В Русском лагере

В Русском лагере

В двух солдатских двуколках, трясясь по невозможным китайским проселочным колеям, по которым только и могут ехать русские двуколки и китайские арбы, доктор Падлевский, известный своею энергичной деятельностью во время чумы в Инкоу, сестра Люси Пюи-Мутрейль и я поехали в русский лагерь.

Чтобы быть поближе к раненым во время предстоящего боя, сестра Люси просила разрешения быть на перевязочном пункте, местом для которого был избран Восточный арсенал. Разрешение ей было дано. Полевой госпиталь с русскими сестрами еще не прибыл и ожидался в Тяньцзине каждый день.

Мы переехали русский понтонный мост, построенный под гранатами капитаном Санниковым и нашими саперами. Проехали мимо Военной китайской школы, полуразрушенной, китайского воздухоплавательного парка и сожженных деревень. Пересекли высокий городской земляной вал, идущий кругом всего Тяньцзина, попали в тень красивой рощи, в которой желтели обмазанные глиною древние могилы, и, сбивая клубы густой пыли, стали подъезжать к русскому лагерю, растянувшемуся на версту.

Там — на север от лагеря, через пустынное, зловеще молчавшее высохшее поле, в тех рощах таились наши враги, которые то и дело напоминали о себе раскатами орудий. Но здесь, в этом широком открытом лагере, с белыми палатками, рассыпанными правильными рядами, с пушками, выстроенными точно по линейке, с лошадьми, которые длинной цепью стояли на коновязи, было весело, шумно и привольно. Здесь были свои, милые наши.

Там, в рощах, сверкал огонь орудий, гремели выстрелы. Здесь офицеры беззаботно беседовали в своем собрании — робинзоновском шалаше, наскоро сколоченном из циновок, со столом и стульями, взятыми из соседних разрушенных китайских усадеб. Стрелки кипятили чай, мыли белье. Казаки и артиллеристы чистили лошадей. Весело дымили походные кухни.

Сестра Люси была с почетом встречена офицерами 12-го полка в их собрании, в большой походной палатке. Подали обед — хороший горячий суп и жаркое героических размеров с китайскими огурцами. Подали пиво и лед, огромные запасы которого были найдены в Восточном арсенале.

Только этот лед помогал переносить ту нестерпимую жару и духоту, от которых тяньцзиньцы изнемогали уже три месяца. За это время не было ни одного дождливого или облачного дня.

Свистки паровоза заставили встрепенуться весь лагерь. Поезд из Тонку тихо подошел и стал в полуверсте от лагеря, укрываясь за насыпной дорогой от глаз китайцев. Поезд привез новые известия и новые подкрепления. С этим же поездом пришла сводная рота 12-го полка, бравшая форты Таку, и ее командир Станкевич.

Радостно бросились офицеры 12-го полка обнимать своего товарища — первого георгиевского кавалера, благополучно вышедшего из огня и с честью поддержавшего имя полка. Солдаты набросились на своих однополчан. Стали качать прибывших, обнимать, целовать, кидать шапки и кричать «ура». Восторг был такой искренний и неподдельный, что сестра Люси не выдержала, заплакала, кинулась к Станкевичу и поцеловала его от имени друзей-французов.

Но китайцы не дремали. Заметив приближение поезда и необычное движение около лагеря, они направили в ту сторону орудие. Грянул выстрел, другой. В поле закрутился песок и взвилась пыль: но гранаты упали далеко от нас.

— He достанут! Мало каши ели, голомазые! — говорили ободрительно солдаты.

И, не обращая никакого внимания на китайцев, офицеры и солдаты продолжали чествовать своих товарищей, приехавших целыми и живыми из Таку.