовый, о двух пушках и очень хорошо отделан».
Падение Анапы заставило Турцию согласиться пойти с Россией на мирное соглашение – предварительные его статьи были подписаны уже в августе, а в декабре в Яссах официально заключен мир.
О том, насколько высоко оценила императрица взятие Анапы, свидетельствует то, что она наградила Гудовича орденом Святого Георгия 2-й степени и золотой шпагой, украшенной лаврами и алмазами.
После заключение Ясского мира Гудович активно занимается развитием Кубани и контролируемой Россией части Кавказа. Особенное внимание он уделяет строительству линии крепостных укреплений и за это награждается Екатериной II орденом Святого апостола Андрея Первозванного – высшим орденом империи.
В 1794 г. Гудович демонстративно подает прошение о длительном отпуске (по сути, отставке) из-за обиды, что императрица не назначила его командующим армией в начавшейся войне с Персией. Но пройдет менее трех лет, и взошедший на трон Павел I вновь возвращает прославленного полководца командовать войсками на Кавказе. Новый император также, как ранее указывалось, возводит Гудовича в графское достоинство, но пожалование титула нисколько не сделало боевого генерала сервилистом по отношению к самодержцу. В итоге прямота и нежелание угождать привели в следующем году генерала к отставке.
Побыв короткое время на посту киевского, а затем подольского генерал-губернатора, Гудович в 1799 г. назначается командующим армией для похода на Рейн. Однако скрестить свою шпагу с Наполеоном ему не пришлось. Герой Килии и Анапы совершенно не скрывал своего крайне критического отношения к военным реформам императора, сводившимся к бездумному насаждению прусских образцов, и за это Павел I увольняет прославленного полководца с военной службы.
Но после дворцового переворота 1801 г. новый самодержец вновь призывает Гудовича на военную службу, и в 1806 г. он назначает командующим войсками в Грузии и Дагестане. Старый генерал успешно руководил войсками в действиях против Дербентского, Шекинского и Бакинского ханств, благодаря чему их территории вскоре вошли в состав империи. При этом русские войска не понесли практически никаких потерь, о чем Гудович с гордостью доносил Александру I: «Имею счастье донести Вашему Величеству, что теперь весь Дагестан по реке Кура покорен высокой державе Вашей… Наипаче счастлив я тем, что высочайшая человеколюбивая воля Ваша исполнена не только без потеряния победоносных войск Вашего Величества, но и без малейшего оных изнурения».
Одновременно с завоеваниями для империи новых земель Гудович делал все возможное, чтобы сделать безопасной жизнь мирного населения Кавказа. Как он заявил после вступления в должность: «Будучи старшим генералом русской армии, я недаром прислан сюда водворить между вами порядок». В первую очередь командующий делал все возможное, чтобы интегрировать в имперскую структуру представителей местных элит, и для этого не скупился на чины и звания даже недавним противникам. Например, Гудович пожаловал высокие воинские звания влиятельным дагестанским властителям – уцмию каракайтагскому генерал-майора, а табарасанскому кадию бригадира. Объясняя свои действия, он приводил следующую аргументацию: «Ибо признаю их людьми нужными. Первого – потому что он знатный и сильный владелец, а второго – по смежности его владений с Дербентом».
Подобная политика привлечения на свою сторону бывших врагов полностью себя оправдала, превратив их в преданных союзников.
Не менее удачно действовал Гудович и в начавшейся в 1807 г. войне с Турцией, хотя первоначально его постигла серьезная неудача. Речь идет об осаде сильно укрепленной и имевшей многочисленную артиллерию крепости Ахалкалаки. Гудович рассчитывал, что турки, ввиду значительного превосходства русских сил, сдадутся без боя, и дважды выдвинул требование о капитуляции. В третий раз он направил командовавшему гарнизоном паше следующее требование: «В последний раз советую вам и требую, чтобы вы сдали мне крепость не медля, иначе вас ожидает неминуемая гибель. Представлю в пример то, что многие турецкие крепости с их многочисленными гарнизонами и артиллерией не могли устоять против высокославных российских войск, коими я тогда начальствовал и теперь командую. Я взял их штурмом, где от одного упорства кровь ваших собратьев пролита реками. Анапа, Суджук-Кале и Хаджи-Бей примерные тому свидетели. Показав вам то, что воевать я умею, я еще раз обращаюсь к вашему человеколюбию и уверяю вас моим словом, что в случае вашей покорности вы будете отпущены, а гарнизон получит пощаду».
Однако паша небезосновательно рассчитывал, что без длительной осады русские не смогут преодолеть мощные крепостные укрепления и отказался капитулировать. После этого Гудович начал артиллерийский обстрел, который продолжался два дня. Однако, учитывая отсутствие у русских войск тяжелой осадной артиллерии, а также силу укреплений Ахалкалаки, обстрел принес лишь ограниченный результат, и Гудовичу пришлось начать штурм.
Войска были разделены на три штурмовых колонны под командованием генерал-майоров Титова, Портнягина и Андрея Гудовича (сына командующего), и рано утром 9 мая начался штурм. Турки встретили наступавших концентрированным ружейным и артиллерийским огнем, в результате которого русские войска понесли огромные потери. Только колонна Портнягина сумела взойти на стену, но, несмотря на то, что Гудович направил для ее поддержки все имевшиеся резервы, оборонявшиеся сумели отбить штурм.
Паша попытался развить достигнутый успех и направил из крепости кавалерию для преследования и разгрома русских войск. Но Гудович провел контратаку силами трех эскадронов нарвских драгун и казачьим полком, и турки были вынуждены прекратить преследование.
После того как Гудович отступил от Ахалкалаки в Грузию, турки решили развить свой успех и выступили из Карса к крепости Гумри на реке Арпачай. 20-тысячное турецкое войско (артиллерия которого составляла 25 орудий) было значительно сильнее всех русских сил в регионе, и его командующий эрзерумский сераскир Юсуф-паша надеялся, используя свое численное преимущество, захватить большую часть Кавказа.
Однако уже первые действия под Гумри оказались для Юсуф-паши неудачными – зеркально повторилась ситуация с осадой Ахалкалаки, хотя укрепления этой крепости были значительно слабее. Оборонявшийся в крепости генерал-майор Петр Несветаев, имея весьма ограниченные силы – четыре батальона неполного состава и два казачьих полка, отразил три попытки штурма с большими потерями для нападавших. Когда османы готовились к четвертому штурму, то сначала подошли драгуны Портнягина, а вскоре и сам командующий с основными силами.
Решающее сражение произошло 18 июня на берегу Западного Арпачая (куда от крепостных стен отступил Юсуф-паша после прихода Гудовича), и его результат тогда определил исход русско-турецкого противостояния на Кавказе.
Войско Гудовича было совсем невелико. Даже объединенные русские силы (в составе которых была также иррегулярная конница из грузин, армян и закавказских татар) не превышали шести тысяч, уступали они османам и в артиллерии.
При этом цена предстоящей битвы была чрезвычайно велика. Поражение (пусть даже и частичное) в этом, внешне не слишком значительном, сражении означало бы катастрофу для интересов империи в регионе. Примерно в 35 километрах от Гумри стояла большая персидская армия, и в случае отступления Гудовича она бы начала вторжение в Грузию, а бороться одновременно на Кавказе с Портой и Персией у Гудовича не было сил.
Командующий после разведки позиций противника решил ударить с правого фланга и тыла. Это отсекало туркам единственный путь отступления – в направлении Карса, что давало возможность проведения операции на полное уничтожение противника. Но начавшийся русский обходной маневр был разгадан Юсуф-пашой, который принял немедленные контрмеры. С частью своих сил он переправился с правого на левый берег реки и сам попытался замкнуть кольцо окружения вокруг русского расположения.
Гудович немедленно пошел в контратаку, и началось ожесточенное сражение с широким применением обоими сторонами артиллерии (при этом русские использовали ее более профессионально, нанося чувствительные для османов концентрические удары). Исход битвы решила фронтальная кавалерийская атака Несветаева. Юсуф-паша не выдержал натиска конницы и обратился в бегство. Русская кавалерия начала преследование, в ходе которого Юсуф-паша понес значительные потери и с трудом смог уйти в Эрзерум.
Русские потери составили всего около ста человек убитыми и ранеными, турецкие превышали их многократно, но точная цифра осталась неизвестной. Кроме того, Гудович захватил большие трофеи (в том числе все пушки) и около ста знамен.
За эту победу командующий войсками на Кавказе был произведен императором Александром I в генерал-фельдмаршалы.
В первых числах сентября 1808 г. Гудович начал поход против Эриванского ханства, которое являлось, по сути, персидским плацдармом для дальнейшего продвижения на Кавказ. Вначале поход начался удачно: без боя был взят легендарный Эчмиадзинский монастырь – духовный центр армяно-григорианской церкви, однако начатая после этого осада Эривани затягивалась. Предпринятый в ночь с 16 на 17 ноября штурм четырьмя колоннами не дал результата и в условиях наступающей зимы Гудович вынужден был отступить.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.