Никогда не сдавайся!

Никогда не сдавайся!

В мае 1941 года в рейд вышли немецкие линкор «Бисмарк» и крейсер «Принц Евгений». Англичане попытались перехватить «Бисмарк», но неудачно — в скоротечном бою «Бисмарк» утопил равный ему по силам британский крейсер «Худ». Однако после этого англичане стали собирать силы покрупнее, и «Бисмарк» рванул к своим базам во Франции — под прикрытие самолетов Люфтваффе. Его перехватили британские самолеты, стартовавшие с авианосца, и удачно попали в «Бисмарк» торпедой — у «Бисмарка» заклинило один руль в положении 12°, т. е. корабль стал ходить по кругу. На море был шторм, поэтому опустить водолазов для починки руля немцы не могли. Командовавшему «Бисмарком» немецкому адмиралу Лютьенсу поступило предложение освободить руль с помощью взрыва. Но Лютьенс это предложение отверг, так как специалисты ему сказали, что «это неизбежно привело бы к повреждению тщательно сбалансированных гребных винтов»[212]. Поэтому адмирал начал давать прощальные телеграммы фюреру и готовиться к гибели. Последняя не замедлила явиться в виде английской эскадры, которая главным калибром и торпедами долго долбала «Бисмарк», пока не додолбала — и «Бисмарк» ушел на дно с прекрасно сбалансированными гребными винтами.

«Бисмарк» и адмирал Г. Лютьенс.

У «Бисмарка» было два руля и три винта. Освободить надо было один руль, при этом могла нарушиться балансировка двух винтов, но даже в таком случае это значило только то, что на больших оборотах «Бисмарк» испытывал бы сильную вибрацию. Но шел бы под защиту Люфтваффе! Но адмирал Лютьенс уже сдался.

Англичане вылавливают остатки команды «Бисмарка».

А вот аналогичный случай из воспоминаний Георгия Афанасьевича Литвина. Он попал на фронт оружейником в полк штурмовиков Ил-2. Переживая за сбитые самолеты, начал давать советы бортстрелкам, как лучше защищать самолет, и один из них посоветовал Литвину самому слетать и попробовать это сделать. Обиженный Литвин попросил перевести его бортстрелком, а поскольку они часто гибли, то ему не отказали. И пока не узнали, что Г.А. Литвин хорошо владеет немецким языком и не перевели его в разведку, он сделал 57 боевых вылетов и сбил четыре немецких истребителя. Интересующий нас случай имел место в боях за Крым:

«Подошли к Керченскому проливу. Над Эльтигеном дым, взрывы снарядов, бомб.

В воздухе носятся истребители — воздушный бой. Падают сбитые самолеты. Мы с ходу сбрасываем бомбы, снижаемся и, стреляя из пушек и пулеметов, проходим вдоль плацдарма. С земли по нам бьют из всех видов оружия. На нас устремляются «мессершмиты», но прикрытие на месте, и мы благополучно выходим из боя.

Самолет Зиянбаева, как часто бывает в группе с замыкающим, отстал. Для немцев такие самолеты — подарок, их сбивают в первую очередь.

Воздушные стрелки Ил-2. Слева направо: Николай Петров, Константин Атлеснов и Георгий Литвин.

Я открыл огонь по атакующим нас двум «мессершмитам», отбил атаки. Это их не остановило. В наш самолет попало несколько пуль крупнокалиберного пулемета, не причинив особого вреда, но СПУ (самолетное переговорное устройство) отказало. Поэтому летчик не мог слышать мои команды и делать маневры при отражении атак вражеских истребителей. К тому же нас прикрывал только один «ЛаГГ», хотя и делал свое дело мастерски.

Немцы прекрасно понимали свое преимущество и, видимо, решили с нами разделаться окончательно. Они парой пошли в атаку на Зиянбаева, а тот почему-то стал уходить по прямой на максимальной скорости — как раз то, что и нужно «мессам».

Я взял в прицел ведущего и, когда он приблизился к нам метров на двести, нажал на гашетку. Видимо, попал, «мессер» взмыл вверх, где его сразу настиг идущий мне на помощь «ЛаГГ» прикрытия. За самолетом потянулся черный шлейф. Увлекшись ведущим «мессершмитом», я упустил его ведомого. Тот, не теряя времени, подобрался ко мне снизу и попал в «мертвое пространство».

Сделаю разъяснение. Немецкие истребители старались подойти к нам на близкое расстояние и только тогда открывать огонь из своих пушек, так как Ил-2 имел броневую защиту жизненных центров самолета и поразить его можно было только с близкого расстояния.

«Мертвое пространство» — это такое положение самолета, когда нельзя стрелять по противнику, так как он находится вне обстреливаемой зоны. Это происходит вследствие того, что турельная установка, на которой установлен крупнокалиберный пулемет, имеет ограниченный угол стрельбы. Чтобы увеличить угол стрельбы, необходимо четкое взаимодействие летчика и воздушного стрелка. Летчик эволюциями самолета дает возможность стрелку вести огонь, не допуская захода вражеского истребителя под «хвост» машины.

Опасность всегда страшна своей неожиданностью. Когда в «мертвом пространстве» нашего самолета оказался «мессершмит», а летчик на мои команды не реагировал, мне стало ясно: конец. Тогда я решился на немыслимое — стрелять через фюзеляж собственного самолета, как, читал когда-то в газете, поступил стрелок-радист бомбардировщика. Да, можно перебить тяги рулей, и тогда самолету один черт хана. Но раздумывать было некогда. Все произошло мгновенно. Я прошил пулеметной очередью фюзеляж своего самолета. Зиянбаев тут же среагировал, посчитав, что самолет достала очередь не замеченного им немца, моментально скользнул влево. Это нас спасло: короткая очередь «месса» нас не задела, но зато он напоролся на мою. Это была длиннющая очередь отчаяния, от которой пулемет захлебнулся и отказал, а немец, перевернувшись на спину, устремился к земле.

Только сейчас возле нас появился «ЛаГГ»-одиночка, но дело уже сделано.

Что я перечувствовал в те секунды? Сложно ответить. Что может чувствовать человек, вернувшийся, можно сказать, с того света и отправивший туда вместо себя противника? И тут же, с ужасом посмотрев на изрешеченный фюзеляж собственной машины, решил проверить, не задеты ли тяги рулей: при пилотаже они могут легко оборваться, и самолет свалится на землю.

Я раскрыл «райские ворота» (так шутя мы называли бронированные створки, прикрывавшие кабину стрелка) и полез смотреть тросы. К счастью, все оказалось в порядке, и я вернулся в кабину.

Сели благополучно на своем аэродроме. Зиянбаев зарулил на стоянку. Вылез из кабины вслед за Мансуром. Мы посмотрели друг на друга и на развороченный фюзеляж самолета.

— Что, хороша прекрасная маркиза? — спросил Мансур, и мы побрели на КП. У входа стоял командир.

Зиянбаев доложил о выполнении задания, а я не очень связно — о «мертвом пространстве», поврежденной машине, «мессерах».

— Ничего, машину исправим, — похлопал меня по плечу командир».[213]

Как видите, в ходе боя и у Лютьенса, и у Литвина возникла необходимость пойти на риск гибельного повреждения боевой техники. Лютьенс не решился, морально сдался и погиб, погубив линкор с командой, а Литвин не сдавался, пошел на риск и этим спас себя, командира и самолет.

Но закончим с Гансом-Ульрихом Руделем. Еще раз скажу, что очень жаль, что те две березки, в которые он врезался в грозу летом 1941 года, оказались такими маленькими, но он был храбрец, и есть справедливость в том, что он, храбрый немецкий солдат, все же выжил в ту войну.

Военная пропаганда лжет очень часто, и с этим ничего поделать нельзя. Но есть случай, когда она говорит правду, а подавляющая часть людской массы уверена, что она лжет. Парадокс! Откровенную брехню толпа воспринимает как святую правду, а правду о том, что на войне нужно быть храбрым (да и в мирной жизни это нелишне), обыватель считает наглой ложью.

Война — дело очень специфическое, на войне поведение, обычное в мирной жизни, может оказаться самоубийственным. Да, храбрость в бою не гарантирует жизни, но она, безусловно, способствует выживанию больше, чем трусость, которая, собственно говоря, никогда ничему не способствует.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.