ПИТОМЕЦ НАВИГАЦКОЙ ШКОЛЫ
ПИТОМЕЦ НАВИГАЦКОЙ ШКОЛЫ
В первопрестольной открывали первую навигацкую школу; открывали шумно — с пушечной пальбой и взрывами петард. Со всей России свозили в ту школу недорослей дворянских, тащили силком, ибо те от ученья морского в бега кидались. Среди привезённых был и Федя Соймонов — сын помершего стольника Ивана.
Учили в навигацкой школе с тщанием. За дурь и нерадивость лупили нещадно. Арифметик — известный Леонтий Магницкий — охаживал при случае нерадивых от всей души линейкой грушевой. А уж сам господин директор Форвартсон и за уши драл, и в тёмную сажал на хлеб и воду.
Когда цифирь, астрономию да сферику закончили, принялись журналы шканечные писать да учиться курс судов прокладывать. Когда же и этому выучились, то приехал царь Пётр. Сдвинувши брови и глядя грозно, начал царь чинить опрос. За хороший ответ в губы целовал, за плохой — палкой лупил. Кто умён, того налево от себя ставил, в Голландию ехать, кто дурак, но здоров, того направо — в преображенцы, ну а кто и хил, и без ума — того Пётр ставил позади. Этих предстояло отправлять в Ревель, учить языку немецкому. Проведя опрос, Пётр оставил подле себя тех, кому предстоял путь в неблизкую Голландию.
— Отныне вы не школяры, а господа навигаторы! — объявил он им.
По весне получил Федя Соймонов с товарищами по сотне рублей на прокорм да заграничный паспорт, скреплённый гербовой печатью. Прибыли они в город Архангельский, погрузились там на судно купеческое, и поплыли в Голландию, землю им неведомую.
Страна каналов, мельниц и тюльпанов прибывших ошеломила. Вдоль берега — города богатые, верфи да порты, по каналам лодки снуют, а в море суда бесчисленные на волнах качаются. Одно слово: сказка!
На амстердамской верфи, куда прибыли российские волонтёры, каждому навигатору выдали по робе парусиновой да топору острому. И за работу! Рядом с Соймоновым его приятель — Васька Головнин. Когда дело плотницкое освоили, пошли стропы вязать. К тому времени и деньги вышли. В России по причине войны со шведами о них, поди, и совсем забыли. Как жить далее — каждый решал сам. Одни с кружкой на паперти сели, иные взялись за кистени. Фёдор с Василием решили на моря подаваться. Нанялись матросами за еду и платье. Судно — развалюха, команда — сброд, а шкипер — законченный пьяница. Побывали и в Лиссабоне, и на реке Темзе. Шкипер, трезвости их дивясь, скоро им и штурвал доверил, и лоты метать позволил. На судах жизнь тоже не малина, а потому пили сыны дворянские воду тухлую да жарили рыбку, какую удавалось словить. Но разве это беда, когда над головами навигаторов гудели ветром наполненные паруса, а впереди манил неведомый горизонт!
В штормах и походах пролетели два лихих года. Вчерашние школяры-навигаторы стали теперь просолёнными матросами, которым сам чёрт не брат. А когда в очередной раз их битый шквалами бриг завернул в Амстердам, там бравых мореходов уже ждал указ о возвращении на родину.
1715 год Фёдор Соймонов встречал уже дома. Едва вернулся, пришлось заниматься делами наследными: помер его дядюшка Семён Кондратьевич. Пока Соймонов с хозяйством разбирался, подошло время баллотироваться на чин мичманский. Председательствовать же на комиссию, к всеобщему ужасу, пришёл сам царь. Спрашивал Пётр как всегда строго, и из сорока восьми кандидатов на чин сдали лишь семнадцать. Первым из них по ответам был Фёдор. Уж какие ему вопросы каверзные царь ни задавал, а на все ответы получил.
— Хорош, ой хорош мичман будет! — улыбался Пётр. — А плавать тебе отныне на «Ингерманланде» — флагмане моём!
Друзья, после экзаменации руку Соймонову пожимая, и не знали, как быть: то ли поздравлять его, то ли жалеть.
Головнин, друг сердешный, лишь головой качал:
— Ой, Федька, тут уж не зевай! Враз тебя царь в солдаты сдаст!
— Ничего! — храбрился новоиспечённый мичман. — Сдюжим!
Ингерманландский капитан Гослер был молчалив и хмур, щуря глаза, беспрерывно пыхтел трубкой.
— Ви ест официрен маленький! — сказал он Соймонову при встрече. — А я любит болшой арбайтен!
На том наставление и закончилось.
Три кампании отплавал на «Ингерманланде» Фёдор Соймонов. Многому научил его старый голландец. Ах, как нёсся в облаках парусов их красавец корабль, и не было ему равных в ходкости среди всего российского флота, как дерзко кренил капитан Гослер корабль на разворотах!
Юному мичману пришлось показать себя в делах ратных. В кампанию семнадцатого года с лейтенантом Янсеном на двух ботах с гренадерским десантом высаживались на остров Гогланд. Вначале, постреляв, отогнали шведов от берега, потом пожгли армейские магазины, вывели из строя захваченные пушки и вернулись обратно.
Последнюю кампанию на «Ингерманланде» Соймонов проделал уже под началом нового капитана ван Вердена. Зимой 1719 года, когда вмёрзший в кронштадтский лёд корабль стоял в порту, ван Вердена и Фёдора вызвал к себе царь. Пётр был чем-то озабочен, а потому разговор его был краток:
— Следовать вам обоим в Астрахань и описывать западные берега каспийские!
Откуда ж было знать мичману Соймонову, что, видя скорый исход войны со шведами, Пётр уже приступал к подготовке будущего похода вдоль Каспийского моря, на Гилянь.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.