Молниеносный удар
Молниеносный удар
Военачальники и ученые-историки много спорили (и спорят по сей день!) по поводу того, когда состоялось решение Гитлера напасть на Советский Союз и было ли оно внезапным? На мой взгляд, это не принципиальная дискуссия. То, что рано или поздно Гитлер поведет свои вооруженные силы на Россию, было предрешено еще в начале его политической биографии, о чем он написал в книге «Майн кампф». Можно было бы привести еще много высказываний, и все они в конечном счете сводятся к тому, что не только он сам возможность расширения территории Германской империи видел в захвате советских земель, но к этому его толкали и свои внутренние реакционные силы, и международные.
Вот рассказ самого Гитлера о том, как созревало у него это решение. Он изложил его на совещании с генералами 23 ноября 1939 года:
«Цель нашей встречи в том, чтобы вы получили представление о мире моих идей, которые сейчас мною владеют, и чтобы вы узнали о моих решениях… Никто не может уклониться от борьбы, если он не хочет погибнуть. Численность населения растет, и это требует увеличения жизненного пространства. Моей целью было создать разумное соотношение между численностью населения и жизненным пространством. Для этого необходима война. Ни один народ не может уклониться от решения этой задачи, иначе он погибнет. Таковы уроки истории… Я долго сомневался, где начинать — на Западе или на Востоке. Однако я не для того создал вермахт, чтобы он не наносил ударов. Во мне всегда была внутренняя готовность к войне. Получилось так, что нам удалось сначала ударить по Востоку. Причина быстрого окончания польской войны лежит в превосходстве нашего вермахта. Это — славное явление в нашей истории. Мы понесли неожиданно малые потери в людском составе и вооружении. Теперь мы можем держать на Восточном фронте только несколько дивизий. Создалось положение, которое мы раньше считали недостижимым. Положение таково: на Западе противник сосредоточился за своими укреплениями.
Как долго мы можем выдержать такое положение? Россия в настоящее время не опасна. Она ослаблена многими внутренними событиями, а кроме того, у нас с ней договор. Однако договоры соблюдаются только до тех пор, пока они целесообразны. Мы сможем выступить против России только тогда, когда у нас будут свободны руки на Западе».
В 1940 году после разгрома французской армии настал тот момент, который Гитлер и его сподвижники посчитали самым удобным для осуществления своих агрессивных замыслов. Фюрер не хотел терять времени. 22 июля 1940 года, в день капитуляции Франции, Гальдер получил указания от Гитлера и Браухича о разработке плана вторжения в Советский Союз.
Лежат передо мной пожелтевшие, постаревшие бумаги. Когда-то их содержание было строжайшей тайной. Сначала эти документы писали от руки, чтобы не посвящать машинисток. Но если даже перепечатывали, то всего в нескольких экземплярах. Каждая копия была на особом учете. Передавались эти экземпляры для ознакомления только из рук в руки или через доверенного офицера, причем пакет опечатывался специальными печатями и хитрыми приспособлениями, чтобы о его содержании не мог узнать никто, кроме адресата. Каждый, ознакомившийся с текстом, заносился в специальный список, чтобы в случае утечки сведений можно было установить, кто именно проболтался или выдал тайну. Лежат в могилах те, кто разрабатывал эти страшные планы, и те, против кого замышлялись они. Тайны уже не тайны — теперь эти документы, вернее, копии с них доступны каждому. Вот лежат они и на моем столе. Но строгие слова в самом начале текста все еще как бы предупреждают: «Совершенно секретно», «Только для командования», «Передавать только через офицера».
Вначале необходимо напомнить читателям (пожилым и особенно молодым), что такое «молниеносная война». Многие полагают, что это очень быстрое успешное наступление. Однако быстрые наступательные операции проводили и в далекие годы, например наш славный русский полководец Суворов, французский Наполеон и другие. Но «молниеносные войны» в те времена невозможны, потому что не было необходимого вооружения для их осуществления. Считается, что теорию «молниеносной войны» — «блицкриг» — разработало гитлеровское командование. Это так и не так. Сегодня мало кто знает, что впервые теорию «блицкрига» предложил в 1934 французский полковник Шарль де Голль в книге «Vers l’armee de metier». Вместо бесконечных военных колонн, преодолевающих лишь несколько километров в день, вместо неподвижной линии фронта, что было обычным для военной стратегии времен Первой мировой войны, когда противоборствующие армии, зарывшись как кроты в землю, осыпали друг друга артиллерийскими снарядами, он предложил делать основной упор на мобильные моторизованные части.
Гитлеровское командование более тщательно и детально разработало общую стратегию де Голля. Методика использования «блицкрига» состояла в следующем. Вначале «пятая колонна» проводит подготовку во вражеском тылу, собирая разведсведения и дезорганизуя действия противника. Затем следует стремительный массированный бомбовый удар, при котором военно-воздушные силы противника уничтожаются еще на земле, выводятся из строя все коммуникации и транспортные средства противника. За этим следует бомбовый удар по скоплениям войск противника. И только после этого в бой вводятся мобильные подразделения — моторизованные части пехоты, легкие танки и самоходная артиллерия. Следом за ними в бой должны вступать тяжелые танковые соединения и лишь в конце вводятся регулярные пехотные части при поддержке полевой артиллерии. Успешно применяя подобную тактику во время войны во Франции и Польше, Гитлер решил использовать ее и при нападении на Советский Союз.
Главным командованием был разработан подробный план войны под кодовым названием «Барбаросса». Он предусматривал «нанести поражение Советской России в быстротечной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии». Замысел заключался в том, «чтобы расколоть фронт главных сил русской армии, сосредоточенных в западной части России, быстрыми и глубокими ударами мощных подвижных группировок севернее и южнее Припятских болот и, используя этот прорыв, уничтожить разобщенные группировки вражеских войск». При этом основные силы Советской армии предполагалось уничтожить западнее линии Днепр, Западная Двина, не допустив их отхода в глубь страны. В дальнейшем намечалось захватить Москву, Ленинград, Донбасс и выйти на линию Астрахань, Волга, Архангельск. В плане «Барбаросса» подробно излагались задачи групп армий и армий по времени и рубежам, порядок взаимодействия между ними, задачи ВВС и ВМФ.
Приведу некоторые рассуждения по поводу осуществления этого плана.
Начальник Генерального штаба сухопутных войск генерал Гальдер:
«Вся территория, на которой будут происходить операции, делится Припятскими болотами на северную и южную половины. В последней плохая сеть дорог. Наилучшие шоссейные и железные дороги находятся на линии Варшава — Москва. Поэтому в северной половине представляются более благоприятные условия для использования большого количества войск, нежели в южной. Кроме того, в группировке русских намечается значительное сосредоточение войск в направлении русско-германской демаркационной линии. Днепр и Западная Двина представляют собой самый восточный рубеж, на котором русские вынуждены будут дать сражение. Если же они будут отходить дальше, то они не смогут больше защитить свои промышленные районы. Вследствие этого наш замысел должен сводиться к тому, чтобы с помощью танковых клиньев не допустить создания русскими сплошного оборонительного фронта западнее этих двух рек».
Гитлер говорил о том же:
«Важнейшая цель — не допустить, чтобы русские отходили, сохраняя целостность фронта…»
В соответствии с планом «Барбаросса» к 22 июня 1941 года у границ СССР были сосредоточены 190 дивизий (в том числе 19 танковых и 14 моторизованных) Германии и ее союзников. Их поддерживали 4 воздушных флота, а также финская и румынская авиации. Войска, сосредоточенные для наступления, насчитывали 5,5 млн человек, около 4300 танков, свыше 47 тыс. полевых орудий и минометов, около 5000 боевых самолетов.
Группы армий развертывались: «Север» в составе 29 дивизий (все немецкие) — в полосе от Мемеля (Клайпеды) до Голдапа. Группой армий «Север» командовал генерал-фельдмаршал фон Лееб.
Группе армий «Север» противостоял наш Северо-Западный фронт, в который входила 28-я танковая дивизия полковника Черняховского.
Далее развернулась группа армий «Центр» под командованием генерал-фельдмаршала фон Бока в составе 50 дивизий и 2 бригад (все немецкие) — в полосе от Голдапа до Припятских болот. Группа армий «Юг» под командованием генерал-фельдмаршала Рундштедта в составе 57 дивизий и 13 бригад (в том числе 13 румынских дивизий, 9 румынских и 4 венгерские бригады) — в полосе от Припятских болот до Черного моря. В Финляндии и Норвегии сосредоточились немецкая армия «Норвегия» и 2 финские армии — всего 21 дивизия и 3 бригады, поддерживаемые 5-м воздушным флотом и финской авиацией. Им ставилась задача выйти к Мурманску и Ленинграду. В резерве ОКХ оставалось 24 дивизии.
22 июня в 3.15 ночи вся эта армада одновременно обрушилась на нашу страну.
Где был в это день Черняховский? Полковник Черняховский командовал 28-й танковой дивизией, которая входила в состав 12-го механизированного корпуса (командир генерал-майор Шестопалов) в Прибалтийском особом военном округе, которым командовал генерал-полковник Ф. И. Кузнецов.
Утверждение некоторых историков и журналистов о том, что нападение немцев для советского командования было полной неожиданностью, не соответствует действительности.
На территории западных приграничных округов было 170 дивизий, в том числе 103 стрелковые, 40 танковых, 20 моторизованных, 7 кавалерийских и 2 бригады общей численностью личного состава 2 243 890 человек, что составляло 1-й стратегический эшелон.
Как только поступили разведсведения о возможном нападении гитлеровцев, был создан второй стратегический эшелон из 7 армий. Порядок их сосредоточения был таков:
19А (11 дивизий) к 01–10.06.41 г. в районах Черкасс, Белой Церкви;
16А (12 дивизий) — к 01–10.06.41 г. в районе Шепетовки;
20А (7 дивизий) — к 24–28.06.41 г. в районе Великих Лук;
21А (13 дивизий) — к 17.06.41 г. в районе Гомеля;
22А, 28А — убывали в районы сосредоточения 23.06.41 г.
Кроме того, в резерве ВГК было 11 дивизий.
Всего на западном театре войны было сосредоточено 240 дивизий.
К этим подготовительным мероприятиям имел прямое отношение и Черняховский. 18 июня из штаба 12-го механизированного корпуса, в состав которого входила дивизия, поступил с нарочным пакет особой важности.
Командир корпуса генерал-майор Шестопалов приказал привести дивизию в боевую готовность и в 23.00 выступить с зимних квартир в новый район сосредоточения — Груджяй, Мешкуйчяй, Буйвони — в 15–20 километрах севернее города Шяуляй. За два ночных перехода перейти из Латвии в Литву, преодолев свыше 200 километров, 28-й мотострелковый полк дивизии под командованием подполковника Спиридона Николаевича Шеразедишвили оставался в Риге, в распоряжении штаба округа.
Командир информировал: к западу от Шяуляя сосредоточится 23-я танковая дивизия полковника Орленко, к востоку — 202-я мотострелковая полковника Горбачева (они также входили в состав 12-го механизированного корпуса). Перегруппировка проводится под видом учений.
Черняховский вызвал своих заместителей, ознакомил их с полученной задачей, посоветовался, как лучше организовать марш, и продиктовал свой приказ начальнику штаба подполковнику Маркелову:
— Части дивизии приводить в боевую готовность в соответствии с планом поднятия по боевой тревоге, но самой тревоги не объявлять. Всю работу провести быстро, без шума, без паники и болтливости, имея положенные нормы носимых и возимых запасов продовольствия, горюче-смазочных материалов, боеприпасов и остальных видов военно-технического обеспечения. С собой брать только необходимое для жизни и боя.
Далее он указал порядок следования частей в новый район сосредоточения.
Для контроля и оказания войскам практической помощи сам комдив выехал в головной 55-й танковый полк, которым командовал майор Сергей Федорович Онищук, замполит Шалаев — в 56-й танковый полк к майору Никифору Игнатьевичу Герко, начальник отдела политической пропаганды Третьяков — в гаубичный артиллерийский полк. К разведчикам, саперам, связистам направились командиры штаба и начальники служб. Начальник штаба подполковник Маркелов остался на месте, чтобы подготовить к ночному маршу органы управления.
Черняховский заехал на квартиру, взял свой походный чемоданчик с вещами, сказал жене:
— Уходим, Танечка, на учение.
Поцеловал 12-летнюю дочку Неонилу и 4-летнего сыночка Олега.
Совершить марш ночью, с потушенными фарами на двести километров танковой дивизии — дело очень сложное. Полковник Черняховский руководил маршем уверенно, опыт у него был немалый, еще когда полком командовал. И вообще, он был в расцвете сил, решительно не только действовал, но и высказывал свое мнение по различным военным вопросам.
Вот что вспоминает А. Л. Банквицер, прибывший в дивизию именно в день совершения марша:
«В жаркий июньский день я прибыл в 28-ю отдельную танковую дивизию. Командовал ею полковник Иван Данилович Черняховский. Дивизия находилась тогда на марше, и первое мое знакомство с командиром состоялось во время заправки боевых машин на опушке какого-то леса. В то время я еще числился в распоряжении политуправления фронта и в ожидании назначения использовался как внештатный инспектор. В этой роли во главе небольшой группы политработников, подобно мне находившихся в резерве, я и прибыл в дивизию Черняховского.
Наш первый разговор с Черняховским был непродолжителен и носил сугубо официальный характер. Возможно, сказалось различие возрастов (Ивану Даниловичу шел тогда только тридцать пятый год, а мне уже минуло пятьдесят) или, может быть, проявилось отрицательное отношение Черняховского к «гастролерам», которые, как он говорил, «приедут, нашумят, ничего толком не сделают, испортят крови с цистерну и уедут, чтобы через сутки забыть о существовании и вас, и вашей дивизии, и составляющих ее живых людей…» Однако через несколько дней после моего прибытия в соединение ледок, образовавшийся было между нами, растаял, а несколько позже мы даже крепко подружились».
Вот так, не любезничал с проверяющими молодой комдив. (После гибели под Шяуляем комиссара дивизии Шалаева Банквицер был назначен на его место.)
Командир корпуса, проверяя походные порядки, выявил и указал Черняховскому замечания:
— К ночным действиям части подготовлены недостаточно — растянуты колонны, дистанции не соблюдаются, дисциплина со светомаскировкой у некоторых водителей плохая. Управление подразделениями в полках нарушается.
Замечания Черняховский переживал сам, дал почувствовать это и тем, по чьей вине произошла оплошность. Сделал внушение майору Герко, но похвалил командира 55-го танкового полка майора Онищука, у которого марш был организован лучше, чем у других.
20 июня, к рассвету, части 28-й танковой дивизии сосредоточились в лесах к северу от Шяуляя, в 130 километрах от государственной границы с Восточной Пруссией. Приводили в порядок материальную часть, окапывали боевые и транспортные машины.
На следующий день Черняховский приказал приступить к плановым занятиям. В тихую, теплую ночь на 22 июня Черняховский, понимая, что дивизия сюда переведена не случайно, решил по своей инициативе провести рекогносцировку маршрута возможного движения к границе по шоссе Шяуляй — Тильзит. Проработав до полуночи, он вернулся в штаб дивизии, сказал адъютанту младшему лейтенанту Алексею Комарову:
— Посплю пару часов. Разбудить в семь.
Однако заснуть не успел, послышался грохот взрывов в стороне Шяуляя. Иван Данилович поспешил к радиостанции. Устойчивой связи со штабом корпуса установить не удалось — в эфире работало очень много немецких раций. Но все же услышал отрывочную информацию штаба корпуса:
— Противник перешел границу… Его мотоциклисты захватили Претингу. Танки противника движутся к Плунге и Таураге.
Черняховский привел все части в полную боевую готовность. Приказал выдать личному составу патроны на руки. Провести укладку боевого комплекта в машинах, получить боевое имущество и раздать личному составу. Пулеметы, пушки, винтовки и другое оружие прочистить и приготовить к бою. Довести до всех о нарушении противником государственной границы.
Сообщение газет 22 июня 1941 года:
— Решением Советского правительства преобразовать Прибалтийский особый военный округ в Северо-Западный фронт, Западный особый военный округ — в Западный фронт.
— Начались приграничные сражения советских войск в Прибалтике, Белоруссии и на Украине. Наиболее ожесточенные бои развернулись в районах, где противник наносил свои главные удары: юго-восточнее Тильзита, восточнее Сувалок, в районе Бреста и южнее Владимир-Волынского.
— В полосе Северо-Западного фронта против 20 советских дивизий противник бросил 25 дивизий групп армий «Север» и «Центр». Главная часть их, в том числе 6 танковых, наступали из района Тильзит — Инстербург на Даугавпилс (Двинск) и Ригу. Войска Северо-Западного фронта после упорных боев с войсками немецкой группы армий «Север», а также 3-й танковой группы и двух армейских корпусов 9-й армии группы армий «Центр» к исходу дня отошли от советской государственной границы на восток местами до 50 километров. Передовые части 4-й танковой группы противника выдвинулись на р. Дубисса (35 км северо-западнее Каунаса), а дивизии первого эшелона 3-й танковой группы захватили мосты у Алитуса и Меречи, переправились через р. Неман в 60 километрах южнее Каунаса.
— В полосе Западного фронта против 26 советских дивизий противник бросил 40 дивизий группы армий «Центр». Главная часть их, а также все 9 танковых и моторизованных дивизий, наступали со стороны Сувалкинского выступа на Вильнюс и Гродно и со стороны Бреста на Барановичи и Волковыск, охватывая и рассекая на части войска фронта.
Как выяснилось позже, против 125-й стрелковой дивизии, которая оборонялась на 40-километровом фронте, нанесла удар 4-я танковая группа немцев под командованием генерал-полковника фон Гёпнера. В первом эшелоне у нее были развернуты три танковые и две пехотные дивизии, во втором — три моторизованные дивизии.
Несмотря на столь неравное соотношение сил, советские войска смело вступили в бой и оказали противнику ожесточенное сопротивление.
Только после многочасового уличного боя, причинив врагу большой урон и потеряв значительное количество своего личного состава, 125-я дивизия вынуждена была оставить приграничный город Таураге. Немецкие танки устремились вдоль Шяуляйского шоссе на Скаудвиле, Расейняй.
В 14.00 22 июня командарм Собенников приказал нанести контрудар по противнику и восстановить утерянное положение.
12-й механизированный корпус генерала Шестопалова получил задачу во взаимодействии с 3-м механизированным корпусом и стрелковыми корпусами армий нанести удар: силами 23-й танковой дивизии на Плунге — немедленно; силами других соединений 23 июня в 4.00 с рубежа Варняй, Ужвентис (40–50 километров юго-западнее Шяуляя) на Таураге для полного уничтожения противника.
12-й механизированный корпус был разбросан на 90-километровом фронте и с утра 23 июня не смог нанести одновременного массированного удара всеми своими дивизиями.
28-я танковая дивизия Черняховского, совершив ночью 50-километровый марш, к 10 часам утра 23 июня вышла в исходный район для наступления восточнее Варняя и севернее Ужвентиса, но, оказавшись без горючего, до 15 часов бездействовала. Черняховский не находил себе места. Горючее обязан был подвести армейский автотранспорт, но он вместо потребных 16 автоцистерн доставил 16 бочек, которых хватило на заправку семи танков. А направленный в Ригу дивизионный автотранспорт, совершив в оба конца около 500 километров, возвратился лишь после полудня.
В воздухе господствовала вражеская авиация, она наносила бомбовые удары, расстреливала из пулеметов части дивизии.
В 14 часов Черняховского вызвал к себе на командный пункт командир корпуса. Генерал Шестопалов сказал:
— Двести вторая мотострелковая дивизия совместно с девятой артиллерийской противотанковой бригадой заняла оборону на южных подступах к Шяуляю с центром у Кёльме. По донесению полковника Горбачева, до батальона танков противника с мотопехотой заняли Кражяй и потеснили наши подразделения к северу. Имеются непроверенные сведения, что и в направлении Варняя, на стыке 10-го и 11-го корпусов, также прорвались фашистские танки. Вашей дивизии приказываю сначала уничтожить гитлеровцев в районе Кряжая, а после этого наносить удар на Пашиле, Калтиненай, Скаудвиле.
— А что делает теперь двадцать третья танковая? — спросил Черняховский.
— В тринадцать часов она выступила из района Плунге в направлении Лаукува, Скаудвиле. Постарайтесь сами выйти в связь с дерущимися впереди стрелковыми дивизиями и организовать с ними взаимодействие. О действиях соседнего 3-го механизированного корпуса в районе Расейняя никаких сведений нет.
Черняховский немедленно выслал в направлении Варняя и Кражая разведку и в 15 часов 23 июня приступил к выполнению боевой задачи.
На марше выяснилось, что ни в Варняе, ни в Кряжае противника нет. Дивизия продолжала движение на Калтиненай, Скаудвиле.
Предвидя встречный бой, Черняховский с группой офицеров штаба находился вместе с командиром 55-го авангардного полка.
При подходе к местечку Калтиненай головной отряд майора Попова подвергся артиллерийскому обстрелу. Населенный пункт только что заняли немцы. Оказалось, оборонявшиеся на этом рубеже подразделения 125-й стрелковой дивизии отошли в северо-восточном направлении на Кряжай.
Оценив обстановку, Черняховский принял смелое решение — развернуть авангардный 55-й танковый полк и с ходу выбить противника из Калтиненая. Предстояло боевое крещение всей дивизии, поэтому Черняховский не официальным приказным голосом, а растроганно, по-товарищески сказал Онищуку и Попову:
— Дорогие мои, на вас смотрит вся дивизия, покажите свое умение и силу!
— Постараемся, товарищ полковник. Не подведем! — дружно заверили командиры.
В 22.00 55-й танковый полк атаковал. Первая группа из 17 танков во главе с майором Поповым двигалась вдоль дороги на Калтиненай, обходя населенный пункт с востока. Вторая группа в составе 23 танков под командованием майора Онищука развернулась восточнее первой.
На ближних подступах к Калтиненаю группа майора Попова попала под организованный противотанковый огонь. Стремительным броском вперед Попов расстрелял в упор и раздавил гусеницами своего танка несколько вражеских орудий и до взвода пехоты.
Бесстрашно атаковали и другие командиры машин и механики-водители. Группа Попова в этом скоротечном бою уничтожила до двух рот пехоты, около десятка орудий и отбросила врага к югу. Но силы были неравные. Фашисты занимали населенный пункт и прилегающий к нему лес, находились в укрытии и поражали огнем из засад.
Один за другим выходили из строя наши танки. Загорелся, замер на месте и танк майора Попова. Погибли механик-водитель и башенный стрелок. Борис Петрович был ранен. Напрягая последние силы, он продолжал разить врага и метким огнем уничтожил еще одно противотанковое орудие. И только когда танк был полностью объят пламенем, майор оставил свою боевую машину. Но, как только он выпрыгнул из люка, его сразила фашистская пуля.
Из всей группы майора Попова возвратились на сборный пункт только четыре танка.
Атака группы майора Онищука развивалась успешнее. Танкисты овладели дорогой Калтиненай — Расейняй, уничтожили до роты мотоциклистов и рассеяли по лесам вражескую пехоту. По выполнении задачи танки возвратились в район сбора без потерь.
Первая стычка с врагом обошлась дорого — были потеряны 13 боевых машин и свыше 20 танкистов. Иван Данилович особенно переживал гибель любимца полка и дивизии майора Попова. Он совершил настоящий подвиг. Черняховский в ту же ночь представил Попова к высшей награде. Борису Петровичу Попову 25 июля 1941 года было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
После первого боя под покровом ночи Черняховский отвел авангардный полк назад и сосредоточил дивизию в лесу в районе Каркленая. Требовалось установить связь со старшим начальником и соседями, пополниться горючим, боеприпасами.
В газетах за 23 июня 1941 года сообщалось (Совинформбюро еще не было создано):
«Войска Северо-Западного фронта в течение дня вели тяжелые оборонительные бои. Соединения 12-го и 3-го механизированных корпусов 8-й армии (командующий армией — генерал-майор П. П. Собенников) нанесли контрудары по врагу в районе Плунге и Расейняй. 202-я мотострелковая дивизия и 9-я армейская пушечная бригада отражали атаки танковых группировок противника на шауляйском направлении. Противнику удалось прорваться к Лиепае (Либава) и Приекули, овладеть Каунасом. Его воздушные десанты были выброшены в районах Риги, Лиепаи, Шяуляя, Вильнюса».
Черняховский решил занять круговую оборону. Дивизия опять оказалась без горючего. Во все высшие инстанции летели тревожные радиограммы: «Шлите горючее!»
Над лесом, где укрылась дивизия, висела двухфюзеляжная «рама» — немецкий разведчик. Плохой признак — жди теперь бомбардировщиков. Нервы Ивана Даниловича напряжены до предела, ждал с минуту на минуту сильной бомбежки, а горючего, чтобы избежать ее, уйти из этого района, все нет. Лишь вечером с 19 часов стали подходить бензовозы, а в 22 часа Иван Данилович прибыл к генералу Шестопалову, чтобы лично доложить о готовности дивизии.
Командир корпуса был раздражен неудачами и неопределенностью своего положения.
23-я дивизия полковника Орленко с трудом сдерживала наступление пехоты и танков противника на Лаукуву. К исходу дня, потеряв свыше половины своих танков и израсходовав горючее, дивизия отошла к северу и сосредоточилась в лесу у местечка Варняй.
202-я мотострелковая дивизия полковника Горбачева распоряжением командарма Собенникова была переподчинена командиру 11-го стрелкового корпуса и вела оборонительные бои на подступах к Шауляю.
28-я танковая дивизия Черняховского весь день простояла без горючего. Генерал Шестопалов иронически сказал:
— Ни воевать, ни управлять мне нечем. Сдерживайте врага самостоятельно, с тем, что у вас осталось. Но биться до последнего вздоха!
Может быть, в эти трагические первые дни войны родилась формула: «Стоять насмерть!» Черняховский понимал: в этих очень невыгодных для нас условиях надо сдерживать, изматывать и обескровливать врага.
25 июня в 5 часов утра части 28-й танковой дивизии начали вытягиваться из района сосредоточения в южном направлении. В авангард Черняховский послал получивший уже первый боевой опыт 55-й танковый полк майора Онищука. Вместе с командиром полка и сам впереди, чтобы вовремя реагировать на все неожиданности.
И этот день обещал быть знойным. При подходе к местечку Пашиле начальник разведки доложил комдиву, что с юга через Пашиле навстречу нашим войскам движется немецкая мотоколонна. Иван Данилович тут же скомандовал:
— Онищук, быстро развернись, упреди противника, атакуй его, пока он в колонне!
Быстро развернув полк, Онищук тридцатью танками атаковал колонну противника. Черняховский видел, как танковая рота лейтенанта Литвиненко с ходу уничтожила восемь автомашин с пехотой, расстреляла в упор и раздавила гусеницами два противотанковых орудия. На нее обрушился мощный шквал артиллерийского огня, один за другим выбывали из строя легкие танки. Лишившись боевых машин, танкисты продолжали сражаться в пешем строю.
Против полка Онищука немцы развернули подошедшую из глубины новую колонну из танков, мотопехоты.
Черняховский для наращивания удара ввел в бой 56-й танковый полк майора Герко. Головной танковый батальон капитана Алексеева, сметая на своем пути не успевшую развернуться пехоту, расстреливая и давя гусеницами вражеских мотоциклистов, быстро преодолел открытое поле, ворвался в примыкавший к полю лес. Там размещался немецкий штаб. Водитель сержант Кириллов прибавил скорость, со всего маху врезался в дом и развалил его.
Черняховский внимательно следил за ходом боя из своего командирского танка, командовал:
— Онищук, не зарывайся вперед. Слева от тебя вражеские танки, не подставляй им борта. Дави пехоту, по танкам я сам дам огоньку.
И тут же давал указание артиллеристам. А бой все разгорался. Уже горят танки Алексеева. Черняховский вызывает по радио командира 56-го полка:
— Герко! Помоги Алексееву!
И тут же видит: помогать надо уже не Алексееву, а самому командиру полка — его танк подбит. Прикрыв своей броней вспыхнувший танк командира полка, капитан Алексеев помог майору Герко выбраться из горящей машины и пересесть в другой танк.
А тем временем донесся до Черняховского знакомый голос:
— Ранен! Горю!
Его обошли немецкие танки, отрезали пути отхода и подожгли его танк. «Спасти! Спасти во что бы то ни стало!» — мелькнула мысль у Черняховского, и он кричит водителю:
— Вперед!
Командирский танк понесся по ржаному полю.
— Онищук, держись!
В наушниках переплетались десятки команд и распоряжений, но знакомый голос Онищука больше не появлялся. Дымились подбитые наши танки. Из леса била противотанковая артиллерия. Около танка Черняховского рвались снаряды. Недолет, перелет, вправо, влево.
— Выходи из-под огня! — приказал комдив механику-водителю. И все же опоздал!
Подбитый на окраине Пашиле танк Онищука окружили фашисты, предложили сдаться. В ответ через приоткрывшийся люк полетели гранаты, а затем из объятой пламенем машины послышался «Интернационал». Советские танкисты позорному плену предпочли смерть.
Нанеся врагу большой урон и потеряв значительное количество своих танков, части дивизии отошли в лес северо-восточнее Пашиле. Здесь сосредоточились штаб дивизии, отдельный разведывательный батальон, артиллерийский полк, остатки 55-го и 56-го танковых полков — всего около 30 боевых машин — и уцелевшие экипажи подбитых и сгоревших танков.
С ночи 22 июня и до ночи 26 июня Черняховский, как видно из предыдущего хода боев, не спал. Собрав дивизию, Иван Данилович намеревался хоть на несколько часов заснуть. Но разведчики, высланные начальником штаба, доложили:
— Обтекая оголившиеся фланги дивизии, противник перекрыл все пути отхода.
Не до сна в такой ситуации, надо вырываться, пока противник не закрепил кольцо наглухо! Черняховский принял решение — прорвать сжимавшееся кольцо и выйти из окружения в северном направлении. В голову колонны комдив выделил семь наиболее боеспособных танковых экипажей 55-го танкового полка. Прикрывал выход отдельный разведывательный батальон майора К. В. Швейкина.
В 16.00 коротким ударом фронт противника был разорван, и дивизия к вечеру сосредоточилась в лесах восточнее местечка Ужвентис.
Не у всех так удачно завершился бой в этот день. Вот что происходило у соседа Черняховского во 2-й танковой дивизии (цитирую из книги П. Г. Кузнецова):
«…тяжелая катастрофа постигла 2-ю танковую дивизию, которой командовал генерал-майор Егор Николаевич Солянкин. Вначале ее действия в направлении Скаудвиле развивались успешно. В районе Расейняя она уничтожила до 40 танков и 40 орудий 6-й немецкой танковой дивизии, а затем так же, как и 28-я танковая, оказалась без горючего. Подвижные войска противника обошли ее с флангов.
Будучи уже в окружении, расстреляв боеприпасы и израсходовав последнее горючее, генерал Солянкин приказал взорвать оставшиеся танки, чтобы они не достались врагу. Сам он, самоотверженно сражаясь, погиб на поле боя, а остатки дивизии, прорвав кольцо окружения, отошли в северном направлении вместе с частями 11-го стрелкового корпуса».
Вечером 25 июня Черняховский получил приказ на отход:
— Дивизии совершить марш по маршруту Куршенай, Груджай и к 22 часам 26 июня сосредоточиться в лесах южнее Груджая (15–20 километров севернее Шяуляя).
Выйти в свой район к указанному времени дивизии не удалось. Авиация противника была полной хозяйкой в небе. Части дивизии почти непрерывно подвергались бомбежкам, несли потери.
В ночь на 27 июня на командный пункт комдива прибыл генерал Шестопалов. Он сообщил общую обстановку на шауляйском направлении и поставил новую задачу Черняховскому:
— Наша 8-я армия с боями отходит на рубеж Западной Двины (Даугавы). 23-я танковая дивизия прикрывает отход 10-го стрелкового корпуса в направлении Риги, а 202-я мотострелковая — 11-го стрелкового корпуса восточнее Шяуляя. Вашей 28-й танковой дивизии приказываю занять оборону по южному берегу реки Муша с задачей прикрыть переправы через реку и задержать продвижение противника на Ионишкис и Пашвитинис.
К полудню 27 июня дивизия вышла к реке. Перед Черняховским встала почти невыполнимая проблема, как закрыть врагу пути к переправам и выиграть необходимое время для отходивших войск. У него осталось 30 танков четыре батареи полевых гаубиц, около сотни спешенных танкистов, немного разведчиков, саперов, связистов. Вот и все реальные силы. А ширина порученной оборонительной полосы дивизии более 10 километров! Но закон войны гласит — приказы не обсуждаются, а выполняются!
Черняховский собрал боевых соратников.
— Обстановку напоминать вам нечего, вы и сами хорошо ее знаете, — сказал Иван Данилович. — Давайте подумаем, посоветуемся, как лучше выполнить предстоящую задачу.
Все командиры измучены до предела, как и остатки их частей, это особенно хорошо понимал батальонный комиссар Шалаев. Он высказал свое мнение первым:
— Большие потери в людях и наш отход породили у слабых духом уныние, — сказал он. — Как ни печально, но это факт. Мы потеряли много опытных, стойких и преданных командиров, политработников, рядовых бойцов — членов партии. Наша опора в войсках сузилась. Теперь на ответственных участках нам придется быть самим и воодушевлять людей личным примером.
Подполковник Маркелов предложил: силы дивизии не распылять, прикрыть только важные дороги к переправам, а на северном берегу реки Муша иметь в руках комдива маневренный резерв, которым сбивать противника там, где ему удастся переправиться. Предложение начальника штаба поддержали и другие участники совещания. Оно и легло в основу решения Черняховского. Вступил в силу еще один закон войны: при выработке решения можно вносить предложения, но, выслушав всех, командир говорит: «Я решил». И с этой минуты все, что он скажет — это приказ, и он не подлежит ни обсуждению, ни изменению.
Для обороны через реку Муша была выделена специальная группа в составе двух-трех танков и одного-двух отделений спешенных танкистов с пулеметами, снятыми с выбывших из строя боевых машин.
Действия групп на самых опасных направлениях возглавили батальонный комиссар Шалаев и подполковник Маркелов, на второстепенных — начальник штаба разведывательного батальона старший лейтенант Иванов, два командира рот и их замполиты.
Для прикрытия правого фланга дивизии Черняховский выслал разведывательный отряд из семи танков во главе с майором Швейкиным. На северном берегу реки Муша занял боевые позиции гаубичный артполк и расположился подвижный танковый резерв под командованием майора Герко.
К вечеру 27 июня подразделения дивизии, прикрывавшие переправы, были атакованы крупными силами мотопехоты и танков противника. Одновременно немцы развернули наступление и в обход правого фланга по северному берегу реки Муша.
Обходный маневр врагу преградил майор Швейкин со своими семью танками. Он смело атаковал гитлеровцев, уничтожил три самоходки и до взвода пехоты. Но потерял три танка. И вот подбит и загорелся четвертый танк. А вскоре вспыхнул пламенем и танк мужественного командира разведывательного батальона Константина Васильевича Швейкина. Он был тяжело ранен, но чудом выжил и после лечения в госпитале командовал полком.
Неравный напряженный бой на южном берегу реки Муша длился два часа. Удерживая переправы, танкисты Черняховского бились до последнего. Лишь одиночным танкам и их экипажам удалось к 19 часам отойти на северный берег реки и сосредоточиться на сборном пункте.
Ни батальонный комиссар Валерий Антонович Шалаев, ни подполковник Петр Иванович Маркелов и никто из других командиров танковых групп на сборный пункт не вышел.
Долго поджидал Иван Данилович своих друзей и верных помощников, но так и не дождался. Поздно вечером дошла еще одна скорбная весть — разгромлен командный пункт 12-го механизированного корпуса. В жестокой схватке с врагом погибли командир корпуса Николай Михайлович Шестопалов, его заместитель по политчасти бригадный комиссар Лебедев, начальник штаба полковник Калиниченко и другие командиры штаба и политработники.
После передряг, постигших дивизию и его лично, можно сломиться не только физически, но и духовно. Однако очень крепкой закалки был полковник Черняховский, он ни на минуту не расслаблялся и в подчиненных поддерживал стойкость и уверенность — все еще наладится, и мы погоним врага вспять.
27 июня, утром прибыл нарочный из штаба 8-й армии с приказом:
— 28-й танковой дивизии сосредоточиться в районе станции Кегумс и перейти к обороне по северному берегу реки Западная Двина.
К исходу 28 июня дивизия вышла в указанный ей район на северном берегу Западной Двины. У Черняховского имелось 22 танка, и почти половина из них технически неисправных, пригодных лишь к использованию в качестве неподвижных огневых точек.
В дивизию возвратился 28-й мотострелковый полк подполковника Шеразедишвили. Оказалось, что и этот полк принял уже боевое крещение. Командование фронта направило его из Риги на Балтийское побережье для борьбы с вражескими десантами, а затем перебросило на помощь защитникам города и военно-морской базы Лиепая.
Пробиться к осажденному приморскому городу не удалось. Встретившись с превосходящими силами гитлеровцев, полк вынужден был ввязаться в длительный кровопролитный бой. Оторваться от врага и выйти на северный берег Западной Двины пришлось со значительными потерями.
Черняховский расположил в обороне все три полка в линию, на флангах — танковые, в центре — мотострелковый. Дивизией, как видим, 28-я танковая числилась на картах в вышестоящих штабах и получала задачи, как полагалось дивизии. В действительности она эти задачи выполняла только благодаря мужеству танкистов и их несгибаемого командира полковника Черняховского. Вот за сорок часов обороны все попытки противника переправиться на северный берег реки на участке дивизии были отбиты.
В сводке Информбюро, отражающей боевые действия на всех фронтах, были отмечены особенно успешные бои 28-й танковой дивизии (без указания фамилии ее командира Черняховского):
«Войска Северо-Западного фронта отбивали яростные атаки противника на рубеже р. Западная Двина в районе Рига, Крустпилс, а также на подступах к Резекне и на идрицком направлении.
Противнику удалось овладеть Ригой и прорвать оборону в направлении Мадона.
202-я мотострелковая дивизия вела тяжелые бои за Крустпилс. 28-я танковая дивизия в течение дня отбила восемь попыток противника переправиться через Западную Двину у Плявинаса».
Выше я познакомил читателей с некоторыми «железными законами войны». А теперь познакомьтесь с казусами, тоже нередко случающимися на войне. По непонятным для Черняховского причинам с утра 1 июля войска 8-й армии начали отход на север. Во второй половине дня оставил свою полосу обороны и 12-й механизированный корпус, получивший задачу сосредоточиться в районе Мадоны. 28-я танковая дивизия, прикрывшись заставами, отходила тремя колоннами.
И вдруг ночью был получен новый приказ о прекращении отхода и восстановления оставленного днем положения! Распоряжением штаба корпуса Черняховскому приказывалось 2 июля к 8 часам утра возвратиться на прежний участок обороны.
За преждевременное оставление рубежа Западной Двины был снят с должности командующий Северо-Западным фронтом генерал-полковник Кузнецов. Новым командующим назначен генерал-майор П. П. Собенников, членом Военного совета — корпусной комиссар В. Н. Богаткин, начальником штаба — прибывший из Москвы генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин.
Противник не замедлил использовать промахи советского командования. С утра 2 июля главные силы 4-й танковой группы перешли с плацдармов у Даугавпилса и Крустпилса в решительное наступление. Действовавший на оголившемся стыке наших 8-й и 27-й армий и никем не сдерживаемый, 41-й механизированный корпус немцев продвинулся за день на 50 километров и к ночи овладел очень важным узлом дорог — городом Мадона.
4 июля дивизия Черняховского в составе 12-го корпуса наносила контрудар по прорвавшемуся в район Мадоны противнику, но безуспешно. 12-й механизированный корпус был выведен в резерв фронта. Через два дня Черняховский, передав в другие соединения свой мотострелковый полк, артиллерию и наличные танки, начал погрузку остальных частей дивизии на железнодорожный транспорт для отправки во фронтовой тыл на переформирование. Местом переформирования были указаны леса в 30 километрах восточнее Новгорода, куда и перевез Черняховский по железной дороге остатки своей дивизии. Штаб дивизии разместили в деревне Красные Станки. Здесь предстояло получить пополнение и танковую технику.
В первую очередь Черняховский решил разобраться с расстановкой командиров, чтобы вместе с ними осуществлять сложные и сетные организационные дела.
На должности назначал проверенных в бою, несмотря на их несоответствия по званиям. Не правая рука, а настоящий мозг дивизии — начальник штаба. По штату должность полковничья. Но Иван Данилович добился утверждения «наверху» на этот пост капитана Андрея Никитича Пашкова такими аргументами:
— Капитан Пашков был у нас начальником оперативного отделения. После гибели подполковника Маркелова Пашков исполняет его обязанности. По сути дела, он уже начальник штаба. Очень энергичный, знающий командир — окончил академию Фрунзе.
— Но все же капитан, — пытались возражать кадровики.
— Дело не в звании, фактически он уже начальник штаба, работает в этой должности со дня гибели подполковника Маркелова. И прекрасно справляется со своими обязанностями. Мне другого энша не нужно.
— Ну, хорошо. А командиром мотоциклетного батальона кого предлагаете?
Черняховский твердо сказал:
— Капитана Котова Ивана Ивановича.
— Опять по званию не проходит. Это же самостоятельная часть — отдельный мотоциклетный батальон, на него командиром положен подполковник, а вы капитана предлагаете.
— Я был с Котовым в боях, знаю его как командира исключительной храбрости.
— Ну, ладно. А на 55-й полк мы вам пришлем подполковника Дурнева Сергея Алексеевича.
Черняховский пошутил:
— Пусть будет по-вашему, лишь бы он своей фамилии не соответствовал.
— Хороший боевой командир.
— А на 56-м полку я оставляю прежнего его командира — майора Герко и пора бы ему присвоить звание подполковника. А где застряли мои представления на награды командирам за прошлые бои?
— Ходят по инстанциям, ждите, скоро придет результат.
И точно — через несколько дней в «Правде» в списке награжденный Указом Верховного Совета СССР обнаружили своих награжденных однополчан: орденом Красного Знамени майора Н. И. Герко, майора С. Ф. Онищука, лейтенантов В. Г. Бердникова и Н. Д. Литвиненко, младшего сержанта В. И. Карло.
И радостно, и грустно: четверо из этого списка уже погибли в боях.
В эти дни Иван Данилович разыскал семью, о которой ничего не знал с того дня, как убыл на учения 19 июня. По слухам от однополчан узнал, что их семьи из Риги эвакуировали куда-то в Горьковскую область. Послал искать своего верного адъютанта Алешу Комарова. Тот вернулся с радостной вестью:
— Нашел! Анастасия Григорьевна, Онила и Олег поселены в городке Семенов. Обуты, одеты, крыша над головой (и «обрадовал»), все остальное имущество осталось в Риге.
— Ну, слава Богу, — легко вздохнув, сказал Иван Данилович. — Спасибо, Алеша, удружил!
Дивизия постепенно набирала силы — прибывали танки, машины, люди.
Но в эти, вроде бы спокойные, дни накатила на полковника Черняховского и черная туча. Придется посвятить этому целую главу.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.